Безмолвие Харт Джон
— Так, говоришь, земля принадлежит Джонни Мерримону?
— Ты его знаешь?
— Слышал о нем.
— Что слышал?
— Что он — призрак. Один из нас.
Шерифа Клайна такая реакция обеспокоила. Для людей вроде Джимми Рэя Хилла и Уэйлона Картера Джонни Мерримон был героем. Они ценили его независимость и твердость, то, как он расстрелял лагерь миллиардера и отбыл свой срок в тюрьме от звонка до звонка.
— Ничего особенного, — заверил Джимми Рэя шериф. — Я давно его знаю, так что можете мне поверить.
— Ты действительно думаешь, что он — убийца?
— Либо сам убил Бойда, либо знает, кто это сделал.
Приятели призадумались на минутку, потом Уэйлон постучал по карте.
— Ты на сколько хочешь меня нанять? Может, у Мерримона и шесть тысяч акров, но болото все пятьдесят миль занимает. Всё осмотреть мы не сможем.
— Задерживаться я не планирую. Дня два, может, три. Сначала заглянем в домишко, а если его там нет, подумаем, как быть дальше. Ну так что, вы — парни, или как? — Не сразу, но Джимми Рэй все же кивнул. — А ты, Уэйлон?
— Даже не знаю. — Тот потер щеку, потом макушку. — Я думал, мы ненадолго, туда и обратно… У Дэниелы завтра день рождения. Обещал свозить ее в Миртл-Бич. Байкерская неделя.
— Что за чушь ты несешь?
— Мне повезло с Дэниелой. — Шериф закатил глаза, но Джимми Рэй согласно кивнул. У Дэниелы были работа, собственная квартира и мягкий характер. — Извини, шериф, мне правда жаль. Как-нибудь в другой раз.
— Ладно. Пусть так. Ну что, Джимми Рэй, похоже, остаемся мы с тобой. — Шериф свернул карту и собрал аэрофотографии. — У тебя всё при себе?
— Всё в машине.
— Уэйлон, последний шанс. — Охотник только выставил руки ладонями вперед, и Клайн покачал головой и нахмурился. — Байкерская неделя, чтоб ее…
Сначала проехали к дому Клайна. Шериф прихватил все необходимое и поставил на место машину. В грузовичке Джимми Рэя разговаривали, как обычно, мало; да и о чем трепаться старым приятелям? Проехав через ворота, оставили машину и направились в поселок. Джимми Рэй оказался здесь впервые и теперь с любопытством оглядывал развалины жилищ.
— Старое место.
— Да уж…
Но Джимми Рэй имел в виду не руины. Его привлекли деревья, высокие и скрюченные, с толстенными сучьями.
— Мы уже на земле Мерримона?
— На самом краю.
— Покажи.
Уиллард снова развернул карту и показал, где они находятся.
— Болото, река, холмы. Его хижина вот здесь.
Дальше, за церковью, с ленивой устремленностью двигалась черная вода, и Джим Рэй знал, что болото — один из основных источников, питающих реку, протекающую к югу от места, где они стояли сейчас. Он и сам охотился возле этой реки, но никогда не заходил так далеко на север.
— Хорошее местоположение. — Траппер постучал пальцем по кружку, которым был отмечен домик Джонни Мерримона. — В центре участка, смотрит на юг, открыт западным ветрам. Хорошая вода, с тыла холмы. Подобраться трудно.
— Сможешь провести нас туда?
— Конечно.
— Тогда вперед.
Шериф забросил на плечо ружье и рюкзак, но Джимми Рэй не торопился. Что-то было не так. С минуту он присматривался к окружающей их стене леса, а когда понял, что именно, на затылке у него зашевелились волосы.
— В этом направлении нет никакого звука. — Джимми Рэй указал на ближайший лес.
— Не пугай меня.
Охотник посмотрел на небо. Сорвавшийся с дерева дятел мелькнул красной вспышкой, но тишина за ним осталась нерушимой.
— Куда идем? — спросил шериф.
Джимми Рэй кивнул в сторону неподвижной зеленой стены.
— На восток. Потом на север.
— Ясно. Как нечего делать.
Джимми Рэй шел впереди. Ему приходилось сталкиваться с такой тишиной, но обычно это случалось на рассвете, после свежего снега. Мир как будто замирал в ожидании рассвета.
Здесь было что-то совсем другое.
Ступая с осторожностью, воспитанной долгой привычкой, Джимми Рэй взял курс на восток, потом, достигнув воды, повернул на север. Теперь тишина воцарилась и у них за спиной.
— Чувствуешь? — спросил шериф.
Скорее всего, Джимми Рэй не смог бы объяснить, что именно чувствует, но, наверное, нечто похожее могло испытывать животное, услышав первый, еще далекий лай охотничьих собак. Он показал пальцами на глаза, потом на тропинку позади.
Прикрывай тыл.
Шериф кивнул — и побледнел. Идти стало тяжелее, грязь висла на ногах.
— Мы слишком отклоняемся на восток, — шепнул, наклонившись, Джимми Рэй. — По карте здесь должно быть сухо. Не понимаю.
— Может, карта устарела…
— Попробуем напрямик.
Подняв повыше ружье, Джимми Рэй двинулся через заболоченную низину в сотню ярдов шириной. Выбравшись на сухой берег, он вытащил шерифа. Некоторое время они шли по сухой, но узкой полоске, уводившей их дальше от курса.
— Придется еще раз напрямик.
Вторая переправа далась труднее, чем первая. Местами вода подступала к груди, и каждая надежда на сухой берег оборачивалась разочарованием. Островки травы, сцепившиеся корни, гниющие стволы деревьев… Вдалеке вспорхнула и умчалась стайка птиц. Долгие часы ничто вокруг не менялось. Где-то вода доходила до колен, где-то до пояса. И ничего, кроме воды.
— Не понимаю. — Джимми Рэй, пошатнувшись, остановился. Солнце оказалось не там, где ему полагалось быть, тени указывали в неверном направлении. — Мы не там, где должны быть. — Он встряхнул компас. — С тобой такое случалось?
— Нет.
— Мы должны быть вон там.
— Мне надо отдохнуть. — Шериф согнулся, лицо его приобрело нездоровый цвет.
— У нас девяносто минут, потом стемнеет.
— Господи…
— Я что-нибудь найду. Разобьем лагерь.
— Спасибо, Джимми Рэй. Спасибо.
— Держись за мой рюкзак. Если будет надо, обопрись.
Шериф так и сделал, и Джимми Рэй побрел вперед через черную воду. Небо потемнело, дневной свет угасал. Вода дошла до пояса, поднялась выше; шериф налегал все тяжелее. Джимми Рэй споткнулся, но удержался. Тут же споткнулся снова, и они оба ушли под воду. Он поднял шерифа, и они потащились дальше, однако уже стемнело, и на них обрушилась туча москитов. Особенно насекомых привлекали глаза, губы и уши. Джимми Рэй распылил репеллент и обмазал лицо грязью, но результата эти меры не дали. Москиты забирались под воротник, в рукава. Еще через час их окутала полная тьма. Джимми Рэй остановился. В тишине слышалось надсадное дыхание, жужжание москитов и плеск воды.
Мужчины стояли по пояс в воде.
Шериф плакал.
Та ночь на болоте стала для Джимми Рэя Хилла худшей из всех. Так плохо не было даже во Вьетнаме. Казалось, москиты избрали их единственной целью. Насекомые висели в воздухе непроглядной тучей. Тысячи. Миллионы. Они путались в волосах, забивали уши и ноздри, мгновенно, стоило только открыть, наполняли рот. Спасались от них только погружением в воду. И вот это было истинное блаженство. Но длилось оно недолго — москиты ждали в дюйме от воды, и атаковали цель из темноты, едва он выныривал. Джимми Рэй не считал себя человеком религиозным, но к полуночи он твердо знал: Господь проклял его.
— Уиллард, ты как?
Шериф повис на плече Джимми Рэя и ответил, наверное, только через час. Опускаться под воду он даже не пытался. Джимми Рэй вымазал грязью его лицо и шею.
— Ты только держись. Через пять часов рассветет.
Эти часы тянулись бесконечно, и когда небо на востоке прорезали первые лучи, Джимми Рэй едва не пропустил их. Москиты висели темной тучей, и он смотрел на них из-под распухших век. Свет коснулся наконец воды, и рой тут же рассыпался, как паутина под дождем.
— Ну, всё. Уиллард, ты со мной?
Шериф стоял, опустив голову, и на вопрос не ответил. Джимми Рэй повернул его к свету.
— Господи…
Высохшая грязь запечатала распухшие глаза Клайна. Нос гротескно раздулся, лицо горело, язык высовывался изо рта.
— Уиллард? Идти можешь?
Шериф застонал и попытался сдвинуться с места, но тут же обмяк и стал падать, как марионетка с обрезанными ниточками. Джимми Рэй подхватил его, потом взял за руку и почувствовал под пальцами пиявок. Сорвал их одну за другой и взял Клайна покрепче.
— Давай. Будем выбираться отсюда.
Он снова потащил шерифа на себе, повторяя снова и снова одно и то же:
— Ох, старик… Какой же ты дурень.
Делать на болоте им было нечего, так что оставалось только убраться с него поскорее. Все просто. Солнце всходит на востоке, никак не иначе. Значит, идти нужно на юг, а потом на запад. Но прошло шесть часов, а все оставалось по-прежнему: вода, черная топь, опять вода. К двум часам дня Джимми Рэй начал думать, что теряет рассудок. Деревья выглядели так, словно он уже видел их: кипарис с надломленной верхушкой, сухая наполовину береза… К сумеркам сил изрядно поубавилось. Солнце оказывалось то слева, то справа. Шериф уже полностью лежал у него на спине. День сползал к ночи. Подтянув в очередной раз Клайна, Джимми Рэй протащился через глубокую воду и остановился. Справа на фоне темнеющего неба вырисовывался кипарис с надломленной верхушкой. Рядом стояла сухая наполовину береза. Впервые за все время охотник испытал отчаяние, а его мужество дало трещину.
Кипарис.
Береза.
Он ходил кругами.
Пришла ночь, а с ней — москиты и тьма. Пытка продолжалась несколько часов, и в какой-то момент разум не выдержал. Воздух и вода обжигали холодом, сквозь тучи прорывался голубой свет, и в самой воде ощущалось чье-то присутствие. Джимми Рэй замер, впервые за всю жизнь испытав внезапно нахлынувшее ощущение ожидания. Тишина как будто зарядилась электричеством. Джимми Рэй притянул к себе шерифа, и свет сместился влево, продолжая движение по кругу. Что-то прижалось к его коже и коснулось сознания.
Ш-ш-ш-ш…
Джимми Рэй перестал дышать. Слышал ли он этот звук или ощутил его? А может, в голове и впрямь что-то щелкнуло? Он не мог ни шевелиться, ни думать. Москиты поднялись и исчезли во тьме, и реальным был только ужас, стук в груди. Что-то приблизилось. Оно потянуло шерифа, но Джимми Рэй не разжал руки.
Умрешь за этого старика?
Слова прозвучали у него в голове… или он бредил? Наверняка Джимми Рэй знал одно: какая-то сила тянула к себе шерифа, и в груди, за ребрами, колотился молоток.
— Он мой друг.
Твой друг опасен, и он — мой.
Джимми Рэй попытался проникнуть взглядом за мерцание, но глаза слишком распухли и превратились в щелочки. Он лишь увидел плывущий по воде блеклый свет и ощутил его волю и злость.
Их сюда не звали.
Их не желали здесь видеть.
Отпусти его, или умрешь.
Джимми Рэй почти сломался, но все же выстоял.
— Не могу. Он мой друг.
Очень хорошо.
Что-то вырвало шерифа из его рук и потащило по воде. Джимми Рэй пошатнулся, но промолчал, а в следующую секунду что-то схватило его за шею и тоже потащило по воде.
Глава 21
Боль была озером, и Джонни дрейфовал в нем. Пламя и кислота, молния во тьме… Времени не было, но у него только оно и было. Боль и время.
Дни.
Годы.
— Что со мной?
«Не разговаривай, — ответил голос. — Ты умираешь».
Или мне это снится, подумал Джонни. Все его члены были вывернуты и искорежены. Левый глаз нашпигован осколками кости. Он напрягся, открыл здоровый глаз и увидел туманную дымку, голубой свет и нечто бесформенное.
«Будет больно», — услышал Джонни.
А потом его мир наполнился болью, пламенем и криком.
Часами боли, пламени и крика.
Целой жизнью боли.
Когда кошмар прервался, Джонни потрогал левый глаз и ощутил жар. Губы потрескались. В темноте горел огонь.
— Пить…
Ему дали воды.
«Спи, — сказали ему. — Забудь».
Когда Джонни очнулся в следующий раз, он стоял у реки, но совершенно не помнил, как попал туда, хотя река была хорошо ему знакома. Скатываясь с северных холмов, она замедляла бег, чтобы встретить другие воды. С восточного края неба сочился свет. День только начинался. Джонни был дома. Поднося руки к лицу, он ожидал чувство боли. В памяти остались вспышки света, удары, но остальное помнилось смутно. Ворота… глина под пальцами… Он опустил взгляд и увидел засохшую кровь на одежде и обуви, но не увидел ни малейших признаков ран и переломов.
Ничего.
Ни следа.
У себя в хижине Джонни соскреб засохшую кровь с волос и пальцев, убрал грязь из-под ногтей и надел чистые шорты. В этот момент перед глазами встал образ: столбы из кедра, ржавчина, старая сталь в тумане. Какой-то инцидент, черные деревья, ворота…
А было ли что-то еще?
Набросив рубашку, Джонни побежал по болоту к навесу, сбросил цепь с двери, но машины на месте не обнаружил. Грузовик нашелся в полумиле от ворот, в подлеске. Сначала Джонни увидел битое стекло, потом черный след на земле у кювета. Прикосновение к металлу отозвалось воспоминанием о столкновении, но воспоминание предстало как сон во сне, как отражение слепящего света фар, грохота, скрежета металла и треска бьющегося стекла. Стоя на обочине, Джонни посмотрел в одну сторону, потом в другую. В памяти остались какие-то люди, калечившие его палками. Он попытался сохранить образ, но не смог.
Вернувшись в хижину, Джонни взялся за поиски — вскрывал и переворачивал коробки, заглядывал в ящики — и в конце концов нашел то, что искал, в кофейной банке, заполненной шурупами, сверлами и резцами. Поднялся на холм, включил телефон и несколько долгих секунд смотрел на экран, пока на нем не появилась дата.
Девятое сентября.
Он потерял пять дней.
На верхушке холма Джонни сидел долго. В конце концов ему удалось вызвать техпомощь. Потом он прогулялся к шоссе, где встретил водителя, который, зацепив грузовик тросом, вытащил его из подлеска.
— Ну, это не то, что тебе хотелось бы увидеть, — заметил парень в замасленном комбинезоне с нашивкой на груди, согласно которой его звали Дейв. — Какого года старичок, шестьдесят второго?
— Шестьдесят третьего.
— Это ты его туда загнал?
— Что-то плохо помню.
— Могу забрать в город, посмотреть, что и как. Если рама погнулась, ничего уже не сделаешь.
— Сколько возьмешь за буксировку?
— Как насчет сотни баксов?
— Пятьдесят устроит?
Сошлись на том, что разницу поделили пополам. Потом Джонни доехал с Дейвом до автомастерской с двумя боксами.
— Второй подъемник сломан, — объяснил Дейв, — так что твоим займемся, как только первый освободится. Можешь подождать, если хочешь.
Стоявший на подъемнике старенький «Датсун», похоже, уезжать не собирался — у него отсутствовали все четыре колеса, выпускной коллектор и задний коренной подшипник.
— Спешить некуда, — сказал Джонни. — Ты мне позвони, а если не отвечу, оставь сообщение.
— Как хочешь.
Они вышли из кабины. Мимо, тяжело пыхтя, пронесся большегрузный трейлер. Джонни вытащил из кармана пачку бумажек и отсчитал семьдесят пять долларов.
— Мне надо на чем-то ездить.
Дейв кивком указал на кабриолет с пятнами ржавчины.
— Можешь взять за восемьдесят баксов.
— На сколько?
— На неделю.
— А как насчет этого? — Джонни показал на мопед с «лысыми» покрышками и рваным сиденьем.
— Даже не знаю, бегает ли он вообще.
— Если бегает, отдашь за полсотни на месяц?
— Вот что я тебе скажу. — Дейв посмотрел на мопед оценивающим взглядом и вскинул бровь. — Давай сотню, и он весь твой.
Вернувшись в Пустошь, Джонни сел под дерево и постарался успокоиться и не паниковать из-за потерянных дней. Для начала он сосредоточился на жаре, потом на сердце, на крови в венах. Затем перешел вовне — на кору, к которой прижимался спиной, и через нее на сердцевину дерева, спустился к корням и дошел до камня, лежащего в холодной глубине и служащего дном мира.
— Пять дней.
Он размял руку и почувствовал движение сухожилий. Грузовик не просто пострадал, его добили. Такова реальность. А вот как объяснить внезапные проблески цвета? Вспышки? Кровь? Прочие невероятные видения? Может быть, за жизнь в Пустоши и впрямь нужно платить, и плата эта такова, что позволить ее себе он не может? Не позвонить ли Джеку, подумал Джонни и тут же сам себе ответил: нет. Джек начнет беспокоиться, а спорить с ним он пока что был не готов.
И что оставалось?
Джонни сел на мопед и, выехав из Пустоши, повернул на север, к Леону.
— Немножко рановато для тебя, а? — спросил из-за стойки хозяин бара.
— Я не за выпивкой.
p>— Поесть?— И не за этим. — По дороге Джонни обдумал несколько вариантов подхода к интересующей его теме, но в результате пришел к выводу, что хитрить не стоит. Разговаривая с гостем, Леон продолжал вытирать стаканы, ловко орудуя старым полотенцем. — Ты как-то сказал, что по молодости охотой занимался…
— Верно.
— И что выследить можешь любого зверя. Что у тебя это лучше всего получается.
— Так оно и есть.
— Почему ты не ходишь на болото?
— Кто сказал, что не хожу?
— Ты сам и сказал.
Бармен покачал головой:
— Не помню такого.
— Я тогда в первый раз сюда пришел. Ты сказал, что, мол, пойти на болото равнозначно капитуляции, а у тебя сдаваться желания нет. Да еще обозвал меня тупицей, у которого соображения меньше, чем у камня.
Леон улыбнулся:
— Да, точно. Теперь помню.
— Так чего же ты боишься?
— Хочешь поговорить о болоте? Сейчас? Через столько лет?
— Да, хочу.
Леон отставил стакан, отложил полотенце и, облокотившись о стойку, подался вперед.
— И с чего бы вдруг такой интерес после… сколько там… шести лет?
— Может, меня тоже кое-что пугает.
— Что?
— Сам толком не понимаю.
Бармен налил в кружку кофе и подтолкнул ее через стойку.
— Пей.
— Зачем?
— Затем, что мне подумать надо.
Весь следующий час Леон полировал стаканы и подметал пол. Однажды, оглянувшись, Джонни увидел, что бармен наблюдает за ним, слегка наклонив набок голову и держа в руках метелку. В полдень в бар завалила на ланч небольшая толпа, и Леон дал Джонни сэндвич. Еще через два часа бармен вышел к песочной яме и привел с собой старичка, которого поставил вместо себя за стойку, предварительно надев на сменщика фартук.
— Не спали мне заведение. Ты. Идем.
Он взял бумажный пакет, отвел Джонни к старому грузовику и повернул ключ. Грузовичок закашлялся и выплюнул клуб сизого дыма. Леон положил руки на руль.
— Я на этой земле пятьдесят лет с лишком. Здесь мое место в мире: вот этот вот грузовик, эти люди, двадцать квадратных миль. Может, меньше. — Он повернулся к Джонни. — Что бы ни привело тебя сегодня с того болота, я про то знать не хочу — даже если ты видел что-то, слышал что-то или сам Господь потянулся с неба покормить тебя завтраком. Понятно?
Джонни кивнул.
— Я помогу тебе сегодня. И больше мы об этом говорить не будем. Можешь приходить в любое время. Можешь есть мои ребрышки и пить мой виски. Мы будем говорить о погоде, о проблемах на лесопилке или о тех мягоньких, кругленьких дамочках в обрезанных джинсах и тесных маечках. Ты рассказываешь кому-то про то место, куда я собираюсь тебя отвезти, — и на этом всё, конец.
— Понимаю.
Леон еще раз посмотрел Джонни в глаза.
— Сделай так, чтобы я об этом не пожалел.
Они проехали через стоянку, пересекли реку и покатили по краю поля. Вдоль дороги бежали телефонные столбы, а когда столбы повернули на восток, Леон продолжал ехать на север по проселочной дороге. Мир вокруг окрасился в зеленое и красно-коричневое, и воздух изливал теплое приглушенное мерцание. Еще через две мили Леон свернул в лес, преодолел, беспрестанно газуя на скользких камнях, широкий ручей и остановился на вырубке, где между тюльпановыми деревьями и бархатистым дубом притулился домишко со сложенной из шлакоблоков трубой и грязной металлической крышей. Со стропил по левой стороне свисали тушки кроликов, цветы в горшках оживляли невысокое крылечко.
— Жди здесь.
Леон прошел через пыльный двор и поднялся по прогнувшимся под его весом ступенькам. Ему открыли еще до того, как он постучал. Выглянувшая старушка посмотрела на Джонни и закрыла дверь. Четыре минуты спустя Леон вышел один и, подойдя к машине, сказал:
— Гостей не любит, но тебя примет.
— Кто?
Леон забрался в кабину.
— Можешь называть ее Вердиной. Стара, как первородный грех, и видеть никого не хочет, так что ты уж веди себя прилично, а иначе мне несдобровать. И еще, возьми вот это — пригодится. — Он вручил Джонни бумажный пакет. — Сахар. Подарочек. Ей это нравится.
— Что-нибудь еще?
— Левый глаз у нее слабый, так что смотри в правый. Не повышай голоса, не дерзи. Физиономия у тебя симпатичная, так что все должно получиться.
Джонни бросил взгляд на домишко. Дверь была приоткрыта, и за ней виднелась крошечная фигура в застиранном платье.
— Болото знает?
— Получше тебя.
— Как это?
Читать бесплатно другие книги:
