Зимний сон малинки Логвин Янина

— Стоять, Малинкина! Я вас не отпускал! Так что мы вместе, Лена? — холодно обратился он к девушке. — Закончи мысль, пожалуйста.

На Петуховой лица не было и, если честно, я бы тоже поостереглась попасться рассерженному Димке на глаза, Ледышка, да и только!

— Работаем, — сконфуженно пролепетала Леночка. — Вместе.

Я стояла рядом, и ей было неловко. Я бы на ее месте вообще сквозь землю провалилась! Или послала Гордеева к черту, вздумай он меня так распинать!

— Вот именно. В одной команде. А значит, я требую от всех сотрудников взаимного уважения. Здесь прекрасно убирают, Лена, а перед Марией стоят совершенно другие задачи. И на сегодняшний день она отлично с ними справляется.

Ох, это он зря — я имею в виду, заикнулся о взаимном уважении. Лично я уважать эту Петухову ни капли не собиралась. И слушать ее извинения тоже.

Пока внимание Димки сосредоточилось на дочке технического директора, приоткрыла дверь и выскользнула из кабинета. Пробежав через офис, юркнула в свою рабочую загородку и выдохнула.

Ну и дела. Не думала, не гадала, а, кажется, отныне нажила себе врага. Конечно, приятного мало, но интересно, надолго ли хватит моего терпения? Кусаться Леночка привыкла, а вот я точно молчать, как Валя Галанина, не смогу.

— Эй, Машка! Ты чего выскочила из кабинета, как ужаленная? — выглянул Юрка из загородки. Почесал любопытный нос. — Наш тебя что, отчитал? — и такая жажда новостей в глазах, хоть бери и корми ложкой. Все проглотит.

— Еще как! — соврала, как на духу. Даже глазом не моргнула. — Ух, и злющий. По первое число!

— За что?! — изумился Шляпкин. Чуть со стула не упал.

— А за все! Где наш отчет по «СНиПТехПромГазу» по всем последним проектам? Нет его. А кто обещал еще неделю назад сдать?

— Э-э, ну я.

— Вот! А не сдал! Где рациональные предложения по участию в тендерах и анализ рынка от перспективных инженеров?

— Х-м, нету. Пока.

— То-то же! А еще такой говорит мне: много болтаете на рабочем месте, Малинкина, я все вижу. Премии не хочешь, Мария? Так я лишу!

— А еще? Что? — глаза Юрки распахнулись. Премию мы все ждали, как восьмое чудо света. Не очень-то «СНиПТехПромГаз» нас баловал.

Я вздохнула.

— Сказал, что если еще раз увидит, как Шляпкин тырит в подсобке его любимый кофе — самолично с ним в подъезде разберется. Как мужчина с мужчиной!

— Да ты что? — сглотнул Юрка, втянув шею за перегородку — только глаза остались. — Так и сказал?

— Ага.

— А как он узнал-то? Я же никому не говорил. — Шляпкин сообразил, что проболтался, и покраснел. — Ну, подумаешь, — шмыгнул носом, — взял пару раз. Да он его сам глушит литрами! Жалко ему, что ли?

— Так он и покупает для нас, потому что не жалко. Разве нет? — я посмотрела на друга с укором. — И себе покупает. Эх, Юрка, — покачала головой. — Шляпа ты! Ничему тебя жизнь не учит. В чужом огороде капуста всегда вкуснее?

— Ты на что это намекаешь, Машка? Что я козел?

— Я не намекаю, а прямо говорю. Кончай таскать чужое! Не хватало еще, чтобы Дмитрий Александрович нас всех за тебя пропесочил!

Сколько мы на прошлой работе пытались Шляпкина отучить заглядывать в чужие шкафчики — не получилось. Холостяк Юрка жил в общежитии с пятнадцати лет, и вечно у него не было ни чая, ни сахара, ни кофе. Благо, коллектив женский — разве единственному мужчине откажешь? Вот и здесь который раз замечала, что кофе у Юрки пах подозрительно вкусно, как гордеевский — с легким оттенком шоколада и миндаля. Причем в последние дни все чаще.

