Одна маленькая вещь Уатт Эрин
– Конечно, нет, – отвечаю я ровным тоном. – Трой, как обычно, несет чушь.
Джефф расслабляется. Чуть-чуть.
Трой ухмыляется мне.
– Прости, я забыл, что ты путаешься с наркоторговцами, а не с убийцами.
Я хмурюсь. Что это еще за разговоры о наркоторговцах? Скар обвиняла меня в том же самом. Я не знаю никаких наркоторговцев, кроме того парня, брата Джея. Но я даже никогда не видела его. Я заставляю себя не спорить.
Миссис Рассел постукивает ручкой по столу.
– Все, заняли свои места.
– Миссис Рассел, преступник вторгается в мое пространство, – кричит Трой, внезапно вновь обретая храбрость.
– Я слышала. Мистер Кендалл, вы можете либо проявить уважение к своим одноклассникам, либо выйти. Мистер Доннели, сядьте – или получите еще одно письменное замечание. Мисс Холмс, можете ли вы продолжить спор с мисс Левин, где кому сидеть, после урока? Что касается вас, мисс Джонс, можете прекратить отвлекать класс?
Мы все занимаем свои места. Джефф хмурится. Скар пялится на свой стол. Крис раскладывает вещи по всем углам парты, как будто так заявляет свои права. Трой снова хихикает у меня за спиной над какими-то дурацкими шуточками о Мэнсоне. Уголком глаза я вижу, как Чейз снова предупреждающе качает головой. Вероятно, он расстроен тем, что я вообще связалась с Троем.
«Одна маленькая хорошая вещь, – говорю я себе. – Концентрируйся на одной маленькой хорошей вещи».
Я пальцами показываю букву «Т», и спустя секунду Чейз коротко мне кивает. Он будет ждать меня сегодня ночью у качелей.
Одна маленькая хорошая вещь.
– Как думаешь, кто хуже: миссис Дворак или миссис Рассел? И не говори, что они не плохие, а просто выполняют свою работу. Я тебя стукну.
– Я совсем не фанат миссис Дворак. Потому что она не ставит нам поп-музыку. Думаю, ее плей-лист застрял в шестидесятых. Не могу сказать, что эта песня Mashed Potato Time очень зажигательная.
У меня не получается сдержать смех. Я прикрываю рот ладонью, и мы оба бросаем обеспокоенный взгляд на дом.
– Извини, – шепчу я Чейзу.
Он смотрит на меня с полуулыбкой и прислоняется к дереву. Сегодня мы оба одеты в джинсы и толстовки. Я почти жалею, что не накинула куртку. На дворе октябрь, становится прохладнее. Скоро будет слишком холодно, чтобы встречаться тут. Я уже продумываю способы, как протащить Чейза в мою спальню. Если бы могла, я бы пошла к нему домой. Но из-за сигнализации не получится улизнуть из дома без ведома родителей.
– Что собираешься делать, когда мы окончим школу? – спрашиваю я.
– Не знаю. Я не думал об этом. Мне нужно, чтоб с меня сняли метку, а это невозможно до конца испытательного срока.
– А когда он кончается?
– В мае.
– Тогда выпуск станет для тебя приятным событием.
– Ага.
– Ты думаешь о колледже?
– Может, местный. – Он бросает в ноги шишку. Там их уже штук шесть.
– Мэр отказывается тебя поддержать?
– Я не возьму от него денег.
Этот парень очень гордый, себе же во вред.
– А как насчет твоего отца?
Чейз тихо фыркает.
– А что с ним? Я тебе говорил, мы не общаемся.
Я кладу ладонь ему на предплечье и играю с краем его рукава.
– Ты думал о том, чтоб связаться с ним?
– Ни за что, – мгновенный ответ.
– Разве не ты сказал мне, что нужно мириться с родителями?
– Да, потому что твои родители – хорошие люди, – говорит он с кривой усмешкой. – Мой отец не такой. Он оскорблял мою мать, всю жизнь силой заставлял меня играть в баскетбол. А после ареста выбросил меня из своей жизни. Своего собственного сына. Я не хочу с ним знаться. Так как же он может оплатить мое обучение в колледже? Если он сделает это, с ним придется общаться. Я не заинтересован в этом.
Я медленно киваю.
– Понимаю.
– Как бы то ни было, я думал освоить какую-нибудь рабочую профессию. Слышал, за сварку хорошо платят.
– Разве это не опасно? – Я вспоминаю огонь и маски.
– Не думаю.
