Тонкий меч Нильсон Фрида

Четверо в пути

Прошло уже не меньше двух часов, но Хёдер не прилетал. Солнце клонилось к закату. Оно протягивало длинные прямые лучи меж стволов деревьев, так что нам, сидевшим на валуне, приходилось щуриться. Листья ольхи лежали на мху, словно большие серебряные монеты.

Трине был как на иголках. Он поднялся и стал расхаживать взад-вперед.

— Где же он? Разве не странно, что он так задерживается?

— Придет, — отозвался я.

— Не знаю, — пробормотал Трине. — У меня дурное предчувствие.

— Почему?

— Ну, разве ты не понимаешь, что это странно? Он ведь обещал сразу вернуться, а мы все сидим и ждем. Что, если он проболтался о нас Матери-Крылихе?

— Нет, — твердо сказал я, вглядываясь в небо, где исчез Хёдер. — Его просто что-то задержало.

Трине вздохнул и продолжил расхаживать туда-сюда, оставляя на мху черные проплешины земли.

— Ты говоришь так, словно с ним знаком, — проворчал он. — А если прав я, что тогда? Может, Боевое Перо уже сшили заново! Если она нас сцапает, то мы снова окажемся в горной темнице!

— Трине прав, — поддержала его Принцесса. — Странно, что Хёдер так задерживается. Пора двигаться вперед, пока на нас не напала стая гарпирий. — Она спрыгнула с валуна, отряхнула одежду и со вздохом добавила: — Пробираться сквозь заросли в темноте будет нелегко. Зря мы просидели здесь до сумерек.

Они с Трине уже были готовы двинуться в путь. Но в этот миг я услышал приближающийся шум крыльев.

— Подождите! — крикнул я. — Он летит сюда!

Да! Это был Хёдер! Он с трудом летел, сжимая мешок Принцессы в одной лапе и наш с Трине мешок в другой. Гарпир устало опустился на землю. Он совсем запыхался. Принцесса и Трине осмотрели вещи и обнаружили в мешках наши мечи.

— Мы едва не ушли, — проворчала Принцесса, прилаживая меч на пояс. — Ты обещал вернуться раньше.

— Простите, — пробормотал Хёдер.

Принцесса хмыкнула.

— Простить? А не соблаговолишь ли объяснить, почему нам пришлось так долго ждать? Мы потеряли два или три часа пути.

— Принцесса, прекрати, — попросил я. — Разве не видишь: у него кровь.

Хёдер поспешно отвернулся, скрывая щеку с царапиной. Казалось, ему было стыдно.

— Что случилось? — спросил я.

— Это… это мои сестры… Они пришли в ярость.

— Из-за чего?

— Отец заметил, что меня нет, и встревожился. Он обвинил Хрув и Нэву, что те плохо смотрели за мной. Ну и… Хрув сказала, что из-за меня папа ее ударил.

— И поэтому она ударила тебя? — уточнил я.

Он кивнул.

— А потом они ни на секунду не желали оставить меня в покое. Заявили, что отучат меня летать, куда мне вздумается.

Хёдер поднял лапу и хотел потрогать царапину на щеке, но Принцесса его остановила.

— Дай-ка лучше я.

Она осмотрела рану, потом присела на корточки и вырвала кусок мха. Нашла лужицу с холодной водой, намочила в ней мох и промыла все хорошенько.

— Мы с Трине не верили тебе, — призналась она. — Думали, ты проболтался. Извини.

Хёдер покосился на Трине. Тот все еще прилаживал свой меч на пояс.

— Сестры очень долго меня не отпускали, — объяснил Хёдер. — Но в конце концов все-таки оставили в покое. Тогда я смог собрать ваши вещи.

Стало тихо. Так тихо, как может быть только в Царстве Смерти, где нет ни зудящих комаров, ни воркующих лесных голубей. На лес опустилась темнота. Возле стволов она была еще гуще.

— Отец попытался сшить Боевое Перо, — сказал Хёдер, — но ее тело словно взбесилось, летало и молотило крыльями. Нэва со страху расплакалась. Папе это не понравилось.

— Почему? — спросил я.

— Потому что девочка должна быть сильной. Иногда мама часами сидит у огня и рассказывает Хрув и Нэве старинные предания о битвах, боевых ранах и славе. Она говорит: наша кровь — это любовь к Господину Смерть, и она никогда не иссякнет.

Я протянул руку и коснулся его крыла. Оно казалось таким хрупким… Под перьями я почувствовал тонкие косточки.

— Я частенько подслушивал их разговоры, хотя они об этом не догадывались, — пробормотал гарпир.

Принцесса кашлянула.

— Саша, нам пора идти.

На земле лежала ветка, кажется, ольховая. Я поднял ее, очистил от влажной коры и пару раз взмахнул перед собой. Да, годится.

— Держи, — сказал я и протянул ее Хёдеру.

— Зачем?

— Хочу, чтобы ты пошел с нами.

Он сглотнул.

— Правда?

— Ты покажешь нам самый короткий путь к Господину Смерть, а мы покажем тебе, что мальчишки тоже могут играть с мечом, — сказал я.

Хёдер рассмеялся. Мне показалось, он был смущен, хотя я и не вполне понимал почему. Он оглянулся, словно оценивая путь домой, а потом посмотрел на меня, Трине и Принцессу. Вытянув лапу, он взял палку. Осмотрел ее, будто это было что-то неведомое и странное, запретное или чужое. Затем тихонько вздохнул, крепко сжал деревянный меч и сказал:

— Я пойду с вами.

Ткач

Пока на Трехрогой вершине продолжалась битва, мы, четверо детей, прокладывали себе путь сквозь девственный лес, который гарпирии называли Зеленый сад. Он оказался невероятно густой, но все равно красивый. Никогда прежде не видел я таких высоких ольховых и сосновых стволов, таких роскошных берез. Их кора, словно потрескавшаяся от мороза, напоминала кожу сказочного дракона. Под ногами похрустывали сухие ветки, полусгнившие и покрытые мхом. Они были навалены огромными кучами, и по ним непросто было карабкаться. Тут и там блестели лужицы, не больше тарелки, но глубокие. Угодишь в такую ногой — промокнешь до колена.

Солнце всходило и снова садилось. Когда ночь укрывала день своим черным покрывалом, мы разбивали лагерь, а когда день скидывал с себя покрывало, вставали и шли дальше. Питались мы тем, что собирали в лесу: крапивой и малиной, пыреем и одуванчиками, дикими яблоками и маслятами. Хёдер отлично разбирался, какие растения съедобные, а какие нет. И хотя прежде он никогда не тренировался, ловко управлялся с мечом, так что нам не пришлось его учить.

Медленно, но верно мы приближались к дому Господина Смерть. Нам оставалось еще два дневных перехода, как вдруг мы попали в грозу. Она разразилась утром. На небесах будто открыли все запруды, и на нас обрушился ливень. Сначала мы смеялись: решили, что играть под дождем даже интереснее. Весело было рычать друг на дружку сквозь дождевые струи, сражаться на мечах и чувствовать, как мокрые волосы прилипают к голове. Но скоро мы замерзли, и играть расхотелось. Мы продолжили путь, о привале и речи быть не могло. Принцесса говорила, что скоро прояснится, но ничего не менялось: дождь лил не переставая. К вечеру пальцы у меня на руках совсем замерзли и побелели как мел.

— Сколько еще осталось до дома Господина Смерть? — спросила Принцесса, пытаясь перекричать ливень.

Хёдер приземлился возле нее.

— Кажется, еще несколько часов.

Принцесса задумалась, посмотрела на меня и на Трине. Тот стоял весь мокрый и стучал зубами.

— Не знаешь, где бы мы могли укрыться на ночь? — спросила она Хёдера.

— Знаю, — кивнул он. — В хижине папиного друга. Это недалеко.

— Кто он такой? — насторожилась Принцесса. — Не выдаст ли он нас гарпириям?

— Только не Харф, — заверил ее Хёдер. — Кажется, он не больно дружит с Боевым Пером. Считает, что у них с моей матерью слишком много власти в Горном замке. Как бы там ни было, Харф говорил, что я всегда могу прийти к нему, если мне понадобится помощь.

— Хорошо, — решила Принцесса. — Идем к Харфу.

Хёдер повернул на восток, и мы следом. Видимо, гарпир не меньше нашего мечтал о том, чтобы согреться: он летел так быстро, что и нам пришлось припустить поскорее. Мы шли прямиком сквозь кусты, продираясь через спутанные ветки. Листья прилипали к одежде, сучки царапали щеки, сырая земля чавкала под ногами.

Примерно через полчаса мы добрались до хижины. Это оказался совсем бедный домик, сложенный из грубо отесанных бревен, с крышей из набросанных веток, торфа и мха. На стене висел простой оловянный фонарь. Его пламя распространяло слабый, почти призрачный свет. Никаких окон в стенах я не заметил, и только в двери нашлось крошечное окошко.

Я запыхался от быстрой ходьбы. К тому же на душе у меня было тревожно. Сердце колотилось как бешеное, словно за мной гнались волки. Харф — это же тот самый ткач, который изготавливает обивку для паланкина Господина Смерть! А что, если и крылатый стул там, внутри? Вдруг я его сейчас увижу?!

На двери висел колокольчик. Хёдер легонько качнул его, и тот звякнул.

Мы ждали. Дождь продолжал лить как из ведра. Никто не отозвался, и Принцесса спросила:

— Может, он не слышит? Попробуй еще разок.

Хёдер собрался было позвонить снова, но тут окошко с треском распахнулось. Я подскочил от волнения. В отверстии показался огненно-желтый глаз.

— Добрый вечер, Харф, — поздоровался Хёдер.

Прошло несколько долгих секунд. Харф ничего не отвечал.

— Эт-то я, Хёдер, — неуверенно сказал гарпир.

Снова тишина. А потом окошко захлопнулось, с таким же треском, с каким недавно открылось.

— Похоже, он сегодня не настроен никому помогать, — грустно заметил гарпир. — Придется нам плестись дальше.

«Ну нет! — подумал я. — Не хочу уходить, не хочу снова брести под дождем. Я хочу провести ночь у огня — и, главное, увидеть тот самый стул!»

Однако насильно в чужой дом не войдешь. Мы повернулись, собираясь идти прочь. И в этот самый миг дверь с долгим скрипом открылась. Полоса света легла на мокрую землю. В этом светлом прямоугольнике силуэт Харфа казался длинным, хотя на самом деле тот, кто стоял на пороге, был невысок. Немногим выше Хёдера.

— Добрый вечер, — еще раз поздоровался Хёдер, на этот раз тише.

На клюве у Харфа было пенсне. Он осмотрел Принцессу, Трине и меня. Потом спросил:

— У тебя появились друзья?

— Да, — ответил Хёдер. — Это Принцесса Спарты, это Трине Копытач из Хильда. А это Саша.

— Саша? — переспросил Харф, прищурившись.

— Он идет к Господину Смерть, чтобы вернуть свою маму. Мы помогаем ему, — объяснил Хёдер и, выдержав паузу, добавил: — У меня теперь тоже есть меч.

Он приподнял левое крыло. Принцесса сделала ему перевязь из своей шали, чтобы он мог носить меч, так же как его сестры.

— А что говорят твои родители о планах Саши? — поинтересовался Харф.

Хёдер не знал, как ему следует ответить. За него это сделала Принцесса:

— Король Спарты, Капитан Копытач и Мать-Крылиха единодушны в том, что Сашу необходимо остановить. Но…

— Но что?

— Но сейчас они сражаются друг с другом.

— Так они и в этом единодушны? — спросил Харф.

— Да, — кивнула Принцесса. — Встреча с Сашей на Трехрогой вершине никого не оставила безучастным. Боевому Перу отрубили голову… Отцу-Крылину пришлось ее пришивать.

Харф стоял молча, словно обдумывая новости. Слышался лишь шум дождя — стук миллионов капель о землю и журчание струй, лившихся с крыши.

Хёдер откашлялся:

— Мы хотели попросить тебя пустить нас переночевать. Мы очень… промокли.

Взгляд Харфа стал еще строже, желтые глаза сделались еще страшнее. Я испугался, что сейчас он разъярится и накричит на нас. Но Харф вдруг разразился громким трескучим смехом. Отступив в сторону, он пропустил нас в сени. А когда насмеялся вдоволь, посмотрел на Хёдера и сказал:

— Вот, значит, какие порядки царят в Гарпирии! Отцы зашивают то, что матери рвут. Но… что я говорил, что я говорил… Этот маленький гарпир нас еще удивит.

В сенях было темно и не слишком тепло. Под потолком горела лишь одна лампа. Я заметил корзины с лепестками и стеблями, почувствовал слабый цветочный аромат. Хёдер стряхнул капли с перьев.

— Выходит, теперь они опять сражаются, — прокряхтел Харф, помогая нам снимать мокрые плащи. — Давненько такого не случалось. Ну-ну.

— Вы думаете, господин Харф, они будут драться до тех пор, пока не поотрубают друг другу головы? — спросил Трине.

— Ну, в худшем случае они и тогда не остановятся, — проворчал Харф. И коротко кивнул Принцессе. — У Короля Спарты есть искусный фельдшер, как я слышал. Он живо пришивает головы на место.

— Мама говорит, что он болван, — пробормотала Принцесса.

Харф состроил такую мину, словно был согласен с Королевой.

— Чему быть, того не миновать, — сказал он.

Тут Трине снова расплакался. У меня сжалось сердце. Я видел, как он старался сдерживаться, но рот его сам собой все-таки скривился, и первые слезы скатились по щекам.

— У моего папы нет фельдшера, — пролепетал он.

— Он и сам справится, — успокоил его Харф. — Ну-ка, ребятишки, не вешайте нос! Не в первый раз гарпирии, спартаны и хильдины сражаются друг с другом. Им только дай повод. Я полагаю, что весь этот сыр-бор из-за известного господина с севера?

— Верно, — кивнула Принцесса. — Наши родители очень беспокоятся о Господине Смерть. Они считают, что Саша опасен.

Харф с интересом посмотрел в мою сторону. На этот раз взгляд его желтых глаз подействовал на меня успокаивающе.

— Опасен? Разве ты опасен? Пожалуй, Господин Смерть не такой тетёха, как о нем думают Король, Капитан и Мать-Крылиха. — И, обратившись ко всем, он добавил: — Ну, проходите же! Вам надо скорее согреться.

Паланкин

Приятно было войти в теплую комнату в доме Харфа. На бревенчатых стенах висели оловянные фонари. В центре был очаг, огонь в нем едва тлел. Дым поднимался к отверстию в крыше. Я увидел ткацкий станок и буфет с рядами тарелок и прочей посуды. В этом доме так хорошо пахло! У меня едва не закружилась голова от прекрасных цветочных ароматов. На полу вперемешку валялись сухие стебли седмичника, какие-то корни и комья земли, странные деревянные инструменты, разнообразные гребни и клубки волокон, напоминавших кукольные волосы. Еще там лежала ткань — такая блестящая и тонкая, что хотелось протереть глаза, чтобы убедиться: она действительно существует. И посреди всего этого беспорядка возвышался крылатый стул.

Он был ничем не прикрыт. Трон на двоих, окруженный деревянным каркасом. Никаких крыльев, но на самом верху — два длинных шеста с отметинами когтей тех, кто его носил.

Странно было обнаружить этот стул таким. Еще недавно сердце мое рвалось из груди, так мне хотелось его увидеть. И вот теперь оно словно замерло. Я с изумлением смотрел на паланкин. Хёдер и Королева Спарты говорили мне, будто крылатый стул Господина Смерть столь удивителен, что дыхание перехватывает. Но, глядя на этот деревянный остов, я чувствовал к нему только жалость. Казалось, он мерзнет, лишенный своих привычных покровов.

Харф уселся за ткацкий станок, на котором было натянуто блестящее полотно. Он взял в лапу челнок, поправил тянувшиеся вверх тонкие нити и посмотрел на Хёдера.

— Угощайтесь, — пригласил он и кивнул на котел на трех ножках, стоявший у очага.

Хёдер подлетел к буфету, достал четыре чистые миски, потом вернулся к очагу и налил нам супу. Мы уселись и, жуя и причмокивая, стали следить за тем, как работал Харф. Суп из репы и любистока оказался вкусным и ароматным. Я представил себе, что Харф время от времени, наверное, подсыпает в котел новые коренья и пряности, чтобы суп никогда не кончался. Может быть, этот суп такой же вечный, как сам Харф?

Хёдер откашлялся.

— Ты скоро закончишь? — спросил он ткача.

— За ночь управлюсь, — кивнул тот и потянулся. — Должно получиться прекрасно.

Хёдер повернулся к нам.

— Когда Харф трудится над новой тканью, он работает двадцать дней и ночей без отдыха. Представляете, как это тяжело!

— Все для Господина Смерть, — проворчал Харф, но в голосе его не было досады. Он пропустил челнок сквозь нити основы и прижал рамкой — очень аккуратно, едва касаясь тонкой пряжи.

Мы поели и улеглись у очага. По крайней мере, я, Трине и Принцесса. А Хёдер взлетел на шест, торчавший из стены, положил клюв на плечо, зарылся в свое оперение и глубоко вздохнул.

Хорошо было ощущать сытость в животе. Хорошо было лежать и слушать стук ткацкого станка. Мои друзья постепенно заснули. Но я не мог спать, пока стул стоял тут такой замерзший и несчастный. Мне хотелось посмотреть, что получится у Харфа. А чтобы он не подумал, что я наблюдаю за ним, я притворился спящим и лишь изредка открывал глаза — проверить, как идет дело.