Доверие Дуглас Пенелопа

Мы сохраняем молчание, но моя кожа буквально гудит. Наверху гремит музыка, а я ничего не замечаю, кроме Джейка.

– Почему ты убежала?

Качаю головой. Не знаю. Я…

– Тирнан… – сдавленно шепчет он.

Словно сожалеет. Словно точно знает, почему я сбежала.

– Мне все-таки кажется, что идея оказалась не самой удачной. Мы… плохо влияем на девочек.

– Я не девочка.

– Ты когда-нибудь была в постели с мужчиной? – сипло спрашивает он.

Мое сердце пропускает удар.

Медленно качаю головой в ответ.

Джейк наклоняется к моему уху.

– Тебя когда-нибудь целовали?

Я киваю.

– В другие места, помимо рта?

Жар скапливается у меня между ног.

– Нет, дядя Джейк.

Его тело вздымается и опадает в такт дыханию, колышущему мои волосы. Я не оборачиваюсь, потому что боюсь разрушить чары.

Он накрывает ладонью мою кисть, выравнивает наши пальцы, одновременно нежно скользя пальцем второй руки вдоль моего позвоночника. Легкая испарина охлаждает мою кожу.

На втором этаже хлопают двери, слышатся шаги – кто-то бежит из спальни в ванную, судя по всему. Включается вода, раздается женский смех.

– Мне жаль, что тебе приходится все это видеть, – огорченно говорит мужчина. – С приближением снегопадов мы стараемся насытиться вдоволь, зная, что всю зиму ничего красивого не увидим.

Его палец продолжает медленно спускаться по моему позвоночнику.

Всю зиму…

Я смотрю на его руку, властно сжимающую мою, вспоминаю, как Джейк смотрел на меня, сидя за столом несколько секунд назад, и думаю… Что-то назревает, а еще даже снег не выпал.

В этом году они окажутся в заточении не одни. С ними будет женщина.

Его горячее дыхание проникает сквозь пряди моих волос и овевает заднюю поверхность шеи. Соски напрягаются, пока Джейк мучительно нежно дразнит меня своей рукой.

Всю зиму…

– Я думаю, тебе не стоит здесь оставаться, Тирнан.

Прищурившись, переворачиваю кисть, потому что жажду ощутить соприкосновение наших ладоней. Это так приятно. Мои веки трепещут.

– Здесь – значит на пике? – уточняю я.

Или он имеет в виду кухню?

Мужчина не отвечает. Внутри все обрывается, когда я наконец-то понимаю, что он мне говорит.

В горло будто иглы вонзаются.

– Ты же сказал, что я дома. – Поймав его руку, которой он ласкал мои спину, переплетаю наши пальцы и крепко держу. – Ты сказал, что я ваша.

– Наш дом – неподходящее место для тебя.

На глаза снова наворачиваются слезы, однако я их подавляю. Вчера утром Джейк уговорил меня не уезжать, а сейчас прогоняет. Он хочет, чтобы я осталась одна. Я всегда одна. Ты показал мне, каково это – быть кому-то небезразличной, но солгал.

– Почему отец отдал меня тебе? – шепчу я, глядя в окно и видя в стекле отражение моего дяди, возвышающегося надо мной. – Родители знали, что собираются сделать. Они могли бы подождать несколько недель до моего восемнадцатилетия. Могли бы поручить меня Мираи.

Откинувшись назад, льну к нему, наслаждаясь его теплом и взглядом, направленным на мое тело.

– Может, мать с отцом ни о чем не думали, – бормочу. – Или знали, что это единственная хорошая вещь, которую они могут для меня сделать.

По крайней мере, я была упомянута в завещании. Я бы не удивилась, если бы обо мне вообще не вспомнили.

Вырываюсь из его хватки, отталкиваюсь от стойки и устремляюсь прочь, но не успеваю и двух шагов сделать. Джейк ловит меня за руку, притягивает обратно к своей груди. Я резко вздыхаю, когда он обвивает мою талию руками и заставляет повернуть лицо к нему.

– Ты это чувствуешь? – рычит он над моими губами, прижимая меня к раковине. Массивный твердый ствол его члена упирается мне в ягодицы, и я испускаю стон. – Вот что ты со мной делаешь, Тирнан. Это неправильно. Вместо того чтобы отыметь девку с шикарными сиськами и задницей, которую привез с собой, я сижу здесь. Пытаюсь уговорить себя не пойти в твою комнату, чтобы устроить горячей малолетке, живущей в моем доме, очень долгий поцелуй на ночь.

Клитор пульсирует; я переступаю с ноги на ногу, ощущая скользкую влажность между бедер.

– Нужно ли мне будет снять трусики для этого? – выдыхаю я.

Он зажмуривается, застонав, словно от боли. Я успеваю лишь быстро втянуть воздух, прежде чем мужчина накрывает мой рот своим. Из моей груди вырывается жалобный всхлип из-за мучительного наслаждения.

Твою мать.

Твою мать…

Черт, сердце норовит пробить ребра, в то время как Джейк двигается, завладевая моими губами. Контакт с его горячим языком посылает вихрь жара в живот, затем ниже, между ног. Я вскрикиваю, но звук тает у него во рту.

О боже.

Его вкус переполняет меня. Проведя рукой вверх, обхватываю заднюю поверхность шеи Джейка, притягиваю его еще ближе к себе. Я так голодна. Безумно голодна, и не могу дышать. Кровь носится по венам. Это невероятно приятно, только… боже, мне нужно больше.

Мне нужно больше.

Начинаю отвечать на поцелуй; мой язык миллиметр за миллиметром проскальзывает между его губ. Застонав, упиваюсь его вкусом. Наверное, я никогда не смогу им насытиться.

Он буквально пожирает меня, целует уголки рта, покусывает нижнюю губу. Я кладу ладонь на его руку, лежащую на моем животе, и толкаю ее ниже, к моим трусикам.

Прервав поцелуй, Джейк хватает ртом воздух, а я пользуюсь передышкой, стараясь отдышаться. Мы вместе массируем мою киску. Вновь прикусив нижнюю губу, он убирает вторую руку с моей щеки, накрывает грудь и сжимает ее.

– Джейк, – со стоном произношу я.

Мужчина отрывается от моего рта, осыпает поцелуями шею. Я лишь запрокидываю голову назад, поддаваясь ему. Когда он опускает одну из бретелек моей майки, слышу треск ткани, однако мне плевать на одежду. Он кусает и посасывает мою шею, плечи, кожу над лопатками, продолжая мять грудь и поглаживать меня через трусики, пока они не промокают насквозь.

– Господи, твою мать. – Наклонив меня над раковиной, Джейк обеими руками сжимает мою талию и прокладывает дорожку из поцелуев от спины к бедрам, после чего поднимается обратно к попе и прикусывает зубами податливую плоть.

Я кричу, вцепившись в край стойки. Порванные бретельки майки свисают с моих локтей.

Выпрямившись, он заставляет меня повернуться лицом к нему и опять целует в губы, а я тем временем тяну руку назад, нащупываю его эрегированный член под джинсами и тру его.

Джейк обхватывает мое запястье.

– Нет, Тир…

– Я никогда раньше не трогала мужчину, – шепчу. – Хочу дотронуться до тебя.

Протяжно выдохнув, он отпускает мою руку, глубоко и настойчиво целует. Движения его языка будоражат каждую нервную клеточку, пока Джейк сжимает, ласкает и гладит любую часть тела, до которой может дотянуться.

Стоит ему качнуть бедрами, прижаться ко мне сзади, и я пропала. Просто превращаюсь в лужицу в его объятиях. Я готова для него.

– Отведи меня в постель, – умоляю.

Он повторяет свое движение. Подняв и заведя руку назад, хватаюсь за его шею.

– Отведи в постель и подари мне обещанный поцелуй на ночь.

– Да, – хрипло бормочет Джейк, трахая меня через одежду у раковины.

В голове все плывет. Закрываю глаза. Я слишком одурманена ощущениями, чтобы думать или волноваться о чем-либо, кроме желания растянуть этот момент навечно.

Мужчина снова завладевает моим ртом, и я направляю его пальцы под свои трусики. Однако он, внезапно прервав поцелуй, убирает руки.

– Черт, остановись. – Джейк пятится, тяжело дыша. По моей коже сразу же пробегает холодок. – Нет. Нет, мы не можем.

Изнывая от вожделения, я дрожу, у меня колени едва не подкашиваются. Слезы наполняют глаза.

– Этого не произойдет, – рычит он. – Я твой дядя. Я твой гребаный дядя.

– Ты никогда не был мне дядей, – цежу сквозь зубы, развернувшись кругом. – Просто незнакомец, не имеющий со мной никакого родства, к которому родители отправили меня на проживание.

Его лицо раскраснелось – уверена, мое тоже, – загорелые виски блестят от пота.

– Я ответственен за тебя, – заявляет Джейк.

– Но нам было хорошо.

Боль мелькает в его глазах, и я понимаю, он тоже это почувствовал.

– Сейчас было хорошо. Зато утром станет паршиво.

Наплевав на все, качаю головой. Мне безразлично.

– Я – одинокий, эмоционально недоразвитый ребенок, а ты – первая женщина за последние двадцать лет, в обществе которой я провел достаточно времени, чтобы сформировать привязанность. – Он выпрямляется, проведя рукой по волосам. – Ты просто сирота, о которой никто не заботился, отчаянно нуждающаяся во внимании. Только и всего.

– Отчаянно… – Пристально смотрю на него. Мое лицо искажается гримасой.

Нет.

Я не отчаялась. У меня были возможности, просто я никогда не хотела ими воспользоваться. До сих пор. Я сделала выбор сама.

Однако Джейк направляет суровый взгляд в мою сторону.

– Ты кричишь по ночам. Во сне. Никогда не говоришь о них. Что есть мочи бежишь от той жизни. Я не стану твоим стартовым наркотиком. Потом сам себя возненавижу.

Покусываю губу. Он слышит меня по ночам?

– Это всего лишь импульсивная реакция.

– Ничего подобного. – Я отрицательно качаю головой, услышав, как наверху захлопнулась дверь.

Медленно приблизившись, он тихо произносит:

– Ты выбросила конфеты. Не принимаешь приглашения Ноя на трек, когда он отправляется на тренировки. Не отвечаешь Калебу, когда он подначивает тебя. Ты очень редко присоединяешься к нам за обеденным столом или вечерами перед телевизором.

Ошеломленно опустив глаза, стискиваю зубы. Почему Джейк так поступает? Минуту назад все было хорошо.

– Ты не смеешься, не развлекаешься, никого не желаешь, ни к чему не проявляешь интереса, – продолжает мужчина. – У тебя нет хобби, увлечений, нет бойфренда дома… Вообще не было, я прав?

Я отвожу взгляд. Он подходит ко мне и обхватывает ладонями щеки. Дернувшись, пытаюсь отстраниться, но Джейк не позволяет. Сдержать слезы не удается.

– Ты никогда не улыбаешься, – говорит он едва слышно на фоне музыки и шума, доносящегося из дальних уголков дома. – Тебе неведома радость. Ты не мечтаешь о будущем, не строишь никаких планов. В тебе нет задора. Ты едва существуешь, а не живешь, Тирнан.

Мне трудно дышать, пока я рыдаю в его объятиях.

– Так ведь было не всегда, да? – спрашивает Джейк, однако ответа не дожидается. – Это невозможно. Тебе наверняка что-то нравилось, ты чего-то хотела. То, что доставляло тебе счастье.

Он целует меня в лоб.

– Ты красивая, и оторваться от твоего тела сейчас было больнее всего на свете, но я это сделал, потому что так будет правильно.

– Мне так не показалось.

– Потому что для тебя любые ощущения были бы приятны, – бросает Джейк в ответ. – Твой юный мозг захлестывает множество сильных эмоций, поэтому ты нуждалась в разрядке. Тебя просто прорвало. На моем месте мог бы оказаться любой.

Отстраняясь от него, качаю головой.

– Дело не только в этом.

– Почему ты выбросила конфеты, Тирнан? – строго интересуется мой дядя.

Что?

– Я… – Подбираю слова. – Я их не хотела. Ты… ты заставил меня купить те конфеты.

– Чушь. Почему ты их выбросила?

– Потому что не хотела их! – повторяю я. – Это всего лишь конфеты. Черт, какая разница?

– Ты выбросила сладости, потому что разница есть, – рявкает он.

Когда я направляюсь к выходу, Джейк хватает мою руку.

– Разве ты не видишь? В этом-то и проблема. – Он разворачивает меня, но я отказываюсь на него смотреть. – На определенном этапе ты стала отказывать себе во всем, что делало тебя счастливой. Может, назло окружающим? Или из гордости? Конфеты? Игрушки? Домашние питомцы? Ласка? Любовь? Друзья?

Я стискиваю челюсти, тяжело дыша. Мужчина встряхивает меня.

– Мне это знакомо, потому что я поступал так же. Ты не хочешь улыбаться, иначе все, что родители с тобой сделали, не будет иметь значения. А это должно иметь значение, ведь в противном случае им все сойдет с рук, верно? И ты не можешь допустить подобного.

Мотаю головой, по-прежнему не в силах посмотреть ему в глаза.

– Они должны знать, что с тобой сделали, – заявляет Джейк таким тоном, будто хорошо меня знает. – Ты причинишь им боль, если покажешь, как они обидели тебя, да? Они должны увидеть, как разрушили твою жизнь. Ты не можешь просто забыть обо всем, словно это пустяки, потому что рассержена. Тебе необходимо, чтобы родители знали. Чтобы хоть кто-то знал.

Нет. Ничего…

У меня есть хобби. Есть вещи, которые мне нравятся. Я…

– В итоге ты зря потратишь свою жизнь, – продолжает он, – поставишь крест на своем будущем, будешь функционировать на автопилоте и топить себя в любом омуте, способном подарить приятные ощущения хотя бы на миг…

Опять качаю головой. В глазах скапливается все больше слез.

Нет. У меня есть интересы. Я не отказываю себе в удовольствии. Я…

– А потом в один прекрасный день, после ссор, ненавистной работы, разводов и детей, которые терпеть тебя не могут…

Я лишь продолжаю трясти головой. Мне плевать на действия моих родителей. Я не нуждаюсь в его лекциях.

Однако в памяти всплывает наша поездка на Фиджи. Мне тогда было одиннадцать, и они взяли меня с собой только потому, что пресса обратила внимание, как редко я сопровождала мать и отца.

Однажды утром я проснулась в номере одна и прождала их два дня – родители отправились в тур по всем островам с ночевкой, а обо мне забыли.

Я ужасно испугалась.

– Ты будешь смотреть в зеркало на семнадцатилетнюю девчонку в пятидесятилетнем теле и поймешь, что израсходовала слишком много времени на страдания из-за ублюдков, которые тебя не любили, при этом забыв о целом мире людей, способных полюбить тебя.

Совершенно потеряв самообладание, закрываю глаза. Мое тело сотрясается. Рыдая, я отпускаю свою злость, боль, усталость. Они чересчур долго полностью господствовали над моими мыслями, ведь я жила лишь для того, чтобы родители меня заметили.

Джейк прав.

Я смотрю на него, слезы катятся по моим щекам.

– Они не оставили мне записку. Почему?

Он приподнимает меня, сажает на стойку и вновь обнимает, одной рукой сжимая мои волосы. Уткнувшись лицом ему в шею, беззвучно реву. Я не смогла бы сдержаться, даже если бы попыталась.

– Потому что они были мудаками, детка, – произносит мужчина сдавленно. – Они были гребаными мудаками.

– Я не знаю, кто я такая, – говорю навзрыд.

– Ш-ш-ш-ш…

Джейк успокаивающе гладит пальцами мою голову и крепко прижимает меня к себе. Мои руки безвольно висят вдоль туловища, энергетически я абсолютно истощена под гнетом всех эмоций, которые годами копила и не хотела чувствовать. Мне больно.

– Ш-ш-ш-ш-ш… – шепчет дядя возле моего уха. – Все в порядке.

Он не отпускает меня. Не знаю, сколько я плачу, однако, когда слезы начинают иссякать, мои щеки вспыхивают от стыда.

Пытаюсь подняться, только Джейк не ослабевает хватку, не давая мне шанса сбежать.

И постепенно я забываю обо всем. О беспокойстве, о сомнениях, о стыде… Мать твою, я просто чокнутая, но его это не отпугивает.

Несмело, я обвиваю руками талию Джейка, сцепляю кисти у него за спиной и вдыхаю его запах.

Теплый. Он такой теплый. От них всех, даже от обстановки, исходит тепло. Пусть мы и не закончим то, что начали, это все равно очень приятно. Наверное, Мираи последняя, кто меня обнимал. Я позволила ей такой жест в свой прошлый день рождения, но по-настоящему обнимать себя не давала уже много лет.

Спустя какое-то время моя истерика утихает, боль притупляется, ведь я знаю правду. Родители не любили меня.

И я в этом не виновата.

«Однако они совершили один правильный поступок», – думаю про себя, цепляясь за своего дядю.

Он спрашивает, до сих пор не прерывая объятий:

– Итак, хочешь, чтобы я уложил тебя спать? Я могу.

Не совладав с собой, смеюсь, и чувствую, как его грудь тоже сотрясается от смеха.

Я поднимаю голову и тру глаза. Заметив на его коже свои высыхающие слезы, пытаясь их стереть.

– Извини.

– Все хорошо.

Шмыгнув носом, беру кухонное полотенце и привожу нас обоих в порядок.

– Знаешь, я пыталась обрести счастье, – сообщаю ему. – Встретиться с парнем и все такое, но ты мне не разрешил.

– Я боялся, что на данном этапе парни станут для тебя лишь формой подросткового протеста. Не хотел, чтобы ты сделала что-нибудь, о чем потом пожалеешь.

Смотрю в его голубые глаза. Значит, если для меня это был протест, что же двигало тобой?

Сглотнув, по-прежнему ощущаю прикосновения его рук.

– А может, испугался, – говорит Джейк с легкой дерзкой улыбкой, – что все захотят тебя и помешают нам проводить время с тобой.

В животе зарождается трепет. Мне нравится слышать от него нечто подобное.

– Ты не против?

Я киваю. Все-таки здорово, когда у тебя есть семья.

Дядя стягивает меня со стойки и шлепает по попе.

– Теперь возвращайся в кровать.

Слабо улыбнувшись, снова ощущаю, как он дотрагивается до моего плеча, пытаясь поднять бретельку, но та падает обратно на грудь.

– И тебе, пожалуй, не следует расхаживать по дому в такой одежде, – тихо произносит Джейк.

Подняв глаза, встречаюсь с ним взглядом.

Он склоняет голову набок.

– Особенно этой зимой.