Войны Миллигана Киз Дэниел
— И на хрена нам так много? — спросил Ленни.
Он включил дисковую пилу, а затем Зак и Аллен поднесли к ней дверь, и, насвистывая, вместе распилили ее.
С последней недели мая до начала июня Аллен и Томми делили пятно между собой. Томми работал над фресками в керамической мастерской, а Аллен чинил часы в мастерской по дереву: сверлил отверстия, пилил, шлифовал, склеивал, покрывал лаком…
Когда все трое пациентов закончили работать над своими часами, Аллен объявил Ленни:
— Твои самые красивые. Очень оригинальный дизайн. Они стоят не меньше тридцати долларов. К тому же, это был бы отличный подарок.
— Я соглашусь на что угодно. Скоро у меня кончатся сигареты.
Надзиратель, который купил у Ленни столик, бросил взгляд на мастерскую и заметил трое настенных часов, выставленных в ряд на верстаке у стены.
— Я бы хотел вот эти, — заявил он, показывая пальцем на творение Ленни. — Я дам тебе за них пять долларов.
Ленни подошел к столу, чтобы взять часы.
— Черт, минуточку! — вскрикнул Аллен. — Ленни, я бы хотел поговорить с тобой наедине.
Надзиратель повернулся к нему.
— Кто ты?
— Это Билли Миллиган, — ответил Ленни. — Мы сделали эти часы все вмест, втроем.
— Вот как!
Надзиратель хмуро посмотрел на Аллена.
— Я слышал о тебе, Миллиган.
Аллен отвел Ленни в угол комнаты и прошептал ему на ухо:
— Черт возьми, не будь психом! Позволь мне поторговаться с этим типом. Ты можешь выручить больше, чем пять долларов за эти часы!
— Ладно. Но если он сделает вид, что передумал, я отдам их ему за пять долларов.
Надзиратель позвал его в другой угол комнаты.
— Я правда хочу купить у тебя эти часы, Ленни. Я сейчас же отнесу деньги твоему социальному помощнику.
— Ленни никогда не продаст их меньше чем за тридцать долларов, — возразил Аллен.
— Ты свихнулся!
Аллен пожал плечами.
— Если вы хотите эти часы, следует заплатить именно эту сумму.
— Шел бы ты на хуй! — крикнул надзиратель, выходя из мастерской.
Часом позже, он вернулся с розовым чеком на сумму тридцать долларов, и протянул его Ленни. Переступив порог с часами под мышкой, он повернулся и бросил угрожающий взгляд на Аллена:
— Не вмешивайся больше в мои дела, Миллиган!
После того, как надзиратель ушел, Ленни радостно забегал из угла в угол.
— Чуваки, даже и не знаю, что мне делать с тридцатью баксами!
Аллен положил руку ему на плечо.
— Послушай, нам нужна половина этих бабок.
— Эй, но это были мои часы! — вскрикнул Ленни.
— Ты готов был продать их за пятерку долларов, — заметил Зак. — Что думаешь, Билли?
— Купим дерева. На пятнадцать долларов можно взять красивых дощечек из корейского кедра.
Как только Ленни согласился, Аллен воспользовался телефоном дежурного, чтобы передать просьбу. Из-за внутренней бюрократии психиатрической клиники нужно было ждать две недели до того, как древесину доставят в ателье.
— Со всеми этими машинами и временем, которым мы располагаем, — ворчал Ленни. — Возмутительно сидеть и ни хрена не делать.
— У кого-нибудь есть идеи? — спросил Зак.
— Ну, мы уже использовали одну дверь, — ответил Аллен. — Можем украсть еще одну.
— Это значит — снова рисковать, — заметил Ленни.
— Если нам нужна древесина, — проговорил Аллен, — то у нас нет выбора.
Дверь приемной исчезла первой.
Она вела в корпус № 15 и в кабинет юриста.
Захват этой двери оказался сложной задачей.
Трое напарников поставили перед этой дверью стойку со свежими напитками. Торгуя ими, они тайком открутили шарниры двери.
Пока Ленни отвлекал на себя внимание, Аллен и Зак положили дверь на столик и покатили его в отделение трудовой терапии. В токарной мастерской они поспешили избавиться от всех доказательств совершенного, распилив дверь на доски.
В течение следующих недель сотрудники и посетители буквально дрались за часы и журнальные столики.
