Одна маленькая вещь Уатт Эрин
С подозрением разворачиваюсь и иду на кухню. Мама смотрит в телефон, лицо у нее кривится.
– Ты получаешь сигнал всякий раз, когда дверь открывается и закрывается?
Она бросает телефон на стол и смотрит виновато.
– Что ты сказала?
Я кидаюсь к столу и хватаю телефон. Конечно же, на его экране я вижу уведомления.
«Дверь прихожей открыта» – написано там и проставлено время.
– Бэт, позволь мне объяснить… – начинает она, но наше внимание привлекает громкий стук сверху.
Я смотрю на потолок, затем медленно перевожу взгляд на нее.
– Что там происходит? Папа пришел с работы? – У него нет причин возвращаться домой так рано, как и у нее.
– Да, он работал половину смены, – спешно отвечает она. – Наверное, уронил что-то наверху.
Это не было похоже на звук упавшего предмета.
– Мама, – я делаю вздох, чтобы успокоиться, – почему ты хочешь отправить меня в магазин?
– Потому что нам нужен лук на…
Я больше не слушаю и бегу наверх. Боковым зрением замечаю крошечный мигающий огонек на каждом окне, мимо которого проношусь. Моя озабоченность огоньками испаряется, когда я добегаю до своей комнаты.
Папа выходит оттуда, и наши взгляды встречаются. Затем я пробегаю мимо него и в ужасе останавливаюсь.
В моей комнате полный бардак. Вещи повсюду. Кровать смята. Подушки валяются на полу. Ящики вынуты. На комоде – старый роман, который лет десять назад я взяла у Скар почитать и забыла вернуть, и коробка с презервативами.
Ужас сменяется злостью. Я столько всего сделала, чтобы мои родители хоть немного стали прежними. И они недолго ими побыли. А теперь снова вернулись к своим старым трюкам с постоянным контролем и недоверием.
Я резко разворачиваюсь, вижу маму в дверном проеме и тут только замечаю, что двери в комнату нет. Снова!
– Что это? – кричу я. – Вы обыскивали мою комнату? Зачем?
– Бэт…
– Ответь мне!
– Не кричи на меня, – заявляет она в ответ.
– Не повышай голос на мать! – рычит отец.
– Зачем ты обыскал мою комнату?! – Я так зла, что едва могу дышать. Глаза жжет, горло сжимает так, что трудно говорить. – Что с вами такое?!
Мама начинает нападать.
– Мы сделали это потому, что боялись, что ты принимаешь наркотики…
– Наркотики! – цежу я сквозь зубы. Боже, они невменяемы. Они, мать их, чокнулись.
– Ты поехала в полицейский участок, чтобы защищать этого парня! – орет на меня отец. Лицо у него такое же красное, как и мое. Мы оба тяжело дышим и ужасно злы друг на друга. – Директор Гири позвонил мне на работу, сказал, что этот Доннели нажал сегодня на пожарную сигнализацию…
– Он этого не делал! – я сжимаю кулаки. Мне страшно, что сейчас хлынут слезы бессилия.
– Ты снова защищаешь его! – Мама грозит мне пальцем. – Ты защищаешь парня, который убил твою сестру! Что с нами не так? Что не так с тобой, Элизабет? Что с тобой не так? – страдальчески повторяет она.
– Вы! Вы – вот что со мной не так!
Я прорываюсь мимо нее, оставляя позади тот бардак, который учинили родители в моей комнате. Слышу, как позади кричит папа и всхлипывает мама, но мне плевать. Я мчусь из дома, забираюсь в машину и еду.
Когда останавливаюсь, понимаю, что припарковалась перед домом Чейза. Не знаю, как и почему я очутилась тут и что планирую делать. Двери закрыты, так же как и окна. Не вижу никакого движения.
Интересно, внутри этого дома тоже хлопают дверями и кричат? Нет, кажется, Чейз – не тот парень, который теряет терпение. Там наверняка царит ледяная тишина.
Между тем мои родители сходят с ума, задаваясь вопросом, не принимаю ли я наркотики. И все потому, что я не хожу с пикетом вокруг школы, требуя, чтобы Чейза выкинули вон.
– О Рейчел, что мне делать? – жалобно стенаю я.
Я открываю крышку бардачка и вытаскиваю фото, которое прячу внутри. Опустив голову на руль, смотрю на него. Мы с Рейчел склоняемся друг к другу, одетые в футболки волейбольного клуба «Леди Ястребы». Несколько прядей выбились из хвоста сестры, и от пота надо лбом у нее крошечные завитушки. Она не улыбается, но я ручаюсь, что Рейчел счастлива. Не помню, что это был за день, как я себя чувствовала тогда, что она говорила. Я четко помню лишь день перед ее смертью. Тогда она тоже не улыбалась. Что-то ее беспокоило. Я слышала через стену, как она вздыхает. Я сидела под дверью ее комнаты, думая, не постучаться ли, но боялась, что она разозлится. Так я и не постучала. На следующий день она уже была мертва. Я жалею, что не сделала этого, что не воспользовалась шансом поговорить с ней последний раз.
Я вздрагиваю от стука в окно. Фото падает из рук. Рядом с машиной стоит Чейз. Он одет так же, как был в школе: темные брюки и футболка. Лишь набросил сверху сине-зеленую толстовку. Черная лыжная шапка скрывает его светло-русые волосы.
Я спешно опускаю окно.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем выражение его лица меняется.
– Что случилось?
– Ничего. А что?
Он проводит пальцем под моим глазом, потом поднимает его. Я вижу каплю влаги на нем.
– Я постоянно плачу, – говорю, проводя руками по лицу. – Это мой недостаток. Даже если не хочу, слезы сами катятся. Думаю, у меня увеличенные слезные железы или что-нибудь в этом роде. Рейчел была совсем другой. Она никогда не плакала.
При звуке ее имени между нами повисает молчание.
– Извини, – бормочу я.
– За то, что ты упомянула Рейчел? Не стоит. Мне жаль, что тебе неудобно говорить со мной о твоей сестре. Но понимаю и не виню тебя. – Он сует руки в карманы. – Я увидел твою машину из окна гостиной. Ты следишь за мной?
Почему-то, несмотря на ту злость, что еще чувствую по отношению к родителям, я смеюсь.
– Если хочешь, – хотя веселье быстро затухает. – Ты пришел сюда, чтобы попросить меня уехать? Твоя мама меня видела? Она разозлилась?
– Нет. Разочарована, что еще хуже. – Он пытается улыбнуться, но не может, потому что слишком расстроен сам. – Я бы предпочел, чтоб она была как отец, который притворяется, будто меня вовсе нет. Но вместо этого она все так же продолжает любить меня, а я продолжаю… – он тяжко вздыхает, – все портить, – завершает он. – Как бы там ни было, я пришел сказать спасибо за то, что ты вступилась за меня сегодня.
– Правда? Думала, ты будешь злиться, потому что я сделала только хуже.
– Нет, я был неправ, когда говорил это. Эти парни хотят отрываться на ком-то, а я – легкая мишень. На их месте я, вероятно, делал бы так же.
– Нет, ты бы не стал. – Я знаю это.
Уголок его рта дергается.
– Да, вероятно, ты права: не стал бы. – Он на минуту опускает голову, а когда поднимает взгляд, улыбки уже нет, но есть что-то теплое, отчего я вся дрожу. – Приятно, что я не один.
Дрожь становится сильнее. Я впиваюсь пальцами в руль, лишь бы не сделать никакой глупости.
– Никто не должен быть один.
Повисает еще одна неловкая пауза. Он сует руки глубже в карманы и ковыряет асфальт носком ботинка. Я стискиваю искусственную кожу руля так сильно, что на ладонях, наверное, останутся следы от швов.
– Как дела дома? – наконец спрашивает он.
– Нормально, – вру я. Не могу же я рассказать, что родители сходят с ума после этой истории в школе, что они снова сняли мою дверь и что я позорно сбежала после одной из худших ссор, какие у нас случались. Он будет чувствовать себя виноватым и никогда больше не заговорит со мной. А к такому я не готова.
– А у тебя?
– Были дни и получше, – признается он. – Мэр не слишком доволен. Из-за этого инцидента у меня в личном деле появится отметка, и, если их накопится три, меня исключат из школы.
– Что? Это нелепо! – Я снова злюсь. – Ты невиновен!
– Они не знают этого наверняка. У полиции недостаточно оснований для моего ареста, но в школе работают другие правила. – Он пожимает плечами, все еще держа руки в карманах.
– Чушь собачья!
– Не думай об этом, – советует он. – Я буду стараться избегать неприятностей, и в конце концов это все станет неважным.
– А как насчет Троя и Джеффа?
Он снова пожимает плечами.
– Буду держаться от них подальше.
– Ты держался от них подальше с начала занятий. Это они постоянно встают у тебя на пути.
– Может быть, и так, но лучший способ избавиться от задир – игнорировать их. Знаю это из личного опыта. – Он делает ударение на слове «личный», и я понимаю, что он говорит о времени, проведенном в колонии.
Рейчел верила в справедливость. Пока арбитр судил игру честно, она принимала любой счет, даже если он был не в ее пользу.
– Он никому не подсуживал, – однажды сказала она после игры. – Большего и желать не стоит.
Я думаю, она сказала бы, что Чейза уже наказали и что мы должны оставить это позади. Но мне интересно, сможем ли мы, все мы.
Я спрашиваю его:
– Как думаешь, мы: ты, я, мои родители, твои родители, ребята в школе… – кто-нибудь из нас сможет оставить позади то, что случилось с Рейчел?
Чейз делает глубокий вздох и размышляет об этом. Мне нравится, что он не отвечает сразу.
– Часть меня желает этого, но другая верит, что так поступать неправильно. Не думаю, что забуду то, что сделал. Если это значит, что ко мне будут цепляться в школе или я не смогу в будущем получить работу, буду в чем-то ограничен, я не стану роптать. Я забрал чужую жизнь. Рейчел никогда не сможет пойти на выпускной бал или снова сидеть на занятиях. – Он замолкает и смотрит в сторону.
Слезы заполняют мои глаза, я моргаю как сумасшедшая, чтобы не дать им пролиться. Когда взгляд Чейза возвращается ко мне, его глаза тоже влажные.
– Значит, мы не можем быть друзьями, а это принять трудно. – Он расплывается в своей убийственной полуулыбке и. хлопает рукой по крыше моей машины. – Тебе, наверное, стоит поехать домой. Увидимся позже.
С этими словами он уходит.
Поверить не могу.
– Трус, – бормочу я еле слышно.
Завожу машину и еду домой. Не могу сказать, что помню дорогу назад. Я способна думать лишь о его словах и той горечи и сладости, что смешались в них.
У задней двери я прислоняюсь лбом к стене. Не знаю, готова ли войти. На самом деле я немного напугана. Непохоже, что родители кричали друг на друга, но, возможно, они ждут моего возвращения, чтобы поорать на меня. Может, они стоят за дверью, поджидая меня, готовые к битве. Но я не хочу драться. Правда не хочу. Десять минут с Чейзом – и его непробиваемое хладнокровие размягчило меня. Нет никаких сомнений: родители пересекли черту. Но если я буду орать как сумасшедшая или убегать, это мне ничего не даст. Мы должны примириться. Я знаю это. Просто… слишком устала, чтобы слушать громкие обвинения, которые будут предшествовать примирению.
Тем не менее я вхожу и не слышу ни звука. Меня встречают мрачная тишина и убийственный взгляд отца. Он маячит в дверях кухни. От его вида колени начинают дрожать. Он поднимает телефон, и даже с расстояния пяти футов я вижу, что экран показывает меня. На нем отображается карта с зеленой точкой.
– Папа… – начинаю я, запинаясь.
Он поднимает руку, показывая, чтобы я замолчала.
Я послушно повинуюсь.
Едва сдерживаемая ярость звучит в его голосе, когда он наконец говорит:
– Держись подальше от Чарльза Доннели – или я посажу его обратно в тюрьму.
24
На следующее утро Скарлетт вылавливает меня у шкафчика раньше, чем я успеваю его открыть.
– У меня сейчас нет сил драться, – сразу же говорю я, и мы обе слышим усталость в моем голосе.
Прошлой ночью я не сомкнула глаз. Просто лежала в постели, думая о Чейзе и об отцовской угрозе. Не знаю, выполнит ли он ее, но он может быть изобретателен, когда ему это нужно.
– Я не хочу драться, – ровно отвечает Скарлетт.
– Хорошо.
– Хорошо, – отзывается она.
Я мягко отстраняю ее, чтобы открыть шкафчик. Стоя к ней спиной, я беру с верхней полки свой учебник по расчетам.
– Ну давай, скажи это.
– Сказать что?
– Что я ужасный человек, потому что защищала его вчера, – упрямо продолжаю стоять к ней спиной.
