Луна Верховного. Том 1 Эльденберт Марина
– Хорошие вещи, добрые дела… Мне сложно придумать этому название. Но меня сильно интересует твой мотив. Зачем ты это делаешь? Из-за ребенка? Так не нужно настолько напрягаться. Ты же раньше не напрягался. Привез меня на остров, хорошо устроил, я постоянно прохожу обследование. Но это, – я ткнула пальцем в магазинчик, – это взятка.
– Это подарок, – рычание верховного настолько утробное, что у меня встают волоски на затылке. – Без условий.
– Зачем? – повторяю я, в бессилии опускаю руки. – Зачем это тебе, когда нас ничего не связывает? Будь я твоей парой! Твоей женщиной! Да хотя бы твоей подружкой… Я бы могла это понять! Я бы могла понять доброту, заботу, интерес. Но для тебя я всего лишь контейнер с ребенком. Драгоценный контейнер, на чувства которого наплевать. Ты же меня к себе не подпускаешь. Обещал все рассказать о тех, кто угрожает моей дочери, но не рассказываешь. Я тебя чувствую, но этого мало. Я тебя совсем не знаю, Рамон!
Решимость продолжать этот разговор пропадает. Меня вымотал этот всплеск ярости. Сгорел и превратил всю в горку пепла.
– Я не стану принимать подарки от незнакомца. И больше не буду надеяться, что между нами что-то возможно.
Это должно было поставить между нами точку. Ну или стать запятой, после которой Рамон передумает. Я всегда была оптимисткой, поэтому до самого последнего мгновения верила, что вот-вот он скажет, что мы не незнакомцы, или еще что-то не менее важное.
Я хотела, чтобы он поспорил со мной. Или согласился. Последнего я боялась, но это было лучше, чем неопределенность, в которой я варилась с тех пор как встретила истинного.
Я была готова ко всему. По крайней мере, мне так казалось…
– Все не так, Венера, – начал он и осекся.
Радужка Рамона вспыхнула оранжевым, он резко повернул голову, будто прислушиваясь, а затем бросился вперед, повалив меня на тротуар. Мир перевернулся. Буквально. Взметнулись выроненные платки. А моя пятая точка ощутимо поцеловалась с землей. Затылок ждала бы та же участь, не перехвати верховный меня за шею и не защити мою голову.
– Что?.. – подавилась я криком, цепляясь взглядом за его взгляд. Рамон вздрогнул, и еще раз, а я уловила отчетливый запах крови.
Мои глаза расширились, хотя куда больше? По ощущениям они из орбит вылезли. Потому что следующий выстрел я услышала. Хотя, вернее будет сказать, почувствовала. У снайпера была заглушка, или как это называется? Но Рамон не успел от меня ментально закрыться, и меня резануло его болью. Конечно, не такой сильной, что испытывал он, но мне хватило.
Я всхлипнула, и он подхватил меня на руки, продолжая прикрывать собой и ловить пули. Я насчитала всего шесть, пока мы не ввалились в лавку с платками. Тетушка Марианна схватилась за сердце, но мне сейчас было не до старушки. Все мое внимание сосредоточилось на истинном.
Я пытаюсь задрать на Рамоне рубашку, но он отстраняется от меня.
– Nena, сиди здесь. Я должен его догнать.
– Ты сумасшедший?! В тебя стреляли! Тебе надо в больницу или к Франческе.
Рамон смотрит на меня так, будто уверен, что сумасшедшая из нас двоих я.
– Я в норме.
– Ты истекаешь кровью!
А еще тяжело дышишь и на ногах с трудом не стоишь. Шесть пуль даже для вервольфа много. Даже для божественного.
– Я смогу его догнать, если перекинусь в волка. Послушай, он несколько недель не показывался, и это шанс разобраться с лазутчиком на моем острове.
– Или способ умереть, – я зарычала и дернула за его рубашку, оторвав рукав. Невыносимый. Невозможный мужчина. – Вдруг они именно этого хотят? Чтобы ты оставил меня здесь? Одну.
За себя я не боялась, а вот за малышку и ее безбашенного отца – вполне. Вот после всего того, что я ему наговорила, мне вообще плевать должно быть! Это в идеале, а в реальности…
– Они же стреляли в меня, – добавила неуверенно.
