Одна маленькая вещь Уатт Эрин
– Просто не понимаю, как ты можешь говорить, что проблема во мне. Проблема в опеке, в гиперопеке, и ее создают мои родители, – я злюсь. – Они сняли дверь в мою спальню!
– Почему?
– Что почему?
– Почему они сняли дверь? Что случилось перед этим?
– Я убежала на ту вечеринку в Лекс.
Чейз самодовольно пожимает плечами. С удивлением смотрю на него.
– Хочешь сказать, я заслужила это?
– Нет. – Он стоит молча пару секунд, а потом запрыгивает на стол и упирает локти в колени. – В колонии был парень, Даррен. Он как-то сказал: «Ты сам учишь людей, как с тобой обращаться».
Хотя я все еще раздражена обвинениями, ловлю себя на том, что внимательно его слушаю.
– Был еще другой парень… Расс, панк, засранец и наркодилер. Он всегда задирал охранников, заговаривал с ними, создавал проблемы. Его били ежедневно и наказывали за то, что другим всегда сходило с рук. На баскетбольной площадке Расс всегда на это жаловался. Однажды Даррену надоело это слушать, и он велел ему заткнуться. «Ты сам учишь людей, как с тобой обращаться, – сказал он ему. – Если будешь и дальше создавать проблемы и мутить дерьмо, они и будут относиться к тебе как к возмутителю спокойствия».
Гнев медленно отступает под порывом раскаяния, когда я понимаю, куда он клонит.
– Если ты ведешь себя как глупый, безрассудный ребенок, твои родители так и будут к тебе относиться, – прямо говорит Чейз. – Вот и все, Бэт.
Он прав. Но…
– Я не вела себя как глупый, безрассудный ребенок после смерти Рейчел. И через год, и через два. Только лишь в последние несколько месяцев я делаю всякие тупые вещи, – признаюсь я. – Они просто… зашли слишком далеко. То, что родители делают в последнее время, – за гранью разумного. Это сумасшествие.
– Да? И это твое выступление дало им просветление? Как-то изменило их поведение?
– Нет, – неохотно отвечаю я.
– Именно. Ты не можешь контролировать или изменить поведение твоих родителей. Ты можешь лишь контролировать и менять свою реакцию на это.
– Я не могу выносить больше их контроль, Чейз. Просто не могу.
Его лицо нисколько не выражает сочувствия.
– Представь себе, Бэт, в твоей жизни будет еще куча дерьма, которое ты не сможешь выносить. Ты собираешься сбегать на вечеринки, напиваться или делать еще что-то безумно-бунтарское каждый раз, когда обнаружишь себя в дерьмовой ситуации?
Я молча смотрю на него.
– Хочешь мой совет?
Хочу сказать «нет», но проходят секунды, а я не могу вытолкнуть из себя этот звук. Он принимает мое молчание за «да» и продолжает говорить.
– Перестань концентрироваться на том, чего не можешь сделать, и начни думать о том, что можешь. Начни думать о чем-то другом, кроме вечеринок, развлечений или о чем ты там еще думаешь. – Тон у него угрюмый. – Потому что взрослая жизнь заключается не в этом.
– А если я не хочу быть взрослой? – шепчу я.
– Никто не хочет, детка.
Детка. Он что, и правда так ласково назвал меня? Внезапно я чувствую жар на щеках. Ненавижу. Ненавижу все эти чувства к человеку, к которому я не должна испытывать ничего хорошего.
– Я должна идти, – внезапно говорю я, вскакивая.
– Ты разозлилась.
Я заставляю себя говорить с ним.
– Нет, – честно отвечаю я. – Я… ты… ты просто дал мне пищу для размышлений. Мне и правда надо идти, я сбежала из дома, чтобы прийти и извиниться перед тобой.
Он провожает меня обратно наверх. Слава богу, миссис Стэнтон не прячется за креслом или цветком в горшке. Мы доходим до входной двери, и Чейз прикасается ко мне. Ладно, он прикасается к моим волосам, но это же – часть меня. Значит, он прикасается ко мне, поднимая руку и быстрым движением поправляя несколько выбившихся прядей.
Я замираю.
– У тебя хвост растрепался, – грубо говорит он. – Пересобери, а то намучаешься, пока будешь бежать домой.
Каким-то чудом мне удается найти слова.
– Да. Я поправлю. Спасибо.
Он отступает.
– Увидимся в школе.
– Хм, конечно. Увидимся.