— Да пошутила я! — сжалилась над парнем, увидев, как он спал с лица и побледнел. — Выдохни, Шляпкин. Не заметил он. А вот отчет и анализ сделать надо! Совесть имей, я сейчас за списки засяду, одна не справлюсь.

— Ну, Машка… Ну, подруга… Я тебе припомню!

— Ага, — я отвернулась, дернула мышкой, активируя документ, и стала печатать, — вот как печенье мое будешь трескать, так обязательно и припомни. Кстати, у меня сегодня вкусное, хотела тебя угостить. Привезла из командировки.

Цок-цок-цок.

Из кабинета Гордеева выскочила красная как помидор Леночка и промчалась мимо — даже не посмотрела в мою сторону. И, конечно же, не извинилась. Ну и ладно, как-нибудь и без ее извинений проживу! Я вздохнула, разогналась и уже через пять минут с головой ушла в работу, напрочь позабыв о Петуховой. Объем предстоял большой, на носу маячил Новый год, и Буряк переживал. А еще хотелось к празднику все подогнать и с чистой советью уехать с малинками в деревню к бабушке. Отоспаться там и покатать детвору на санках.

Ох, не нюхал Шляпкин шанежки моей бабули на молочке. Такая вкуснота-а…

Заработалась так, что и не заметила, как на моем столе оказалась чашка с горячим кофе. Защекотала ноздри ароматом сладкого миндаля. Увидев ее, я огляделась, поднялась со стула и заглянула за перегородку к Шляпкину. Покосилась подозрительно на парня, который так усердно выводил на экране монитора красно-зеленый график, что даже не моргал.

Хм, странно.

Что это случилось с Юркой? Подлизывается ко мне или, может, проверяет? Что он еще придумал?

А потом внезапно догадалась — чашка-то Димкина! Та самая, белая, фигурная, на которую я водружала должностные инструкции. А как догадалась, так рот и открыла. Неужели это Гордеев ее сам принес? Мне?!

Да нет, быть такого не может. Он же занят, да и вообще, гости в отделе ожидаются, вон сколько шумихи вокрут. Разве до подобной ему ерунды?

Но кофе стоял перед носом, исходил паром и пах восхитительно…

В общем, я подумала-подумала и выпила. Отнесла чашку на кухоньку, но, конечно, Димку там не застала. Зато печеньем подкрепилась и Юрке оставила.

А после обеда в отдел заглянули обещанные важные гости — делегация из шести мужчин, среди которых находился переводчик и наш технический директор Вадим Спиридонович — отец Петуховой. Кто из них был генеральным, так и не поняла, но один из мужчин мне показался смутно знакомым. Компания важно прошествовала по отделу и скрылась в кабинете шефа. Через час все вышли и забрали Гордеева с собой. До конца рабочего дня он так и не вернулся, а когда уже дома я легла спать — на телефон упало сообщение от знакомого абонента.

«Спокойной ночи, Малина…»

И троеточие в конце. Он что, издевается? И как мне теперь уснуть?

Дети спали в своей спальне, вокруг стояла тишина… Ну чем полночь не время для глубоких мыслей и погружения в себя? Положив ладонь под щеку, уставилась в окно. Вздохнула, так ничего за ним и не разглядев.

«Спокойной ночи, Гордеев» — пожелала мысленно, а вот написать не решилась. Не хочу на что-то надеяться. Неправильно это. Не хватало еще и мне превратиться в Леночку Петухову. Забегать без стука в кабинет Димки и смахивать невидимую пыль с его плеча, как будто у меня есть на это право. А вдруг у них тоже что-то было, но при мне она постеснялась признаться? Такому, как Димка, запросто не скажешь и на пальце им не повертишь. Гордеев делает только то, что хочет.

А что он хочет? Точнее, чего не хочет? А не хочет он, как сам сказал, от меня отказываться. Время ему нужно, видите ли, чтобы я осознала перспективы такой связи. А точнее, их отсутствие. И смирилась с приключением без обязательств и без претензий, лучше сразу все решить. Я же не глупая, понимаю, что нечего ему мне предложить.