Рамон выругался на местном языке, некоторые слова я даже узнала. Например, там было про то, что он поймает снайпера, и больше у него не будет детей. А потом выхватил из кармана брюк телефон и позвонил Хавьеру. Не нужно быть гением, чтобы понять, как сильно он хочет поймать мерзавца, но сегодня, сейчас, он выбрал меня и дочь.
Пока он давал указания, я взглянула на его спину: рубашка пропиталась кровью, и меня замутило только от одного вида, но я не рискнула ее поднимать. Я не врач, в конце концов.
От собственного открытия было страшно. Одно дело разбираться с Рамоном, другое – опасаться за жизнь дочери. Которая сегодня оказалась на волоске.
Если бы не он, пуля досталась бы мне.
Если бы не он, в меня бы вообще никто не стрелял.
Такая двойственность.
– Nena, – он привлек меня к себе и зашептал на ухо, – мы здесь в безопасности. Через пару минут нас заберет патруль и доставит в особняк.
– А снайпер? – тихо уточнила, пытаясь не клацать зубами от внутренней дрожи.
– Скрылся, – голосом Рамона можно лед крошить, но я его понимаю.
Вервольфы действительно забирают нас через считаные минуты. Один из них остается с Марианной, дождаться ее дочери, остальные сопровождают нас, на этот раз в закрытой машине. Ни о каком спокойствии и речи нет, я все равно нервничаю, но больше всего волнуюсь по поводу Рамона. Потому что до медицинского кабинета он самостоятельно не доходит, здоровяку Хавьеру приходится его поддерживать. В операции я, конечно же, не участвую, но меня, по крайней мере, не запирают в спальне, оставляют в смежном кабинете. И даже пускают к нему, когда все заканчивается.
Только оказавшись возле постели Рамона, глядя на него спящего, меня отпускает. Я тихо плачу, выплескивая эмоции.
– Венера, с ним все будет хорошо, – говорит Франческа, – идемте со мной.
– Можно я останусь?
С места не сдвинусь! И доктор, кажется, это понимает.
– Хорошо.
Она уходит, а я сижу возле постели до тех пор, пока не заканчивается действие анестезии, и Рамон не приходит в себя. Достаточно быстро, потому что организм вервольфа выводит все за минуты. Что плохо, потому что боль к нему, наверняка, возвращается.
Наши взгляды встречаются, но лишь на миг. После верховный смотрит в потолок и говорит:
– Хочешь знать про моего врага? Я тоже хочу знать, кто он.
Никак не привыкну к тому, что Рамон то закрывается от меня на семь замков, то вот так делает признания, совершенно сбивающие с ног. Хорошо, что я сейчас сижу на краешке свободной больничной койки.
Он достаточно резко садится, отчего я подскакиваю тоже.
– Доктор советовала лежать, а лучше – спать.
Еще бы его остановили советы Франчески! Верховный попытался слезть с койки, но я встала на его пути. Буквально! Между его бедер.
– Не тогда, когда по моему острову бродит убийца.
– Так он и бродил с тех пор, как змею мне подбросил, – напомнила я. – Побродит еще.
– Не смешно, Венера.
В меня метнули злой взгляд, но я успела научиться определять, когда Рамон злой-злой, а когда просто раздражается и жаждет действия. Сейчас это второе. Уверена, спина у него болит и чешется – нормальный процесс регенерации. Вот он и рычит. Такой крутой глава Волчьего Союза, а ведет себя… как обычный мужчина во время болезни!
– Я и не смеюсь. Или ты думаешь, это кто-то другой?
Я смотрю ему в глаза, взглядом предлагая мне всё рассказать. Всё-всё. Или не рассказывать. Тогда я просто уйду, как решила сегодня.
Рамон прикрывает глаза рукой, сжимает челюсти, а я делаю шаг назад. Мне почти не больно, потому что я действительно все решила. Но отойти дальше я не успеваю: меня перехватывают за талию так быстро, что в первую минуту становится страшно. Вдруг он снова меня от кого-то прикрывает! Но Рамон заключает мое лицо в ладони, а затем целует меня, властно раздвигая губы языком. Он подчиняет меня себе одним этим поцелуем, вытесняя из моей головы все мысли. Почти, потому что краем сознания я помню, что Рамон ранен, и мне нельзя ни оттолкнуть его, ни прижаться к нему теснее.
– Это что? – выдыхаю я, когда он отрывается от моих губ. – Отвлекающее мое внимание соблазнение?