Из-за нехватки дерева предпринимателям пришлось изменить порядок работы…
Они тщательно планировали все этапы работы, внимательно проверяли все детали, разделяли периоды работы между собой. Четыре дубовых стола и два столика для пикника ждали своего часа в кладовке. Деревянные стулья отдали в комнаты ожидания и кабинеты.
Аллен придумал и сделал из двух письменных столов прокурорские часы, свой шедевр. На штыре маятника он подписал: «Билли».
— Закончим тем, что нарвемся на неприятности, — сказал Ленни.
Зак презрительно фыркнул.
— Да что они нам сделают? Бросят в тюрьму? Я бы так хотел, чтобы у нас было много дерева самого лучшего качества.
— Да, но его нет, — бросил Ленни.
— Я вам сейчас скажу, о чем я думаю, — сказал Зак. — Это старое пианино в зале музыкотерапии, на нем никогда никто не играет. Оно и через несколько лет никому не понадобится.
Ленни и Аллен, поворчав, согласились.
В день операции под названием «Пианино», они вооружились инструментами, четырьмя колесиками и рулем, отодранным с тележки учреждения. Оказавшись внутри зала музыкотерапии, (никому, в общем, не нужного), они, не теряя времени, прикрутили колесики к крышке пианино и перевернули его. Потом приладили руль, который принесли с собой, на одну из боковых поверхностей. Доски и куски дерева, которые появились после разбора скамейки, стоявшей у пианино, они легко уложили между поднятых ножек инструмента.
Пока Ленни и Зак толкали конструкцию в коридор, Аллен направлял это импровизированное транспортное средство вперед. Никто не обратил внимания на трех рабочих-пациентов, кативших катили повозку, нагруженную кусками дерева.
Когда, наконец, с лесопильного завода прислали доски, они сделали новые часы и журнальные столики. В день, когда были разрешены телефонные звонки, Аллен связался с местным торговым предприятием, занимающимся торговлей по почте, и предложил ему привлекательную цену. Представитель фирмы приехал в клинику. Оценив образцы их работы и ее качество, он заказал 100 часов.
«Три Партнера» (так они себя называли) наняли пациентов из открытых корпусов, за еженедельную плату в 30 долларов. Томми разработал поэтапное производство, и токарная мастерская стала наиболее активным местом трудотерапии, когда-либо существовавшим в Лиме. Вскоре это предприятие стало настолько продуктивным, что «Три Партнера» могли купить протекцию нескольких сотрудников — почти все надзиратели хотели получить их часы.
Они научились обращаться с сапожными инструментами и обрабатывать кожу, благодаря чему открыли терапевтическую мастерскую кожгалантереи.
Ленни пришло в голову разобрать маленькую стенку, кирпичи которой они использовали для сооружения керамической печи. Позже они собирались приобрести еще три печки на полученную прибыль.
Директор трудотерапии, Гарри Видмер, однажды навестил их в субботу, в один из своих выходных дней.
Он проводил Аллена до мастерских и открыл дверь, которая до сих пор была заперта.
— Миллиган, ты, вроде, многое знаешь. Здесь целая куча машин, с которыми я понятия не имею, что делать. Долгое время я говорил себе, что их нужно сдать в металлолом, но не думаю, что нам удастся вытащить их отсюда. Что скажешь, из них можно что-нибудь сделать?
Томми пристально посмотрел на Дэвидсон-500, принтеры, офсетные формы и печатные станки, которые пылились долгие годы.
— Да, они могут пригодиться.
— Хорошо, берите их. Но не забудь про меня!
С помощью рабочих, образующих конвейер по сборке часов, «партнеры» перевезли типографское оборудование в пустую комнату, прилегающую к столярной мастерской. Поскольку производство деревянных изделий больше не требовало их непосредственного внимания, Ленни, Зак и Аллен начали испытывать эти новые машины.
Ленни предположил, что Гас Танни, отбывавший наказание в Ливане за подделку документов, сможет им помочь.
Гас научил их не только тому, как пользоваться печатными станками. После нескольких попыток, он сумел сделать дубликаты бэйджей персонала и пропусков, обязательных для прохода через решетки. Изумительные копии: почти невозможно отличить от оригинала.
— Черт, подумать только, администрация платит бешеные бабки за печать своих документов в городе! — сказал Зак. — Мы можем сделать это здесь, и гораздо дешевле. Все, что нам нужно, это смазка для печатного оборудования и кое-что для очистки ржавчины со станков…
Аллен догадывался, если однажды администрация прибегнет к использованию дешевой рабочей силы заключенных, чтобы печатать документы — деньги, выделенные клинике на эти цели, исчезнут без следа.
В то же время Арни Логан, молодой бизнесмен, освобожденный от ответственности по причине невменяемости после убийства конкурента, убедил Сонни Беккера, по прозвищу Толстяк, сторонника зоотерапии, объединиться с ним и вместе разводить домашних животных.
Логан обеспечивает капитал. Толстяк консультирует по юридическим вопросам, рассказывает своему партнеру, как заполнять заявки на закупку терапевтического оборудования и как заключать договоры с питомниками, для продажи им здоровых, чистых и, в некоторых случаях, обученных животных. Беккер подписал контракт с питомником из Детройта на поставку пятидесяти хомячков в месяц.
Столярная мастерская продавала клетки для животных Беккера и Логана, которые, в знак доброй воли, предлагали пациентам купленных животных — двух больших белых какаду, черного тукана с длинным разноцветным клювом и паукообразную обезьяну.
Аллен курировал образование синдиката «Пациентов — Рабочих» (двадцать четыре члена в деревообрабатывающем цеху, трое в типографии и шестнадцать в гончарной мастерской), а после убедил еще двадцать семь пациентов «штаба» зоотерапии присоединиться к ним.
Зак потребовал средства для создания бейсбольной команды клиники, и они купили оборудование и форму на вырученные деньги.
Первое время администрация игнорировала распространение кустарного промысла в помещениях трудовой терапии, но вскоре «Три Партнера» ясно поняли, что линия сборки, а также прибыль, которую они приносит, вызывает зависть среди надзирателей и других сотрудников клиники.
Аллен сообразил, что до сих пор надзиратели и сотрудники службы безопасности командовали тихой и спокойной психиатрической больницей, где они вдоволь могли потешаться над пациентами. Теперь кое-что поменялось, и им это не нравилось.
Аллен подозревал, что персонал побаивается последствий контроля пациентами системы трудотерапии.
Сразу стало понятно, что надзиратели получили разрешение применять старые добрые методы запугивания и физического насилия. Те, кто вымогали деньги из страховок пациентов и годами продавали им наркотики, стали еще злее, чем раньше. Один из надзирателей пырнул ножом заключенного. Рабочие стали все чаще обращаться в лазарет со следами от хлыста или гематомами на теле.
Товарищи отправили Зака с жалобой к человеку, наблюдающему за соблюдением прав в клинике, но это не принесло никаких результатов.
После того, как несколько надзирателей, отважившиеся подойти к машинам, в которых ничего не понимали, стали жертвами необъяснимых происшествий, пополз слух, что лучше не ходить в эту зону по одному. Таким образом, пациентам удалось взять под контроль коридоры, которые вели в столярную мастерскую и магазин. Надзиратели отказывались проходить дальше «уголка отдыха пациентов», если их не сопровождали пациенты-рабочие. Пошел слух о том, что если надзиратель, скитающийся по мастерским, получит ранение или на него что-то упадет сверху, пациенты не могли быть за это ответственными, потому что никто не мог этого предвидеть, ведь они работают на крупных машинах.
Самые жестокие надзиратели поджидали момента на углу, чтобы выловить рабочих по одному и избить их.
Администрация делала вид, что ничего не знает об этих нападениях. «Трех Партнеров» заставили затушить керамические печи, под предлогом необходимости работ на газопроводе. Но, спустя неделю, когда стало ясно, что в действительности, речь идет об одной из форм промышленного саботажа, Томми и Ленни переключили свои печи на электричество.
Администрация ответила тем, что отключила питание мастерской на три дня, чтобы якобы провести проверку безопасности.
Противостояние длилось почти весь июль.
«Три Партнера» стали терять рабочих так же быстро, как набрали. Многие новые пациенты-рабочие были допрошены, отправлены в карцер и избиты.
Однажды администрация объявила, не давая ни малейшего объяснения, что ателье трудотерапии больше не получит древесины.
Ситуация в корпусе ухудшалась, и «Три Партнера» решили, что им пора готовиться к самообороне.