Только вот мне это приключение зачем? У меня дети, дом, своя маленькая семья. Ну и что, что любви хочется? Да еще такой, чтобы до звезд в глазах! Нельзя мне бросаться в отношения, как в омут. Ох, нельзя, чтобы потом не реветь.

Еще полежала. Еще подумала.

Или можно? Кто меня осудит? Ведь я никому и ничего не должна, как сказала Феечка. Только себе. А себе-то я могу признаться, что испытать еще одну такую ночь, какая случилась с нами в гостинице, ой как хочется.

Так, может, не ругать себя после? Не мучиться угрызениями совести. Хоть раз в жизни взять и ухнуть в омут с головой и ни о чем не жалеть! Вдруг я всю жизнь буду одна?

Рука потянулась к телефону и включила экран. Димка видел, что я прочла сообщение. Что, если он ждет ответа? Просто пожелаю ему хорошего сна и все. Что тут такого, не я же первая начала?

Внезапно улыбнулась. Эх, была бы я посмелее, я бы ему тоже ответила и проучила, как мне подобные сообщения писать. Сделала бы фотографию себя любимой в неглиже, отослала бы со словами «Сладких снов, Дима» и пожелала спокойного сна. Интересно, ворочался бы он после этого так же, как я, мучаясь мыслями?

Прыснула смехом, представив фотографию, а потом испугалась. Нет, лучше ему мою ночнушку не видеть, не буду позориться. Ничего ужасного, конечно, но слишком уж простенькая она для подобных выходок. Никакого шелка и кружев, хотя спать удобно. Сами понимаете, розовый горох с тонким кантиком — он больше для уюта, телесного и душевного, а не для соблазнения.

Господи, и что за смелые мысли витают в моей голове? Хорошо, что никто не слышит. Завтра вставать рано, а я тут лежу и думаю о шефе. Вспоминаю не пойми о чем…

Но все-таки, а что он хотел мне сказать?! Там, в кабинете?

Может, написать и спросить?

Любопытно, он один сейчас или нет? А вдруг нет? Тогда… тогда зачем он мне пишет?

Я представила рядом с Димкой красивую блондинку — тонкие руки на крепкой шее и губы на груди. Как она ему что-то шепчет, ласкаясь. Так задумалась, представляя картину, что чуть телефон из руки не выронила, когда на экране всплыло еще одно сообщение от Гордеева:

«Думаю о тебе… Спи)»

Что-о?!

Да он же видит меня в сети!

Ахнув, быстренько отключила телефон и спрятала под подушку. Придавила сверху щекой — не буду отвечать! Вот еще придумал!

Ночью опять снился Димка. В зимнем лесу и, конечно, в одном полотенце. Теперь я видела его лицо так отчетливо, словно это и не сон был вовсе, а явь. И слышала все слова. И так сладко звучало это его «Маша, Маша», когда выходил из тумана и прижимал к себе, что просыпаться не хотелось. О-ох, и приснится же…

— Ма-ам, а можно я возьму в садик Камаз?

— Леш, у него же колеса и кабина отваливаются. Лучше одевайся быстрее. Опоздаем!

— Ну и что. Зато кузов поднимается! Ма-ам!

— Что?

— А наклейки с машинками можно? Которые дед Коля купил?

— Бери!

— Ма-ам! А у меня ранка на пальце. Меня вчера Антон укусил. А он не заразный?

— О, Господи, Даша, что еще за ранка, покажи? Зачем он тебя кусал?

— А я ему раскраску не дала. Он там гадости рисует! Ма-ам. А можно я его маме пожалуюсь?

— Нет, Даша, ябедничать некрасиво. Я с воспитателем сама поговорю.

— Тогда я его тоже укушу. Так нечестно!

— Я тебе укушу! Одевайся живо!

— Лешка, ты куда убежал? Где носки? Твою ж петрушку! Я же тебе только что их дала! Дашка, хватит дуться! Не сиди. Надевай колготки!

— Ма-ам, я не хочу синие, я хочу розовые!..

— Алло, Феечка? Ты случайно не на машине?

— Машка, что, проспала?

— Ага, жуть! Наташ, выручай! Опаздываю, просто катастрофа!

— Еду! Выходи!

Это чудо, но на работу я успела вовремя, правда, Гордеев уже все равно был на месте. Угрюмый и хмурый, стоял возле руководителей групп и что-то выслушивал. На широких плечах красиво натянулась рубашка, губы сжаты. Заметив меня, впился темным взглядом, как коршун. Я тут же поспешила скрыться из поля его зрения.

— А наш-то сегодня не в настроении, — кивнула Манана в сторону мужчин. — Наверное, взбучку от начальства получил. У Носкова в группе два проекта зависли — из-за договорного отдела. Точно прознали!

— Говорят, Дмитрий Саныч с главным поссорился, — грустно вставила Валечка и вздохнула. — С ума сойти, и чем он думал?

Я навострила уши:

— А ты откуда знаешь?

— Так Жанна Арнольдовна позвонила. Сказала, что вчера на совещании в кабинете коммерческого копья ломались и перья летели просто у-ух! Какой-то заграничный контракт срывается, а что к чему — не ясно.

В общем, мы все разбежались по рабочим точкам и постарались вести себя тише воды, а перед обедом Гордеев снова уехал и не возвращался до вечера.

Когда стрелка часов показала семнадцать ноль-ноль (конец рабочего дня) — весь отдел остался сидеть на местах. И в шесть часов все еще работали, стараясь подогнать работу к сроку. К половине седьмого стали понемногу расходиться, а к семи часам в отделе остались только мы с Юркой. И то потому, что Валечка напутала с технической документацией и расстроилась до слез, и мы со Шляпкиным остались ее прикрыть.

— Юр, мне нужны сертификаты соответствия по договору с «Партнер-строй».

— Подожди… Есть, сбросил! Тебе долго еще?

— Сейчас, просмотрю и сохраню в папки. Завтра подробнее разберусь. Лучше скажи, ты акты сверки из бухгалтерии получил? По гидропрессам.

— Я нет. Но Петухова должна была сегодня принести документы шефу. Завтра спрошу. Ма-аш?

— А?

— Я в кухню, хлебну кофе и собираюсь!

— Давай, я скоро!

Минут через десять все рассортировала и закончила. Выключила компьютер, надела сапоги и натянула шапку. Бросив телефон в сумку, выбежала из загородки и уже в проходе наткнулась на Гордеева. Димка только что вошел в офис в расстегнутом пальто, с мороза, и остановился в шаге от меня. Я тоже встала как вкопанная.

— Дмитрий Александрович? — выдохнула растерянно. Почему-то пустой, полутемный офис тут же заставил сердце забиться чаще. Как будто снова оказалась с Гордеевым за закрытой дверью.

— Маша? — удивленно спросил Димка. — Ты почему здесь так поздно?

— Работу заканчивала. Но уже ухожу. А ты?

И зачем спросила?

— Хотел посмотреть, кто в офисе. Я привык уходить последним.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Я понимала, что должна идти, что где-то там в подсобке меня ждет Юрка, но не могла сделать и шагу.

— Маша, — Гордеев шагнул навстречу и погладил мою Щеку большим пальцем. — Я так соскучился.

У меня внутри все задрожало и колени подогнулись. И от голоса, и от прикосновения. И словно время остановилось, и звуки исчезли от этого его тихого «Маша». Я подняла подбородок и моргнула, глядя, как ко мне приближаются темные глаза…

Неужели я куда-то спешила и что-то хотела? Не помню. Сейчас мне хотелось одного — остаться у этих глаз в плену.

— Эй, Машка, ты собралась? Все выключила? Я уже! Давай до остановки провожу! — за спиной Гордеева хлопнула дверь, и в офис из коридора заглянул Юрка.

Меня притянуло к Димке, как магнитом, и так же стремительно отбросило назад.

— Ой, Дмитрий Александрович? Вы вернулись? — удивился Шляпкин, заметив начальство, и виновато оглянулся в сторону подсобки, из которой за ним тянулся шлейф аромата кофе. — А мы тут с Малинкиной того… — он неуверенно кивнул в сторону.

— Чего того? — глухо сглотнул Гордеев.

Я стояла ни жива, ни мертва, прижав сумку к груди и затаив вдох. Еще какая-то секунда, и Юрке бы открылась совершенно другая картина, в которой мы бы точно его не заметили. И вряд ли бы потом мне удалось переубедить друга в том, что ему все показалось.

— Так это… Задержались немного, говорю, на благо родного отдела. Вдвоем.

Губы Димки поджались.

— Но уже уходим! Правда, Маша?

Я очнулась. Еще как уходим!

Проскользнула мимо Гордеева к двери и надела пуховик. Дернула Юрку за собой.

— Да! До свидания, Дмитрий Александрович! До завтра!

— Странный он какой-то, — заметил Шляпкин, когда мы остановились с ним возле лифта и оба выдохнули. — Как будто не рад, что мы остались. А сам на планерке что пел? Сроки, сроки! Доверие заказчика прежде всего! Его-то это однозначно должно устраивать, разве нет?

— Не в нас дело, Юр. Ты разве не слышал, о чем Галанина говорила? У них ссора с главным. Мы тут обижаемся с тобой, а вдруг там у них все серьезно? Может, он пострадать в отдел вернулся, а ему помешали.

— Может, и так, конечно. Просто мне показалось…

— Что?

— Что ему не понравилось то, что мы вместе, — озадаченно хмыкнул Юрка.

Я сначала икнула, а потом натянуто хихикнула.

— Да ты что? Ему-то какое дело? Где он, и где мы! Это же «ГБГ-проект»! Да мы с тобой здесь вообще этот, как его… офисный планктон, вот! Сдались мы Гордееву!

Шляпкин вдруг толкнул меня локтем в бок, и я замолчала. Притихнув, оглянулась.

За нами стоял Димка и смотрел на меня. Так втроем и вошли в лифт. В лифте Юрка попытался схохмить, чтобы разрядить обстановку, но ничего не получилось — сейчас от Гордеева веяло холодом без тепла, и анекдот он не понял. Когда вышли из здания компании, мы со Шляпкиным повернули к остановке. Там и распрощались: Юрка сел в маршрутку, а я запрыгнула в переполненный автобус, и уже через десять минут бежала по обледеневшей тропинке к детскому саду — к ночи морозец стал заметно кусать за щеки. Ох, кажется, сейчас и мне от воспитателя влетит!

Как я и боялась, в дежурной группе остались только мои малинки. Хорошо, что уже собранные и одетые, дети ждали на игровой площадке, бегая по снегу друг за дружкой вокруг горки. Там их и забрала.

Поймав за руки, поправила шапки, проверила носы, подтянула шарфики и заторопилась бегом к выходу. Споткнулась вдруг, увидев за воротами детского сада знакомый автомобиль Гордеева. Или показалось?

Сердце предательски трепыхнулось.

Нет, не показалось. Димка вышел из черного «Porsche» и широко распахнул перед нами заднюю дверь.

— Садись, Малина. Отвезу вас домой, поздно уже.

И вроде бы спокойно сказал, а так, что и не поспоришь. Словно мы все еще находились в пределах офиса.

И как он меня нашел? За автобусом ехал, что ли? Или случайно?

— Дима, спасибо, но мы сами.

— Садись, Маша, не морозь детей!

Малинки с любопытством вскинули головки, когда Гордеев забрал у меня сумку и спрятал внутрь салона. Застыли, ожидая моего решения.

— Ладно, залезайте! — разрешила детям. Ну, не спорить же с Димкой на их глазах. Взглянув строго на шефа, и сама села сзади. — Нам сегодня повезло. Нас сегодня домой дядя Дима подвезет.

Дядя Дима закрыл дверь, обошел свой Porsche и сел за руль. Мягко вырулил автомобиль на проспект и поехал знакомой дорогой.

— Ух ты, мам! Здесь так тепло! — с восторгом пискнула Дашка. Сиденье было мягкое, удобное, и дочка с удовольствием хлопала по нему ладошками.

— А у дедушки в машине печка барахлит! — важно заметил Лешка. Как настоящий мужичок, он осмотрел салон и тут же сменил тему:

— Мама, а ты почему так долго не приходила? Я кушать хочу.

— И я хочу!

— Потерпите немного. Скоро приедем домой и поужинаем.

— Мама, а Антон ябеда! Я с ним ни за что не буду дружить!

— Почему, Даша?

— Потому что он трус! Сам кусается, а когда я его укусила в ответ, он папе пожаловался! Плакса! И теперь его папа хочет с тобой поговорить! Мама, ты же не боишься его папу?

— Нет, не боюсь.

— И в угол меня ставить не будешь? Он первый начал!

— Даша, не придумывай, — я с удивлением посмотрела на дочь. — Когда это я тебя в угол ставила? Но кусаться нехорошо. Особенно девочкам!

Ехать к дому было недалеко, мы уже подъезжали и, заметив издалека знакомую вывеску супермаркета, я попросила Димку остановиться.

— Слушай, Гордеев, ты нас высади возле магазина, а дальше мы сами дойдем. Мне еще продукты купить надо.

— Хорошо.

Но когда проехали мимо нужной остановки, сначала с недоумением оглянулась, а затем наклонилась к парню.

— Эй, Гордеев, вообще-то ты проехал.

— Я знаю, Малинкина.

— То есть? — моргнула. — А куда мы тогда едем, Дима?

Мы проехали еще целый квартал, прежде чем я получила ответ.

— Ужинать, Маша.

Ресторан, в который нас привез Гордеев, оказался отдельно стоящим зданием с неприметной вывеской, с красивым внутренним интерьером, уютными залами и наверняка дорогой кухней, потому что официант встретил нас и проводил за столик, как важных гостей.

Зайти внутрь заведения я согласилась не сразу. Выйдя из машины вслед за Димкой, даже голос повысила, пытаясь уговорить его вернуть нас домой, но произвести впечатление на невозмутимого Гордеева не удалось. Район был незнакомым, и где я находилась — понятия не имела.

А вот детей, кажется, неожиданное приключение целиком захватило и увлекло. Они горошинками выкатились из автомобиля, когда Димка открыл им двери, и с любопытством поглядывали по сторонам. В преддверии Нового года в ресторане уже появилась нарядная атрибутика, и все вокруг дышало легкой атмосферой зимнего праздника. Чтобы осмотреться, им хватило первых пяти минут, а потом вниманием малинок полностью и совершенно неожиданно для меня завладел Гордеев. Причем ничего особенного для этого не делая, вот что удивительно.

В темноте салона Porshe дети парня особо не рассмотрели — ни первый, ни второй раз. А сейчас, когда мы все разделись в гардеробе ресторана и он помог мне снять пуховик, просто таращились на него, вскинув головки. Видеть рядом со мной мужчину они не привыкли, и Димка, одетый с иголочки, высокий и широкоплечий, производил впечатление. Лешка, оказавшись за столиком напротив Гордеева, даже рот открыл от восхищения. Впрочем, Дашка тоже не отставала.

Я села между детьми и не вытерпела:

— Послушай, Гордеев, я себя ужасно чувствую и не понимаю, почему мы здесь?

Димка снял пиджак и ослабил галстук. Тоже сел за стол.

— А почему нет? Твои дети проголодались, а здесь хорошая кухня — здоровая и качественная, я этому ресторану доверяю. К тому же наверняка у них есть детское меню. Не думаю, что фаст-фуд был бы лучшим решением. Ты ведь так не считаешь?

Я так не считала, но собиралась сказать совершенно о другом.

— Нет, конечно, но я сейчас о доме говорю. Я бы приехала и приготовила ужин. Как делаю всегда. Ты же не думаешь, что я держу детей голодными?

— Не думаю, но сегодня ты бы его приготовила намного позже.

Гордеев взял папку меню и стал листать. Не глядя на меня, договорил:

— Давай считать, Маша, что этот ужин — моя благодарность своему инженеру за то, что он задержался на работе. Меня устраивает, как ты работаешь.

Я хмыкнула. Надо же, как у него все просто.

— И что? Я могу об этом ужине похвастаться в отделе? Как о поощрении шефа моих профессиональных качеств? А завтра вечером, надо понимать, ты повезешь ужинать кого-то другого? Нашим девушкам такой подход точно понравится.

— Нет, не повезу.

— Тогда зачем, Дим? — я наклонилась вперед, и мне удалось поймать его взгляд. — Это все слишком, понимаешь? Вот эти игры с рестораном. Мне было бы лучше, если бы все закончилось с нашим приездом в город.

Ну все, сказала. Откинула плечи на мягкую спинку стула и поправила у виска волосы. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Оказалось, не совсем, потому что Гордеев серьезно ответил:

— Это не игры. И даже близко не они.

— Тогда что? Прости, но в премиальный ужин я не верю. Не так уж долго я с тобой работаю, могу и разочаровать. Или, может, ты хочешь, чтобы я тебя отблагодарила за приглашение? Как?

Гордеев сердито дернул желваками, но остался невозмутим.

— Маша, просто поешьте, ладно? — сухо ответил. — Без благодарностей. Я так хочу.

Он отложил меню в сторону и подозвал официанта. Сказал, самостоятельно определившись с выбором — видимо, понял по выражению моего лица, что я от гордости готова сжевать разве что салфетку:

— Пожалуйста, принесите детям суп с домашней лапшой, зеленью и воздушными куриными фрикадельками. Два шашлыка из цыпленка и горячие гренки с сыром.

— Хорошо. Что на десерт?

— Сырники с малиновым вареньем и взбитыми сливками. И, пожалуй, какао на молоке с маршмеллоу.

У детей от звука последнего слова загорелись глаза и растянулись улыбки. Если бы они могли, они бы запрыгнули на стулья и сплясали, а так только попами от радости задвигали, словно у них там пружинки. Но и без того ладошки хлопали по столу.

— Мама, мама! Ура, маршмеллоу!

— Мама, ура! Я люблю маршмеллоу!

— Мама, мама! А я люблю шашлык!

— Тише! — шикнула тихонько на малинок. — Даша, Алексей, не шумите! Вы же не первый раз ужинаете. Ведите себя хорошо!

— А родителям что принести? — улыбнулся официант, записывая заказ в блокнот, и одарил нас с Гордеевым дежурной улыбкой. — Могу предложить фирменное блюдо — карпаччо из тунца с кремом из фенхеля и мандарина. Вашей жене наверняка понравится, — обратился он к Димке, и я проглотила язык, внезапно сообразив, как мы выглядим со стороны. И, кажется, покраснела.

Гордеев ответил спокойно, словно и не заметил чужой ошибки.

— Нет, спасибо. Принесите нам, пожалуйста, отбивные из телятины, картофельное пюре, греческий салат и апельсиновый сок. А на десерт девушке — тирамису. Спасибо.

Когда официант отошел, заметил мне между прочим:

— Перестань смущаться, Малина. Здесь никому до нас нет дела. Я действительно хочу вас просто угостить.

Дела, может, и не было. Но настроение вот прямо рухнуло. И ведь не всё объяснишь Димке. Да и не всё он поймет. И заметит далеко не всё. Лешка вот продолжал смотреть на него с восторгом, а у Дашки при слове «родителям» будто в голове что-то щелкнуло, и во взгляде появилась чисто женская озадаченность.

Умная она у меня. Иногда вот даже слишком.

— Ладно, — согласилась. Позвала детей, выходя из-за стола. — Пойдемте руки вымоем, что же мы совсем забыли!

— А дядя Дима? — обернулась Дашка.

— А у дяди Димы руки чистые, — поймав теплые ладошки в свои, коротко взглянула на парня. — Он вообще весь на редкость идеальный.

Когда вернулись — уже принесли суп и гренки, и дети с удовольствием принялись уплетать — действительно проголодались. Нас с Гордеевым повар тоже не заставил ждать, и совсем скоро принесли ужин. Все пахло изумительно — особенно отбивная, и я, помявшись, глядя на то, с каким аппетитом едят малинки и Димка, и себе отрезала ножиком кусочек. Проглотив, потянулась еще за одним.