– Может, тебе стоит поискать что-то рядом с Эймсом? Кажется, там есть хорошие колледжи с такими специальностями. – Я говорю непринужденно, но мои намерения слишком очевидны. Не хватает только плаката «Поехали в колледж вместе со мной».
– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит он, кидая очередную шишку.
Я хочу подобрать ее и швырнуть ему в голову.
– Почему нет?
– Потому что твои родители могут прекратить платить за твое обучение. Тогда как ты получишь хорошую работу, чтобы поддерживать меня? – он игриво дергает меня за хвост.
Если бы люди светились, я бы засияла так же ярко, как луна на безоблачном небе.
– Окей, но ты должен будешь приезжать в гости.
– Когда обзаведусь машиной.
– Хорошее замечание.
У Чейза ее нет. Даже если бы была, ему запрещено водить по условиям испытательного срока. Я считаю это совершенно несправедливым. Как он, спрашивается, получит работу без машины?
«Эта система неспособна реабилитировать даже цыпленка, не говоря уже о человеке, – сказал он мне как-то во время одной из наших встреч под деревом. – Для меня еще все легко по сравнению с тем, как дела обстоят у многих других. Некоторые попадают в колонию за драки, а когда выходят, им некому помочь. У меня, по крайней мере, есть мама и Брайан».
Чейз приезжает ко мне на велосипеде. Он преодолевает расстояние в пять миль как минимум три раза в неделю.
– Мне пора идти, – с сожалением говорит он.
Наши встречи длятся недолго. Чейз говорит, это для того, чтобы мы могли встречаться и дальше. Если родители узнают, что эти ночные вылазки – лишь для того, чтобы повидаться с ним, меня запрут в комнате. Но еще я думаю, что чем дольше он остается, тем больше искушение прекратить только лишь бесконечные разговоры. Я была бы не против, но не он. Смешно, когда он говорит «нет», но я хочу уважать его желания так же, как он уважает мои.
– Увидимся завтра в приюте.
Я хочу прощального поцелуя, но приходится довольствоваться бъятиями. Это прогресс. Неделю назад он пожимал мне руку. Может быть, к Рождеству он поцелует меня в щеку.
27
В субботу в приюте Рокко, питбуль, упирается и не хочет купаться. Смеясь, я иду к Сэнди и закатываю рукава.
– Хочешь, я его помою? – предлагаю я.
Она вытирает лицо рукой.
– Была бы счастлива. Он очень сварливый сегодня. И раз уж ты все равно собралась лезть в воду, можешь помыть и остальных? Попроси Чейза помочь.
– Окей, – я счастлива делать с Чейзом что угодно. Думаю, Сэнди это знает и пользуется, но мне все равно.
Я нахожу Чейза на улице, он убирает территорию.
– Эй, гламурный парень, пойдем, поучаствуешь со мной в соревновании мокрых футболок, – зову я.
– Я думал, мы договаривались, что ты ко мне не пристаешь. – Он туго закручивает мешок с мусором и затягивает узел.
– Не помню, чтоб мы это обсуждали. Но даже если и так, я бы никогда не согласилась на такую чушь!
Он бросает мешок в контейнер для мусора и печально качает головой.
– Вот какие испытания я вынужден тут переносить.
– Спрячь жалость к себе подальше, пока Рокко не убедил всех остальных собак, что купание – это ужасно.
Мы опоздали. Собаки, извещенные Рокко, что мы пришли помучить их, злы. Вода холодная. Животные скользкие. Мыло повсюду. Не помню, когда в последний раз я так веселилась.
– Ты действительно хорошо ладишь с ними, – говорит мне Чейз после того, как мы загоняем последнюю собаку обратно в вольер. – И будешь хорошим ветеринаром.
– Спасибо. Как ты и сказал, они не склонны к осуждению. – Я бросаю Чейзу шланг и убираю опрокинутое корыто. Рокко перевернул его, когда выпрыгивал, и расплескал всю воду на мои теннисные туфли. Сэнди вернулась, когда Бут лаял как бешеный, и почти сразу ушла, боясь измазаться в грязной воде и мокрой шерсти.
– Правда, я не уверена насчет Рокко. Он, кажется, разозлился. Думаю, ему мыло попало в глаз.
– Не. Он разозлился потому, что я тер его, а не ты. – Он подмигивает мне и тянется закрыть воду. От этого движения футболка натягивается на его прессе… очень красивом и сильно накачанном.
– Привет! Ты тут, Бэт? Это я, – доносится радостный голос из приемной.
Это Скарлетт.
Чейз в панике оборачивается. Он роняет шланг с включенной водой и обливает меня. Я вскрикиваю и пытаюсь отскочить в сторону, но недостаточно быстро.
– Дерьмо. Извини. – Чейзу удается схватить шланг и сунуть мне его в руки. Он резко разворачивается и спешит выскочить вон, прежде чем открывается другая дверь. Он почти бежит по коридору.
– Эй… О боже, что с тобой случилось? – Скарлетт смеется, когда видит меня.
Я смотрю на свою насквозь мокрую футболку старшей школы Дарлинга.
– Я купала собак.
Позади нее стоит Джефф. Он быстро окидывает меня взглядом и смотрит за мое плечо. Я с беспокойством оглядываюсь и вижу, как голова Чейза исчезает за углом.
Когда Джефф делает шаг вперед, я «случайно» выпускаю шланг и обливаю его. Он громко ругается.
– Извини, – я поднимаю испачканную мылом руку. – Он скользкий.
Джефф подозрительно щурится.
– Это был Мэнсон? – спрашивает он.
– Кто? – я прикидываюсь дурочкой.
– Он имеет в виду Чарли Доннели, – Скарлетт закатывает глаза. Кажется, ей надоело это тупое прозвище, как и мне.
Я решила не отвечать ей. Вместо этого пускаю струю воды ближе к их ногам.
– Осторожно, – предупреждаю я, – тут грязно.
Джефф встречается со мной взглядом. Он знает, что это был Чейз и что я его защищаю. Я вскидываю голову. Чейзу нужен кто-то на его стороне. За Джеффа вступится вся школа. Черт, за него вступится весь город. За Чейза – никто.
– Мы должны идти, – объявляет Джефф. – Я только что вспомнил, что должен сделать кое-что для отца.
– Но мы только приехали, – протестует Скар. – Я хотела пообщаться с Бэт и повозиться с собачками.
– Тогда иди домой пешком, если хочешь упрямиться. – С этими словами он разворачивается и уходит.
Скар смотрит на меня в панике.
– Все нормально, – отвечаю я, пожимая плечами. – Иди.
Это все, что ей нужно, чтобы кинуться за ним.
– Прости меня, Джефф. Я просто была так рада видеть собак.
– У тебя всегда есть выбор, Скар. Если не хочешь быть со мной, просто скажи.
Она замолкает. Меня распирает желание побежать за Скарлетт и спросить, какого черта она делает рядом с Джеффом. Каждый раз, когда я вижу их, он попрекает ее тем, что она не делает того, чего хочет он.
Был ли он таким же с Рейчел? Или он приобрел эти скверные привычки в Англии? Надеюсь, он не относился так к моей сестре.
Я выключаю воду, а потом спешу к окну, чтобы посмотреть, как они уезжают. Когда «ауди» Джеффа покидает парковку, я зову Чейза.
– Теперь можно выходить.
Его ботинки стучат по полу. Он подходит к окну и упирает руку в раму рядом с моей головой.
– Я беспокоюсь о Скарлетт, – говорю я ему.
Чейз отвечает мне понимающим взглядом.
– Потому что Джефф требует от нее больше послушания, чем мы – от Рокко?
– Типа того.
Он склоняется ближе, вглядываясь в окно.
– Он хам. В колонии много таких. Только без модной одежды и крутых тачек. Внутри он точно такой же, как они. И все, чего он хочет, – это контролировать других людей. Его заводит чувство власти.
– Как думаешь, он был таким же с Рейчел? – я грызу губы.
– Не знаю. Это было три года назад. Люди могут сильно измениться за три года. Взгляни на меня. – Поворачиваю голову и вижу его всего лишь в паре сантиметров от себя. Он жалко улыбается мне. – Я был так погружен в себя. Незрелый придурок, который считал, что все знает, и думал, что угнать машину тренера – верх крутизны. Теперь я не сделал бы этого и за миллион долларов.
– Джефф это время провел в Англии, а не в тюрьме, – напоминаю я ему.
– Знаю, но, может, для него это было наподобие тюрьмы.
Я вспыхиваю. Это были почти те же слова, что я необдуманно бросала Чейзу раньше.
– Эй, – он пальцами приподнимает мой подбородок, – я не это имел в виду. Ты совсем не такая, как Джефф.
– Считаешь, для меня есть надежда? – Я трусь подбородком о его палец. Мне действительно казалось, что мой дом – тюрьма, до того как появился Чейз. Все мои поступки были попыткой вырваться. Джефф, очевидно, пытался получить контроль над всеми вокруг.
– Да, надежда есть, – голос у него хриплый.
Я забываю о Джеффе. Сложно концентрироваться на чем-то, кроме Чейза, когда он так близко. Мой взгляд падает на его еще мокрую футболку. В центре видны свежие заломы, как будто он снял ее, выжал, а потом надел обратно. У ворота – крохотное сухое пятно.
– Я пропустила тут кусочек, – пробегаюсь пальцем по ткани, чувствуя выпирающую ключицу.
У него перехватывает дыхание. Я провожу вдоль всей ключицы, и палец попадает в ложбинку у шеи. Жду, что он остановит меня, как это делает всегда. Но он стоит неподвижно. Продолжаю движение, опускаясь вниз. Чейз словно высечен из камня: сплошь мускулы. Но внутри у него нежное сердце. Оно болит за нас. Мы оба хотим чего-то запретного.
– Ты не должна это делать, – слова отрывисты, как будто ему трудно их произносить.
– Нет, должна.
28
Я устала быть терпеливой, делать то, что считают правильным другие. Нет ничего дурного в слове «мы».
Встаю на цыпочки и прижимаю свои губы к его. Он замирает, но затем поддается моему порыву, рукой притягивая меня ближе. Издает такой звук, от которого у меня поджимаются пальцы на ногах. Этот звук я хочу записать на телефон и проигрывать на повторе по ночам, пока не засну.
Я тянусь к нему, черпая из него силы как из источника. Его руки крепко прижимают меня, и поцелуй длится и длится, и…
– Гав! Гав! Гав!
Между нами просовывается нос. Я смотрю вниз и вижу расталкивающего нас Рокко, быстро виляющего коротким хвостом.
Чейз испускает полустон-полусмех, а потом нагибается и энергично чешет собаку за ушами.
– Тоже хочешь немного любви, Рокко?
Я использую это время, чтобы собраться с мыслями. Мы, наверное, не должны целоваться на работе. Сэнди может быть недовольна, а я не хочу рисковать временем, которое мы с Чейзом проводим вместе. Эти моменты часто становятся для меня маленькой хорошей вещью, которая поддерживает в течение дня.
Я делаю несколько глубоких вдохов и отлепляюсь от стены.
Чейз старательно избегает смотреть в мою сторону всю оставшуюся часть смены, но я не могу отвести от него глаз и перестать трогать свои губы.
Он поцеловал меня в ответ. Рождество пришло раньше времени.
Я улыбаюсь, и улыбка не покидает моего лица, даже когда я возвращаюсь домой к родителям с мрачными лицами. Я машу им обоим рукой. У папы, наверное, был плохой день в магазине, а мама постоянно жалуется, как риелторы недовольны отчетами о расходах. Я взлетаю наверх по ступеням. Стою под душем и напеваю под нос, пока переодеваюсь.
На «Спотифай» я нахожу безумно смешанный плей-лист песен о любви, заваливаюсь на кровать и слушаю. Оказывается, есть старые группы с такими названиями, как REO Speedwagon или The Bangles. Кто бы мог подумать?
Примерно через час слышу, как мама кричит снизу, что ужин готов.
– Есть какие-нибудь планы на Хеллоуин? – спрашивает она, когда мы садимся за стол. До сезона оранжевых тыкв осталось чуть меньше недели.
– Скар, должно быть, устроит вечеринку. – Воспоминание о Скарлетт немного портит мое хорошее настроение. Я кладу вилку рядом с тарелкой.
Должна ли я упомянуть о Джеффе? Решаю, что нет. Даже если Джефф был таким же засранцем три года назад, родители все равно будут без ума от него, особенно папа: он считает, что Джефф – лучший парень на свете. Еще я не хочу злить их тем, что Джефф встречается со Скар. Лучше, если они не будут знать.
Я беру вилку и продолжаю есть.
– Это хорошо. Полагаю, надо будет сшить тебе костюм.
– Если мы позволим ей пойти, – напряженно говорит папа. Он был мрачен с тех пор, как мы сели. У него точно сегодня плохой день.
Мама вздыхает.
– Дейв, мы обсуждали это. Бэт прекрасно себя вела, с тех пор как… – Она замолкает, но я знаю продолжение.
«С тех пор как она пошла в полицейский участок защищать убийцу нашей дочери. С тех пор как помчалась к нему домой, когда мы переворошили ее спальню. И бог его знает, что она делала с этим парнем».
– Прекрасно себя вела?! – эхом отзывается отец, и я чувствую холодок, потому что это звучит скорее как вопрос, чем согласие.
– А приют? Как дела там? – мама обеспокоенно смотрит на отца. – Ты приняла душ, когда пришла домой. Там что-то случилось?
– Мы мыли собак, и я вся была в мокрой собачьей шерсти.
– Мы? – переспрашивает папа, прищуриваясь.
Крохотный звоночек звенит в моей голове.
– Сотрудники, – говорю я, опуская взгляд.
– Ты и Сэнди?
Его тон заставляет меня поднять голову от тарелки. Этот тон говорит: «Я знаю, ты что-то скрываешь». Я смотрю на маму, потом снова на отца. Они знают. Он знает, по крайней мере. На этот раз звоночек звенит громче. «Держи себя в руках, Лютик, – советую я себе. – Это будет неприятно».
– Нет, я и Чейз, – отвечаю я. Это правда, но я надеюсь, родители не спросят, кто такой Чейз.
– Кто такой Чейз? – спрашивает мама.
Слишком смелые надежды.
– Он работает в приюте. Хороший парень. Он…
Звук отцовской ладони, хлопнувшей о стол, едва не оглушает. Все приборы громко звенят. Свежеиспеченная булочка скатывается с тарелки и подскакивает ко мне. Я едва успеваю поймать ее.
– Это Чарльз Доннели, – рычит папа в ответ маме.
Ее глаза распахиваются.
– Что?!
Он зло и нервно зачесывает волосы назад.
– Наша прекрасно ведущая себя дочь не потрудилась рассказать нам, что она работает с этим… этим… преступником последние две недели.
Мама задыхается от ужаса.
– Бэт, это правда?
Я стискиваю вилку в кулаке.
– Да, и я не могу ничего с этим сделать, поэтому и не рассказывала вам, – лгу я. – Хотя он относится ко мне с большим уважением.
Лицо матери бледнеет.
– Он работает с тобой… – говорит она потрясенно.
– Я не могу влиять на то, кого нанимают владельцы. Но вам не стоит волноваться о том, что мы работаем вместе…
– Мы не волнуемся, – отвечает отец, – потому что он уже не работает с тобой.
Я роняю вилку. Она звенит о тарелку.
– Что ты хочешь сказать?
– Я позвонил в приют и сказал им, что, если там будет работать убийца, я жизнь положу на то, чтобы закрыть их дело.
Я просто вне себя. Что?
– Нет, – говорю я, вскакивая на ноги. – Ему нужна эта работа! Это условия его испытательного срока: работать неполный день.
– Очень жаль. – Папе вовсе не жаль. Он надеется, что Чейза отправят обратно в тюрьму.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь контролировать поднимающуюся злость. Поверить не могу. Как папа вообще узнал, что…
– Джефф сказал тебе, не так ли? – требовательно спрашиваю я, после того как меня осеняет догадка. И я пыталась еще защищать этого засранца.
– Да, – огрызается отец.
– Знаешь, он встречается со Скар, – язвительно говорю я. – Вот как он узнал об этом. Потому что они с ней пришли сегодня в приют.
– Я знаю, что он встречается с твоей подругой. Почему бы и нет? В отличие от некоторых в этом доме, Джефф всегда был откровенен с нами.
– Это все неправильно. Вы неправильные, – говорю я отцу, но его лицо остается каменным. Поворачиваюсь к матери. – Прошу, мама. Ты знаешь, что это все неправильно. Чейз отсидел свой срок.
Внезапно она спрашивает:
– Почему ты называешь его Чейз?
Я хмурюсь.
– Так его теперь зовут. Он больше не называет себя Чарли…
Громкий звук заставляет меня подпрыгнуть. Папа только что ударил кулаком по столу второй раз.
– Не произноси это имя при нас! Никогда не произноси его за нашим столом! – Он резко указывает на лестницу. – Иди в свою комнату, немедленно! Иначе я сделаю что-то, о чем пожалею!
Мне не нужно повторять дважды. Я не хочу оставаться с ними.
Мчусь наверх и хватаю телефон. Набираю номер Джеффа и, как только он отвечает, срываюсь на нем.
– Зачем ты сказал моему отцу, что Чейз… Чарли работает в приюте? С чего это тебя так трогает?
– Потому что это ужасно, что он гуляет тут, на свободе! – огрызается Джефф. – Он должен сидеть за решеткой.
– Он сидел там три года! – вскипаю я.
– Он убил твою сестру, Бэт. Он убил нашу Рейчел.
Мне не нравится то, как Джефф говорит об этом. Как будто я не знаю, что моя сестра мертва, что Чейз сидел за рулем машины, которая сбила ее. Как будто я никогда не скорбела о ней.