Аномальная жара в середине июля еще больше усложнила ситуацию. Вода была отключена, и пациенты были на грани срыва. Когда ночью температура воздуха в камерах поднялась выше сорока градусов, и при этом пациентам не был выдан ни один вентилятор, начальник главного управления Рональд Хаббард потребовал от управляющего, чтобы он прислал в Лиму отряд с охраной. Персонал по безопасности, воспользовавшись ситуацией, бросил «Трех Партнеров» в карцер.
Аллен знал, что так случится. Это был лишь вопрос времени.
14 июля Аллен позвал Алана Голдсберри и попросил его отправить кого-нибудь в клинику, чтобы сфотографировать его фрески. Он хотел, чтобы Голдсберри отправил жалобу против штата Огайо за то, что они не оплатили подробный счет, который он выставил за художественную ценность своих творений. А также процент за минимальное количество времени на работу, на которое он вынужден был согласиться из-за оказанного на него давления. Аллен хотел, чтобы имена Линднера и Хаббарда обязательно появились в жалобе.
Его не интересовали деньги.
Толстяк Беккер объяснил, что благодаря огласке, связанной с юридической процедурой в суде, его не осмелятся убить.
14. Оружие войны
С момента встречи с Миллиганом в Афинском центре психического здоровья, Мэри испытывала к нему неподдельное чувство восхищения. На протяжении девяти месяцев девушка отслеживала и фиксировала все изменения, касающиеся условий заключения Миллигана в Лиме.
Всякий раз, когда Мэри запрещали общаться с Билли, она без конца звонила его сестре, матери или ее новому мужу, адвокату, чтобы спросить как он поживает. Когда она узнавала, что родственники Миллигана собираются навестить его, Мэри непременно просила их взять ее с собой.
Более того, чтобы иметь возможность видеться с Билли каждый день, на время летних каникул, она сняла комнату в центре Лимы. Мэри тайно выносила записи, которые вел Миллиган в месте заключения. Затем она печатала их на машинке, тем самым выступая посредником между Билли Миллиганом и внешним миром.
Вскоре беспокойство надзирателей и сотрудников центра, в котором содержался Билли, начало возрастать. Они опасались того, что Миллиган, который слишком часто виделся с молодой девушкой, мог с ее помощью открыть общественности все то, что происходило в стенах клиники. По словам Линднера и главного директора Хаббарда, их протесты не привели ни к каким результатам.
Мэри была убеждена, что о данном периоде жизни Уильяма Миллигана необходимо рассказать обществу.
Во время посещений Билли она внимательно за ним наблюдала и добавляла свои комментарии насчет его поведения. Благодаря полученному образованию, комментарии девушки получились весьма полезными. Кроме того, Мэри решила вести дневник своих встреч с Миллиганом, что походило на своего рода социологическое исследование.
Дневник Мэри
1980 г. 23 июля; среда.
Этим утром Билли добился восстановления в отделении трудотерапии. В 13:00, когда мы увиделись в главном зале, во время моего посещения, он принес с собой фотографии нескольких предметов мебели, которые вырезал из журналов. Билли тут же с большим воодушевлением начал мне рассказывать о своих грандиозных планах. Он попросил меня заказать 20 часовых механизмов и аксессуары для циферблатов. В тот день он словно сиял от счастья, радуясь своей победе: возвращению в отделение трудотерапии и возможности заниматься большими проектами. Я никогда не видела его таким счастливым.
Худшее, чего я бы хотела, это видеть его сломленным. Билли воодушевленно строил воздушные замки, казалось, даже не подозревая, что все его планы и мечты могут стереть в порошок. Поэтому я решила предостеречь его, и посоветовала пока повременить с грандиозными планами. На что он ответил мне: «Если я не смогу подняться и найти в себе силы, чтобы восстановить мои разрушенные замки, я перестану уважать себя. В таком случае, и жить не стоит…».
По просьбе Уильяма, мы договорились, что я буду навещать его не в 13:00, как я делала это обычно, а в 15:00, чтобы он мог заниматься трудотерапией.
24 июля; четверг.
Сегодня утром, пока Билли был в ОТТ, с приказом поместить его в карцер нагрянули надзиратели его крыла. Они не могли толком объяснить, за что его туда сажают, поэтому Боб Эдвардс, управляющий ОТТ, не дал им увести Миллигана без объяснения причины. Другие пациенты также встали на его защиту, и все это переросло в полуторачасовое противостояние между пациентами, надзирателями и администрацией, включая Линднера и Хаббарда.
В конце концов, пациентов ОТТ отправили в другую комнату, а Билли, тем временем, замкнулся в себе, свернувшись в клубок, в углу помещения. К счастью, в изолятор его все-таки не посадили.
Позже, когда я разговаривала с Миллиганом, он не мог рассказать мне ни о том, кто хотел отправить его в карцер, ни чего-либо другого, связанного с этим инцидентом.
Я подозреваю, что инициаторами этой идеи могут быть либо надзиратель, который шантажировал Билли, либо другой сотрудник, которому не понравилось то, что ему вновь разрешили вернуться в ОТТ.
30 июля; c реда.
В этот день, Уильяма ожидало новое испытание. Билли и его партнеры Зак и Ленни пытались продвинуть свою идею и работали не покладая рук в ОТТ, когда утром заявился пособник Хаббарда и попытался остановить их дело. Они устанавливали сборочную линию для производства своих изделий, когда этот тип заявил, что клиника может иметь проблемы с налоговыми органами, из-за того, что их предприятие якобы не платит налоги.
После долгих споров Билли удалось доказать, что десять долларов из общественного фонда его рабочих идет на налоги. Он сумел успешно разобраться и с другими аргументами, которые приводил ему человек Хаббарда, но эти споры сильно утомили и расстроили его. Билли был раздосадован тем, что ему постоянно приходиться спорить и обороняться, потому что администрация не перестает преследовать его и чинить ему препятствия.
На прошлой неделе, клиника пригласила «Трех Партнеров» сделать ступеньки во дворе учреждения, которое обеспечивало их древесиной. Когда дерево доставили, Билли и два его друга отправили туда свою бригаду рабочих. Спустя два часа они вышли на забастовку, потому что их труд не хотели оплачивать.
Они попросили администрацию предоставить им в обмен на проделанную работу равноценное количество древесины (на сумму 1200 долларов). Некоторое время администрация категорически отказывалась выполнять требование бастующих, но, в конце концов, согласилась. Дело в том, что по правилам клиники, если пациент изготавливает часы для самого себя, то он обязан изготовить еще одни часы, но уже для учреждения, в котором он находится. Таким образом, пациент возмещает материалы, которые были использован им. Билли и его друзья отталкивались именно от этого правила, установленного клиникой, ввиду чего администрация не смогла не выполнить их требования.
В итоге, этим утром для «Трех Партнеров» прибыла древесина на сумму 1200 долларов. Билли сложил ее в мастерской ОТТ, затем отправил бригаду строить ступени.
Сегодня в ОТТ Билли рисовал. Он не смог вспомнить, было ли это впервые, после его возвращения в корпус A.
Билли продиктовал мне три письма, которые мне нужно напечатать.
«Корпус А
Государственная клиника в Лиме
Лима, Огайо, 45802
Рональду Хаббарду, генеральному директору
доктору Льюису Линднеру, главному врачу государственной клиники в Лиме
Лима, Огайо, 45802
3 мая, 1980.
Уважаемые мистер Хаббард и доктор Линднер, я обратил внимание на то, что в ближайшее время состоится внеочередное собрание персонала клиники, на котором будет обсуждаться мое лечение. В соответствии с рекомендациями моих адвокатов, я должен сообщить вам о том, что не буду сотрудничать с Департаментом психического здоровья штата в ходе данного внеочередного собрания и отвечать на вопросы или проходить какие-либо психиатрические обследования, которые вы приготовили для меня, без моего адвоката и независимого эксперта-психиатра, нанятого мной.
Я прошу разрешения полной записи обследования для возможности использовать их в суде, по решению моих адвокатов, а также возможность пригласить представителей прессы. В заключение, я надеюсь, что штат позволит мне защитить свои гражданские права, если он хочет сотрудничать со мной.
Уильям Миллиган».
Копии: адвокатам Алану Голдсберри и Стиву Томпсону, доктору Вермьюлену и доктору Тимоти Морицу.
Письмо Мэри Алану Голдсберри:
4 августа 1980.
«Дорогой Алан,
Билли определил стратегию, которой необходимо придерживаться для того, чтобы устроить его будущее. Его подавляет неизвестность. Билли убежден, что самое важное сейчас — это знать, когда закончится его заточение в клинике. Миллигана настолько угнетает неопределенность его дальнейшей судьбы, что, по его словам, он предпочел бы сидеть в тюрьме: там, по крайней мере, известно, когда ты выйдешь на свободу. При этом он хотел бы весь срок заключения находиться в одиночной камере.
С уважением,
Мэри».
Письмо Миллигана Алану Голдсберри:
9 августа 1980 г.
«Дорогой Алан,
Я давно собирался написать это письмо, но не мог подобрать нужных слов. В некотором смысле, я должен вернуть достигнутый результат — заново научиться быть самим собой — настоящим Билли Миллиганом.
Если же наступят неблагоприятные времена, то я смогу рассчитывать только на ваше благоразумие и рассудительность, чтобы принять наилучшее для себя решение. Во мне не остается веры и надежды. Я часто думаю, что обстоятельства возьмут надо мной верх и вновь наступят времена былого хаоса. Иногда я ловлю себя на мысли, что мы давно должны были убить Билли Миллигана.
Паршивых времен было много, но так дерьмово, как сейчас, мне еще никогда не было. Я уже не надеюсь на чью-либо помощь. Но все-таки мне кажется, что мы можем жить по-другому. Кэти, миссис Мур и я были в заключении у Челмера на протяжении многих лет. Думаю, в этом и кроется причина того, что я не могу воспринимать наших надзирателей как врачей. Все эти годы и месяцы борьбы порядком измучили меня. Произошло то, что должно было произойти.
Я знаю, что мы создали этот беспорядок сами — правда, с небольшой помощью представителей государства. Но мне больно думать, что, в конце концов, они будут смеяться последними.
Билли».
В следующий понедельник лидеры заключенных, Толстяк Беккер и Арни Логан из зоотерапии, собрались в столярке, чтобы решить, как им следует отреагировать на неожиданную волну агрессии, обрушившуюся на их деятельность.
Мы собрались, — сказал Зак старику Пэпи Мэссинджеру. — никого не пропускай, пока мы здесь!
Два помощника Пэпи, работавшие на отрезном станке, взяли по куску стропил и встали у входа в мастерскую. А в сушилке лидеры уже взяли кофе и начали обсуждать препятствия, которые чинили им санитары.
— В зоотерапии дела вообще ни к черту, — сообщил Арни Логан. — Многих наших парней избили без всякого повода.
— Мы попробовали все, что можно, — добавил Беккер. — И путем дипломатии, и через суды: я даже через федеральный суд прошел, но результата никакого. Администрация даже разговаривать с нами не хочет!
— Мы снова хотим стать теми, кем были! — подхватил Зак. — Им надо дать пинка под зад, чтобы они, наконец, поняли, что мы тоже люди.
— Нам нужно немедленно придумать план и начать действовать! — заключил Толстяк. По его лицу было видно насколько серьезны его намерения. — Иначе, они настроят нас друг против друга. Раньше им это удавалось, уверен, удастся и сейчас. А если они сделают это, мы снова будем полностью под их контролем. Поэтому мы должны действовать сейчас, пока мы еще достаточно сильны, чтобы дать отпор! Пока еще не поздно что-либо предпринимать.
Ленни предложил организовать групповой побег, но Аллен заметил, что это не устранит проблемы в учреждении: пациенты, которые останутся в Лиме, будут, как и прежде, страдать от несносного обращения. Зак высказал идею затеять всеобщий бунт, который позволит взять под контроль клинику. Но это предложение также решили пока отвергнуть.
— Что же мы должны сделать, чтобы до них дошло, что мы не шутим? — сокрушался Ленни.
— У меня есть связи с внешним миром, — заявил Логан. — Мы можем договариваться в обход начальства.
Ленни замотал головой:
— Лучшее нападение — защита.
Аллен оглядел всех собравшихся. В их глазах читалось полное отчаяние: эти люди готовы на все, лишь бы покончить с жестокостью персонала, от которой страдали все пациенты клиники.
Выслушав товарищей по несчастью, он вступил в разговор:
— Если мы решим действовать, то необходимо сделать все как следует. Нужно их наказать. Какой смысл отправлять неорганизованную свору пациентов громить клинику? Все чего мы добьемся этим, так это десяток разбитых окон. Затем охранники нас усмирят и запрут в корпусах. Я против насилия, но если у нас не остается другого выбора, кроме как прибегнуть к нему, то давайте, по крайней мере, все хорошенько обдумаем и будем действовать с умом.
— Точно! — согласился Зак.
— Что ты предлагаешь? — спросил Толстяк Беккер.
— Если мы затеваем бунт, он должен быть тщательно продуманным: нужно к нему тщательно подготовиться, — ответил Аллен. — Это должно быть масштабное нападение.
— Мы можем собрать команды хулиганов, которые разгромили бы все, — предложил Ленни.
— Если мы это сделаем, охранники нас так отделают, что мы не сможем даже и думать о нашем плане, — вновь возразил ему Аллен. — Поймите, это ничего нам не даст: когда нас усмирят, а они смогут это сделать, запрут по комнатам и сделают все, что угодно, чтобы опять полностью контролировать нас. В итоге, как видите, мы снова придем к тому же, с чего и начинали.
— Нельзя так рисковать: у нас слишком много денег и сил, и мы можем все это потерять, если сглупим.
— Но ведь так не может дальше продолжатся! — воскликнул Ленни. — Мы должны что-то предпринять!
— Точно, — согласился Аллен, задумчиво скрестив руки на груди. — Но наши действия должны быть быстрыми, а главное эффективными.
— В таком случае, давайте проголосуем — предложил Толстяк.
Собравшиеся единогласно выступили «за» войну.
— Отлично, давайте продумаем наши действия — сказал Зак. — Парни из мастерских будут основной ударной силой. Ребята из зоотерапии могут спланировать дополнительное нападение, которое послужит отвлекающим маневром.
— Разработайте свою тактику, — прервал Логан. — и готовьте свои силы, но главное держите нас в курсе, чтобы наши действия были согласованными.
Кивнув в сторону токарной мастерской, в разговор вступил Толстяк:
— Вы должны помочь нам сделать оружие. У нас есть и другие предметы, которые мы можем использовать. Мы достанем материал, к которому у вас нет доступа. Если вы передадите нам длинные деревянные дубинки, типа нунчаков, мы сможем оснастить их железной колючей проволокой, чтобы сделать из них хлысты. Тогда у нас будет приличный боевой арсенал.
— Отлично! — подхватил Зак, кивнув головой в знак согласия. — Мы набросимся на них так быстро, что они не успеют и сообразить, что происходит. У них не должно остаться времени для того, чтобы дать отпор. Потом мы отступим и дадим шанс тем, кто останется, вызвать дорожную полицию, национальную гвардию или еще каких-нибудь ментов. — Он помолчал несколько секунд и добавил: — А если все пойдет так, как это было в Кенте, или еще хуже… Что ж, мы, по крайней мере, будем готовы к этому.
— Можно взять заложников, — предложил Ленни.
— Никаких заложников! — приказал Аллен. — Если мы будем вести себя, как Аятолла Хомейни, то лишим себя поддержки общественного мнения, в котором так нуждаемся. Вспомните об Аттике. СМИ обвинили заключенных в том, что они убили надзирателей, взятых в заложники, хотя, во время расследования было доказано, что их уложили полицейские.
— Конечно, ты прав, Аллен. Но, мне кажется, не помешало бы использовать в качестве живого щита, по крайней мере, надзирателей или кого-то из администрации — поддержал Ленни Зак.
— А вы уверены, что мы сможем обеспечить безопасность наших заложников? — возразил Аллен. Оглядев присутствующих, он отметил: — Не забывайте, что среди нас есть настоящие психопаты, которые, в порыве гнева, могут убить или изнасиловать их. Такое развитие событий нам ни к чему. Предположим, что государство пойдет на диалог с нами. Они решат удовлетворить ниши требования и переведут нас из Лимы. Вот только все это полетит к чертям, если они обнаружат, что кто-то из заложников был изнасилован или порезан ножом! И тогда плакали все наши планы и усилия. Я категорически против использования живого щита. Это слишком большой риск, — заключил Аллен, оглядев своих товарищей по несчастью, надеясь, что он все-таки убедил их.
— Ну и что ты предлагаешь? — уже раздражаясь, спросил Ленни.
— Я предлагаю заранее определить, какие лица и ни при каких обстоятельствах не должны пострадать.
В конце концов, каждый остался при своем мнении.
С изготовлением оружия решили не медлить. Большую его часть бунтующие соберут в мастерской. Часть было решено, по возможности, замаскировать в помещении зоотерапии.
— Давайте посмотрим, что у нас выходит. Здесь нас от 26 до 31 человека; 22 в зоотерапии; 14 в оранжерее — подводил итоги Аллен. — Плюс игроки из команды бейсбола. Уже недурно! Разделим работу и попытаемся убедить других.
Аллен подал блестящую идею. Он предложил собрать все имеющиеся у них доказательства жестокого обращения с пациентами и ущемления их прав и поместить их в импровизированный сейф, который они оставят у главного входа в их крыло. Если, по несчастливому стечению обстоятельств, их всех убьют во время бунта, то общественности хотя бы станут понятны причины их мятежа.
Лидеры восстания окрестили себя «Сыновьями свободы» и решили начать атаку в понедельник 8 сентября. Кодовым словом восстания, которое должно было передаваться от пациента, к пациенту выбрали «Черный понедельник».
Администрация и надзиратели очень ценили и гордились бейсбольной командой клиники, поэтому не составило труда убедить их в том, что игрокам необходим дополнительный спортивный инвентарь: для тренировки запястья и лодыжек, чтобы набрать силу в обращении с битами. Бунтари настояли на том, что для их тренировок необходима боксерская груша. Игроки бейсбольной команды усердно тренировались: бегали вокруг здания или работали со своими битами, и все это видела администрация. Но они даже представить себе не могли, что на самом деле их пациенты совершенствуют свою физическую форму для предстоящего сражения.
Ленни хотел поскорее заполучить биты, поэтому он попросил членов бейсбольной команды собраться как можно быстрее. Биты лежали в металлическом ящике, закрытом на ключ. Тогда Ленни смекнул, что можно ослабить мебельные крепления на стене, чтобы ящик можно было открыть снизу. Мало того, они добрались еще и до бит своих соперников и стащили их.
Бейсбольные мячи «Сыновья свободы» собирались использовать как снаряды. Обувь с шипами припасли для рукопашных боев. Зак изловчился и при помощи опорных болтов изготовил своеобразный таран из биты и доски с мишенью.
В результате тренировок некоторые игроки стали настолько сильными, что разбивали свои биты о боксерскую грушу. Ничего не подозревающая администрация клиники разрешила покупку алюминиевых бит, чтобы заменить ломающиеся деревянные.
Стоит отметить, что усердная подготовка игроков не заставила ждать своих результатов. Бейсбольная команда Лимы, разгромив несколько команд в пух и прах, удивила и своих противников и администрацию клиники. Последние безмерно радовались внезапным и убедительным победам своей команды.
Одним из ключевых моментов плана было обеспечение контроля главного коридора безопасности, который скрывал фреску длиной тридцать метров. Томми попросил помощи у Ленни Кэмпбелла, так как тот знал об этом больше, чем он об электричестве. Ленни показал ему, как повернуть в обратную сторону электропитание решеток.
Кабель распределительной коробки, питанием 2300 вольт, проходил по потолку комнаты отдыха до рубильников, через которые охрана контролировала двери. Под предлогом ремонта подоконников, Ленни и Томми открыли коробку, подключили пару кабелей батареи к выключателю, затем, проверив питание, скрутили оставшийся кабель и закрыли коробку.
Кэмпбелл назвал их с Томми операцию: «Электрические угри». По плану, когда сотрудники безопасности будут заходить в коридор, два пациента бросятся в противоположный коридор. Когда служба безопасности заполнит коридор, Ленни начнет операцию «Электрические угри», закрыв внешнюю решетку. Он доберется до коробки, схватит кабели и подключит их к решеткам на воротах и к проволочной сетке.
— Всякий, кто тронет дверь с той или другой стороны окажется на электрическом стуле — заявил Ленни.
— А если они отключат основное питание? — спросил Томми.
— Это мало что изменит — усмехнулся Кэмпбелл. — Даже если они додумаются это сделать, через несколько секунд включатся резервные генераторы. Эта операция имеет решающее значение для нас, потому что остановка противника даст нам время установить на позициях другое оружие.
Зак предложил разлить в коридоре смесь из бензина, масла и скипидара, чтобы предотвратить использование динамита охранниками. Эта же смесь, разлитая на ступеньках лестницы замедлит продвижение охраны: им нужно будет передвигаться и действовать крайне осторожно, чтобы не допустить возгорания.
Еще одну операцию назвали «Кислотный дождь». Томми изучил систему пожаротушения мастерской до места. Используя шум работающих машин, заговорщики пробили бетон, перекрыли подачу воды, и наполнили пульверизаторы серной кислотой, взятой из типографии.
Читать бесплатно другие книги:
