Безмолвие Харт Джон
Собственный взгляд Джек выдержал секунд десять, потом отвел глаза и повернул зеркало вверх. Ненавидя себя даже сильнее, чем в детстве, позвонил в офис и нашел сотрудника, согласившегося помочь.
— Выдвижной ящик стола, — сказал Джек. — Файл Джонни Мерримона. — Он подождал, пока коллега найдет адрес Луаны Фримантл в Шарлотт.
Девяносто миль на машине.
Пустошь может подождать.
Шарлотт в Северной Каролине — один из множества старых, со временем разбогатевших городов. Жилые башни вздымались, как зубцы короны, изо всех щелей сочилось благополучие. Шикарные рестораны. Стильные окраины. Бедные постепенно сосредоточились в очагах субсидируемого жилья, и Луана Фримантл жила в одном из худших. Навигатор привел Джека к выцветшей башне с растрескавшимся тротуаром и пустой парковкой. Он остановил машину на улице, между запертой церковью и офисным зданием поручителя по имени Большой Крис. Служащие расходились после работы, но не сразу: многие, прислонившись к автомобилям, открывали бутылки, доставали сигареты. Джек пересек улицу, прошел через внутренний дворик и шагнул в лифт, пропахший мочой и блевотиной. На двадцать третьем этаже над массивной дверью со множеством замков он увидел нужный номер. Дважды постучав, принялся ждать. В коридоре рассыпали мусор, и мальчишка на трехколесном велосипеде маневрировал между кучками, как настоящий профессионал. Скосив взгляд влево, он пронесся мимо и исчез за углом. Наконец защелкали замки, и приоткрылась дверь, схваченная на цепочку. В щели появился глаз молодой женщины.
— Вы кто?
— Меня зовут Джек Кросс. Я ищу Луану Фримантл.
— Зачем?
— Я адвокат и…
— Мы закончили с адвокатами.
Женщина хотела закрыть дверь, но Джек успел выпалить:
— Прошу вас. Я могу заплатить.
— За что?
— За информацию.
— Сколько?
— Ста долларов хватит?
— Идите дальше, мистер.
— Пятьсот.
Глаз прищурился.
— Что за информация?
— Я хочу узнать про Хаш Арбор. Округ Рейвен. Вы его знаете?
— Я жила там четыре года.
— Господи… Отлично. Я провожу расследование…
— Вы сказали, пятьсот долларов.
— О да. — Джек вытащил бумажник. Открыл и смутился. — У меня пятьдесят семь долларов. — Дверь опять стала закрываться, и Джек запаниковал. — Пожалуйста, — взмолился он. — Мне нужно знать, почему там умирали люди.
— Что?
— Не сейчас. Про сейчас я знаю. Я имею в виду прошлое, историю. Мне нужны старые рассказы.
— Эти рассказы не для вас.
— Тысяча, — сказал он. — Если вам есть что рассказать, я заплачу тысячу долларов.
— У вас их нет.
— Я могу их получить. Погодите. — Джек просунул в щель карточку. — Адрес офиса и телефон спереди, личный на обороте. Прошу вас, не закрывайте дверь.
Она с сомнением рассматривала карточку.
— Какое вам дело до Хаш Арбор?
Джек подумывал соврать, но решил этого не делать.
— Джонни Мерримон… мой друг. Я беспокоюсь за него.
— Правильно делаете.
— Погодите, что это значит?
— Ничего. — Она говорила тихо. — Это ничего не значит.
— Погодите, погодите. Еще одно. — Джек достал измятый рисунок и показал ей: замерзший водопад, дерево с развилкой. — Вы знаете это место?
Девушка замерла.
— Где вы это взяли?
Джек просунул рисунок в щель, она его взяла.
— Вы это когда-нибудь видели?
Она перевела взгляд с листка на лицо Джека, и когда заговорила, в ее голосе звучала ложь.
— Нет, — сказала она. — Я никогда не видела это место.
— Вы уверены?
— Уверена, — ответила она и захлопнула дверь.
Потом Кри долго стояла и смотрела на рисунок, а адвокат стучал в дверь, и с той стороны слабо слышался его голос: «Простите… Послушайте…»
В конце концов он ушел, но Кри все стояла, вспоминая детство, бабушку и зимний день. Небо затянули тяжелые облака, падали первые хлопья снега. Кри ушла гулять, а это не разрешалось. Ей было пять лет…
— Привет, детка.
Кри замерла, держась за изгиб ствола. Она стояла в зарослях ежевики, там, где тропинка сворачивает налево. Было холодно, и из носа у нее текло, но пальцы в варежках, связанных двоюродной бабушкой, не мерзли. Она никогда не уходила из деревни одна и, как все дети, понимала, что за скупой сдержанной улыбкой бабушки таится недовольство.
— Ты на меня сердишься? — спросила Кри.
— Да, немного. — Бабушка вышла из-за дерева. — Совсем чуть-чуть. Я тоже уходила бродить, когда была маленькая.
— Мне жаль, — сказала Кри.
— Жаль, что нарушила правила, или жаль, что попалась?
— И то и другое, бабушка.
— Назови мне правила для маленьких девочек.
— В деревне безопасно, а в лесу нет.
— Когда ты можешь уходить из деревни?
— Только когда ты разрешишь.
Бабушка опустилась на коленки и посмотрела так, как смотрят старые люди.
— Когда повзрослеешь, все изменится.
— А когда я повзрослею?
— Когда узнаешь достаточно, чтобы остаться в живых. Когда станешь сильней.
Именно улыбка бабушки подтолкнула Кри к прогулке в одиночку. Терпеливая, но веселая, добрая и одновременно не очень.
— Хочешь выучить первый урок? — спросила бабушка, и Кри, внезапно испугавшись, кивнула. — Возьми меня за руку. — Они свернули от деревни и пошли по тропинке, плутавшей между деревьев. — Ты счастлива здесь?
— Да, мэм.
— Благонамеренная ложь. Это тоже нормально. Скажи мне, чего тебе больше всего не хватает? Матери? — Кри смотрела вниз, стыдясь признаться, что сильно скучает по игрушкам, своей кроватке и маленькой девочке, жившей по соседству. Бабушка распознала затруднение и сжала ее ладошку. — Что тебе больше нравится в Хаш Арбор?
— Животные.
— Как насчет людей? — Кри пожала плечами. Людей здесь жило мало, детей не было. Время она проводила с бабушкой в ее домике. — Все нормально, — сказала бабушка. — Ты заставляешь их нервничать. Вот и всё. Я их тоже нервирую.
— Почему?
— Они думают, что мы кое в чем разбираемся.
— А мы разбираемся?
— Кое в чем — да. А еще они боятся.
— Чего?
— Некоторые боятся внешнего мира. Он такой большой и непохожий… Им известна только такая жизнь. Другие боятся того, что живет в болоте. Третьи — того, что погребено под ним.
— А что под ним? — спросила Кри.
— Тоже узнаешь, когда подрастешь.
Кри размышляла над тем, что услышала. Кроме старухи в деревне жили еще двенадцать человек. Когда-то было больше. Кри видела пустые дома, старые амбары. Как раз на прошлой неделе уехал молодой мужчина — сказал, куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Отъезд сопровождался воплями и рыданиями, и Кри тоже чего-то испугалась. Однако на следующий день о молодом человеке никто не вспоминал. Люди работали на огородах, потом резали свинью; бабушка один раз грустно улыбнулась и подмигнула Кри.
Пока они шли, снегопад усилился. Хлопья цеплялись за ресницы Кри и таяли на носу.
— Ты боишься, как остальные? — спросила она.
— Нет, — ответила бабушка. — Давно не боюсь.
— Это ты оберегаешь поселок?
— Отчасти. Есть еще моя мать. Ты хотела бы когда-нибудь нам помочь?
— Да, мэм.
Тропинка закончилась у поляны; бабушка снова опустилась на колени, притянула Кри поближе и указала на открывшуюся поляну.
— Итак, твой первый урок. Ты никогда не должна ходить туда. Не ближе вот этого самого места. Даже когда подрастешь. Ты понимаешь?
Кри торжественно кивнула.
— Я никогда туда не пойду.
— Обещай мне.
— Обещаю.
— Хорошая девочка. — Костлявые пальцы стиснули ее ладонь. — Скоро стемнеет. Хочешь теплого молока?
— Да, мэм.
— Ладно. Значит, ты, я и теплое молоко у огня. Возможно, даже немного шоколада.
— Мне нравится шоколад.
— Всем маленьким девочкам нравится.
Бабушка встала и снова взяла Кри за руку. Они повернули к деревне, но перед этим Кри в последний раз взглянула на поляну. Красиво, подумала она.
Водопад на сером утесе.
Забавное дерево наверху.
Все это воскресил в памяти рисунок. Как точно он передал безысходность, которой веяло от этого места зимой… Давящее небо. Пустота пространства. То ли от усталости, то ли из-за воспоминаний Кри заплакала, усевшись на низенький диван, покрытый пятнами и подпалинами от сигарет. После того дня с бабушкой жизнь стала как-то богаче. Между ними возникли узы, связь, выражавшаяся в улыбках, понимающих взглядах и ожиданиях. «В этом мире есть тайны, — намекала ей бабушка, — и мы рождены, чтобы хранить их».
А на что похожа жизнь Кри теперь?
Сколько она потеряла, когда бабушка в конце концов умерла?
Разглаживая рисунок на коленях, Кри чувствовала худобу своих ног. Руки у нее тоже стали тонкими. Не было ни аппетита, ни сил. Сколько еще она может не спать? Какой сон ей приснится, если она уснет?
Бабушка…
Прижав рисунок к груди, Кри свернулась на диване.
Если б только бабушка была жива.
Если б только Кри могла просто поспать.
Глава 27
Выехав из Пустоши, Джонни несколько миль ехал по пустынной дороге. Старый мопед тарахтел на скорости тридцать миль в час, лысые покрышки скользили на асфальте, в воздухе пахло горелым маслом и горячим металлом. После сна про Джона Мерримона уезжать со своей земли было особенно трудно, но сегодня пришлось. Ему требовалось кое-что увидеть, опуститься на колени и дотронуться.
Сбросив газ, Джонни остановился у съезда, от которого начинался подъездной путь, петлявший между холмов и выходивший на шоссе округа. Он видел ухоженные пастбища и подрезанные деревья, большой дом на далеком холме. Вдоль дороги журчал ручей, исчезавший в трубе под насыпью. Джонни знал этот ручей, как знал лесные тропы и ложбины между холмами.
Он исходил эту землю вдоль и поперек.
Он владел ею.
Эти ощущения хранились подспудно, как отзвуки жизни другого человека, но ни одно из них не становилось от этого менее реальным. Он владел не всеми воспоминаниями Джона Мерримона, но то, что видел во сне, будто прожил сам: поступки и их последствия, любовь и ненависть, проблески мыслей.
Это был его дом.
На дороге теперь лежало покрытие, но она следовала по тем же линиям.
Усадьба находилось вон там…
Разглядывая сторожку, Джонни мельком подумал про Уильяма Бойда и подивился, насколько неизменной остается земля.
Джон Мерримон, усопший и забытый.
Теперь Уильям Бойд.
Свернув на подъездную дорогу, Джонни медленно двинулся к сторожке. Когда ею владел он…
Это был не я.
Проезжая через поля, он вспомнил, как расчищал их. Город располагался к югу, и Джонни знал, сколько потребуется времени, чтобы добраться до него верхом, и где самые удобные места для переправы через последний, самый большой ручей, впадающий в реку. У домика он выключил двигатель и окинул взглядом пейзаж, который был дорог ему, словно супружеские воспоминания. Здесь он похоронил родителей и сестру. Вдали виднелись холмы и размытое пятно зелени — Пустошь.
Сторожка выглядела необитаемой, но Джонни все равно позвонил. Ему не нравилось встречать чужаков на своей земле, и он не мог вести себя по-другому, даже зная, что Бойд умер. Никто не ответил; он снова вышел на жару и двинулся по тропинке под деревьями настолько же старыми, как и память Джонни. Изогнутые и серые, они стояли, низко опустив ветви, словно хотели опереться о святую землю.
Для Джонни эта земля и была святой.
Кладбище датировали 1769 годом, когда его первый предок упокоился в своей земле. Уильям Мерримон был отставным английским офицером, переехавшим сюда на дарованную королем землю. Оригинал документа хранился под стеклом в музее округа Рейвен, и Джонни знал содержание наизусть.
Георг Третий, милостью Божией Король Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, Защитник Веры. Все, кому эти дарственные отправлены, приветствую вас…
Джонни проскользнул в железные ворота, все еще улыбаясь при воспоминании об этой детской напыщенности.
Уведомляем Вас, что мы по нашей монаршей милости за особые заслуги и проявленное рвение предоставляем и даруем и настоящей дарственной подтверждаем, что передаем в дар Уильяму Мерримону сорок тысяч акров земли, определенных и ограниченных следующим…
Кладбище заросло, но Джонни нашел надгробие, которое искал в дальнем углу, где тень лежала всего гуще. Пришлось убрать стебли жимолости с лицевой стороны плиты, чтобы увидеть имена Джона Мерримона и Мэрион. От времени буквы стерлись, но Джонни сумел разобрать даты рождений, а под цифрами — слова, которыми все было сказано:
ДУШИ, НАВЕКИ СВЯЗАННЫЕ ЛЮБОВЬЮ.
Джонни коснулся камня лбом. Большую часть жизни он прожил один. У него случались женщины, но никогда он не испытывал таких чувств. Он знал выражение глаз Мэрион, ее нежные черты, припухлость губ.
Прежде это была его жизнь.
Она была его жизнью.
Глава 28
Встать с дивана не было сил. Кри тосковала по дому, своему настоящему дому. Это понятие включало не только воспоминания о Хаш Арбор или большой кровати и маленькой табуретке у печки зимой. В детстве вокруг были люди, было будущее. Закопавшись поглубже в подушки, Кри ощутила запах парфюма матери, пролитого кофе и всей еды, какую ела. И все здесь пахло пластиком: тарелки и еда, телевизор, слепо смотревший на нее через комнату. Даже часы, тикающие на кухне, и те были пластиковые.
Перекатившись на бок, Кри разглядывала рисунок.
Они говорили, что я особенная.
Крепкая нить.
Она смотрела на рисунок и думала: а может, бабушка была сумасшедшая? Как ее называла мама?
Безумная старая ведьма.
Старая ведьма, рожденная от старых ведьм.
Кри закрыла глаза и тут же вздрогнула, услышав стук в дверь. «Адвокат», — подумала она.
— Уходите. — Кто-то снова ударил в дверь. — Пожалуйста, уходите.
— Открой дверь, детка.
Голос слабо доносился через дверь, но напоминал бабушкин. Ни один голос не звучал так тихо и в то же время так уверенно. И больше никто не называл ее деткой.
— Кто вы?
Кри посмотрела в глазок. Женщина казалась маленькой и иссохшей, такой низенькой, что Кри видела только часть ее лица — лоб, волосы, морщинки и черные глаза.
— Можешь называть меня Вердиной. Почти все так меня зовут.
— Что вам нужно?
— Ну, поговорить, конечно.
Кри приоткрыла дверь, но цепочку снимать не стала.
— Я вас не знаю.
— Мы встречались однажды, когда ты была совсем маленькой. Твоя мать приводила тебя ко мне в дом. Я водила тебя в Пустошь.
Кри казалось, что она помнит тот день: руку матери, ее твердую хватку на запястье, старуху, окутанную клубами дыма. Потом были слезы и камешки, вылетавшие из-под колес машины матери.
— Вы держали собаку, — сказала она.
— Правильно, детка. Плотт-хаунда, которого мы звали Редмонд. После отъезда твоей матери он спал на крыльце, положив голову тебе на колени. Он ездил с нами в Пустошь. Ты хотела, чтобы он остался с тобой, а я не разрешила. Ты очень разозлилась.
Кри сняла цепочку. Женщина казалась очень старой; она улыбалась. За ней стоял крупный мужчина с квадратной челюстью и с проседью в волосах.
— Это Леон, мой внук. Ты собираешься держать нас в коридоре?
Кри убедила не ироничная улыбка, а запах дыма от одежды старухи. Даже сейчас он казался знакомым.
Вердина и Леон прошли в квартиру, а Кри заперла за ними дверь.
— Спасибо, детка. Твоя мать дома?
— Ее нет.
— У тебя есть кофе?
— Не уверена.
— Будь хорошей девочкой, проверь, пожалуйста. — Они прошли за ней на кухню. Происходящее казалось Кри нереальным. Вердина выглядела, как бабушка, — маленькая, жилистая, с острым взглядом.
Гости уселись за стол; Кри порылась в ящиках и принялась готовить кофе.
— Ты очень похожа на свою мать в юности, но, хочу сказать, выглядишь нездоровой. — В руке дребезжала сахарница; Кри сняла крышку и сунула туда ложку. Когда обернулась, старуха, хотя и улыбалась, смотрела на нее печально. — Благодарю. — Кри насыпала в кружку сахара. — И молока, если можно.
Она достала из холодильника упаковку, но, понюхав, скривилась.
— Молоко испортилось.
— Тогда просто с сахаром. — Кри кивнула и снова отвернулась к закипавшему кофе. — Леон, будь так добр, посиди в соседней комнате. — Внук выполнил ее просьбу, и когда кофе был готов, Кри наполнила кружку и поставила на стол. — Итак… — Стуча ложкой, старуха размешала сахар. — Какие видишь сны?
— Что? Я не…
— Висельное дерево или погребенных заживо? Эти два снятся чаще всего. — Кри обмякла на стуле. Закружилась голова, зазнобило. Отхлебнув кофе, старуха кивнула. — Когда это началось?
— Кажется, я больна.
— Просто дыши, детка. Мы всего лишь беседуем.
Закрыв глаза, Кри сосредоточилась.
— Девочка с ножом, — сказала она. — Этот снился мне несколько лет, но не часто. А другой… — Она запнулась. — Уже четыре дня. Четыре ночи.
— Другие видела?
— Иногда, — уклончиво ответила Кри. Она была не готова рассказывать про Джонни Мерримона или ворота. Кри уже боролась со слишком многим. С этой женщиной. С их разговором.
Добавив в кружку сахара, Вердина снова застучала ложкой, потом отхлебнула, не сводя глаз с лица Кри.
— В юности твоя мать видела сны, хотя, возможно, она станет отрицать, если спросишь. Твоя бабушка видела их до самой смерти. И твоя прабабушка тоже. В вашей семье всегда искали женщин. И всегда находили.
— Поэтому вы здесь?
— Я здесь потому, что никто не видел снов за пределами Пустоши. За полтора века никто и никогда. Кроме тебя.
Под взглядом черных глаз Кри заерзала на стуле. В этой старой женщине было слишком много силы, слишком много огня.
— Насколько близко вы знали мою бабушку?
— Мы были двоюродными сестрами. Вместе выросли.
— А Хаш Арбор?
— Я жила там, как и ты, но давным-давно уехала.
— Почему?
— Из-за мужчины, пришедшего извне. Подумала, что влюблена.
— А вы… ну… вам снятся сны?
— Когда-то снились, — сказала Вердина. — Давно.
— Зачем вы здесь?
— Помочь тебе.
— Но как?..
— Давай поговорим об этих снах. Что ты помнишь о времени, проведенном в Хаш Арбор?
— Думаю, почти всё.
— Помнишь историю про Айну?
Вопрос удивил Кри.
— Это сказка для детей. Бабушка рассказывала ее перед сном.
— Расскажи мне.
Читать бесплатно другие книги:
