Чистилище для невинных Жибель Карин

Глава 51

— «Злоключения добродетели», маркиз де Сад.

— Ты никогда не читала ничего подобного, не так ли?

— Не думаю, мсье.

— Ну что ж, ты почитаешь ее для меня. Начни с той страницы, где красная закладка, хорошо?

— Да, конечно.

Ее рука задрожала, когда она начала переворачивать страницы. Множество полосок бумаги разных цветов, заложенных в книгу как метки. Наконец она нашла красную и положила ее на кровать рядом с собой.

Покоренный Патрик следил за каждым ее движением.

Неуверенным голосом Джессика начала читать:

— «Посреди леса, который тянулся, на сколько хватало глаз, я заметила небольшую часовню на расстоянии не более трех лье, скромно возвышающуюся над округой».

Успокоенная благопристойным буколическим текстом, Джессика почувствовала себя увереннее.

— «Сладостное одиночество, — сказала я себе, — как я стремлюсь к тебе! Должно быть, это убежище нескольких монахинь или одиноких святых душ, занятых исключительно своими молитвами, всецело преданных вере, удалившихся от этого губительного света, где преступление беспрестанно нападает на невинность и всегда добивается своего; я уверена, что здесь, должно быть, поселились все добродетели.

Я была занята этими размышлениями, когда вдруг увидела юную девушку моих лет, которая присматривала за несколькими барашками на поляне; я спросила ее об этой обители, она сказала мне, что то, что я видела, был монастырь, где жили четверо францисканских монахов, практикующих уединение, с религиозностью, воздержанием и строгостью которых не могло сравниться ничто на свете…»

Папочка на мгновение закрыл глаза, смутная улыбка проступила на его тонких губах. Голос Джессики вызвал у него приятную дрожь во всем теле.

— «Взволнованная желанием тотчас взмолиться о помощи у ног этой благословенной Божьей Матери, я спросила у девушки, не желает ли она пойти со мной; она сказала мне…»

В соседней камере, тоже закрыв глаза, Вильям слушал чистый голосок девочки. В другой ситуации это могло бы ему даже понравиться.

— В жизни не видел такого ненормального! — пробормотал Рафаэль.

— Я тоже, — отозвался его брат, не открывая глаз. — Ты читал де Сада?

Рафаэль смерил его удивленным взглядом.

— Нет, — прошептал он. — В тюремной библиотеке такого не держали… А ты?

Вильям отрицательно покачал головой.

— Неудивительно, что он такое любит! Уверен, что этот псих — само воплощение де Сада! Поганец…

— Но почему он не поехал за своими деньгами, черт подери? — рассердился Рафаэль, стараясь не шуметь.

— Я думаю, он не поедет, пока не…

— Пока не — что?

— Пока не получит от нее все, что он хочет, — с болью заключил Вильям. — И он не станет торопиться, можешь мне поверить…

— «…что отец настоятель, самый уважаемый и благочестивый человек на свете, не только прекрасно меня примет, но предложит мне любую помощь, в которой я нуждаюсь. Его зовут преподобный отец Ра…»

Джессика запнулась на имени; улыбка папочки стала еще шире.

— Почему ты остановилась?

Она продолжила:

— «Его зовут преподобный отец Рафаэль, — продолжала девочка, — он итальянец, но провел всю жизнь во Франции, ему нравится уединение, и он даже неоднократно отказывался принимать разные великие милости от папы, с которым состоит в родстве; это человек из очень благородной семьи, мягкий, услужливый, полный рвения и благочестия, ему около пятидесяти лет, и все в округе считают его святым».

Джессика подняла взгляд на Патрика.

— Ах да, одного из главных персонажей в этом отрывке зовут Рафаэль, — улыбнулся папочка. — Как твоего друга, который слушает тебя прямо за этой стеной. Он и его брат тебя слышат, ты же знаешь… А теперь продолжай.

— «…После часа ходьбы по дороге с того момента, как я услышала звук колокола, я наконец узрела живую изгородь, а вскоре и сам монастырь».

Сандра сидела в маленьком кабинете перед двумя мониторами.

Она не имела права находиться здесь: это была вотчина ее дяди.

Впрочем, она впервые в жизни нарушила этот запрет. Совершила такую ошибку.

Она слушала, как Джессика невинно читала о приключениях Софи.

— «Хижина отца садовника примыкала к внутренней стене обители, и прежде, чем войти, нужно было обратиться к нему. Я спросила у этого святого отшельника, можно ли мне поговорить с отцом настоятелем…»

Все ее внимание было приковано к левому монитору.

— «Через несколько минут я услышала, как открывается дверь церкви, и сам отец настоятель подошел ко мне у хижины садовника и пригласил меня войти в храм вместе с ним. Отец Рафаэль был…»

Сандра смотрела на Рафаэля. Как загипнотизированная.

— «…строен, весьма высок ростом, с одухотворенным и мягким выражением лица; он прекрасно говорил по-французски, хотя и с некоторым итальянским акцентом; он был учтив и предупредителен сверх…»

Она видела, что Рафаэль шепчется с Вильямом, но не услышала ни слова — так тихо они переговаривались.

— «Дитя мое, — сказал мне любезно этот священнослужитель, — хотя время сейчас совершенно неподобающее и мы обычно не принимаем никого так поздно, я все же выслушаю вашу исповедь…»

Папочка не отрывал взгляда от рта Джессики, от ее пухлых, розовых, влажных губ.

С которых скоро слетят описания самых отвратительных ужасов.

Это лучшая в мире литература, считал он.

— «…Я всецело открылась ему и со свойственным мне простодушием и доверчивостью рассказала ему решительно обо всем, что со мной произошло».

— Ты прекрасно читаешь, — похвалил Патрик.

— Спасибо, мсье.

— Продолжай.

— Да… «Отец Рафаэль выслушал меня с величайшим вниманием, попросив меня повторить некоторые детали с сочувствующим и заинтересованным видом… он задал мне множество вопросов касательно следующего: правда ли, что я сирота родом из Парижа, уверена ли я в том, что у меня нет ни родственников, ни друзей, ни защитников, ни кого-то, кому я могла бы напи… сать. Верно ли, что я все еще… девственница и что мне только двадцать два года».

Джессика остановилась, нервный спазм пробежал по одной из ее ног, хотя, казалось, ей удалось немного расслабиться.

— Тебя остановило слово «девственница»? — полюбопытствовал папочка.

— Нет… Я просто устала.

— Конечно. Но продолжай, прошу тебя.

Она вспомнила о советах Рафаэля. Настоящего Рафаэля. Не сопротивляться, иначе он сделает еще хуже. Стать покорной, послушной.

— Хорошо… «Ну что же, — сказал мне монах, вставая и беря меня за руку, — идемте, дитя мое; сегодня уже слишком поздно, чтобы припасть к стопам Матери Божьей, завтра я смогу удовлетворить ваше стремление обратиться к ее светлому образу, но сейчас нам следует подумать о том, как вас устроить, накормить и уложить спать.

С этими словами он привел меня к ризнице.

— И что же, — спросила я у него с некоторым волнением, мне неподвластным, — что же, отец мой, вы предлагаете мне переночевать там, в вашем доме?

— А где еще, прелестная паломница, — ответил мне монах, открывая двери притвора, ведущие в ризницу и дальше, в самое здание… — Что с вами, вы боитесь провести ночь с четырьмя верующими? О, вы увидите, мой ангел, что мы не такие ханжи, какими можем показаться, и что мы сможем поразвлечься с юной красавицей.

От этих слов меня бросило в дрожь…»

— От этих слов тебя бросает в дрожь, прелестная паломница? — перебил ее папочка.

— Н… нет.

— В таком случае продолжай.

— «…В одном из дальних углов притвора наконец показалась лестница, монах пропустил меня вперед, и, заметив мою нерешительность, он произнес, тотчас изменив свой отеческий тон на самые грубые выражения:

— Ах ты, блудница эдакая, ты вообразила себе, что можно пойти на попятную? Ах, чертово семя, скоро ты увидишь, что тебе лучше было бы оказаться в логове разбойников, чем в обители четырех францисканцев».

Чувствуя приближение опасности, Джессика остановилась, попросив прощения за приступ кашля.

— Тебя что-то беспокоит, моя птичка?

— Нет.

— Ты знаешь, что означает слово «блудница»?

— Да. Это… это проститутка.

Папочка восхищенно присвистнул:

— Теперь я вижу, что нахожусь в присутствии образованной девушки, которая, очевидно, читала классиков. Чего ты ждешь, продолжай, моя дорогая.

— «…Дверь открылась, и я увидела вокруг стола троих монахов и трех молоденьких девушек, все шестеро в самом непристойном виде; две девушки, уже совершенно обнаженные, раздевали третью, а монахи ненамного от них отставали…»

Она почувствовала, что ее лицо покрывается краской, когда вдруг осознала, что Рафаэль и Вильям могли услышать ее слова. И все же она храбро продолжила:

— «Друзья мои, — сказал Рафаэль, войдя, — нам недоставало одной, вот она. Позвольте представить вам настоящий феномен, вот Лукреция, которая несет на своих плечах одновременно печать женщин самого низкого образа жизни, а здесь… — продолжил он, сделав жест столь же многозначительный, сколь и непристойный, — здесь, друзья мои, несомненное доказательство пресловутой девственности.

Реакцией на этот своеобразный прием стали взрывы смеха, которые раздались со всех сторон…»

Указательным пальцем Сандра дотронулась до экрана, прикоснулась к черно-белому изображению самого низкого качества.

Убаюканная словами де Сада из уст ребенка, она прикоснулась к изображению избитого лица Рафаэля. Она знала, что вернется, чтобы увидеть его. Что она не сможет удержаться.

Он ждал ее, она уверена.

Она ждала его так долго. И уже не надеялась.

Глаза горели от стыда и напряжения, но Джессика без устали продолжила читать этот странный текст:

— «Мне тут же дали понять, что я попала в самый центр этого страшного круга и что для меня будет лучше, если я буду делать то же, что мои товарки.

— Вы прекрасно понимаете, — сказал мне Рафаэль, — что попытки сопротивления в столь отдаленном месте, куда завела вас ваша злосчастная звезда, ни к чему не приведут. Вы говорите, что испытали множество несчастий, — и это правда, если верить вашим рассказам, — но, видите ли, в списке ваших бедствий отсутствует самая страшная из бед добродетельной девушки. Естественно ли быть девственницей в ваши годы, не сродни ли это чуду, которое не может длиться дольше?.. Вот наши подруги, которые, как и вы, строили из себя невесть кого, когда поняли, к чему их принуждают, и которые в конце концов смирились, когда поняли, что это приведет их лишь к дурному обращению, как и вы, несомненно, поступите. В ситуации, в которую вы попали, Софи, как вы рассчитываете защитить себя? Посмотрите, в каком положении вы оказались в этом мире: по вашему собственному признанию, у вас нет ни родных, ни друзей, подумайте о том, что вы в пустыне, никто в целом свете не знает, где вы, вы в руках…»

Джессика не могла читать дальше. Ее глаза все еще горели, наполненные жгучими слезами.

— «В каком положении вы оказались», — холодно произнес Патрик. — «У вас нет ни родных, ни друзей… никто в целом свете не знает, где вы…»

— У меня есть родные! — вдруг закричала девочка.

Его позабавили хлынувшие слезы, смесь страха и злости.

— Это правда, — согласился он. — Они, должно быть, так несчастны оттого, что потеряли тебя навсегда. Представляешь, как они страдают? Какие муки испытывают? Ах, если бы ты только отказалась лезть в мой фургон, Джессика… Какого страшного горя они бы избежали благодаря тебе! Твое неблагоразумие привело тебя сюда и стоило жизни твоей собственной сестре. Твоя глупость ввергла в отчаяние твоих родителей. Теперь ты можешь гордиться собой, правда?

Готово, она заплакала, буквально зарыдала. Швырнула книгу через всю комнату.

Папочка медленно поднял то, что он считал шедевром. Затем положил томик на колени продолжающей рыдать Джессики.

— Больше так не делай, — предупредил он. — Читай.

— Нет!

Он взял ее рукой за подбородок, вынудил поднять голову.

— Не заставляй меня терять терпение, моя птичка. Пожалуйста, читай.

— Нет! Я не хочу читать про эти гнусные вещи!

Пощечина отбросила ее к перекладине изголовья кровати.

Удар словно попал в его собственное тело.

Рафаэль не должен был испытывать такого сочувствия к этой девочке, которую он едва знал. Но у них было что-то общее. Нечто объединяющее.

Общий враг.

Которого они, возможно, победят.

Который их убьет. Несомненно.

Вильям обменялся взглядом с братом. В этот момент он был счастлив быть мужчиной, а не женщиной в лапах этого извращенца.

Патрик снова положил книгу перед Джессикой:

— Начни с «Посмотрите, в каком положении…». Да побыстрее.

На драгоценные страницы упала слеза, Джессика вытерла покрасневшую щеку.

Ты должна ему позволить, иначе он сделает тебе еще хуже.

Рука Патрика все ближе, девочка отклонилась:

— Я буду читать дальше!

— В добрый час, — сказал папочка, снова усевшись на кровать Орели. — Я тебя слушаю.

— «Посмотрите, в каком положении вы оказались в этом мире: по вашему собственному признанию, у вас нет ни родных, ни друзей, подумайте о том, что вы в пустыне, никто в целом свете не знает, где вы, вы в руках… четверых распутников, у которых нет желания избавить вас от этого… к кому вы обратитесь за помощью, может быть, к тому Богу, которого вы собирались умолять с таким пылом и который воспользовался этим рвением, чтоб ввергнуть вас в самую глубокую западню?»

Сандра заметила скорбь на лице Рафаэля. Этот взгляд, такой жесткий, делал его еще красивее. Он проявлялся в минуты страдания.

А Рафаэль страдал. В унисон рыданиям Джессики, которые самым жестоким образом прерывали чтение.

Тогда Сандра, которая столько раз читала этот отрывок, стала цитировать его шепотом, словно хотела подбодрить Джессику, помочь ей добраться до конца. Словно подсказывала ей текст, как суфлер на сцене театра.

— «Вы же видите, что никакой силе, человеческой или божественной, не удастся вырвать вас из наших рук, что нет ни среди возможностей, ни среди чудес никакого средства, которое могло бы позволить вам сохранить вашу добродетель, которой вы так гордитесь и которая в конечном итоге во всех смыслах и во всех вообразимых отношениях могла бы вам помешать стать добычей нечестивых излишеств, которым мы, все четверо, предадимся вместе с вами».

— Хватит хныкать! — скомандовал папочка. — Ты портишь чудесный текст!

— Я стараюсь, — простонала Джессика, шмыгая носом.

— Я просил тебя не стараться, а сделать.

— «Ра… Раздевайтесь, Софи, и пусть самое полное смирение поможет вам снискать наше доброе отношение, которое очень скоро сменится самым суровым и бес… бесчестным обхождением, если вы не подчинитесь, — обхождением, которое только раззадорит нас, но ни в коей мере не освободит вас от нашей невоздержанности и жестокости».

— Достаточно, — вдруг заявил папочка.

Джессика вздохнула с облегчением, тягостное чтение закончилось, она захлопнула книгу. Но в то же время она была встревожена тем, что пока не знала, как закончится этот вечер.

— Как ты думаешь, что произошло с Софи? — спросил папочка.

— Я не знаю…

— Как по-твоему, что с ней сделал Рафаэль?

— Я не знаю.

— Конечно ты знаешь. Но ты не хочешь говорить. Тебе стыдно…

Джессика провела рукой по лицу, вытирая последние слезы.

— Я оставлю тебе книгу. Ты почитаешь, что было дальше, хорошо?

— Да, мсье.

— Мы поговорим об этом завтра.

Удивленная, Джессика кивнула. Как вышло, что ее страдания закончились так быстро?

Что он не просил трогать его, как вчера?

Что ей не пришлось пачкать руки или рот сегодня ночью?

Папочка коснулся ее щеки и вышел из комнаты.

Сандра поспешила покинуть кабинет, не забыв выключить свет и поставить кресло на место.

Она взбежала по лестнице и закрылась в ванной комнате.

Когда она вышла, папочка был уже в постели, читал книгу. Лотреамон, «Песни Мальдорора». После маркиза граф…

— Я могу выйти завтра на работу? — спросила Сандра. — Немного тонального крема и…

— Разумеется, нет. Ты позвонишь своей сучке-помощнице и возьмешь неделю отпуска.

— Неделю?

— Попроси ее выйти вместо тебя. Ты мне нужна.

— Хорошо, — пробормотала Сандра, ложась в кровать.

— Надо поехать за деньгами. Наши друзья не могут остаться без присмотра, ты согласна с этим?