Слышу мягкий вздох, а потом чувствую маленькую прохладную ладонь на своем плече. Я замираю, но прикосновение Скарлетт успокаивающее, не агрессивное.
– Я понимаю, почему ты поступила так.
Я быстро поворачиваюсь к ней.
– Правда?
Она поправляет свои каштановые волосы, перекидывая их через одно плечо. Она выпрямила их сегодня утюжком. Не знаю, нравится ли мне это. Люблю ее большие, пышные локоны. Ей и самой они нравятся. Скарлетт всегда говорила, что предпочитает локоны прямым прядям.
– Да, – говорит она, кивая. – Он для тебя – спасение. Как те собаки из приюта, которых ты так любишь. Ты пытаешься вести себя, будто вся такая крутая, но я знаю, что внутри ты мягкая и ранимая. Ты плачешь, когда никто не видит. Но…
Я знала, что будет это «но».
– Он не животное. Он не какая-то обиженная собачка, которой нужно немного любви, чтоб она снова начала доверять людям. Или какой-нибудь злобный кот, который шипит на тебя, но, как только почешешь его за ушком, начинает мурчать. Он преступник. Он угнал машину и сбил человека. Ты не должна забывать об этом, Ли… Бэт.
– Думаешь, я забыла? – спрашиваю я с сомнением. – Боже, я думаю об этом двадцать раз на дню: о том, что хожу в школу с тем, кто сбил Рейчел.
Думаю о том, что я потеряла девственность с этим парнем.
Думаю о том, что у меня чувства к нему.
Я думаю о нем гораздо чаще, чем о том, что он сделал.
– Хорошо, – твердо отвечает Скарлетт. – Ты должна помнить об этом. В следующий раз, когда захочешь спасти его, вспомни, кто он.
Я едва заметно киваю. Знаю, о чем она говорит и почему. Но я также знаю, что, если Чейзу снова понадобится помощь, я первая побегу на выручку.
Что со мной не так?
– Мейси все еще злится на тебя…
– Серьезно? – Я хмурюсь, потому что Мейси не из тех, кто долго дуется.
Скар вздыхает.
– Она думает, что ты считаешь ее глупой.
Угрызения совести мучают меня, когда я вспоминаю, как обвиняла Мейси в том, что она доверчивая и глупая. Она и правда такая, но я не должна была так грубить ей.
– Я поговорю с ней после урока, – бормочу я. – А что с Ивонн?
Моя лучшая подруга отмахивается.
– Ты же ее знаешь: она быстро забывает плохое. И Джефф тоже нормально к тебе относится. Он зашел ко мне прошлым вечером, и я его успокоила.
Джефф нормально относится ко мне? Она его успокоила? Да пошли они. Я к нему отношусь ненормально, и кому-нибудь стоит успокоить меня. Они с Троем пытались подставить Чейза. Хорошие парни так не поступают.
Только я собираюсь высказать все это Скарлетт, как, легок на помине, к нам с широкой улыбкой на лице подходит Джефф. Ну просто дежавю. То же самое происходило и вчера: мы со Скарлетт стоим у шкафчика, Джефф подходит, словно он тут главный, а потом все летит к чертям.
– Славно. Вы уже все перетерли, – говорит он, кивая, и бросает взгляд на меня. – Скарлетт рассказала мне об этом комплексе спасителя, который ты переживаешь. Понимаю, но не думаю, что Мэнсон – тот, кого стоит спасать, Бэт.
Прежде всего, его британский акцент глуп и раздражает. Не знаю, как все старшеклассницы могли решить, что это сексуально. Это не так.
Во-вторых, «комплекс спасителя»? Окей, Скарлетт действительно пыталась создать из меня этакий образ девушки, у которой сердце кровью обливается при виде несправедливости и которая заступается за слабых и обиженных. С одной стороны, я признательна за то, что она пытается помочь. С другой – не понимаю, зачем она придумывает мне оправдания.
Может, она хочет, чтобы мы с Джеффом ладили и тогда их отношения будут развиваться более гладко? Но я ничего не имею против их пары. Однако Джефф вовсе не выглядит заинтересованным в ней.
– Думаю, будет лучше для всех, если ты станешь держаться подальше от этого засранца, – сообщает мне Джефф. – Знаю, ты согласишься.
Соглашусь ли?
Я уже готова возразить, но Скарлетт бросает на меня умоляющий взгляд.
Дерьмо собачье. Джефф ведет себя сейчас как высокомерный козел.
Но есть ли смысл спорить с ним? Вероятно, нет. Так что я молча запираю свой шкафчик.
– Скарлетт приглашает всех сегодня к себе, – говорит Джефф. – Она уже сказала тебе?
Я вскидываю голову. Он что, теперь ее рупор?
– Я как раз собиралась сказать, – быстро отвечает она. – Мои родители отправляются на банкет, так что их не будет допоздна. Сможешь прийти, Бэт?
– Нет, – мрачно отвечаю я. Хотя, честно говоря, не очень-то этим расстроена. Вовсе не хочу сидеть в одной компании с Джеффом. – Мне снова нельзя выходить из дома.
В глазах Джеффа сверкает неодобрение.
– Это из-за того, что случилось в полицейском участке, да? Конечно, Дейв и Марни были недовольны, Лиззи.
Не называй моих родителей по именам, рычу я про себя. Интересно, Джефф всегда корчил из себя бог знает кого или стал таким в Лондоне?
– Если бы ты была моей дочерью, я б тоже тебя наказал, – заявляет он бесцеремонно.
– Слава богу, я не твоя дочь, – рявкаю в ответ.
Скарлетт сжимает губы.
– Бэт.
Я стараюсь скрыть свое раздражение. Серьезно? Он может делать мне свои дерьмовые замечания, а я не имею права ответить на них?
– Как бы там ни было, – спокойно отвечаю я, – родители сказали, что мне нельзя видеться с друзьями, если только вы, ребята, не придете ко мне домой. Я снова лишилась машины, но телефон у меня остался.
– Тогда сегодня мы пойдем к тебе домой, – объявляет Джефф.
Мы со Скарлетт обе оборачиваемся и смотрим на него в недоумении. Прошу прощения? Он приглашает себя и других ко мне домой?
Скар тоже не нравится эта идея, судя по тому, как она хмурится.
– Я бы лучше придерживалась изначального плана, – говорит она Джеффу.
Он бросает на нее быстрый взгляд.
– Почему? У Бэт задний двор больше, ночь будет хорошей. Можем разжечь костер. Сядем все вокруг и будем жарить маршмэллоу. Хорошо проведем время.
Разочарование Скарлетт написано у нее на лице. Я достаточно давно ее знаю, чтобы прочесть мысли. Если все придут ко мне и будут тусоваться на заднем дворе, они с Джеффом, очевидно, не смогут сбежать в ее спальню и целоваться там.
– Нет, – твердо говорит она, – я бы лучше оторвалась сегодня у меня.
Джефф выглядит раздраженным. Я ожидаю, что он ввяжется в спор и будет вести себя как засранец, но спустя секунду он расслабляется и смотрит на нее, сияя.
– Окей. Бэт просто придется пропустить эту вечеринку. Оторвемся у нее в другой раз.
– Что ж, спасибо, что посвятил меня в планы о том, как мы будем отрываться в моем доме, – саркастично замечаю я.
Он игнорирует это и склоняется, чтобы провести рукой по волосам Скарлетт.
– Кстати, это выглядит великолепно, – протягивает он, скользя взглядом по прямым, как палка, волосам подруги. – Настоящий шелк.
Ее глаза загораются ярче ламп дневного света над нашими головами. Теперь я все понимаю: Джеффу нравятся гладкие волосы, потому Скарлетт и выпрямила их.
– Увидимся за обедом, – говорит он и уходит.
Скарлетт, вся красная, смотрит ему вслед. Я не видела, чтобы она так на кого-то глядела с тех пор, как уехал Мэтти Вессер. От этого я чувствую тревогу и радость одновременно.
Часть меня понимает, почему она так увлечена Джеффом. Я испытала его очарование на себе. Знаю, что эти улыбка с ямочками и расслабленные манеры могут сделать с девушкой. Но я также видела и дурную его сторону. Слышала, как он отчитывал меня, когда мы ушли с вечеринки, а потом смотрела, как он уезжает, оставляя одну на темной, незнакомой улице.
Хотела бы я понимать, который из этих Джеффов настоящий. Интересно, знала ли это Рейчел. Она никогда ни слова не говорила о нем. Вообще никогда. Она и об их отношениях говорила нечасто.
– Он тебе правда нравится? – тихо спрашиваю я, стараясь не вздыхать.
– Правда, – говорит Скарлетт, и щеки у нее становятся еще краснее.
– Вы теперь пара?
– Не знаю. Надеюсь на это.
Дерьмо. Я очень хочу высказать ей свои опасения, поделиться тем, как неоднозначно отношусь к Джеффу, но мне недостает сил портить ей настроение.
– Пошли на расчеты, – наконец говорю я.
Мы подходим к классу, когда как раз звенит звонок. Я разочарована, потому что надеялась увидеть Чейза перед занятиями. Но когда мы со Скар входим, он уже сидит за своей партой. Светлая голова опущена, но он приподнимает ее, когда я вхожу.
Синие глаза встречаются с моими, всего на секунду. Клянусь, я вижу намек на улыбку, прежде чем он снова опускает голову. Его способ сказать «привет» или «доброе утро», и я так хочу иметь возможность громко поприветствовать его в ответ. Но не могу. Только не после того, что случилось вчера. То, что я защищала Чейза, ополчило против меня всех одноклассников. Друзья злятся на меня. Родители обыскали комнату и навсегда запретили мне выходить из дома. Если я прямо сейчас открыто встану на сторону Чейза, вероятно, стану вечным изгоем.
Я возвращаю ему призрачную улыбку, а потом мы оба склоняем головы, притворяясь, что не знаем друг друга.
Когда миссис Рассел подходит к доске, а все сосредотачиваются над тетрадями, пытаясь решить только что заданный пример, я пользуюсь возможностью передать Чейзу записку. Сердце бешено бьется, когда крошечная, сложенная квадратом бумажка приземляется на его стол. Я задерживаю дыхание и напряженно смотрю по сторонам. Никто не замечает, что я сделала.
Я беспокойно кусаю губу и жду, когда он прочтет три слова, которые я накарябала на этой бумажке.
«Приходи сегодня ночью».
Он не смотрит в мою сторону и никак не отвечает. Но запихивает записку в карман, и другого ответа мне уже не нужно.
25
– Я не должен быть тут, – говорит Чейз едва ли не в сотый раз.
– Если скажешь это снова, я тебя выставлю. – Хотя это пустая угроза. Я все еще не могу поверить, что он вообще здесь. Меньше всего я хочу, чтобы он ушел.
Он пристально смотрит на голубой свет телевизора, мерцающий в окне гостиной моего дома. Мама с папой смотрят повторы «Золотой лихорадки». Папа обожает рассказывать телику, как лажает команда. Мама издает разочарованные звуки и время от времени вскрикивает: «Зачем они так много ругаются?!»
Удовлетворенный тем, что никто не выходит сюда, он переводит взгляд на расстеленное одеяло, которое я заранее притащила под дерево. В десяти футах от нас неподвижно висят окутанные тьмой качели Рейчел. В новостях метеоролог сказал, что ночь будет холодной, но он, должно быть, ошибся, потому что мне тепло и внутри, и снаружи.
– Ты не можешь меня вышвырнуть. Мы не в доме. – Он кивает на ночное небо.
Вдалеке лает собака. Другая отвечает ей. Над крыльцом Ренников загорается свет.
– Хорошо. Я натравлю на тебя Моргана, и он тебя прогонит, – предлагаю я.
– Не-а, собаки любят меня.
Миссис Ренник кричит Моргану, чтобы он перестал лаять и шел домой.
– Это правда. – Судя по тому, что я видела в приюте, собаки обожают его. – Чувствую, что меня предали.
– Не стоит. Каждый раз, когда ты уходишь, они скулят. Они тебя любят.
Я изучаю его. Если б сейчас был полдень, широкие плечи Чейза закрывали бы солнце. Вместо этого лунный блеск подсвечивает его силуэт, придавая ему таинственный вид.
– Хм. Ладно. Можешь остаться.
– Мило. Я все равно планировал это сделать.
Я рада, что сейчас темно и он не видит глупой улыбки на моем лице. Чтобы обезопасить себя, я подтягиваю колени к груди и кладу подбородок на них. Так я могу прятать лицо и смотреть на него одновременно.
– Я знаю, что они чувствуют. – Он сует в рот стебелек травы. Я завороженно наблюдаю, как двигаются его губы и подбородок. – С тобой гораздо веселее.
– Мне стоит работать там подольше.
– Я работаю в понедельник, среду и субботу, – охотно отзывается он. Появляется эта его убийственная полуулыбка.
– Хорошо. Я попрошусь на вторник, четверг и воскресенье.