Вместо ответа меня сграбастывают в объятия, тесно прижимая к своей груди и зарываясь лицом в мои волосы.
– Я рад, что ты цела, – звучит так проникновенно, что я почти уверяюсь в своей идее со соблазнением и отвлекающими маневрами.
– Наша дочь цела.
– Нет. Я рад, что цела ты. Там… на улице я думал только о тебе.
Действительно, Рамон сильно рисковал, когда толкнул меня на тротуар. От шока я могла не успеть сгруппироваться, и наша девочка пострадала бы. Только сработавшие звериные инстинкты защитили ее. А он говорит, что думал лишь обо мне?
– Если бы я не знала, что это невозможно, я бы решила, что ты пьяный.
– В каком-то смысле, это правда. Эта дрянь до конца не вывелась. Какое-то новое средство для вервольфов.
– То есть, ты протрезвеешь и перестанешь быть со мной откровенным? Мне срочно нужна Франческа и название этого чудодейственного препарата!
Я шутила, а вот он, кажется, нет.
– Два дня назад нашли лазутчика, который подбросил тебя ядовитую гаргу. Наемник, что скрывался на острове. Я предполагал, что это кто-то из островитян, кто-то из тех, кто продался. Но оказалось, он приплыл на лодке и прятался в джунглях. А еще был достаточно умен, чтобы не попадаться на камеры или удачно маскироваться под прислугу моего дома. Не зря такие как он называют себя безликими.
У меня по телу прошла дрожь.
– Кто он?
– Человек. Наемник. Один из лучших в мире.
И опять до мурашек. Не прижимай меня к себе Рамон, меня бы, наверное, затрясло.
– Что с ним случилось? Он… жив?
– Нет. Но предвосхищая твой вопрос – убил его не я. Эти сволочи не сдаются в плен. Я ошибся. Решил, что он единственный.
– Их много? – Мне это не нравится почти настолько же сильно, насколько ему.
– Не знаю сколько, и это, как вы, легорийцы, говорите, бесит.
Пальцы Рамона сжимаются на моих волосах: не больно, но ощутимо, а сам он отстраняется, напряженно вглядываясь в мое лицо.
– Я был уверен…
– Не вини себя, – перебиваю я, кладу руки ему плечи. – Думаю, кто-то очень сильно хочет меня убить и не жалеет для этой цели людей и ресурсов. Но почему – вопрос уже к тебе.
Рамон морщится то ли от боли, то ли от того, что нужно что-то мне рассказывать и объяснять.
– Не волноваться у тебя все равно не получится? – уточняет он с надеждой.
– Сложно оставаться спокойной, когда в тебя стреляют, – шучу я с нервным смешком. Вот так попадешь под пули и начнешь хихикать вместо нормально смеха. Но вервольф снова заключает меня в объятия, гладит так ласково, без подтекста, что мой смех перерастает во всхлипы, а всхлипы в слезы.
К счастью, Рамон не из тех мужчин, что теряются при виде женских слез. А может, он просто понимает, что мне это сейчас нужно. Его поглаживания, слова утешения, милые словечки на вилемейском. Я действительно успокаиваюсь, насколько вообще это возможно в подобной ситуации. Но аромат Рамона, его присутствие позволяют пережить ужасные воспоминания о нападении.
– Не со мной тебе стоило создавать пару, – его голос звучит хрипло, будто с надрывом.
– Согласна, – хлюпаю носом я. – Предки умеют удивлять.
Теперь очередь Рамона смеяться. Он дотягивается до салфеток на тумбочке между койками и подает мне.
– Это точно. Они выбрали не самый удачный момент твоего появления в моей жизни.
Я не специально выбираю момент, чтобы звучно высморкаться, но это именно то, что я думаю о его словах!
– Звучит не очень романтично. То есть подожди они пару лет, ты бы мне обрадовался?
Ха-ха! Три раза ха-ха.
– Статус верховного старейшины сделал меня абсолютно циничным.
– Это, – я неопределенно киваю, подразумевая все произошедшее, и нападение, и наемников, – из-за того, что ты старейшина?
Рамон отбирает у меня скомканную салфетку и ловко швыряет ее в корзину в углу, точно баскетболист.
– Этот враг гораздо более давний, чем моя работа на Союз. Можно сказать, он причина, по которой я вообще выбрал быть старейшиной. Ради обладания ресурсами, чтобы его выследить.
– Но не поймал.
– Как видишь.
В моей голове не укладывается, как можно прятаться от самого Союза. Если только…
– Это кто-то из Волчьего Союза, да?
Взгляд Рамона вспыхивает, но не от гнева, в нем загорается уважение пополам с восхищением и… Возбуждением? Хм, не знала, что божественный возбуждается от моих умных теорий!
– Зря я тебя недооценивал. С самого начала.
– Снова считаешь меня шпионкой?
– Нет. Мне повезло, что ты на моей стороне.
– Я еще ничего не решила, – качаю головой. Мы действительно так и не договорили там, на улице, и я ничего не забыла.
– Знаю. А вот насчет моего врага – у меня есть предположение, но нет доказательств. Этот змей – мастер заметать следы.
От ассоциаций со змеями меня передергивает, но мне нужно знать продолжение. Или, скорее, предысторию.
– Почему? Почему они нацелились на меня?
– Потому что ты моя пара, – от такого простого признания по коже бегут мурашки. – Ты ждешь от меня ребенка. Зачем это им? Чтобы причинить мне как можно больше боли.
– Месть? За что?
– Она кровная. Месть за мое происхождение.
– То есть? Ты не знаешь, кто тебе мстит, но знаешь, за что?
Рамон тяжело вздыхает, но, когда я пытаюсь заглянуть ему за спину и проверить бинты – может, ему больно, останавливает меня.
– Иногда мы общаемся. Мне присылают послания с подарками. Обычно это происходит, когда ему удается меня достать.
Достать… Достать?! После того, как Рамону больно? Жуть!
– Он больной на голову?!
– Точно нездоров.
– Я все равно ничего не понимаю, – признаюсь. – Для меня это за гранью.
– Это одна из причин, по которой я не собирался тебе об этом рассказывать.
Я вскидываю голову:
– Потому что я не смогу понять?
– Потому что тебе не нужно лезть в это болото.
– По-моему, уже поздно. Я по уши в трясине.
Объятия Рамона снова становятся крепче, он словно раствориться во мне хочет или впаять меня в себя. Ведет себя, как волчонок с игрушкой: моя, не отдам!
– Это меня и пугает.
– Кажется, сегодня меня окончательно повысили, – пытаюсь пошутить. – Из шпионки в союзники. Из союзников в пары.
Я понимаю, что про пару – это не слова Рамона. Это, скорее, мнение неизвестного мстителя. И теперь понимаю, почему он не хочет видеть меня своей парой. Все банально: дело не во мне, а в том, что ему нельзя ни к кому привязываться. Нельзя никого любить. Еще бы от этого знания было легче! Мне вообще-то надо не только о себе заботиться, но и о малышке.
– Я знаю, что тебе непросто об этом говорить, но мне нужно все знать. Всю историю от начала и до конца. Чтобы защититься и защитить нашу дочь. А еще для того, чтобы не считать тебя злодеем, который отобрал у меня семью и доступ в Интернет.
– Особенно обидно за Интернет? – хмыкает Рамон.
– Р-р-р! Очень! Ну, что там с посланиями?
Я приготовилась слушать и попыталась вернуться на соседнюю кушетку, но вервольф мне не позволил: опрокинул меня на спину на свою койку, а сам улегся на бок. Придавил меня рукой и так устроился, что если начну сопротивляться, могу его задеть и сделать ему больно, и сползти не получится.
– Тебе тоже не помешает отдохнуть, – припечатали меня еще и словами. Заботливый какой!
– Первое послание я получил в шестнадцать, после гибели отца. Мне пришло письмо от друга. Так он себя называл. Он писал, что на мне лежит миссия возродить наследие Предков. Видишь ли, ген первых есть у многих вервольфов, но не все они могут перекидываться в Ужасного волка. Даже в моей семье такой способностью обладал отец, и она передалась мне, но мой брат обычный койот. Его дети тоже.
– Это плохо?
– Это хорошо, потому что мой враг помешался на моей исключительности. И на том, что я должен сохранить свои гены. Хорошо, что брата это не коснулось. Но в письмах было еще много указаний, которые я, конечно же, игнорировал. Я жил обычной жизнью, собирался победить своего кузена и стать альфой родной стаи. Учился. Заводил отношения. Все изменилось, когда у меня появилась невеста. Молодая волчица из соседней стаи. Мы общались в детстве, потом перестали, а тут встретились снова, и между нами будто искра пробежала.
