Кольцо принца Файсала Ройтер Бьярне
– Тот, кто пережил подобное.
Том поворачивается к Бото спиной.
– Займись лучше своей рубашкой. От нее, кстати, до сих пор несет плесенью.
Том приближается к мачте и в отчаянии бьется о нее лбом. Бото подходит к нему.
– Я думаю, – говорит он, – что с этой рубашкой точно так же, как с Саласаром, – их обоих покрыла плесень. Я тоже чувствую, как она пахнет, но подобные запахи исчезают сами. Главное – время и хороший ветер, и придет день, когда пассат поцелует мою красную рубашку и сделает ее мягкой, как мед, и свежей, как ключевая вода.
– Ты хочешь снова отправиться в море, чтобы проветрить свою рубаху? Ты это хочешь сказать?
– Вместе с ним.
– Вместе с кем?
– Вместе с его преосвященством. Они могут отправиться в дорогу вместе, он и рубашка. Кто знает, Том, – в больших карих глазах Бото появилось мечтательное выражение, – быть может, его корабль доставит нас на острова Зеленого Мыса.
Том улыбается.
– И ты в это веришь?
– Да, – отвечает Ньо Бото. И добавляет: – Если повезет.
Трехмачтовая шхуна качается на волнах в бухте Невиса.
От судна отделяется шлюпка. Сидящие в ней десять мужчин гребут изо всех сил, потому что до берега далеко, а море неспокойно.
На берегу стоит Теодора Долорес Васкес, придерживая рукой свою новую шляпу. В другой руке она держит корзинку. На девушке темно-красное, словно испанский флаг, платье, слишком тонкое для столь ветреной погоды. Но оно так долго ждало в сундуке этого дня! Поверх красивого платья Теодора надела шерстяную кофту – выбирать особо не приходится. Когда-то кофта принадлежала ее брату, теперь она стала ему мала. Под мышкой у Тео зонтик от солнца и две маленькие книжицы, одна из которых перевязана черным бантом. В ней – ее личные заметки. На первой странице написано: «Теодора Долорес Васкес». Кроме дневниковых записей в книге полно рецептов всяких снадобий, о которых она узнала от матери. Все названия трав расположены в алфавитном порядке, и под буквой «А» можно найти рецепт так называемого афродизиака, который умеет возвращать старикам вечную молодость. Прямо под латинскими буквами, которые обозначают собой этот таинственный эликсир, можно прочесть следующее: «Запивать водой или нет, неизвестно».
Вместе с катехизисом, который Тео получила в подарок от своего суженого, этот дневник составляет всю ее библиотеку.
Таверна отдраена до блеска, убрано все – до последней ракушки, до последнего камешка и до последнего крабьего панциря. Пол вымыт, белье аккуратно сложено на полку – Тео уезжает с чистой совестью.
На могиле матери лежит букетик высохших цветов и ракушка с Ямайки с надписью «Маме от Тома».
Теодоре больше нечего делать на острове. Она пообещала самой себе больше никогда сюда не возвращаться.
Из таверны выходит высокий худощавый мужчина, одетый в темно-красный костюм и плоскую шляпу. Рядом с ним семенит маленький толстенький человечек, который в прошлой жизни служил у отца Инноченте в качестве писца.
Сегодня он тащит два дорожных сундука сеньора Саласара. Мужчины ставят свое добро на сундук Теодоры и с молчаливым одобрением наблюдают за тем, как моряки борются со стихией, постепенно приближаясь к берегу.
Теодора улыбается, жених кладет ей сзади руку на плечо и что-то говорит, но ветер заглушает его слова.
В таверне, которая сегодня закрыта для посетителей, опустив ноги в таз, сидит сеньор Лопес. Он отправил своих новых помощников на поиски пилки для ногтей, гребня и щетки. Лопесу надо расчесать волосы и выбрать из них вшей. Он сердито бормочет что-то себе под нос и пытается открыть тростью дверь, но не достает и снова принимается звать слуг.
К этому времени шлюпка подходит к берегу. Матросы выпрыгивают из лодки и, ухватив багаж, тащат его на борт.
Сеньор Саласар протягивает руку будущей супруге, однако она без чьей бы то ни было помощи сама легко запрыгивает в лодку и садится спиной к берегу. Поэтому она не видит, как боцман обсуждает что-то с двумя босоногими парнишками. Один из них держит в руках пилку для ногтей и гребень, другой, стоящий чуть поодаль, одет в красную рубашку.
– Что умеете делать? – спрашивает боцман-испанец, пытаясь перекричать рев ветра.
– Что угодно, сеньор, – отвечает парнишка с пилкой для ногтей. – Камбуз, палуба, каюты – все, что угодно.
– У нас народу и без вас хватает, – ворчит боцман.
Том подходит к нему ближе.
– Возьмите нас с собой, сеньор, возьмите. Вы не пожалеете. Мы будем трудиться за четверых, нам любая работа по плечу.
– У нас крысы в трюме. Что скажете?
Боцман ухмыляется, словно сказал что-то смешное.
– Вы не найдете лучших охотников на крыс, чем мы, сеньор. Мы будем спать на палубе, а питаться тем, что останется от матросов.
Боцман шмыгает носом, сплевывает и смотрит назад, на пассажиров, которые уже заняли свои места в шлюпке.
– Где ваши вещи?
– Мы путешествуем налегке, – и Том берет Ньо Бото за руку.
Боцман пристально смотрит на него.
– Что, с одной только гребенкой и пилкой для ногтей?
– К вашим услугам, сеньор.
Том вытягивается и отдает честь гребнем.
Вскоре они забираются в шлюпку, и та отчаливает. Боцман отдает приказы своим людям.
Теодора Долорес Васкес косится на брата, который сидит вместе с Бото.
Вскоре весла погружаются в воду, и становится слышно, как боцман стучит по борту, задавая темп для гребцов. Морской туман окутывает пассажиров и матросов, но никто не обращает на это внимания. Шлюпка стремительно удаляется от острова, и Теодора первый раз в жизни покидает Невис. На короткий миг что-то похожее на сомнение мелькает в ее черных глазах, губы сжимаются, девушка бросает последний взгляд на родной берег – но тут же распрямляет плечи, гордо вздергивает подбородок и решительно обращает взгляд на качающуюся впереди трехмачтовую шхуну.
Скоро ветер унесет их корабль в открытое море и Невис превратится в крошечную песчинку, затерянную на необъятных просторах океана.
Том Коллинз, напротив, смотрит только назад.
Уже второй раз за свою короткую жизнь он покидает родной берег. Вдруг в его глазах мелькает лукавый огонек, Том улыбается и подмигивает Ньо Бото. Даже отсюда ему кажется, будто он слышит, как сеньор Лопес кричит, разыскивая пилку для ногтей, щетку и гребень.
Часть IV
Глава 21. Макушка Дьявола
Шхуна «Океания» была более старым, неудобным и куда менее годным к плаванию судном, чем то, которое совсем недавно оставили Том с Бото. Она была построена в Барселоне, имела реи на всех мачтах, но орудия на ней были расположены только по левому борту.
В отсеке с ядрами по соседству с бочками с водой, на самом дне судна, лежало шесть тонн балласта. Вес, конечно, предназначался для придания судну большей остойчивости, но при этом делал его менее маневренным. Вдобавок полотнища парусов были сильно обтрепаны, снасти почти сгнили, и лишь только самое необходимое было кое-как починено и подлатано.
Уже через неделю плавания Том сообщил Бото, что навигация на этом судне тоже велась на устаревший манер. Морские карты, если и были когда-то верными, теперь сильно устарели и, по мнению Тома, были не слишком надежными. Штурман, следивший за правильностью курса, постоянно находился в подпитии и то и дело терял свой квадрант, обходясь старым градштоком.
Судя по тому, как шхуна двигалась, создавалось впечатление, что ее не килевали уже много лет.
В придачу боцман не преувеличивал, когда говорил о крысах. Если кто и чувствовал себя на борту отлично, так это они. Том то и дело находил все новые и новые гнезда, причем многие из них оказывались в опасной близости от кладовок и погребов с припасами. Коку, похоже, было все равно, а капитан Эдуардо Муньеко больше всего был занят своими ежедневными променадами по палубе, куда в хорошую погоду выходила прогуляться львиная часть тех двухсот пассажиров, которые путешествовали на борту.
«Океания» походила на плавучую гостиницу, переправлявшую на запад людей, мечтавших обрести счастье в Новом Свете, и на восток тех, кто уже удовлетворил эту потребность. Оттого весь корабль был пропитан тоской по дому, ожиданием, надеждой и нетерпением. Скучное однообразие дней нарушалось лишь демонстрациями модных костюмов капитана Муньеко. Это был небольшого росточка заплывший жиром мужчина в большом черном, белом или ярко-рыжем парике. Его излюбленным нарядом были шелковые штаны и куртка, чулки в крапинку и до блеска начищенные туфли с четырехугольными носами и высокими каблуками, вся одежда была выдержана исключительно в пастельных тонах. Занятый своим внешним видом, Муньеко вспоминал про капитанские обязанности, лишь когда обстоятельства принуждали его к этому. В остальное время он общался с небольшой по числу, но избранной публикой, состоявшей из пассажиров, имевших деньги или титулы. Эти люди жили на средней палубе, где из-за нехватки кают их спальные места отделялись друг от друга загородками из одеял. Большая же часть пассажиров теснилась на нижней палубе.
Кроме обязательной морской болезни на судне то и дело вспыхивали ссоры по поводу затерявшихся вещей, выплескивалось раздражение на владельцев домашних животных и слышались жалобы на медлительность и нерасторопность команды.
Доказав свои способности по части ловли крыс, Том был назначен юнгой и тем самым получил доступ в те же места, где бывала Тео.
В отличие от других пассажиров, нывших по каждому поводу, она ни разу не выразила своего неудовольствия. Обычно она стояла на палубе, подставив лицо встречному ветру, махала дельфинам, ахала, когда матросы карабкались на мачты, и радовалась, когда они благополучно слезали обратно. Она ела что давали, не страдала морской болезнью и ни разу не болела уже ставшими привычными для других желудочными расстройствами.
Том не часто видел ее жениха, сеньора Саласара, который близко сошелся с капитаном и проводил много времени в его каюте, появляясь из нее лишь тогда, когда капитан выходил на прогулку или когда боцман устраивал среди матросов очередное соревнование, чтобы хоть как-то убить время.
Бото стал кем-то вроде парусного мастера. Вооружившись трехгранной парусной иглой и специальной кожаной перчаткой-гардаманом, он чинил прорехи в старых парусах. Это была тяжелая работа, потому что полотнище было толстым, но в перчатку была вшита пластинка из свинца, которая помогала продавливать иглу сквозь материю. Днем и ночью он сидел, устроившись на рее, и шил.
Когда Том не мог нигде найти Ньо Бото, ему достаточно было просто взглянуть наверх, и он тут же видел маленькое красное пятнышко на фоне лазурного неба. Том свел знакомство со вторым помощником капитана, еще довольно молодым человеком, который рад был облегчить свою тоску по дому и с удовольствием слушал занимательные рассказы Тома. Именно он поведал ему, что их штурман был не ахти какой специалист в навигации, и на девятый день их плавания, когда ветер дул прямо на юг, Том утвердился в своих подозрениях на этот счет. Следование неправильным курсом означало несколько лишних недель пути, а это, в свою очередь, могло грозить серьезными неприятностями.
Ночью Том сидел с Бото на палубе и изучал звезды, держа в руках самодельную карту Атлантического океана.
– Если мы в самом скором времени не изменим курс и не пойдем на северо-запад, то мы никогда не достигнем Азорских островов, – сказал Том. – Сейчас мы движемся почти прямым курсом на восток, а это совершенно неправильно.
– Ты знаешь это, Том?
– Ну конечно! Стал бы я просто так болтать.
На следующий день Том разыскал второго помощника капитана, и тот провел юнгу к капитану, который в это время дня занимался тем, что полировал свои ногти.
– Покажитесь-ка, молодой человек.
На Муньеко были надеты длинный красный плащ и прикрывавшая его лысую голову шапочка с длинной кистью. На специальной подставке висело три парика – один больше другого.
Саласар Феликс тоже был там. Он по-хозяйски расположился за письменным столом капитана, где были разбросаны циркули с линейками и лежали подзорные трубы и морские карты. Кроме них был там и квадрант самой последней модели, и Том спросил себя, что он делает здесь, когда ему самое место на шканцах. Сам Саласар сидел с маленьким черным томиком катехизиса и делал вид, что читает, пока Том излагал свои соображения по поводу неправильного курса.
Услыхав такое, Муньеко пронзительно вскрикнул, запричитал, как баба, потом протянул руку, нахлобучил на голову коричневый парик и, поглядевшись на себя в зеркало, воскликнул:
– Да что этот щенок себе позволяет?!
Затем капитан обернулся к Саласару.
– Это один из ваших знакомых, сеньор?
– Том Коллинз, – начал Саласар, захлопывая книгу, – известен своим беспокойным нравом, но у него есть голова на плечах, господин капитан. Я не буду рассказывать вам обо всех его деяниях, но, по словам его сестры, он много времени провел на море. Поэтому, если он говорит, что мы идем неправильным курсом, я бы на вашем месте обратил внимание на эти слова.
Том улыбнулся Саласару, радуясь неожиданной поддержке. Хотя на борту и так все знали, что штурман был ленив, часто напивался и редко выбирался на шканцы.
Капитан шагнул к Тому и смерил его недовольным взглядом. Он был на полголовы меньше Тома и компенсировал разницу тем, что носил каблуки.
– Что ж, посмотрим, как ты умеешь обращаться с квадрантом.
Том поклонился и, подойдя к письменному столу, взял одну карту. Потом схватил вторую, быстро просмотрел и снова отложил, проглядел еще парочку, пока наконец со вздохом не сообщил, что все карты устарели и полагаться на них нельзя.
У капитана это вызвало новый приступ ярости, который смог смягчить лишь спокойный голос сеньора Саласара.
– Все же я считаю, что стоит прислушаться к словам этого юноши, – мягко произнес он.
– Чтобы меня учил какой-то рыжий сопляк?
Капитан запыхтел и поменял парик.
– Представим, что он читает нам лекцию, – предложил Саласар и с ободряющим видом кивнул Тому.
– Если мы, – начал Том, – в течение следующих десяти недель не достигнем Азорских островов, то наши вода и провизия закончатся. Продолжая идти тем курсом, которым мы следуем сейчас, мы удлиним наше плавание как минимум на две недели. Поэтому мы уже сейчас должны начать экономить воду.
– Да ну? Известно ли тебе, – ехидно проговорил Муньеко, – сколько лет я хожу по морям? Неизвестно! А я, если брать то время, которое я проработал в должности старшего помощника в Английском канале, уже тридцать лет хожу под парусом. И ты еще будешь учить меня? Да меня сейчас удар хватит от такой наглости. Ладно, раз ты такой умный, то определи широту.
Том взял квадрант и забормотал вслух:
– Это модель старого образца. Его шкала равняется четвертой части круга. Судя по песочным часам, до полудня осталось совсем немного. С помощью квадранта, каким бы старым он ни был, можно определить угол между солнцем и горизонтом и вычислить широту того места, где мы находимся. Если капитан позволит, я выйду на палубу?
Вскоре Том вернулся обратно.
Теперь капитан был полностью одет и с величественным видом сидел за письменным столом, вооружившись на всякий случай циркулем и подзорной трубой.
– Ну и что нам скажет этот ирландский выскочка?
Том откашлялся.
– Скажу, что мы находимся на два-три градуса севернее тропика Рака, синьор. Это составит 25 градусов северной широты. И если капитан позволит, говоря начистоту, это неверный курс.
Муньеко бросил взгляд на своего второго помощника, который тут же опустил голову и уставился в пол. С большой неохотой капитан признал правоту Тома.
После этой маленькой интермедии курс корабля был выправлен. Штурман получил выговор, а Том был отправлен обратно в трюм ловить крыс.
Одна неделя сменялась другой, в однообразии повседневной жизни уже просматривался некий внутренний ритм. Пассажиры привыкли к еде, судовым правилам и, не в последнюю очередь, к безделью.
Однажды ночью, когда шхуна шла по морю, делая свои десять узлов, Том повстречал на палубе сестру, которая привыкла гулять здесь в одиночестве. Большинство пассажиров спали, матросы, что несли вахту, сидели небольшими группами возле судового фонаря – играли в карты или слушали кока, который напевал какую-то мелодичную песенку.
Шла четвертая неделя их плавания, и кожа Тео – прежде всегда такая белая, без единого пятнышка – загорела и обветрилась.
Том, конечно, не удержался и поддразнил сестру, а потом носился, уворачиваясь от нее, вокруг мачт, держа на весу две ловушки для крыс, которые они сделали вместе с Бото.
– Вот и сиди со своими крысами! – кричала запыхавшаяся Теодора. – Только на это и годишься!
– А еще на то, чтобы повернуть судно в нужном направлении, – и Том самодовольно взглянул на свою сестру. – Вот тебе и крысы…
Под ними катил свои волны Атлантический океан, и шхуна качалась из стороны в сторону. Из трюма доносились блеяние овец и хрюканье свиней.
– Вот это жизнь! – воскликнула Теодора, глядя на Тома сияющими глазами. Он кивнул.
– Чем труднее, тем лучше – это ты хочешь сказать?
Теодора подошла к борту, подняла руки и закричала ветру:
– Я хочу, чтобы был шторм и ураган, тайфун, дождь и ливень, и раскаты грома! Попадал ли ты когда-нибудь в настоящий ураган, Том?
Том подумал и с сожалением признал, что нет, не приходилось.
– Но есть кое-что другое, – и он лукаво улыбнулся. – Весь вопрос в том, хватит ли у тебя на это смелости.
Теодора приблизилась к нему вплотную. Вид у нее был очень решительный.
– Говори же, – прошептала она.
– Тебе придется переодеться, – Том поглядел на платье сестры. – Там, куда мы полезем, лучше иметь одежду поудобнее.
– И куда же мы полезем? – Тео скептически прищурила один глаз.
Том испытующе поглядел на нее и указал вверх.
– У нас это зовется Макушка Дьявола, – сказал он, – грот-брам-рея.
Тео запрокинула голову и посмотрела вверх.
Грот-мачта возвышалась над ней всеми своими ста тридцатью футами. С этого расстояния верхняя рея казалась не больше штопальной иглы. Громадные паруса ревели на ветру, снасти стучали и бились при каждом новом порыве. Этой ночью природные стихии вытворяли что хотели. Шторм примчался на свидание с морем, и теперь, с небесами в качестве единственного свидетеля, любовники бушевали вовсю. Их страсть рвала в клочья тучи и посылала проблески зарождающегося нового дня сквозь ночь – ввысь, в небесный свод. Неудивительно, что луна отвернулась прочь и напустила на себя холодный вид, ибо ничем нельзя удивить эту бледную планету, чья улыбка обращена внутрь себя и чей взгляд пугает совсем юных.
Буйство стихий отражалось в глазах Тео, которая с недоверием взирала на брата.
– Ты безумец, – крикнула она.
Том склонил голову набок.
– Что ты хочешь этим сказать?
Тео показала наверх; ее непослушные волосы обрамляли голову черным ореолом.
– Никто в здравом уме не полезет туда.
– Да неужели, – воскликнул Том, перекрикивая рев бури, – а как же, ты думаешь, мы меняем тогда снасти, которые держат грот-брамсель, если не взбираемся при этом на верхнюю рею?
Теодора понизила голос и, приблизившись к нему вплотную, спросила:
– А ты, значит, бывал там?
– Много раз, – ответил Том. – Только на Макушке Дьявола начинаешь чувствовать, что такое парус, как движется корабль, ощущаешь силу ветра и понимаешь, насколько велик мир. И насколько мал ты сам.
– Так я для этого должна лезть наверх, Том? – прокричала Теодора ему прямо в ухо. – Чтобы узнать, насколько я маленькая?
– Я хочу устроить тебе свадебный подарок. Когда ты будешь потом сидеть за обеденным столом в Андалусии и умирать от жары и скуки рядом со своим прожорливым супругом, вспомни ветер на верхушке грот-мачты, и ты заново прочувствуешь силу стихий, ощутишь сосание под ложечкой и испытаешь страх и восторг от сознания того, что живешь.
Она бросила на него свирепый взгляд.
– Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне! – крикнула она.
Том не ответил.
Они смотрели друг другу в глаза.
– Скидывай штаны и куртку, – наконец решительно велела она.
– Тео, я пошутил.
– Скидывай штаны, я сказала. Учти, я в последний раз иду у тебя на поводу, братец. Я принимаю вызов. Через три дня меня будут уже звать не Васкес, как моего отца, а Саласар – как моего мужа. Капитан Муньеко обвенчает нас, нам предоставят отдельную каюту, дабы наше плавание стало более приятным. Так что вид с Макушки Дьявола очень скоро пригодится мне как нельзя лучше, поэтому давай сюда свою одежду.
Отдав сестре свои старые поношенные штаны и куртку, которую он надевал, когда охотился на крыс, Том отправился проведать Бото.
Еще в самом начале плавания они нашли неподалеку от руля каморку с провизией, где могли побыть одни, без пьяных моряков и недовольных пассажиров.
– Когда-нибудь я сошью тебе пару красных штанов, – сонно произнес Бото.
– Обязательно. Спи давай, – пробормотал Том.
– У них будут карманы, спереди и сзади, потому что тебе всегда есть что туда положить. И они будут такими же красными, как моя рубашка.
– Спокойной ночи, Ньо Бото.
– Куда ты собрался?
Том вздохнул.
– Я иду с сестрой, – ответил он.
– На танцы?
Том улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.
– Быть может, я сделал кое-что, о чем потом пожалею, – пробормотал он. – Тео, которая ничего не видела в своей жизни, собирается выходить замуж за отца Инноченте.
– Тогда ее жизнь станет похожа на блуждание во мраке бесконечно долгой ночи, – заметил Бото и повернулся на бок.
Том присел рядом.
– Я хочу взять ее с собой на Макушку Дьявола.
– Ты серьезно?
– Конечно, а ты что думал? По мне, пусть лучше она упадет с верхней реи, чем явится на это венчание. Звучит странно, да, Бото?
– Нет, не странно, – отозвался Бото, по-прежнему лежа спиной к Тому.
Том скомкал одежду в узел.
– Ну а если не странно, то что об этом скажет тот, кто даже во сне может давать мудрые советы?
– Возьми туда еще сеньора Саласара, – пробормотал Бото.
Том усмехнулся и укрыл Бото одеялом.
– Увидимся, – шепнул он.
Тео стоит перед ним в шерстяных штанах и старой куртке, которая ей велика. Волосы собраны в пучок на затылке. В таком виде она похожа на мальчика. Невероятно красивого мальчика.
– Мы начнем с грот-марса, – кричит Том, – площадки над нижним парусом. Может, с тебя и этого хватит, потому что оттуда вид тоже ничего.
– Сначала ты, Том Коллинз.
– Скажи, если передумаешь.
Теодора смотрит мимо него, шепча что-то себе под нос; потом поднимает голову, и ее взгляд упирается в Тома.
– Поздно отступать, – отвечает она.
Том медлит, но в конце концов ставит ногу на снасть и лезет вверх, все выше и выше.
Он не смотрит вниз, его движения спокойны и уверенны, и через несколько минут Том оказывается на четырехугольной площадке между гротом и грот-марселем, где стоит неописуемый шум.
Ветер усиливается, и волны перехлестывают через палубу, растекаются большими лужами, перекатываются от носа до кормы, чтобы потом начать все сначала.
Том смотрит вниз, на свою сестру, которая, сцепив зубы, упорно лезет вверх. По характеру она, конечно, боец, но сейчас явно не рассчитала свои силы. В полном изнеможении Тео ложится животом на площадку и с трудом выбирается на нее, отказавшись, однако, от помощи Тома. Потом она встает на ноги, но тут же, испуганно ойкнув, прижимается к мачте.
– Здорово, правда? – кричит Том.
– Чудесно, – отвечает она, бросая на него хмурый взгляд.
– Ветер так шумит и грохочет, что просто одно удовольствие!
Том подпрыгивает и, ухватившись за трос, качается на нем, как обезьяна на лиане, смеясь и крича в лицо ветру. Теодора смотрит на него во все глаза, но не произносит ни звука. Она стоит, обняв мачту и плотно сжав губы.
– Бото предложил взять сюда твоего суженого.
Том подмигивает.
Тео поднимает одну бровь и цедит сквозь зубы:
– Я думала, мы полезем до самого конца, но ты, кажется, испугался, полукровка?
Том оказывается рядом с ней и обнимает ее за талию.
– Как говорила одна баба, поколачивая скалкой мужа, лучшее ждет тебя впереди. Вперед же, Теодора!
Том карабкается по вантам вверх, работая как заведенный. Все выше и выше, быстрее и быстрее, не обращая внимания ни на что вокруг, он крепко хватается руками и ногами – его мускулы напряжены, чувства обострены до предела.
Вскоре он видит прямо над собой грот-марса-рею и тут наконец замечает, насколько сильно качает судно.
Том нечасто забирался сюда и, хотя и полагал, что испытал в этой жизни все, сейчас не мог справиться с бешеным сердцебиением.
Он смотрит вниз, и его губы сами собой раздвигаются в улыбке. Тео лезет вверх, лихорадочно работая руками и ногами, борясь не только со снастями и усталостью, но и с самой собой. Ее глаза мечут молнии, волосы растрепались, она похожа на какого-то страшного демона. И Том внезапно понимает, что, если когда-нибудь ему придется сражаться за свою жизнь, он бы хотел иметь рядом с собой Теодору Долорес Васкес.
– Еще три фута, и ты на месте, Тео, – кричит он и протягивает ей руку.
– Да пошел ты, ирландец, – хрипит она и из последних сил взбирается наверх.
Том подвигается, уступая ей место, и сестра хватается за рею, словно потерпевший кораблекрушение за бревно, – тяжело дыша и с дико горящим взглядом.
Отсюда расстояние до палубы кажется огромным.
– Море-то как разыгралось, – улыбается Том. – Отсюда и небо кажется близко, и Господь Бог с его лоциями. Бото знает историю о том, как появились звезды. Хочешь послушать, Теодора?
Она поворачивает к нему свое лицо и прижимается губами к его уху.
– Вот где край света, – шепчет она.
– Может, пора спускаться, а, Тео?
Она мотает головой и презрительно улыбается. Том узнает это выражение ее лица, но не знает, нравится оно ему или нет.
– Не надо было брать тебя сюда, Тео.
Она смотрит на него.
– Еще как надо было. Я никогда этого не забуду и навсегда запомню, как сильно я люблю жизнь.
Она кладет свою ладонь ему на щеку.
– Спускаемся, Тео.
Она мотает головой.
– Не сейчас, Том. Не сейчас.
– Я не могу смотреть на твое лицо.
Тео не отвечает.
– Если ты любишь жизнь, – кричит Том, – как ты можешь выходить замуж за отца Инноченте?
– Завтра я разорву помолвку, – шепчет Тео.
