Гений 30 лет спустя SWFan

56. Овации

Когда странная чёрная девушка пронзила грудь воина и насадил его на своё лезвие, все люди, наблюдавшие за сражением с крыш, затрепетали и наполнились мрачным холодком; сами того не замечая, они в какой-то момент духом оказались на стороне мужчины. Они не знали ни кто он такой, ни кто такая девушка в чёрном. Зато многие из них, особенно культиваторы, прекрасно знали золотое правило никогда не лезть в чужие дела. Но всё же, по нескольким причинам, народ был именно на стороне Фан Линя.

Во-первых, потому что мужчина, по крайней мере на первый взгляд, был жертвой; не он начал эту битву, не он потревожил их отдых. Ему просто не повезло, что враг напал на него в таком месте. И с одной стороны можно было обвинить мужчину за, что он вообще навлёк на них девушку, что это он привёл её сюда, но с другой у людей всё-таки была эмпатия, — они понимали, такое может случиться с каждым.

Во-вторых, культиваторы, то бишь люди знающие, встали на сторону мужчины, когда, оказавшись на пляже, он первым делом отшвырнул девушку назад, в море. Подальше от зданий и от них самих, при том, что ему самому это было очевидно во вред. Даже самые слабые воины понимали: твоё Дао тем сильнее, чем попутней условия, в которых ты сражаешься. Типичным примером было: а что если культиватор ледяного Дао будет сражаться против культиватора огненного среди льдов? А в жерле вулкана? Какой будет счёт, при условии, что силы воинов были примерно равны? Ответ был прост. Всегда побежал тот, на чьей стороне было Ци, даже если противник был сильнее на ранг или на два.

Поэтому, когда пылающий мужчина перенёс битву в море, подальше от людей, которых едва не затронула эманация девушки, он сразу завоевал их сочувствие; к тому же ещё в начале битвы девушка оставила на набережной и на берегу несколько окровавленных и рваных тел.

Ну и самая последняя, самая простая причина в том состояла, что мужчина просто был светлым. Он сиял пламенем, в то время как его противник, девушка, сгущалась подобно могильному мраку. И так уж устроены люди, что они стремятся ко свету, они его любят, и потому все они с ужасом наблюдали, как пламенный воин медленно затухает в объятиях тьмы, и как меркнет его броня.

Старик Чжань Тэнь сильно нахмурился, — в его глазах промелькнули блёстки удивления, даже конфуза; первый его слуга, мужчина в красном, сперва выпучил глаза; но затем он постепенно пришёл в себя. Да, сказал он сам себе, это логично. Так и должно быть. Ведь невозможно, чтобы культиватор Дао Сердца действительно одолел могущественное создание, способное на Эманацию. Это было неслыханно. И всё же… Мужчина с некоторой странной печалью, с разочарованием, наблюдал, как мужчина в сверкающей броне повис на чёрном кинжале.

Лезвие пронзило Фан Линя немного выше его желудка. Оно вышло запачканное алой кровью у него из спины; постепенно кровь почернела и стала липкой как смола. Чёрные туманы стали захватывать мужчину. Его кожа становилась мелово-бледной, подчёркивая черноту его ресниц и карие глаза, чернильные разливы его волос. Постепенно белизна становилась всё более страшной. Постепенно мужчина иссыхал: его кожа стала морщиться как после долгой ванной, а лицо высыхало, превращаясь в скелет. Чёрный туман высасывал жизнь из Фан Линя. Прошло всего мгновение, а мужчина уже стоял одной ногой в могиле.

И тут девушка в чёрном дрогнула, — Фан Линь поднял руку и рубанул по её шее раскалённой ладонью. Девушка попыталась ринуться назад, но смогла лишь дёрнуться, как куколка на ниточках. Она посмотрела на свою правую руку и увидела, что та застряла внутри Фан Линя. Броня мужчины, которою девушка пронзила почти без труда, вдруг наросла опять и сдавила её по локоть подобно железным тескам.

— Попалась! — прохрипел Фан Линь и вонзил раскалённую ладонью в белую шейку девушки.

С самого начала всё это было частью его плана. Мужчина понимал, что теперь, когда враг перешёл в оборону и переместил схватку в воздух, ему будет намного сложнее использовать свой главный навык, — ближний бой. Фан Линю нужно было ограничить своего противника в перемещении, удержать его на месте, и поэтому он сам, намеренно, позволил ей вонзить в себя клинок, а потом Тайи схватилась за него. Клинок этот был частью руки девушки, так что теперь ей было никуда не сбежать. Рука Фан Линя вошла на пару сантиметров в её шею. Девушка вздрогнула и сдавила свои бледные губы. Она вытянула другую руку, и вдруг на ней тоже вырос меч. Он со свистом полетел Фан Линю в висок, но мужчина выставил наруч; меч врезался в сталь. Брызнули искры.

Фан Линь вытянул левую руку и врезал ладонью по шее девушки, насаживая её на ладонь правой. Она прошла уже половину её шеи. В глазах девушки замелькал бешеный свет. Её зубы заскрипели, она попыталась снова занести свободную руку, как вдруг Фан Линь снова перехватил её своей левой. Их силы столкнулись. Девушка стала постепенно давить на мужчину, — всё же тело его было слабее, — но и сам мужчина собственной ладонью уже почти перерубил её трахею. Ещё немного, ещё немного, Фан Линь напрягался, заревел, надавил, и раздробил её на части.

Глаза девушки сверкнули в последний раз и померкли, её голова завалилась на бок — она держалась только на маленьком кусочке кожи, как у рваной куколки. Тёмное Ци вокруг стало развеиваться, силы самой девушки — таять. Её мышцы, сжимавшие Фан Линя в тисках, расслабились, и мужчина немедленно вырвал её руку у себя из груди и глубоко вдохнул. На месте его раны немедленно заросла бронзовая броня.

Мужчина поднял ногу и врезал в труп девушки. Слово комета он полетел вниз и поднимая брызги врезался в море, в котором воды осталось по пятку. Затем мужчина вслед за девушкой и сам свалился на воду. Он вздрогнул, наклонился возле её трупа, прошептал несколько слов и сложил руки как в буддистской молитве. Как только он раскрыл ладони, из них показался небольшой пламенный дракон. Он начал извиваться, связывая тело девушки, а затем схватил собственный хвост и превратился в самую настоящую раскалённую цепь — голова дракона сделалась её замком.

И наконец Фан Линь выдохнул и повернулся к пляжу. А там, за набережной, на мужчину смотрели люди. Они смотрели на него разинувши рты. Глаза Чжан Тэня горели ярким светом, на его широких губах показалась радостная, пусть и омрачённая какой-то тенью улыбка; его самый главный слуга в красном весь как будто задеревенел, но вскоре он расслабился, и к своему удивлению, ощутил, как бешено трепещет в груди его сердце: бум, бум, бум, — дрожало оно, — бум, бум, бум…

Фан Линь взглянул помутневшими очами на взбудораженную толпу и улыбнулся; ему вдруг стало неописуемо хорошо в сиянии тысяч ясных глаз, так что он даже позабыл про своё ноющее тело. Мужчина постоял так, что-то вспомнил и спросил:

— Не хочешь улыбнуться?

— …

— Давай, они тебе похлопают.

— …Нет, — ответила его броня.

— Тч, — Фан Линь вложил руки в карманы и покачал головой: — Как знаешь. Но к слову, за двадцать лет можно было бы побороть свою боязнь сцены..

— …Падай уже

— Падаю, падаю. Не подгоняй, — выдохнул Фан Линь, прикрыл глаза и грохнулся о воду.

Мужчина был предельно вымотан; он больше не мог пошевелить ни пальцем.

Вдруг вода вокруг него задрожала. Задрожал пляж. Задрожал он сам. Задрожала набережная. Задрожали здания. Чжань Тэнь в ужасе вздрогнул. Задрожал весь курорт. Вся планета.

В одном тёмном уголке, в руинах, мужчина кланялся чёрным вратам. Он дрожал как испуганный зверёк, в то время как сами врата были неподвижны, и только небольшой чёрных ключик в замочной скважине уже почти совершил полный оборот…

57. Ха-ха-ха… Ха?

Чёрная дверь возвышалась среди руин. В её замочной скважинке по часовой стрелке медленно поворачивался ключик. Он был уже совсем близок к тому, чтобы совершить полный оборот, отбить двенадцать и отворить дверь, за которой набухала ужасающая сила.

Весь мир содрогался вместе с её приближением: камешки на земле дрожали, вздымались пыльные тучи, каждая песчинка на пляже и в пустыне, каждый человек, каждое сердце трепетали, сильней и сильнее, готовые в любой момент распластаться в поклоне. Дрожь пробрала всю песчаную луну, даже небесное тело казалось хрупким на фоне приближающейся силы, — словно зверёк, вокруг которого из космического мрака сжимались огромные чёрные пальцы.

И только Тань Чу, который лежал перед самыми вратами, прижимая свой белый лоб и кончик носа к земле, несмотря на свой ужас и на восхищение, охватившие его душу, понимал самое главное, что ему нужно было сделать — он, как и любой другой воин клана Тан, обязан был первым делом поклониться своем Патриарху. И Тань Чу кланялся. Он не поднял головы, даже когда на его макушку посыпались камешки с рядом стоявшей разрушенной стены.

Казалось, ничто в мире не могло прервать его поклона, даже если рухнут небеса, но вот у него сбоку раздался женский голос:

— Ох, сир Тань? Вы уже тут? Могли бы предупредить о своём прибытии, я бы встретила вас, как подобает…

Тань Чу вздрогнул и, не отлипая от земли, покосился направо. Там, в дверном проеме, где не было больше двери, стояла рыжеволосая служанка с лёгкой улыбкой на розовых губах. Её глазки были немного прищурены, и на секунду Тань Чу показалось, что на него смотрят две хищные луны; мужчина сглотнул и рявкнул:

— Ты предательница, Цинь Жуа, предательница… Ты… Ты… Жалкая рабыня, ты поплатишься за то, что ты сделала!

— Правда? И что же я такое сделала, сир Тань?

— Ты… Ты похитила юную госпожу… Ты за это ответишь!

— Отвечу… — женщина улыбнулась и покачала головой. — Сожалею, сир Тань, но я не могу за это ответить. Юная госпожа ушла по своей воли, я просто решила её сопровождать. По её просьбе, разумеется.

— Т-ты… Верховный Патриарх Лунь приказал вернуть юную госпожу в Чертоги Тёмного Омовения, ты идёшь поперёк его приказу! Ты, ты что возомнила о себе?!

— А тут позвольте вас поправить, сир Тань… Верховный Старейшина Тан Лунь снял с себя обязанности Патриарха девять лет назад, после чего сам удалился в Зал Предвечности. После кончины наследовавшего за ним Патриарха и его жены, вся власть перешла к их драгоценной дочери… — Цинь Жуа улыбнулась. — Как я смею не выполнять приказания ныне властвующей Матриарха Мэй?

— Как… — Тань Чу заметно побледнел даже под слоем пыли на своём лице. — Как ты смеешь упоминать прошлого Патриарха, ты среди ренегатов? Безумная! Тебе жить надоело!

— Пока ещё нет; и вы ошибаетесь, я не принадлежу к клике ренегатов. Я упомянула почившего Патриарха просто потому что мне так было удобно уколоть вас, сир Тань. Хе-хе, — посмеялась она, прикрывая губки ладонью, как юная девушка.

— Т-ты… — Тань Чу вдруг вскипел от ярости и покраснел; меж тем дрожь усилилась, и стоявшая рядом с ним стена стала сыпать на мужчину белой галькой.

— Прошу прощения, сир Тань, но я больше не могу уделять вам время.

— Время, ты… — единственный глаз, которым Тань Чу смотрел на женщину, не отрывая лба от земли, покраснел. Рот мужчины скривился в безумной улыбке:

— Ты сбежать хочешь? Ха-ха? Или убить меня? Не выйдет, у тебя ничего не выйдет… Скоро явится Патриарх, он тебя схватит, он догонит тебя, куда бы ты не бежала… — затараторил Тань Чу.

На самом деле ключик ему дали не столько для самозащиты, сколько по необходимости. Миссией Тань Чу было вернуть юную госпожу, но при этом он не имел права делать это силой или приказывать девочки. Клан Тан имел чрезвычайно строгие порядки, касты и иерархию. Те, кто находился в ней ниже, под страхом смерти не смели трогать тех, кто пребывал выше. Даже если юная госпожа ослушалась Патриарха, всё равно, никто во всём клане возвращать её силой, кроме него самого, не смел. Либо же это можно было сделать, но только по приказу Патриарха, но тут уже вставала другая проблема. Формально, Тан Лунь действительно уже однажды снял с себя Патриаршую мантию, а потому и права повелевать воинами клана он больше не имел; с его то положением и властью можно было бы и опустить этот довольно ригидный и даже глупый закон, но сам Тан Лунь был против — он слыл даже не консерватором, реакционером!

Изначально Тань Чу должен был просто проводить юную госпожу назад. Убедить же её вернуться было задачей Цинь Жуа — именно поэтому на дело отправили служанку, ибо у неё всегда были особенно тёплые отношения с девочкой; если же убеждения окажутся бездейственны, в ход шёл ключ. Но это был самый крайний метод.

Мало того, что само появление Тан Луня, Звёздного Владыки, в границах Федерации наверняка вызовет настоящий скандал, так ещё и сам ключик терялся.

Зато сама по себе мера была железная. От Звёздного Владыки было не сбежать и не спрятаться. Когда он явится, ничто не сможет перед ним устоять. А он явится, явится обязательно, ведь только две силы во всём мире могли разрушить дверь в момент открытия: либо воин на стадии Эманации, и то путём больших усилий, либо чистокровный член клана Тан, обладающий культивацией хотя бы на стадии Девяти Рун.

— Ты не принадлежишь к нашему клану, Цинь Жуа. Ты рабыня, жалкая шлюха. Патриарх тебя уничтожит. Ты не сможешь закрыть врата!

— Нет, не смогу… Но почему же обязательно я должна их закрывать?

— А? — Тань Чу растерялся; а Цинь Жуа вдруг шагнула в сторону, и за спиной у неё показалась невысокая девочка. Вся пыльная, грязная, с зарослями не очень длинных, но волнистых волос на голове и с вантузом за поясом.

Она мимолётно взглянула на Тань Чу своими чёрными глазками, а потом перевела взгляд на дверь и пошла к ней на ватных ногах. Девочка встала возле двери, слегка пятясь от Тань Чу, который лежал прямо напротив неё.

— Юная… Юная госпожа… — пролепетал мужчина. — Вы, вы… Нет, ха-ха, вы не сможете закрыть — вы ещё не культивировали, вы не сможете, это невозможно, — закричал мужчина ясным и радостным голосом.

Он вдруг понял, что замышляет Цинь Жуа. Она хотела, чтобы юная госпожа сама закрыла дверь. А она могла, у неё была чистейшая родословная клана Тан. Мужчина уже было испугался, но потом он вспомнил, что девушка ещё совсем не культивировала. А даже если она начала культивировать после своего побега, то уж точно не могла достичь первой руны. Это было невозможно!

— Ха-ха-ха, ты дура Цинь Жуа, дура… Ты настолько отчаялась, что надеешься на чудо? Или надеешься меня разжалобить, ха-ха-ха…

Тань Чу смеялся, радостно смеялся. Его глаза наполнили слёзы. Он смотрел через мокрую дымку как неумолимо завершает свой оборот чёрный ключик… А потом его вдруг схватили тонкие белые пальчики. Ключик замер. Замерло сердце Тань Чу. Ручка вздрогнула и с трудом повернула его назад.

Потом ещё назад.

Ещё.

А потом она его вытянула, отпрянула, и ключик упал на землю, прямо перед лицом Тань Чу.

Мужчина уставился на него глазами круглыми, как тарелки, всё ещё прилегая кончиком носа к земле…

58. Ещё один…

«Но, но… — повторял про себя Тань Чу. — Но как… Как, как такое возможно?.. Госпожа ведь, госпожа ведь ещё не культивировала…. Она — обычный человек. Она сбежала совсем недавно, как же тогда…

— Юная госпожа удивительно талантлива, — прозвучал прямо над ухом Тань Чу ядовитый женский голос — мужчина почувствовал нежный ветерок в в своей ушной раковине.

— Она гениальна, — с непритворной радостью сказала Цинь Жуа. Тань Чу вздрогнул. Секунду ещё он лежал на земле, — а потом его голова вдруг взмыла над нею и оказалась в руках Цинь Жуа. Женщина посмотрела в лицо мужчины, застывшее в выражении растерянного ужаса, и отпустила его голову. Она упала к его телу, из шеи которого фонтаном брызгала кровь, и покатилась в сторону.

Затем служанка повернулась к Мае, которая стояла рядом и смотрела в пол. Плечики девочки слегка подрагивали; Цинь Жуа улыбнулась и сказала:

— Не волнуйтесь, юная Госпожа.

— Я…

— Вы сделали свой выбор, — кивнула женщина и, протянув руку, провела указательным пальцем по щеке Маи, оставляя на белой коже алый след — руки женщины были запачканы кровью

— Тётя Жуа… Я…

— Идёмте, госпожа — нам нужно скорее бежать. Ох, и надо не забыть вашего Мастера. Без него будет так одиноко.

— Д-да, — Мая немного покраснела и кивнула; девочка замялась, но Цинь Жуа уже пошла на выход из руин, через каменные обломки, и пропала. Женщина спряталась за обломком стены, наблюдая за девочкой так, чтобы та её не видела. Мая же немного помялась, наклонилась и подобрала с земли пыльный и кровавый ключик. Девочка посмотрела на него, сжала в кулачке и побежала следом за Цинь Жуа…

Меж тем не в не столь отдалённом месте Фан Линь всё ещё лежал на земле, на дне моря, где уровень водички теперь едва достигал его скул. Вокруг мужчины вздымались густые клубы пара; пятна его собственной крови кипятилась на его теле. Веки его были закрыты.

Огромное колесо в душе Фан Линя снова померкло; его пламенное сердце ещё пылало, но его сужаясь и так мелькая, словно ещё немного, и оно совсем раствориться. Прошло ещё несколько секунд, и вот уже сердце сделалось совсем бледным, как фантом, который в любую секунду ветер может порвать на лоскуты — и тут что-то потянуло его в сторону; сердце сузилось до размеров маленького огонька, размером с яблочко. Оно полетело в сторону ледяной девушки, которая сидела на огромном яйце в разливах своих белых волос. Девушка поймала сердце и одним движением проглотила.

Затем Императрица Гу прикрыла губы, а вместе с ними и свои резко вспыхнувшие глаза…

Фан Линь ничего этого не знал. Мужчина неподвижно лежал на земле.

Вскоре его подобрали и понесли; если бы он ещё был в сознании, Фан Линь, наверное, отмочил бы шуточку, что это ему следует нести девушек на руках, а не наоборот, на что Цинь Жуа наверняка нашла бы остроумный и возможно язвительный ответ, однако ничего этого не случилось, и мужчина продолжил спать крепчайшим сном.

Спал он и когда серебристый кораблик взмыл в небеса и вскоре расстворился в голубой выси. После прошло некоторое время, на протяжении которого все люди на крышах растерянно смотрели на горизонт и на поднимавшееся с моря пары, и в небесах стала проявляться огромная тень — массивное судно зависло в голубой выси. Прибыли войска Федерации.

Всё же, что последовало дальше, можно было описать только как утомительную волокиту; высадились хмурые люди, начались расспросы, допросы. Конфискации камер и фотографий. Администрацию курорта и всех отдыхающих ожидали тяжёлые времена, после которых им действительно не помешал был хороший отдых… И лишь некоторые избранные смогли избежать бюрократической возни.

Старика по имени Чжань Тэнь тоже было начали расспрашивать, но сразу же его слуги преградили следователям дорогу и предоставили им какие-то бумаги. Следователи их просмотрели, отвесили поклоны и стремительно ушли. Сам же старик ещё немного постоял на опустевшей крыше, а потом спустился на побитую набережную, где он встал у редкого целого участка ограждения и начал любоваться, как извиваются струйки пара в потоках тёплого бриза; слуги старца в это время стояли у него за спиной. Мужчина в красном — ближе всех. Он сохранял совершенное спокойствие и потому сильно удивился, когда старик обратился к нему:

— Ты хочешь о чём-то спросить, Хуэ Кун?

— Господин… — мужчина опустил голову и сказал:

— Вы знаете этого человека?

— Имеешь в виду воина в бронзовой броне?

— Да, — кивнул мужчина.

— Скажем так… — протянул старик и скрестил руки за спиной. — Он старый друг моего старшего брата.

— Ваше… Старшего? — мужчина, да и все остальные слуги, слушавшие в сторонке, округлили глаза; у их господина не было кровных братьев, но был один клятвенный брат.

И был он никто иной как прошлый президент Федерации, Мо Циньгуан!

Мо Циньгуан занимал президентское кресло более двухсот тридцати лет. За это время он провёл множество реформ, укрепил Федерацию и заложил фундамент её нынешнего процветания; именно в период его правления была принята конституция, превратившая некогда разрозненный союз множества кланов в полноценное государство, при нём была проведена реформа федеративной армии, при нём были открыты тысячи школы и появились зачатки общественного образования, при нём Федерация встала на один уровень с великими Небесными семьями и даже в чём-то превзошла их…

Когда Мо Циньгуан оставил свой пост, было множество предложений как-нибудь подчеркнуть его достижения, выделить его среди прочих. Предлагали, чтобы его статуя на Площади Великих Свершений на столичной планете была сделана больше статуй всех его предшественников, или чтобы вырезали её не из камня, а из нефрита, или может быть даже отлили из звёздной стали… Но сам Мо Циньгуан высказался против. Ему не хотелось почестей, он их не принимал, а за такие предложения, принижающие всех прочих Президентов, и вовсе ругал людей. Этот человек всегда говорил, что правитель настолько хорош, насколько хороши его подчинённые. Якобы ему просто повезло возглавить Федерацию в момент её расцвета, он всего лишь исполнял свой долг как следует, и всё, а так на его месте справился бы каждый.

Сложно было с этим поспорить, ведь и вправду, именно на его век пришлось рождение величайших героев Федерации. В её небесах вспыхнула и до сих пор сияла целая звёздная плеяда. Вот только на месте самой яркой звезды в ней ныне зияла пустота.

Как и сам Мо Циньгуан, Фан Линь в сознании людей жил теперь только в образе каменного монумента.

Именно его вспомнил мужчина в красном по имени Хуэ Кун. Сперва ему вспомнилась статуя президента, затем статуя Героя напротив, — мужчина не был глуп и довольно быстро провёл сравнение в своей голове, и всё понял.

И сразу же он разинул челюсть от удивления, — Хуэ Кун не мог поверить, что такое возможно, что этот человек правда ещё жив; потом, когда буря внутри него утихла, мужчина задал закономерный вопрос:

— Но… Как?

— Убить такого воина непросто, — отвечал ему, не поворачиваясь, Чжань Тэнь. — Он потерял свою культивацию, но выжил. Его же нынешние силы можно объяснить пилюлей Сансары.

— Сансары… — кивнул всё ещё потрясенный мужчина; первое время ему сложно было всё это принять, — потом наоборот, у Хуэ Куна даже как-то полегчало на душе. Он сделал расслабленный вздох и горько улыбнулся. Ведь наконец всё встало на свои места. Всё это время мужчину сжирало волнение, беспокойство. Ему сложно было прийти в себя после того, как он он увидел такую огромную силу в руках человека с культивацией примерно равной его собственной; но теперь Хуэ Кун наконец успокоился.

Ведь если на всём Звездном Небосводе и был хоть кто-то способный на такое, сражаться против воина на стадию выше, то это был только Он…

Хотя, — Хуэ Кун призадумался, — возможно был ещё один такой человек…

59. Госпожа Фан

Коляска с нежным хрустом катились по каменной площади.

Стояло самое раннее утро. Первые лучи солнца уже опустились на высокие статуи, и протянули их тени аж до широких ступеней, предваряющих портик огромного каменного сооружения. Все монументы, расположенные на площади у его подножья, находились на разном расстоянии друг от друга. Между некоторыми были прорези всего лишь в двадцать, двадцать пять метров, между другими — вплоть до нескольких сотен. Каждый метр расстояния знаменовал год, который провёл на своем посту запечатлённый в монументе президент Федерации.

Федерация существовала уже более тысячи лет, а потому утренняя прогулка мужчины в коляске, от первой статуи до последней, обещала занять некоторое время. Скучая, он разглядывал то каменные статуи, то свои ноги, а то и голубые небеса, — и тогда, в лучах солнца, тёмные глаза мужчины проявляли глубокий голубой лоск; катил его коляску по площади рослый человек в белых одеяниях, скрывавших его лицо.

Между монументами тянулась его длинная тень и тень коляски.

В какой-то момент мужчина в коляске заметил эту тень, присмотрелся к ней и задумчиво наклонил голову; его полные, немного красные губы оставались неподвижны на светлом, ровном лице с чутка заострённым подбородком. На вид мужчине было лет не больше двадцати лет. Он мог показаться ещё совсем юношей, но в его гладких чёрных волосах мелькали в лучах солнца седые струнки.

Единственным звуком в утренней тишине был нежный хруст колёсиков о каменную площадь. Но вот дунул ветер, волосы мужчины взмыли, захлестали, его глаза самую малость прищурились, и он вытянул в сторону правую руку. На неё резко, но одновременно осторожно, приземлился чёрный орёл. Он сбросил из клюва небольшую нефритовую табличку на колени мужчины, а затем одним взмахом крыльев снова взмыл в голубую высь.

— …Дерзкая птица, — раздался сухой и тяжёлый голос человека в белом.

— Это его природа, — нежно отвечал ему мужчина на коляске. — Разве можно осуждать льва за то, что он не снимает во время официальных визитов свою гриву?

— Гриву можно сбрить, — кратко сказал человек в белом.

— Можно; а ещё можно не проводить утренние прогулки в гробовой тишине, но ведь я не прошу тебя со мной разговаривать.

— Хочешь, чтобы тебя развлекали разговором?

— Боюсь, в твоём исполнении это будет настолько же неловко, как побритый на лысо лев, — прикрывая веки сухо улыбнулся мужчина. Он взял табличку и приподнял её для человека в белом. Тот остановил коляску и схватил её пальцами. Они оказались на удивление тонкими, длинными и нежными, — как пальцы прекрасной девушке, что никак не состыковывалось с голосом человека в белом, похожем на эхо в сухом каньоне. Чудесный пальчики надавили на нефрит; он треснул и превратился в облако зеленоватой пыли, которое пролетело вперёд и приняло форму экрана с застывшей картинкой. Человек в белом хлопнул, и картинка пришла в движение:

Сперва показались образы приятного рассвета на пляже; затем мелькнула звезда, и голубовато-бело-желтую палитру заволокло серой дымкой. Явилась девушка в чёрном, мелькнул взгляд её серых глаз. Затем, постепенно, вспыхнуло пламя. Оно разгоралось всё ярче и ярче, пока вдруг не потухло… А затем вновь засияло ярче прежнего и выжгло тьму.

Всё время, что проигрывались образы, человек в белом внимательно наблюдал за записью; когда она завершилась, он заметил:

— Пилюля Сансары вернула ему силу третьего Ранга Стадии Дао Сердце. Вместе с бронёй он смог победить противника… Примерно на первом ранге Эманации… С ней почему-то сложно сказать, — задумчиво прохрипел он.

Мужчина на коляске сказал:

— Отмотай назад.

— Хм?

— Пару секунд, — добавил он нежным голосом.

Человек в белом кивнул и взмахом руки промотал запись назад. Снова набухла тьму, вспыхнуло пламя, и…

— Стоп.

Запись остановилась; мужчине в коляске всмотрелся в застывшую картинку. Он даже немного вытянулся вперёд, и человек в белом приготовился удержать его, если он выпадет, но затем мужчина затем снова обмяк на своём кресле.

— Ближе, — сказал он.

Картинка приблизилась, и вскоре человек в белом тоже смог рассмотреть, что именно привлекло мужчину в этом конкретном кадре: он изображал застывшую спину, — крепкую, ровную, покрытую бронзовой бронёй спину. Кроме неё был ещё заметен белый краешек лица воина и блеск золотистого колечка у него в ухе.

— Навевает воспоминания, — проговорил мужчина в коляске. Человек, казалось, хотел ему ответить, но неожиданно он растерялся — его растерянность была заметная даже за белой вуалью. И всё потому что алые губы мужчины приподнялись в улыбке. Не той фальшивой официальной улыбке, которая стала для них такой обыкновенной, но в другой, ясной и немного детской, которую человек в белом не видел уже очень много лет… Он опешил, а улыбка уже исчезла. Мужчина спросил:

— Кто-нибудь ещё был на месте нашего инцидента?

Экран исчез и снова превратился в нефрит. Человек в белом ощупал его своими тонкими пальцами и прохрипел:

— Господин Чжань Тэнь…

— Правда? Неужели он согласился наконец взять отпуск?

— Ещё были замечены следы клана Тан.

— Тан… — проговорил мужчина и прищурился. — Клан Тан очень многое себе позволяет; мы согласились помочь им найти пропавшего ребёнка, но это не значит, что они могут поступать, как им заблагорассудится… Передай, чтобы наш «меч» направился к границам их пространства, — в глазах мужчины блеснул холодный свет.

— Пусть он их проучит…

— Как скажешь.

— К тому так мы избавимся от него на некоторое время. Будет проблематично, если он прознает об этом случае и снова захочет бросить ему вызов… — сказал мужчина и на секунду завис, словно погрузившись в воспоминания. Потом он медленно пришёл в себя, покачал головой и сказал:

— Ну ладно, пошли.

И снова коляска медленно покатилась вперёд.

Под конец прогулки, когда диск солнца уже целиком поднялся над горизонтом, мужчина задумчиво присмотрелся к последним статуям. Сперва он посмотрел на статую слева, — она изображала статного старца, — потом на статую справа, единственную такую в своём ряду. Эта была статуя длинноволосого мужчины в доспехе. Руки его были собраны за спиной, а взгляд направлен ровно на горизонт.

— Какое дурное изображение, — заметил мужчина в коляске. — Надо как-нибудь её перестроить.

Человек в белом промолчал; для него было уже привычно, что каждый раз, когда они проезжали возле статуи «великого героя» Фан Линя, мужчина давал один и тот же комментарий. Это была какая-то то ли формальность, то ли вообще очередная его непонятная шутка, ведь несмотря на своё недовольство статуей и влияние, никакую перестройку он в действительности начинать на собирался — человек в белом привык игнорировать его слова, однако в этот раз, сам не зная почему, он тоже взглянул на статую воина.

Человек присмотрелся к ней и вспомнил образ, изображённый на экранчике — ровную бронзовую спину. Он сопоставил его со статуей и пару секунд спустя едва заметно кивнул.

На этом утренняя прогулка завершилась.

Стояло ровно восемь часов тридцать минут утра по Общему Федеральному Времени.

Сокращённо: ОФВ.

Общее Федеральное Время было едино как на столичной планете, так и на прочих, самый развитых мирах Звёздного Небосвода. Чтобы соответствовать ему, орбиты некоторых планет были искусственно изменены, так что утро, день и вечер наступали на них в один и тот же час. Сама по себе операция по корректировке планетарного времени была чрезвычайно затратной, а потому и проводилась она либо в мирах, имеющих наибольших экономический вес, где разница во времени в долгосрочной перспективе могла привести к ещё большим убыткам, либо на самых богатых планетах, которые могли себе это позволить ради одних только роскоши и престижа.

Среди таких миров была планета Зелёных Ветров.

Это был очень особенный мир, ибо население его составляло чуть меньше сотни миллионов человек, но планета, при этом, была одной из наиболее дорогих для проживания во всей Федерации; это был мир курортов, мир вилл, где располагались резиденции и дворцы самых богатых и влиятельных людей всего Звёздного Небосвода. Благодаря скромному населению, на планете было много свободного пространство, — бескрайние зелёные прерии, аккуратно рассаженные деревьями, покрытые искусственными озёрами, реками и павильонами. Выходя на прогулку, местные могли идти в совершенно в любом направлении с полной уверенностью, что их ждёт выверенное путешествие, в котором они сперва надышаться чудесных цветов, — гортензий, фиалок, роз, — полюбуются, как плавают кувшинки лотоса в пруду, пройдутся под сенью персиковых деревьев, круглый год цветущих розовыми лепестками, и вернуться к себе домов в гарантированно приподнятым настроении.

Здешние улицы вымывали чистящим средством и щётками.

Это был рай на земле.

И в этом раю был небоскрёб.

Он возвышался почти на сотню этажей и входил в в четверку самых высоких зданий на всей планете. Небоскрёб походил на огромную башню, украшенную стеклом и синей краской; каждые несколько десятков этажей на его балконах пестрели пышные клумбы.

Крыша же небоскрёба и вовсе представляла собой самый настоящий сад с прудом и выходящим на него павильоном, который завершала круглая беседка. В данный момент на подступах к ней стояла служанка в голубом наряде. Смиренно опустивши голову, она поглядывала исподлобья на спину девушки, стоявшей на краю беседки. Девушка эта была в чёрном платье с глянцевым поясом и в короткой юбке, которая открывала её стройные и прекрасные ножки. Волосы девушки были жемчужными, — даже в тени беседки они переливались как фиолетовые, голубые и белые кристаллы.

Девушка, лица которой с этого ракурса было не разобрать, смотрела на парящий перед собой экран. На нём сверкала баталия между пламенным воином и чернильной кляксой. Когда битва подошла к своему завершению, девушка махнула рукой, и экран превратился в нефрит, который затем вернулся в руки служанки.

Та смиренно опустила взор.

Последовало несколько секунд молчания.

— …Посылать ему деньги теперь бессмысленно, — заговорила наконец девушка нежным голосом. — Хватит.

— Как вы велите…

— …Приготовь корабль, — её голос сделался немного тише. — Я скоро вылетаю.

— Как вы велите… — служанка опустила голову. — …Госпожа Фан.

60. Фальшивое Небо, Настоящая Жизнь

Фан Линь спал и видел сон; и как обычно, сон его был о чём-то из прошлого, потому что прошлое мужчины было достойно, чтобы видеть о нём сны.

Однажды, убегая от преследования, Фан Линь, тогда ещё юноша, оказался на одной далёкой и необитаемой планете. После нескольких дней скитаний по пустыне, он обнаружил проход в древние руины. Для него это разумеется было большой удачей, и юный герой, размышляя не более пары секунд, сразу же залез в них и начал спускаться древними туннелями под землю.

Было это в его самый первый год, на заре его карьеры «Юся». (1) Культивация мужчины тогда находилась только на Девятой Руны. То бишь она была внушительной, но не так чтобы очень. Он ещё был в низшей лиге, но уже на самой её вершине. И потому что юноша культивировать начал совсем недавно, а силы его росли с немыслимой скоростью, он тогда был немного излишне самоуверенным; Фан Линя можно было понять, разумеется, ему ещё не хватало опыта. Картина мира, сложившаяся у него из рассказов и сказок, ещё не до конца треснула, а вера в самого себя уже была безумной.

Он знал про великие сокровище, которые обыкновенно скрывали древние руины, но ещё не понимал, насколько они могут быть опасны.

Когда Фан Линь добрался до конца подземелья, прошло целых три дня. Юноша был весь побит, местами даже поджарен; кости в его правой руке превратились в труху, по его ногам медленно растекался смертельный яд, из-за чего они немели, и каждый шаг давался ему всё труднее; на Фан Лине было больше царапин, чем на деревянной дощечке, на которой неумёха мечник пару лет упражнялся с клинком.

За спиной мужчины вихляла длинная кровавая речка; когда он остановился и встал перед огромными, уходящими во тьму потолка вратами, она стала разрастаться в красную лужицу.

Фан Линь постоял на месте, выдохнул и надавил на врата своими руками без некоторых пальцев; тяжёлая сталь заныла и медленно пришла в движение. Лужа крови стала шириться быстрее, и вскоре на неё опустились капли света. Он был всё ярче и ярче, и примерно секунд тридцать спустя перед глазами Фан Линя, уже привыкшими ко тьме, открылось сплошное белое пространство. Мужчина шагнул в него и начал хромать вперёд.

Далее чувства возвращались к нему постепенно. Юноша ощутил нежную мокрую землю под своими голыми ступнями, — сапоги ему пришлось выбросить по дороге, когда дырки в них стали занимать большее пространство, чем подошвы; затем он почувствовал приятное тепло, ласкающее грудь и лицо. Мужчина вдохнул — он ожидал почувствовать аромат свежей травы, но к своему удивлению не услышал никакого запаха. Это была так странно, что Фан Линь открыл глаза.

Он обнаружил себя посреди зелёного сада на вершине мира. Как будто того самого небесного сада, в котором обитают Бессмертные. Прекрасные цветы и драгоценные травы расстилались по земли. Зелень была пышная и блестящая, а цветочные бутоны напоминали драгоценные камни: сапфиры, рубины, алмазы… Юноша поморгал, закинул голову и посмотрел в небеса, где в полуденной вышине неподвижно восседало солнце… Фан Линь прищурился… И вдруг он заметил, что что-то было не так. Двадцать лет своей жизни юноша наблюдал за небом, и это было какое-то странное… Хотя бы потому что солнце совсем не двигалось.

Юноша задумчиво поднял камешек с земли и бросил его ввысь. Камешек пролетел пару сотен метров, ударился о небосвод и свалился назад. Фан Линь похлопал глазами и ещё раз внимательно осмотрелся.

Вскоре ему открылась фальшь.

Под внимательным взором чудесный сад утратил свою глубину, и вот уже слева была вовсе не прекрасная горная вершина, но обыкновенная краска на изогнутом холсте, под ногами были не травы, а муляжи, причём на месте пёстрых бутонов у цветов оказались как раз-таки самые всамделишные драгоценные камни, а земля, стоило провести по ней ногой, на деле оказалась глубиной всего в сантиметр и лежала она на твердом и ровном камне. Всё это были декорации, чудесные декорации, раз на секунду они смогли обмануть Фан Линя, который, несмотря на помутнение разума, был воином на Девятой руне, но всё-таки — фальшивка.

Юноша ещё раз растерянно осмотрелся, замечая всё больше проявлений окружающей фальши, а потом снова взял камешек с земли, напрягся, и пульнул его в небо; камешек вспыхнул в полете и пробил в небесах чёрную дырку. Фан Линь закинул голову и стал всматриваться в неё, как вдруг рядом зазвенел колокольчик… Стоп, нет, это зазвучал детский голосок:

— Ты что делаешь?!

Фан Линь опустил голову и взглянул на говорящую. Ей оказалась девочка лет двенадцати, в строгом жёлтом халате, с длинными бледно-золотистыми волосами и с глазами примерно такого же цвета, сияющими стальным блеском. У ребёнка был немного высокий белый лоб; её руки были спрятаны в длинных рукавах.

— Привет… — проговорил Фан Линь.

Девочка нахмурилась:

— Зачем ты сломал моё небо?!

Юноша поморгал и взглянул на дыру, которую проделал в потолке.

— А… — он кивнул, а потом сказал, немного запинаясь. — Я возмещу…

Девочка только сильнее нахмурилась. Но ей шло хмуриться, заметил про себя Фан Линь, после чего зашатался и рухнул лицом в земле.

— Что ты делаешь? — снова спросила девочка.

— Умираю.

— Зачем?

— Случайно; отравился, — сказал Фан Линь. Яд уже захватил всю нижнюю половину его тела.

Девочка замолчала; прошла, казалось, целая жизнь.

— Пойдём, — наконец сказала она, сперва сильно помявшись.

— Не могу.

— Тогда ползи.

Фан Линь приподнял голову и смиренно пополз за ребёнком. Они прошли небольшую тропинку. Затем Фан Линь забрался через три ступеньки в беседку и кое-как притянул своё тело на стоявший посреди неё белый пьедестал.

На нём лежала обыкновенная бронзовая броня.

— Притронься… к ней… — сказала девочка немного тихим голосом и почему-то опустила личико.

Фан Линь без лишних слов дотронулся до бронзового нагрудника. И вдруг броня засияла

нежным светом. Сперва он опустился на кожу мужчины, а потом наполнил его изнутри, словно тёплые лучи солнца прошли его насквозь и стали ласкать его внутренности. Постепенно раны мужчины стали закрываться, немота в его ногах развеялась. От неожиданного блаженства он даже закрыл глаза и прильнул к броне, отчего девочка едва заметно вздрогнула и покраснела.

Спустя примерно пять минут Фан Линь издал блаженный вздох и поднялся на ноги:

— Спасибо… Твоя штука? Она продаётся? — спросил юноша с интересом разглядывая бронзовую броню; девочка после этого вопроса сделалась на удивление мрачной и сказала:

— Не продаётся.

— Жаль.

— …

Последовала неловкая тишина. Фан Линь подумал и спросил:

— Так как там тебя зовут?