Я выскакиваю из дверей как ошпаренная. Щеки горят, и от волнения начинает тошнить. «Тебе не может нравиться этот парень, – уговариваю я себя. – Не может. Рейчел умерла из-за него…»
Как всегда, отметаю в сторону все мысли о сестре. Я не могу думать о Рейчел. Это слишком тяжело. Так было с момента ее похорон. Все пытались вызвать меня на разговор о ней. Все хотели делиться историями и говорить, какая она была удивительная. А я молчала. Я просто… не могу: говорить о ней, думать о ней, смотреть на ее фотографии. Вот, вероятно, почему меня начинает тошнить каждый раз, когда вижу ее комнату. Это заставляет меня вспоминать.
Так же как и Чейз. Но быть рядом с ним проще, чем в комнате Рейчел. Мне проще думать о девственности, которую я ему отдала, чем о том, что он у меня отнял.
Во время пробежки до дома я тяжело дышу, но не из-за того, что не в форме. Горло у меня сжимает. Живот, плечи, сердце – все сжимается. Внутри я ощущаю дрожь ужаса. Я страшно боюсь, что приду домой, а там будет кто-то из родителей. Вдруг они скажут, что вернулись два часа назад, и спросят, где я была все это время и как могу быть такой безответственной. Потом они найдут новый способ наказать меня.
Я испытываю облегчение, увидев, что подъездная дорожка пуста. Вбегаю в дом и спешу наверх, чтобы принять душ и переодеться. Потом иду на кухню, взять что-нибудь перекусить… И тут мне в голову приходит мысль.
Учи людей, как обращаться с тобой.
Слова Чейза крутятся в голове. Не знаю, было ли правильным все, что он сказал, но не могу отрицать: в последнее время я давала родителям мало поводов доверять мне. Во-первых, я устроила истерику после того, как узнала, что мама забрала мои заявки в колледж. У меня были все основания разозлиться, но я допускаю, что вопить о погибшей сестре было не самой умной реакцией. Потом я соврала им, что сижу у Скарлетт, и отправилась на вечеринку в неблагополучный район. Убеждена, что неправильно с их стороны читать мою переписку, но в последнее время я много лгала им.
Хотя я сказала Чейзу правду. Годами я была хорошей девочкой, следовала всем их правилам, старательно училась в школе, работала в клинике. Но стены сильнее и сильнее продолжали сдвигаться вокруг меня, петля вокруг шеи становилась все туже, и я наконец огрызнулась. Знаю, что каждый сам отвечает за свои действия, но поведение родителей подтолкнуло меня к тому, что я сделала.
Однако… Чейз прав. Лучше не станет, если я буду терять выдержку и выходить из себя. Это не вернет мне ни машину, ни телефон, ни волонтерство, не поможет вновь завоевать их доверие.
Я приготовлю для них ужин.
Эта блестящая идея озаряет меня, когда я стою перед холодильником. Пусть это не самый широкий жест в мире, но уже кое-что. Это начало, призванное показать, что я готова поужинать вместе и быть частью семьи. Может быть, если все пройдет хорошо, они оценят мои усилия и я сумею уговорить их разрешить мне вернуться в приют. Хотя бы раз в месяц – это будет уже замечательно.
Довольная собой, начинаю вынимать из холодильника нужные продукты и ставлю их на стол. Я решила приготовить пасту, жареного цыпленка и салат. Это просто и не займет много времени. Сейчас семь, а они оба вернутся где-то в восемь. Ужин будет уже на столе, когда они войдут в дверь. Им понравится, ведь так?
Ставлю на плиту кастрюлю с водой, когда дверь открывается. Мое сердце екает. Проклятье, они вернулись раньше!
– Лиззи! – зовет мама.
– Я на кухне!
В коридоре слышны шаги. Кажется, там не один человек.
– Папа с тобой? – спрашиваю я. – Я как раз готовила нам ужин.
– Ты готовила? – Мама входит в кухню и со счастливым изумлением смотрит на стол. – Как чудесно!
Я поворачиваюсь обратно к плите, чтобы она не видела моей довольной улыбки.
– Твой папа паркует машину. Он закончил с доставкой раньше, чем планировал. Но, боюсь, с ужином придется подождать. Прежде нам нужно кое-что обсудить.
Стараюсь скрыть свое беспокойство и поворачиваюсь. Кто-то промелькнул в двери. Секунду спустя в кухню заходит кое-кто еще.
Это полицейский.
