Рок-звезда Истон Биби

33

Август 2000

– Боже мой! Ганс! Ты только посмотри, как круто!

Ганс зашел за мной, неся в руках стопку тяжелых коробок. Придерживая верхнюю подбородком, он улыбнулся.

– Ну, лестница.

– Ну да! Ты открываешь дверь и думаешь, что входишь в квартиру, а там – лестница!

Не переставая возбужденно хихикать, я привстала на цыпочки и придержала дверь, чтобы Ганс прошел. Едва он переступил порог, я скользнула мимо него, взлетела по покрытой ковром лестнице и ахнула, когда она привела меня в самую прелестную квартирку, которую только можно снять за шесть сотен в месяц. Лестница вела в гостиную, которая переходила в кухню и небольшую зону столовой. В дальней стене был кирпичный камин, а две стеклянные скользящие двери вели на балкон. Слева от лестницы был небольшой коридорчик, ведущий в спальню, ванную и кладовку.

Это было похоже на квартиру Джейсона, только в два раза меньше и безо всяких наворотов.

Это было прекрасно.

Я носилась по восьмидесятиметровой квартирке, как обкуренная блоха, распахивая все дверцы, вереща от восторга при виде настоящей гардеробной и ахая над начинкой крошечной кухоньки. Наконец я повернулась к Гансу, который так и стоял посреди пустой гостиной, глядя на меня с милой улыбкой на своем прекрасном лице.

Подлетев к нему, я кинулась в его объятия. Покрывая его лицо поцелуями, я закричала:

– Да! Мы это сделали! На хрен, сделали! Ты только посмотри! Не могу поверить, что я тут живу! Что мы тут живем! Ганс, мы правда тут живем!

Хохотнув, Ганс уткнулся лицом мне в плечо.

– Ну да, блин, живем.

Он отпустил меня, и я помчалась открывать стеклянную дверь.

– Ты только погляди на этот вид!

Мы были всего лишь на втором этаже, но наш балкон выходил на лес позади жилого комплекса, а не на парковку и другие здания, как у Джейсона.

Я знала, что это не слишком разумно – снимать квартиру в том же квартале, что мой тайный приятель, но мне было спокойнее знать, что неподалеку живут знакомые. Ну, в смысле, мало ли что может случиться, пока Ганса не будет? А вдруг мне что-нибудь понадобится, типа развлечений, внимания или спиртного? Я теперь взрослая молодая женщина. Я должна заботиться о себе.

Ганс вышел за мной на балкон и снова обнял меня.

– Мне очень нравится.

– А мне нравишься ты, – пропела я в ответ.

– Интересно, сколько мы тут проживем? – сказал Ганс, кладя подбородок мне на макушку. – Ты когда-нибудь думала об этом? Где только ни придется пожить за всю жизнь. Как все это будет? И где?

– Вообще-то нет. Я всегда думала, что так и останусь в Атланте. Мне здесь нравится.

– Без шансов, – сказал Ганс, отпуская меня, чтобы вытащить из кармана сигареты. – Мы будем жить повсюду.

Я обернулась к нему, и он протянул мне сигарету, возбужденно блестя глазами.

– Может, мы даже переедем в Нью-Йорк. Если «Violent Violet» договорятся с нужным продюсером нашего следующего альбома.

– Что? Правда?

– Возможно, – ухмыльнулся Ганс, прикуривая свисающую у меня изо рта сигарету.

Затягиваясь, я попыталась сформулировать какой-то ответ, который был бы лучше, чем просто завизжать: «Да ни хера я не собираюсь переезжать в этот ваш сраный Нью-Йорк», – как мне хотелось больше всего.

– Знаешь, милый, это очень здорово, – я снова затянулась, – но я сейчас подаю документы на продолжение учебы. Ты же знаешь, я старалась закончить бакалавриат досрочно, а все программы магистратуры, на которые я подаю, тут, в Джорджии.

Ганс стряхнул пепел через перила.

– Ну, ты переведешься. В Нью-Йорке отличные университеты. А у тебя все равно отличные отметки. Так что тебя обязательно примут.

– Но… Там слишком холодно.

– А мы купим тебе крутую шубу.

– Но… А что насчет твоей учебы?

Пожав плечами, Ганс выпустил в сторону струю дыма.

– А я возьму академку, или что у них там. Это неважно. Очень просто.

«А как насчет моих родителей? Я не хочу уезжать от них далеко».

«И в Нью-Йорке нет деревьев. А я люблю деревья».

«А если у нас будут дети? Кто мне поможет, если тебя никогда нет дома».

«И… Мы же только что переехали сюда».

– Эй! – Ганс приподнял мой подбородок, улыбаясь мне обожаемой улыбкой с ямочками. – Все будет отлично.

– Обещаешь?

– Неважно, где мы будем жить. Я могу жить с тобой в коробке под Бруклинским мостом и быть самым счастливым на свете.

Я растеклась в лужу сладких слюней прямо там, на балконе. Ганс был прав. Теперь мой дом – он. Неважно, куда нам придется поехать. Если у него есть мечта, я буду поддерживать его. Даже если ради этого придется перебраться в бетонные джунгли Нью-Йорка.

– Ты прав, – вздохнула я. – Я уже однажды жила с тобой, и мне пришлось от этого отказаться. Не думаю, что смогу пережить это еще раз.

Ганс просиял.

– Я точно не смогу. Это было ужасно.

– Да? – рассмеялась я, туша сигарету о перила и выкидывая ее с балкона. – Я очень рада… – тут Ганс подхватил меня на руки, и я заверещала: – Что ты делаешь?

– То, что должен был сделать там, внизу. Я переношу тебя через порог.

Ганс раздвинул дверь и внес меня внутрь. Я радостно хихикала.

– Добро пожаловать домой, детка, – сказал он, осторожно сажая меня на кухонную стойку.

– Добро пожаловать, – ответила я, обхватывая его ногами вокруг талии. – А знаешь, – я скользнула рукой к нему под майку, – мы никогда еще не занимались сексом на кухне.

Ганс ухмыльнулся, сжал мои бедра и прижался своим тут же восставшим членом ко шву моих коротко обрезанных джинсовых шорт.

– И на посудомойке тоже.

– Или у камина, – подхватила я, стягивая черную ткань с его мощных мышц.

– Или на лестнице, – добавил Ганс, срывая майку через голову.

– Или в гардеробной, – хихикнула я, поднимая руки, чтобы он снял кофточку и с меня.

– Думаешь, мы должны прямо сейчас все это исправить? – улыбнулся он, шевельнув бровью.

Я расстегнула лифчик и кинула его в кучу одежды на полу.

– Что же мы будем делать, когда все места закончатся?

Ганс расстегнул ремень, и я залилась слюной в предвкушении.

– Нам просто придется переехать.

И-и-и-и-и-и… Все слюни у меня во рту тут же пересохли.

34

Октябрь 2000

– Значит, мы болеем за тех парней в черном. Поняла, – я тихонько вытащила из кармана телефон и в третий раз за час взглянула на экран. От Ганса так ничего и нету.

– А как они называются?

Засунув телефон обратно, я сделала Кену большие глаза.

– «Фальконы».

– А кто у них нападающий?

Я указала на большой телеэкран перед нами.

– Вон тот, в тесных штанах, который бьет головой в жопу другого парня.

Наклонив голову набок, Кен приподнял брови.

– А звать его как?

– Э-э-э… Крис?

– А фамилия?

Я огляделась вокруг, надеясь отыскать подсказку где-нибудь в негусто обставленной холостяцкой пещере Джейсона. Когда я уже собиралась сдаться, вошел Аллен в черной майке «Фальконов», на которой большими красными буквами был написан ответ на вопрос Кена.

– Чандлер! – заорала я. – Крис Чандлер. Двенадцатый номер. Бум! – постучав себя по виску указательным пальцем, я послала Кену торжествующую улыбку. – У меня все тут.

Кен посмотрел через плечо на Аллена и рассмеялся.

– Правда?

– Слушай, чувак, – я потянулась и для вида хрустнула костяшками. – Вся эта учеба меня утомила. Мне нужен перекур. Хочешь со мной?

Я не рассчитывала всерьез, что этот любитель витаминных напитков в спортивном костюме и впрямь пойдет со мной на балкон, чтобы я дышала ему сигаретным дымом в лицо, поэтому очень удивилась, когда он поднялся со словами:

– Конечно.

Но я не была против. Кен оказался умным, с ним было приятно болтать, и он не приставал ко мне, как остальные парни у Джейсона. Братья Александер неделю назад чуть не трахнули меня, зажав у стенки.

Оба одновременно.

Кен открыл дверь, и мне в лицо ударил холодный ночной воздух. Я накинула на голову капюшон своей «Фантомной» толстовки и плотно затянула шнурки. Погода была прямо для пальто.

А я ненавидела погоду для пальто.

Кен глубоко вдохнул и выдохнул.

– Как же я люблю осень. Она пахнет футбольным сезоном.

Я втянула в себя запах горелых листьев и улыбнулась. В октябре, когда Атланта вылуплялась из своей хрустящей, красно-ржавой оболочки, людям приходилось или сгребать ее в мешки, или сжигать, чтобы не оказаться похороненными под ней заживо. А поскольку южане любят все сжигать, весь штат какое-то время потрясающе пах кострами.

– Как? Ты – да что-то любишь? – поддразнила я, ставя свое пиво на перила и держа сигарету подальше, чтобы не дымить.

– Я много чего люблю, – возразил Кен, садясь в один из шезлонгов. Он закинул ногу на ногу и небрежно свесил руку с пластиковой бутылкой через подлокотник, ожидая моего ответа.

Я в жизни не видела, чтобы кто-то так спокойно просто сидел. Мне вот вечно надо было что-нибудь делать. Курить, пить, болтать, размахивать руками, поправлять волосы. А Кену – нет. Он просто сидел. И смотрел, как я говорю. И слушал. А потом, когда приходила его очередь что-то сказать, брал и отмачивал какую-нибудь штуку, так что я не могла понять, козел он или нет.

Я никогда не встречала таких парней.

– Правда, что ли? – сказала я, клюя на приманку. – И что же ты любишь?

– Футбол.

– Та-ак, – закатила я глаза.

– И бейсбол, – добавил он.

– Дай угадаю… И еще баскетбол.

Кен состроил гримасу.

– Не-а. Баскетбол – нет. Там слишком часто забивают. Скучища.

– А ты в школе занимался спортом? Ты выглядишь… спортивным.

«И ходишь целыми днями в спортивных штанах».

– Ну да. Я играл более-менее во все, но больше всего любил футбол. Я играл до последнего класса. А потом бросил.

Я изумленно кашлянула.

– Бросил? Вот так вот… бросил? Прямо в старшем классе? Но ты же мог получить стипендию?

Кен пожал плечами.

– Мне надоело. Я задолбался вставать в пять утра и каждый день торчать в школе после уроков, чтобы тренер на меня орал. Так что я взял и просто перестал туда ходить.

– Вау. А твои родители рассердились?

– Еще как. Да все рассердились, – сказал Кен с улыбкой. Хитрой улыбкой типа а-вот-хрен-вам-всем. Из-за этой улыбки я увидела его совсем в другом свете.

Да в Пижаме сидит бунтарь.

– Знаешь, из того, что я услышала, выходит, что ты вообще-то не любишь футбол. Видишь? Ты ничего не любишь. Я же говорила.

Кен рассмеялся, признавая поражение. У него была милая улыбка. Я удивилась, что заметила это, так что я моментально с неловким видом полезла за телефоном, чтобы проверить время.

– Ой, блин! – воскликнула я. – Одиннадцать одиннадцать! – Я повернула экран в сторону Кена, чтобы показать. – Это мое счастливое число. Загадывай желание!

Приподняв бровь, Кен посмотрел на меня с таким выражением, будто я только что сказала, что верю в Санту.

– Не говори, что ты и желания не загадываешь, – подняв левую руку, я начала драматично загибать пальцы, считая, чего не делает Кен. – Ты не пьешь. Ты не куришь. Ты не играешь. Ты не загадываешь желания. А как же деньрожденные свечки? Ведь тогда надо загадывать желание.

– Я не отмечаю день рождения. И праздники тоже.

– Как? Почему? – ахнув, я прикрыла рот рукой. – Блин. Ты что, Свидетель Иеговы?

Кен снова рассмеялся. У него были прекрасные белые зубы.

– Блин, нет, – хохотнул он. – Я атеист.

– А почему же ты тогда ненавидишь все веселое и прекрасное?

Поднявшись, Кен прошел по балкону и оперся о перила рядом со мной. На нем была простая серая толстовка, и он пах, как будто только что вытащил всю свою удобную одежду прямо из сушилки.

– Я не верю во все эти покупки барахла вслепую только потому, что на календаре какое-то очередное число. Типа Дня Валентина. Кто сказал, что мы все должны хором покупать все это дерьмо с сердечками только потому, что наступило 14 февраля? Эту фигню придумали торговцы. Это массовая промывка мозгов.

Рассмеявшись, я выдохнула так, что струя дыма вырвалась из меня, как по линейке.

– А что думает об этом твоя девушка?

Уставившись куда-то на парковку, Кен равнодушно пожал плечом.

– У меня никогда ее не было.

Я подняла руку.

– Так, поправь, если я ошибаюсь. Ты не куришь, не пьешь, не играешь и не веришь в праздники, в религию и, очевидно, в обычаи. Теперь ты еще скажи мне, что ты и шоколада не ешь.

– Ну, вообще-то… – покосился на меня Кен краешком глаза.

– Господи! – заверещала я. – Не может быть! Да ты и взаправду враг всякого веселья! А как насчет кофеина?

– Не-а.

– А секс?

Едва я расслышала собственный вопрос, как у меня расширились глаза.

«Биби, заткнись ты! Какого хрена?»

Я уже собралась извиниться, когда Кен обернулся ко мне с ухмылкой, говорящей, что он ничуть не обижен.

– Я фанат секса.

– А-а, так, значит, фанат, – ухмыльнулась я в ответ, приподнимая бровь. Салютуя ему своей полупустой бутылкой, я добавила: – Ну что ж, тогда за секс и ругань, две вещи, которые нас объединяют.

Кен улыбнулся и приподнял свой витаминный напиток.

– Ура! – Его пластиковый сосуд с унылым звуком чокнулся с моим.

Пока мы допивали свои напитки, я – цвета мочи, а он – лиловый, я поглядела на губы Кена и подумала, с кем же он занимается сексом.

Не то чтоб это было важно.

Нет. Вовсе нет. Мне вообще не нравился Пижама. И, кроме того, у меня был парень. Который жил со мной большую часть времени. И который с минуты на минуту должен был приехать из Нэшвилла.

– Ладно, мне пора. Мне завтра на учебу.

Кен допил свою бутылку и завинтил ее крышечкой. Засунул в карман и сказал:

– Мне тоже надо идти. Я тебя провожу.

Он распахнул дверь и взял у меня из рук пустую бутылку. Когда я, не понимая, обернулась на него через плечо, он объяснил:

– Джейсон не сортирует мусор.

Фыркнув, я схватила с дивана сумку и помахала рукой Аллену и братьям, которые пялились, не отрываясь, на то, как на экране сисястая блондинка кому-то отсасывала.

«Фу! Все парни обязательно должны смотреть порно вместе?»

Джейсон как завороженный стоял – или, вернее, качался – возле телевизора.

– Мужик, мне пора. Спасибо, что пригласил, – сказала я, кивая ему на прощание.

Джейсон обхватил меня за плечи и пробурчал:

– Ты только глянь. Это самое дорогое порно на свете. Дженна Джейсон в космосе. Последняя граница, чуваки.

– Ты еще скажи, оно называется «Перетрах на последней границе». А если нет, то какую возможность они упустили, – хихикнула я, выдираясь из-под его руки. Но он буквально навалился на меня всем своим весом, как на живой костыль.

– Давай, братан, – сказал Кен, вытаскивая меня из-под него. – Мы пошли, – и он усадил Джейсона в кресло, где тот немедленно и отрубился.

– Это должно быть довольно странно – все время тусить с пьяными, когда сам не пьешь, – сказала я, когда мы спустились с четвертого этажа на парковку.

– Развлечение по дешевке, – пожал плечами Кен.

– Строго говоря, это бесплатное развлечение.

– Еще лучше, – щелкнув пальцами, Кен одним плавным движением направил их на меня.

Хихикнув, я вышла вслед за ним на парковку и подошла к вишневому кабриолету «мицубиши эклипс», стоящему перед домом Джейсона.

– Это твоя?

– Ага, – Кен нажал кнопку на брелке, и машина мигнула фарами.

– Прикольно выглядит, особенно для человека, который ненавидит все на свете.

– Не переживай, – обернулся ко мне Кен. – Я езжу очень, очень медленно.

Я расхохоталась. Кен не засмеялся вместе со мной, но, улыбаясь, смотрел, как я над ним потешаюсь.

– Тебе, наверное, уже надо ехать, если хочешь попасть домой до рассвета, старик, – поддразнила я, отдышавшись.

Кен не ответил. Просто стоял и смотрел на меня.

– Что? – спросила я, успокаиваясь.

– Да ничего. Хочу подождать, чтобы ты спокойно дошла до дому.

– Ой, да я живу прямо тут, – сказала я, указывая на обшарпанный двухэтажный дом напротив парковки.

– Я знаю.

– А. Ну да. Ну что… Увидимся на той неделе?

– Может быть, – Кен сложил руки на груди и слегка приподнял уголок рта.

После этого странного прощания я сделала несколько неуверенных шагов от Кена и его блестящего маленького кабриолета, а потом повернулась и отправилась в свой дом, который все еще не казался мне домом.

«Этот Пижама даже не обнял меня не прощание. Все друзья всегда меня обнимают. Мы что, не друзья?» – думала я, пока ноги несли меня все ближе и ближе к моей пустой новой квартире. Даже не глядя на машины, стоящие перед нашим домом, я знала, что Ганса там нет. Ганса никогда там не было. Но я изо всех сил старалась об этом не думать.

«Ха! Я же совсем забыла! – сообразила я, засовывая ключ в замок. – Кен и обниматься ненавидит! Этот засранец ненавидит буквально все!»

Повернувшись, я помахала через площадку своему новому, необнимающемуся другу.

Кен ответил мне одним кивком.

Фыркнув, я зашла в свою темную квартиру. «Он и махать ненавидит. Вот же козел!»

35

– Ганс? – позвала я, хотя было ясно, что Ганса дома нет.

Его машины не было на парковке. Я зажгла свет у входа на лестницу и поднялась, на ходу вытаскивая телефон из кармана. Никаких звонков.

Я набрала номер Ганса, и он ответил на последнем гудке.

– Эй, детка! – закричал в трубку Ганс. Где бы он ни был, это совершенно точно был не фургон Бейкера.

– Эй! – заорала я в ответ, надеясь, что он расслышит меня сквозь веселый шум, раздающийся из трубки. Бросив сумку на столик возле дивана, я включила свет. – Ты где?

Ганс рассмеялся.

– А я и сам не знаю. Эй, ребята, мы где? – какое-то время его голос звучал приглушенно, а потом снова стал громким: – Мы в «Хард-рок-кафе».

– В Атланте?

– Нет, в Нэшвилле.

У меня упало сердце. Еще одна ночь в одиночестве.

Голос Ганса снова зазвучал приглушенно, как будто он просил кого-то заткнуться и не орать в телефон.

– Детка? Ты еще тут?

– Да, я-то тут, – я прошла в кухню, зажигая по дороге все лампы. Открыв шкафчик возле плиты, я вытащила последнюю бутылку с остатками «Джек Дэниэлс», которую купил мне Бейкер. – Я думала, вы сегодня вернетесь. Ты же знаешь, завтра у нас учеба.

Я сделала большой глоток прямо из бутылки и взяла ее с собой – в гостиную, за угол, в ванную.