Упоминание другой не нравится ни мне, ни волчице, пусть даже я уговариваю себя, что это все в прошлом. Все равно ревность колется тысячами ядовитых иголок и рычит яростным зверем. Мой, мой, мой! Пусть сегодня я собиралась отказаться от пары насовсем, ничего не помогает. Поэтому я закусываю губу, чтобы не зарычать и не помешать Рамону, который сейчас где-то далеко в своих воспоминаниях и смотрит сквозь меня.
– Я не мог перестать думать о ней. Мой волк сходил с ума, когда мы расставались хотя бы на день, и это было взаимно. И я, и она чувствовали… нет, мы знали, что встретили свою истинную пару. Поэтому нам было плевать на все правила. Мы были молоды и во власти звериных инстинктов, и не стали ждать свадьбы. Сиенна забеременела.
Сиенна.
Теперь это мое нелюбимое имя.
Одно дело думать о том, что у меня тоже было прошлое и детская влюбленность в Августа. Совсем другое, что у Рамона была большая любовь. Такая, из-за которой отказываешься строить другие отношения.
– Моему врагу это не понравилось. – Голос мужчины становится более глубоким и злым. Если до этого он был спокоен, то сейчас я начинаю беспокоиться за сохранность койки. – Настолько не понравилось, что с Сиенной случился несчастный случай. Благодаря волчьей регенерации она выжила, но не ребенок.
Инстинктивно тянусь к нему, глажу по плечу, и желание убивать во взгляде Рамона тает. Он смотрит на меня осмысленно, без гнева.
– Разве он не хотел продолжить твой род?
– Он объяснял это тем, что Сиенна мне не подходит. Из-за того, что она обычная волчица.
– А необычная – это какая?
– Он хотел, чтобы я заключил союз с ниреной.
– Союз? – переспросила я, и до меня тут же дошло. – Союз! То есть, брак?
– Необязательно, – покачал головой Рамон. – От меня требовался ребенок.
– Поэтому здесь Мишель?!
Я попыталась подскочить, но меня быстро вернули на место.
– Мишель здесь исключительно из-за того, что ей просто некуда идти.
– Ты уверен? Может, она в сговоре с твоим врагом.
Взгляд верховного был исключительно скептическим.
– Она попала на остров ребенком, Венера. Совсем девочкой, после смерти отца. Если это и был его план, она здесь ни при чем.
Почему мужчины недооценивают женщин. Нет, серьезно? Невинные наивные девочки рано или поздно вырастают, и превращаются в то, во что превращаются. Иногда во что-то хорошее, а иногда, как Мишель, в хладнокровных сучек, для которых чужая жизнь – игрушка.
Мишель. Хотелось бы относиться к ней непредвзято, с пониманием или хотя бы нейтрально. Но как я ни пыталась, у меня не выходило. Не выходило относиться к глупой жестокой девице по-человечески.
– Но ей прекрасно обо всем известно, – припоминаю я. – О том, кто она.
Рамон вздыхает, прикрывает глаза, а затем смотрит на меня.
– Не сразу, но я рассказал Мишель правду. Она слишком сильно хотела жить полноценной жизнью. Вне острова, конечно же. Она его ненавидит.
– Понимаю почему, – ворчу я. – Тут, конечно, красиво, но это как жить в клетке. Пусть даже в достаточно большой клетке.
– Проблема в том, что сейчас она единственная нирена, из тех, о ком известно Волчьему Союзу. Свободная нирена.
– И ты решил оставить ее про запас? На всякий случай, если враг будет настойчивым? – Мне хочется говорить спокойно, но спокойно не получается, раздражение все-таки прорывается через мои слова.
– Нет, – отрезает Рамон. – Для меня это неприемлемо. Она для меня как дочь, или, скорее, как младшая сестра.
Сжатый узел в груди после его слов заметно распускается, ослабляет внутреннее напряжение. Не то чтобы я верила, что верховный заинтересован в нирене, но эти женщины пахнут по-особенному. А еще Мишель пусть и тупа, но с воображением: уверена, она пыталась его соблазнить не раз, и не два.
– Она считает по-другому.
– Знаю я, как она считает, – рычит божественный, проводя ладонями по лицу. Точно, пыталась соблазнить! – Я не единственный мужчина в ее окружении, но именно меня она почему-то выбрала объектом юношеских грез.
Еще бы, такой мужчина, который создан для нее одной.
– Мишель давно не ребенок, Рамон.
– Не ребенок, – устало соглашается он.
– Так в чем проблема? Найди ей мужа, и пусть привязывается к нему.
– Таким был план. Я обещал это ее отцу.
Призрачное «но» повисло в воздухе.
– Послание, – догадалась я.
– Мой враг дал понять, что нирена должна оставаться рядом со мной. То есть, с ее парой, с ее супругом может случиться то же самое, что с Сиенной.
Сейчас о взгляд Рамона можно пораниться, пусть даже он смотрит куда-то мимо меня.
– Пока я не доберусь до него, она останется на Торо. Не хочу, чтобы из-за меня пострадал кто-то еще.
– Ты кого-то подозреваешь?
Рамон упрямо сдвигает губы.
Да, откровенным ему быть сложно. Но может же!
– Мы теперь в одной лодке, ужасный волк, – напоминаю я. – И достаточно давно. Ты мог отпустить меня, там, в Крайтоне, когда я могла еще улететь, и никто бы не узнал, что ребенок твой.
Взгляд Рамона смягчается, он притягивает меня к себе.
– Я не смог тебя отпустить.
Это больше похоже на признание. Признание, которого я так хотела. Но я боюсь снова обмануться. Пораниться о его обещания-не обещания.
– Из-за ребенка? – спрашиваю тихо.
– В Крайтон я вернулся, когда еще не знал о ребенке.
Мое сердце не просто ускоряет свой бег, оно грохочет в груди локомотивом, идущим на всех парах. Я верю и не верю одновременно.
– Это твой ответ?
– Это мой ответ, nena. – Его взгляд глубокий, он проникает в самую мою суть. Он меня очаровывает, заколдовывает, и пути назад больше нет. Рамон пальцами очерчивает мою скулу и подбородок, будто собирается поцеловать, и останавливается почти у моих губ. – Но вот что я тебе скажу: ты должна знать, на что подписываешься. Быть рядом со мной опасно, помимо этого врага есть и другие. Для таких как я сложно иметь семью. Это считается слабостью.
– Но ты хочешь попробовать? – выдыхаю ему губы в губы.
– Предки, да. Я сотни раз пытался от тебя отказаться, но ты сломала все мои щиты. Всю мою защиту. Смела ее своей мягкостью, стойкостью, нежностью. Своим ароматом.
Он ткнулся носом мне в шею, вдыхая мой запах, будто дуреющий от него. Я тоже дурела. От счастья, в которое не могла поверить. Мне казалось, что все это снится. Что моего божественного властного волка подменили, и вместо него подсунули этого ласкового любящего мужчину. Сколько же в нем любви? Сколько в нем нерастраченной нежности?
Я подаюсь вперед, целую его, вкладывая в свой поцелуй все, что до этого момента было сокрыто во мне. Что я не позволяла себе.
Чувствовать.
Открываться ему.
Любить его.
– Я…
Прервав этот поцелуй, я собираюсь признаться, но Рамон мне не разрешает: кладет палец на мои губы.
– Подумай, Венера, – чересчур строго говорит он, – хорошо подумай. Выбери правильно. Я своего слова не нарушу, ты по-прежнему можешь улететь в Крайтон после рождения ребенка. Я объявлю, что просто хотел ребенка.
– Думаешь, это сработает? – обиженно уточняю я. – После того, как ты сегодня меня закрыл собой?
– Это сработает. Сиенна смогла начать новую жизнь, и ты сможешь.
– А дочь?
– Если она унаследует мой ген, то останется со мной. Если не унаследует, – Рамон сжимает губы, но все-таки продолжает: – я отдам малышку тебе, откажусь от нее.
Р-р-р, какой же он невыносимый! Ведь ему же больно. Я чувствую, что больно.
– Или? Если есть выбор, значит, должно быть «или».
Меня стискивают так, что невозможно вдохнуть.
– Ты останешься со мной, nena. Навсегда. Признаешь меня своей парой. Своим мужчиной. Подаришь мне дочь, а после сына. Мы станем настоящей семьей. Доверишься мне. Поверишь в то, что я стану защищать тебя и наших детей любой ценой.