18
Папа входит прямо за ним. Трое взрослых стоят в кухне и смотрят на меня. От ужаса мои ноги становятся ватными. Меня арестуют за то, что я виделась с Чейзом? Неповиновение родителям может быть преступлением? Я поворачиваю голову к маме, чтобы получить от нее хоть каплю пощады.
Папа делает приглашающий жест.
– Лиззи, иди познакомься с Ником Маллоем. Офицер Маллой, это моя дочь Элизабет.
Я все еще не двигаюсь, но выдавливаю слабое:
– Привет.
Мама проходит мимо меня.
– Вам налить что-нибудь, офицер Маллой?
– Нет, спасибо, и меня зовут Ник, помните?
Я клянусь, что он подмигнул ей. Он не стал бы подмигивать ей, если б хотел швырнуть меня в тюрьму, верно?
Чейз так же себя чувствовал, когда полиция прибыла к нему в дом в ночь смерти Рейчел? Или его арестовали на месте преступления? Внезапно понимаю, что понятия не имею, как все случилось. Только помню, что полиция появилась у наших дверей, чтобы сообщить нам убийственную новость. Помню, как мама упала на колени и плакала. Папа держался за грудь, как будто кто-то вырвал у него сердце. Чейз сделал это с нами. Он заставил маму плакать и причинил боль отцу. А я сидела сегодня в его спальне и говорила с ним как с лучшим другом. У меня был с ним секс.
О боже, у меня такое чувство, что сейчас упаду в обморок или меня стошнит, или все сразу.
– Элизабет, офицер Маллой здесь, чтобы помочь тебе разобраться с твоей проблемой в школе, – говорит мама. Она смотрит на меня так, как обычно, когда хочет, чтоб я ушла в гостиную.
Я тащусь туда и киваю офицеру Маллою.
Мама теряет терпение, тянет меня к дивану и заставляет сесть рядом с ней. Моя беспричинная паника начинает затухать. Арест никак не может проходить так медленно и непринужденно. Поскольку у меня в школе проблем нет, то речь, вероятно, о ком-то другом.
Офицер Маллой садится рядом со мной и кладет на журнальный столик папку. Он открывает ее и достает форму. Я читаю заголовок: «Временный судебный запрет».
– Что тут происходит? – медленно спрашиваю я.
Мама берет меня за руку.
– Это для тебя.
– Но у меня нет никаких проблем в школе.
Офицер Маллой хмурится и постукивает дешевой шариковой ручкой по папке.
– Нет проблем?
– О, Лиззи никогда не станет жаловаться, – говорит мама. – Вот почему мы должны сделать это.
– Это? Что это? – я растеряна.
– Значит, к тебе не пристают в школе? – спрашивает Маллой.
– Нет, совсем нет. – Паника возвращается, когда я понимаю, что происходит.
Родители хотят, чтобы я заполнила бумаги на Чейза.
Я вскакиваю на ноги.
– В школе ничего не происходит. Там все в порядке.
– Нет, – грубо возражает папа. – Пока в ней находится Чарльз Доннели, моя дочь никогда не будет в безопасности.
– Сядь, Лиззи, – с упреком говорит мама.
Я сажусь, но лишь потому, что ноги меня сейчас не очень-то держат.
– Вы пытались поговорить с директором? – спрашивает офицер.
– Конечно, пытались. Мы дошли вплоть до совета попечителей. Ваш босс, мэр Стэнтон, кричал о дискриминации и о том, что он подаст судебный иск, если мы снова попытаемся выгнать его пасынка из школы. – Отец смотрит так, будто ему больно. – Пока он не причинит физический вред, не испортит школьную собственность или не сделает что-то, оправдывающее исключение, он останется там.
Хорошо. Я с вызовом смотрю на офицера Маллоя.
– А поскольку он не беспокоит меня, в этом нет необходимости, – я указываю на форму.
– Твои родители сказали, что он запугивал тебя в библиотеке, – подталкивает полицейский. – Ты боишься его? Ты поэтому не хочешь заявлять о том, что случилось? Судебный запрет нужен, чтобы защитить тебя.
Я онемела от шока. Как они узнали про библиотеку? Это случилось сегодня. Они шпионят за мной в школе?
– Мать Скарлетт позвонила мне на работу, – объясняет мама, поняв мое замешательство. – Скарлетт рассказала ей, как он преследовал тебя в библиотеке.
Проклятье. Моя ложь преследует меня. Я откидываюсь на диван и прячу лицо в ладони.
– Он меня не беспокоил, – говорю я, но никто мне не верит.
– Конечно же, я сразу позвонила директору Гири. Но он сказал, что даже если ты придешь и подашь жалобу, то ему лишь вынесут предупреждение, поскольку это будет его первое нарушение порядка.
Мне хочется кричать. Чейз не делал ничего плохого.
Только убил мою сестру.
Сквозь пальцы вижу глядящих на меня родителей. Зарываюсь глубже в диванные подушки, судорожно пытаясь найти выход из всего этого.
Но мама принимает мое молчание за недомогание.
– Ты в порядке? – беспокоится она. – Я знала, что он к тебе пристает! – Она поворачивается к полицейскому и пронзительно заявляет: – Мы не можем ждать, пока случится что-то плохое. Мы уже потеряли одну дочь. – Она хватается рукой за горло. Папа подходит и кладет руку ей на плечо.
– Мы не ждем, Марни. Мы заполняем заявление о наложении судебного запрета.
– И я, конечно, могу помочь вам с этим, – мягко говорит офицер Маллой и поворачивается ко мне: – Почему бы тебе не рассказать, что случилось? Мы предъявим эту бумагу нужному судье.
Мне становится еще хуже.
– Нет. Я не хочу это делать.
– Лиззи, – говорит мама.
– Бэт.
– Бэт, это для твоей безопасности.
– Он опасен для этого города, – говорит папа. – Он безрассуден и…
– Это был несчастный случай, – обрываю я, а потом кидаю на Маллоя умоляющий взгляд: – Вы ведь знаете это дело?
Он кивает, потому что, конечно же, знает. Все в Дарлинге знают.
– Это был несчастный случай, – напоминаю я ему.
Он снова кивает.
– Это не безумный маньяк, разгуливающий на свободе. И поверьте мне, я тоже его ненавижу, – ложь обжигает мне горло. – Но не считаю правильным говорить, что чувствую физическую угрозу, потому что это не так.
Папа смотрит с неодобрением.
Я поворачиваюсь к маме и беру ее за руку.
– Прошу. Я не нахожусь в опасности. Я сидела в библиотеке, мне было дурно, потому что я пропустила обед. Чейз был там. Я смутилась, что он видел, как я плачу. Я рявкнула на него. Он… – Я мысленно извиняюсь за следующую ложь. – Он рявкнул в ответ, и тут появилась Скарлетт. Это был пустяк.
– Это не пустяк, – громогласно возражает отец.
Но мама внимательно смотрит на меня.
Я сжимаю ее руку и молю:
– Пожалуйста.
– Ты правда не чувствуешь себя в опасности из-за него?
– Нет, – тон у меня ровный и уверенный. – Если что-то изменится, я дам тебе знать.
Она изучает меня еще несколько секунд, прежде чем прийти к какому-то решению. Наконец кивает и смотрит на офицера Маллоя.
– Мне жаль, что мы зря потратили ваше время, но очень благодарны за консультацию. Надеюсь, мы можем снова связаться с вами, если решим дать ход судебному запрету?
– Конечно, – в его голосе чувствуется облегчение.
Мы все встаем. На этот раз я не чувствую себя глупым ребенком. Я сказала правду или почти правду. Мама выслушала меня, и возмутительная несправедливость по отношению к Чейзу была предотвращена. Все без слез, истерик и психозов. Веди себя как взрослая, и, может, к тебе будут относиться соответственно – таков был совет Чейза.
К моему удивлению, он действительно сработал.
Папа провожает офицера Маллоя к дверям. Мама остается со мной в гостиной.
– Это было очень зрелое решение с твоей стороны, – она медленно качает головой. – Но он плохой парень, – у нее перехватывает дыхание. – Я боюсь.
– Не стоит. – Я никогда не чувствовала никакой опасности в присутствии Чейза. Но не могу рассказать маме о всех случаях, когда он мог навредить мне, но не сделал этого. После такого признания меня заперли бы в подвале.
Папа возвращается и даже не смотрит на нас. Он злится.
– Пойду прогуляюсь, – бормочет он. – Не ждите меня.
Он вылетает из дома, не дав никому из нас и слова сказать.
Я всегда думала, что это мама не в силах жить дальше. Ведь она следит, чтобы на полке Рейчел в прихожей было пусто, оставила ее комнату полностью нетронутой, не разрешает мне завести собаку, потому что у Рейчел была аллергия. Но, оказывается, это папа все время цепляется за гнев и боль. Он первый начал требовать крови Чейза после аварии, давил, чтобы было обвинение в убийстве, и неделями бесился, когда было выдвинуто обвинение в убийстве по неосторожности. Ему неважно было, что Рейчел выбежала на дорогу, не посмотрев, нет ли машин. Чейз отнял его ребенка.
Папа никогда не простит его.
Мы с мамой ужинаем вдвоем. Она приготовила сэндвичи с плавленым сыром. Я разогрела томатный суп.
– Как дела у Скарлетт? Давно ее не видела. Вы же по-прежнему подруги, верно?
– Да. У нас все хорошо, – отвечаю я, хотя на самом деле все еще переживаю из-за того, как она огрызалась на меня. Не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недоговоренности. Пока наша дружба – лучшее, что есть в моей жизни. Мы со Скар вместе с детского сада. Не знаю, что буду делать, если потеряю ее.
– Слушай, а мы можем поехать на ярмарку рукоделия в выходные? – спрашиваю маму. – Хочу посмотреть что-нибудь для Скар.
– У нее день рождения? Я думала, в январе.
– Нет. Это просто… подарок из разряда «спасибо, что ты есть».
Мы со Скар всегда дарили друг другу незначительные мелочи, но я уже довольно давно не делала этого.
– О, это так мило. Конечно, поедем. В субботу утром? – предлагает она.
– Конечно. – Непохоже, что у меня перегруженное расписание. Поскольку в моей жизни не осталось ничего, кроме школы, то у меня удивительно много свободного времени. Все остальные одноклассники занимаются дополнительно, но я давным-давно завязала с этим. Не знаю, почему.
После ужина мама идет в прачечную, а я возвращаюсь в свою спальню. Сажусь за стол, но у меня нет домашней работы. Открываю ноут и начинаю просматривать социальные сети. Всплывает сообщение. Отправитель – Джефф.
Я нервно потираю шею. Меньше всего мне хотелось бы трепаться с Джеффом. Я все еще зла на него за то, что он бросил меня на вечеринке.
Резко закрываю ноут и беру с полки книгу. Я уже читала ее раньше, но мне она понравилась. Может, опять зачитаюсь ею. Через десять минут понимаю, что читаю один абзац уже несколько раз, захлопываю книгу и бросаю ее на стол.
Мама проходит мимо комнаты с корзиной белья.
– Хочешь, я все сложу? – спрашиваю, подходя к дверному проему.
Она смотрит на меня с удивлением.
– Нет. Все уже сложено.
Я смотрю в корзину и вижу стопку сложенных полотенец.
– Тогда я все уберу.
– Ладно. – Она медленно отступает, как будто мое предложение помочь выглядит так странно, что она беспокоится о моем душевном здоровье. – Спасибо.
С этими словами она исчезает на лестнице. Мне хватает минуты, чтобы разложить полотенца в шкафу.
– Еще помощь нужна? – кричу я вниз.
– Нет, все в порядке. Собираюсь посмотреть телевизор и повязать.
Возвращаюсь в комнату. Тут нечего делать. Трогаю ладонью дверной косяк. Если бы в комнате была дверь, было бы все иначе?
Смотрю на дверь напротив. Медленно пересекаю коридор. Ручка поворачивается легко, дверь открывается тихо. Я оставляю ее слегка приоткрытой.
В комнате свежо, как будто кто-то открыл окно. Подхожу посмотреть на задний двор. Угол дома, где висят качели, затемнен. Маленькое желтое пятно света маячит впереди. Слышно, как за три дома от нас лает выпущенный во двор лабрадор Палмерсов.
Обычный вечер. Я отхожу от окна и оглядываю комнату. Кубки и медали Рейчел, полученные за пять лет в волейбольной секции, украшают полку у кровати. На зеркале над письменным столом, аккуратно закрепленные, висят фото ее и друзей. Выдвигаю белый стул с пушистой подушкой и сажусь. Слева стоит несколько фотографий волейбольной команды, в которой она играла. Участницы обнимают друг друга за плечи.
На всех снимках Эми, лучшая подруга Рейчел, наставляет ей рожки. Должно быть, это какая-то их личная шутка. Тут много чего из жизни Рейчел, о чем я не знаю. Мы были близки, но все же она была на два года старше. Уверена: сестра хранила свои секреты. На другой стороне стола – две семейные фотографии. На одной – мы все на свадьбе кузена Рэнди, за год до гибели Рейчел. Мама купила мне туфли на каблуках, и я была невероятно счастлива. На другой – Рейчел и я. Снимок был сделан после одной из игр ее волейбольной команды. Рейчел вся потная и улыбающаяся. Я держу мяч и смотрю на нее так, будто она – центр моего мира.
Из горла вырывается сдавленный всхлип. Я вдруг вскакиваю, выбегаю из спальни Рейчел и устремляюсь вниз по ступеням. Слишком больно видеть фото, где мы вместе. Больно видеть, как я смотрю на нее так, словно она развесила на небе луну и звезды. Я поклонялась сестре, а теперь ее нет.
Выбегаю на задний двор и вдыхаю глоток свежего воздуха. Это помогает снять напряжение в горле, но не унимает боль в сердце. Я иду к качелям, но и они напоминают мне о Рейчел. Прохожу мимо и направляюсь к забору, опускаюсь на траву и прислоняюсь к деревянному штакетнику.
Солнце уже село, но небо еще не совсем черное. Я смотрю на облака и выбираю одно, похожее на дракона. Опускаю взгляд, потому что это тоже напоминает мне о Рейчел. Когда мы были маленькими, бросали на траву одеяло для пикников, ложились на спину, смотрели на небо и пытались найти облака в форме животных.
У меня першит в горле. Вместо слез с губ срывается смех. Я пытаюсь подавить его. Потом сдаюсь и начинаю смеяться. Как в день похорон Рейчел. Я не могла плакать, я смеялась. Не хочу плакать сейчас и смеюсь.
– Гав.
Тявканье прерывает мои истеричные смешки.
– Привет, собака, – я улыбаюсь Моргану, который просунул голову сквозь штакетник. – Как дела?
Он не отвечает, но высовывает язык и лижет мое плечо.
Это именно то, что мне нужно.
– Я тоже скучала по тебе.
Теперь он лижет мою щеку. Мне нравится его мокрый нос, потому что это лучше соленых слез.
– Хотя и не так сильно, как скучаю по Рейчел, – шепчу я.
Собака облизывает мне другую щеку.
– Сестра, наверное, разочаровалась бы во мне, будь она тут, – говорю я Моргану. – Рейчел была такая целеустремленная. Особенно когда дело касалось волейбола.
Тогда я тоже играла в волейбол. Даже пошла в тот же клуб, что и Рейчел. Была подающей, как и она. Выходные всегда были заняты разъездами по соревнованиям. Все это закончилось с ее смертью. Выглядело так, будто все мои амбиции и мечты на самом деле принадлежали Рейчел, и, когда ее не стало, моя страсть к чему бы то ни было превратилась в пепел и была развеяна ветром.
– Она и в хоре пела. И у нее были награды в клубе. – Еще у нее был Джефф, золотой мальчик. Рейчел ездила в разные места. Не сомневаюсь, она бы поступила в любой колледж Лиги плюща и училась там с успехом.
А я… Мне нечего делать со своим временем. Работа в приюте была единственной вещью, которая мне по-настоящему нравилась. Помимо этого я тратила свое время на вечеринки и мальчиков. Переспала с Чейзом не для того, чтобы побесить своих родителей. Если бы причина была в этом, я бы им сказала. Я переспала с ним потому, что чувствовала какую-то пустоту в своей жизни и, казалось, так смогу заполнить ее. Но теперь чувствую лишь еще большую опустошенность.
Я потеряла направление. А может, никогда его и не имела и просто поняла это сегодня. Я была так занята, обвиняя всех в собственных несчастьях, что не видела себя со стороны. Теперь увидела, и мне не понравилось.
Нахмурившись, встаю, прерывая ласки Моргана.
– Извини, щеночек, но мне нужно идти. Пришло время перемен.
Поднимаюсь наверх, сажусь на кровать и включаю ноут. Решительно открываю страницу старшей школы Дарлинга. Вау, тут сотни разных дополнительных занятий и клубов! Столько, что приходится долго пролистывать их все. Начинаю читать и делать заметки. Тень проходит в дверях, но исчезает, не мешая. Я все прокручиваю страницу.
– Бинго, – говорю я, глядя на собственный круглый почерк в блокноте.
Начинаю печатать. Это занимает несколько часов, но, когда заканчиваю, чертовски довольна.
С этого момента я уже не девушка без цели. Я девушка, у которой есть план.
19
– Что это? – спрашивает мама, когда я подсовываю ей распечатанную страницу.
– Это договор, – гордо говорю я. Иду через кухню и вручаю отцу его копию.
Он щурится, не в силах читать без очков.
– Договор о чем?
– Это… – мама замолкает, читая.
Читать бесплатно другие книги:
