Зимний сон малинки Логвин Янина

Внезапно на телефон со звуком упало сообщение, и я вздрогнула.

— Ой!

— Что там? — кажется, мой «ой» оказался слишком громким, и Наташка всполошилась. — Неужели детей разбудили? Прости, Машунь, не хотела! Вот я эгоистка, да? Совести у меня нет! Тебе утром на работу рано вставать, а я тут звоню, все треплюсь…

— Да подожди ты себя ругать! — зашептала я, приложив телефон к уху. — Нет, спят дети. Это фотография от Гордеева. Он, э-э, мне обещал прислать. Потом посмотрю.

— Че-го-о?! Что значит потом? Маруська, пока-ажь! — заныла Феечка. — Что он там тебе прислал, а? Нет! — тут же возразила себе подруга. — Нет, нет и нет! Не показывай! Я сейчас такая голодная, что, зная Гордеева, слюной подавлюсь.

— Вот и не покажу. Тем более, я еще сама не видела. А вдруг он там непристойно выглядит?

— Пфф! Шутишь? Это же Димка! Мы с девчонками по нему весь выпускной класс умирали. Он даже в костюме непристойно выглядит, не то что в спортивных трусах! Машка, покажи-и!

— Обойдешься, Феечка! На Жорика надо было смотреть и умиляться! Да Гордеев мне наверняка рабочий план прислал. Он же в командировке, а у меня новый проект!

— И что?

— И все!

Ночь, полночь, у обеих жизнь непонятно куда свернула, а мы все равно тихо рассмеялись.

— Ладно, жадина, иди смотри свой план. Только когда будешь считать кубики, помни, что самая сексуальная часть тела у мужчины — это мозг! А то ведь не уснешь!

— Постараюсь. Феечка?

— Что?

— А если и мозг, и кубики, и спать не хочется, тогда как быть? О чем помнить?

— Маруська, не режь по живому, а? Тогда, подруга, помни, что ты не святая и не монашка. Хватит, отсидела свое в келье пять лет. Просто живи и радуйся, договорились? А еще, что у тебя есть я — твоя Феечка! Это на случай, если у Деда Мороза вдруг симпатичный друг окажется. Какой-нибудь Санта Клаус, ну или снежный лось. Так и быть, я и на лося согласна. Главное, чтобы не олень и не стоматолог!

Наташка хохотнула и выдохнула.

— Ну все, Машка, отбой! Я приехала по адресу. Пожелай мне удачи, пошла я в новую жизнь! Презервативы и электрошокер с собой захватила, так что не переживай, не пропаду! Буду ориентироваться по ситуации!

Но я все-таки подождала, пока Наташка закрыла машину, зашла в подъезд и поднялась на этаж, и только тогда пожелала:

— Удачи, Феечка! И горячего тебе Санта-Клауса в сны! Поверь, именно со снов сказка и начинается!

Гордеев все-таки прислал фотографию, как и обещал. И вроде бы ничего такого — красивый парень с обнаженным торсом, но честно, когда его увидела, я заулыбалась и… покраснела. А все потому, что смотрел Димка на меня с легкой ухмылочкой. С такой же, с какой спрашивал, что мне в нем нравится.

Ниже пупка ничего не было видно, лишь кусочек белого полотенца, но то, что находилось выше — от этого захватывало дух. От того, что я могла его пристально рассмотреть, а еще от понимания, что моим рукам это тело знакомо.

Пальцы Гордеева лежали на полотенце, а под сообщением появилась подпись:

«Готов на большее. А ты?»

Я?!

О, не-ет. Нет, нет и нет!

Точнее — да-а…!!!

Нет! Машка, ты с ума сошла!

«Нет, не готова)

И да, я покраснела)»

Не знаю, где был Димка и чем занимался, но ответил сразу же.

«Привет, Малина».

«Привет, Дед Мороз».

«Придется тебя раскрепостить.

Хотя румянец тебе к лицу)»

«Как?»

«При встрече обязательно этим займусь…

Тебе понравится)»

Мне уже нравилось, все нравилось. И парень, и фотография, и вот эта наша переписка. А еще я скучала. Да, я очень скучала по Гордееву и, если честно — ждала звонка. Точнее, я понимала, что он занят и, возможно, ему не до меня, но сердцу не прикажешь, и оно замирало в надежде всякий раз, когда оживал телефон.

Не позвонил. Но прислал себя. И так хочется отплатить ему смелостью.

Интересно, он всегда такой же откровенный? С другими.

«Чего притихла, Малина? Испугалась?»

«Любуюсь шефом. Красивый он у меня. А еще думаю».

«О чем?»

«О том, что хочу тебя, Дима. Очень. Как думаешь, можно в таком признаваться однокласснику? Или лучше стереть сообщение и сделать вид, что я тебе ничего не писала?»

«Черт, Малина! Еду!»

Куда? Когда? Откуда?

«Рейс задержали, но постараюсь через Гамбург попасть в город!»

«Стой, Димка!»

«Поздно! Целую, Машка! Спи! Я тебе приснюсь, обещаю! Без полотенца, только не красней)»

Ну вот, пообщались. Что же я наделала? И как теперь спать, зная, что он сорвался с места?

Повернувшись к окну, сунула руки под подушку и вздохнула. Услышала, как на мессенджер упало еще одно сообщение, и тут же включила экран.

«Трусиха)»

Я?

Сердце забилось с вызовом. А ведь он прав — Димка. Что я в своей жизни сделала сумасшедшего? И для кого?

Сев в постели, сбросила с себя ночную рубашку и включила светильник. Упала на подушку, включила селфи… и замерла с телефоном в руке, глядя на себя. Неужели такой меня увидит Гордеев?

В последний момент прикрыла грудь рукой, но фотографию отправила.

Господи, я смогла.

Но я таки трусиха!

Конечно, ночью снился Димка. Зимний лес, жаркие объятия и мы — оба до бесстыжего откровенные друг с другом. Просыпаться не хотелось, сон не отпускал, но будильник напомнил о новом дне и насущном хлебе, и я, собрав детей в детский сад, полетела на работу.

В двухдневное отсутствие Гордеева в офисе царил хаос. Но для справедливости надо сказать — вполне себе рабочий. Все суетились, стараясь продвинуть проекты и завершить недоработки не столько к Новому году, как к завтрашнему корпоративу, на котором предполагалось всем быть в обязательном порядке, и я тоже поспешила присоединиться к хаосу.

Поздоровавшись с сотрудниками, нырнула в свой закуток и включила компьютер. Открыв документы, отключилась от мира и с головой ушла в процесс изучения и сверки технических характеристик на заявленное заказчиком оборудование, лицензий и сертификатов, когда меня неожиданно отвлек руководитель группы.

Игорь Буряк, стуча по полу костылем, проковылял по проходу между рабочими столами ко мне, заглянул за перегородку и опустил на стол две папки. Кашлянул важно в кулак.

Я отвлеклась от компьютера и повернулась.

— Игорь, ты чего? — подняла на начальство глаза. Игорь поправил очки. — Надо что-то распечатать по нашей группе? — спросила. Обычно подобными вопросами занималась Манана, не обходившая Буряка вниманием, и я удивилась.

— Нет, Мария. Это документы по контракту с заводом Ольховской. Надо срочно согласовать акты по всем позициям и подписать. Их представитель всего день в городе по личным вопросам, а нам бы сегодня все провернуть и сдать в договорной отдел. Дмитрий Александрович из меня всю душу вытрясет, если не сделаем. Выручи, Малинкина, а?

— То есть? — не поняла я до конца просьбу.

— Съезди по адресу, координаты я дам. Тем более, что ты с группой Ольховской знакома. Ну, посмотри на меня, — парень виновато развел руками, — куда я с костылем-то? Смех же один. Не инженер, а сбитый летчик. А сделать надо — во, как! — Игорь приставил ладонь к горлу и сглотнул. — Часа за два управишься.

— Но, Игорь, а как же работа? У меня дела не закрыты, а Новый год уже на носу. Смотри, я после пяти оставаться не буду! У меня завтра утренник у детей! Мне еще костюмы подготовить надо, и вообще… Слушай, а других попросить нельзя? — с надеждой вытянула шею, оглядывая зал офиса.

Буряк поджал рот, тоже оглядел офис и виновато почесал лоб.

— Нельзя. У меня перелом, Манана с Валентиной по этому заказу не справятся, а у Шляпкина горит отчет по вашему «СНиПТехПромГазу». Технический с Гипом его уже к вечеру требуют на стол. Остаешься только ты. Нет, ну, если ты не можешь, тогда, конечно, придется мне костылять, а на улице гололед. Даже не и не знаю, справлюсь ли…

И лицо такое печальное, как у обиженного енота — встрепанного и несчастного, уронившего в воду сахарную вату.

— Ладно, Буряк, — я встала, сдернула со стола папки и схватила сумку. — Скажи, куда хоть ехать-то? Только смотри, если за два часа не успею — прикрой! И никаких сверхурочных часов сегодня! Ни за что не останусь, так и знай!

— Ой, спасибо, Маша! Никаких, обещаю!

Адрес, по которому я должна была встретиться с представителем, был мне не знаком. Новостройка находилась в новом районе города, рядом с центром, и добираться до нее пришлось общественным транспортом, ориентируясь по гугл-приложению. Пока ехала на встречу, все думала: с кем же из группы Эльвиры придется встретиться? Уж не с самой ли хозяйкой?

Видеть Ольховскую очень не хотелось, да и ее партнера-сожителя, любителя культурного отдыха и молодых девушек, тоже, но выбора у меня не было, и я дала себя слово держаться достойно. Вот встречусь, все подпишу, отвечу на вопросы и уйду. Только меня и видели!

Оказавшись в дорогой новостройке, назвала консьержу номер квартиры, поднялась на семнадцатый этаж и, выйдя из лифта, не удержалась, сунула нос в окно межквартирного коридора. И застыла в восхищении: Ого! Ничего себе! Ну и высота! А красота-то какая! Шпили церквушек, как игрушечные. И мост виден через реку. И городской парк. И Колесо обозрения.

А вечером, когда темно, город, наверное, вообще весь светится, как праздничный. Повезло же кому-то здесь жить! Все рядышком, под боком, а детская площадка возле дома — вообще загляденье! В нашем стареньком дворе таких качелей никогда не будет. И что же этот представитель тут забыл, интересно?

Но хватит. Пора дело делать, а не в окна смотреть.

Выдохнув для смелости, сделала лицо посерьезнее и подошла к двери нужной квартиры, предварительно вынув из сумки папки (а вдруг повезет, и даже раздеваться не придется?). Поправив на голове шапку, нажала на кнопку звонка, приготовившись ждать… но дверь тут же распахнулась. И не успела я бодро сказать: «Здра…», как застыла с приоткрытым от удивления ртом, неожиданно увидев перед собой Димку.

Тьфу ты! То есть, Дмитрия Александровича собственной персоной — все же рабочее время сейчас, как-никак.

Гордеев стоял передо мной в футболке, в джинсах, и босиком. С влажными после душа волосами и… радостным оскалом на лице. Прямо-таки разбойничьим, если брать во внимание блеск в черных глазах.

— …ствуй, — я сделала шажок в сторону и огляделась. — А ты… — но не успела ни задать вопрос, ни даже сказать словечко, как Гордеев, словно удав кролика, втянул меня загребущими ручищами внутрь квартиры, стянул шапку, крепко обнял и поцеловал. Так крепко, что глаза закрылись, а ноги подкосились.

— Машка! Как я скучал! Машка!

— Ди… Дима? — я попыталась отдышаться, чувствуя, как мои губы снова захватывают в плен. — Сумасшедший, подожди! А где представители Ольховской? А как же встреча? Меня ведь Игорь прислал, и я привезла документы…

Димка тут же отобрал из моих рук сумку и папки, и сунул в сторону. Сняв с шеи шарф, потянулся к молнии пуховика.

— К черту все документы! К черту встречу! Я полчаса назад прилетел и понял, что не выдержу до вечера. А на работе мне тебя не обнять так, как хочу. Машка…

— Но Буряк…

Пуховик исчез вслед за сумкой, Гордеев сел на корточки и расстегнул сапоги. Снял их с меня, поднялся и снова прижал к себе, уткнувшись носом в макушку.

— Это я попросил Игоря прислать сюда Малинкину. Ее и только ее! Сказал, как хочешь, но уговори. — Он засмеялся. — Иначе уволю!

Я ахнула.

— Но он же подумает…

— Да плевать мне, что он подумает! Что все подумают! Машка, Маша, я больше не могу! Хочу тебя чувствовать рядом, я и так слишком долго ждал. Ты даже не представляешь, сколько…

Рука под затылком лежала крепко, губы сладко целовали, а пальцы гладили волосы. Верхняя одежда больше не сковывала движений, и я сама обняла Гордеева в ответ. Приникла всем телом, отзываясь на ласку.

— Дима, подожди! — опомнилась, когда он поднял меня на руки, унося вглубь незнакомой квартиры. — А где мы? Мы здесь…

— Одни, — губы нашли мою шею и поднялись к подбородку. — Мы здесь одни, Малина. Это мой дом, и пока я не докажу тебе, как сильно скучал, не отпущу…

Кровать в его спальне оказалась широкой и мягкой. Я упала на нее, чувствуя, как платье ползет от бедер к талии, а руки Гордеева пробираются к груди. Так уверенно, словно мое тело всецело принадлежит ему. У Димки легко получилось меня раздеть, но он на миг застыл, снимая с меня белье. Прикипел к животу и бедрам темным взглядом, став снова серьезным.

Стянув футболку через голову, склонился ко мне, и я задержала руки на широких плечах, гладя их — сильные и крепкие — ласковыми ладонями. Подняла ладони на шею, зарываясь пальцами в волосы, и заглянула в глаза — на удивление ясные, не смотря на охватившее нас желание.

Слова вырвались сами, вплелись в поцелуй горьким вкусом, отозвавшись эхом из самого сердца:

— Я тоже тебя ждала, Дима. Долго! Где же ты все это время был…

Первый раз с нами происходило подобное. Первый раз мы занимались любовью под ярким светом дня, забыв об этом дне и о целом мире. Наслаждались друг другом, растягивая удовольствие, проникая глубже и отзываясь на все прикосновения.

Он скучал. Я чувствовала это по тому, как жадно его руки гладили мое тело, и как нежно целовали губы. Как он не отпускал, когда мы, успокаиваясь, лежали рядом.

— Отпусти меня в душ, Гордеев.

— Я покажу сам…

— Дима, мне надо вернуться на работу.

— Нет.

— Димка, сумасшедший, отпусти! — я засмеялась, когда он поймал меня в комнате и прижал к себе спиной. Мы стояли обнаженные, и дыхание Гордеева приятно грело затылок. — Я не сбегу.

— Нет, Малина, не сбежишь. Больше я тебя не отпущу.

Это странно прозвучало, и я повернулась к Гордееву. Удивленно выдохнула, но он уже шутливо опрокинул меня на постель. Опустился рядом на колени, погладил ладонью мою ногу и поставил стопу на свое плечо. Не отрывая от меня глаз, прижался к ней губами. Сегодня это прикосновение оказалось для меня самым интимным, мы были достаточно открыты, но я все равно покраснела. Вот честно, не краснела так, когда он целовал мою грудь, а тут как под воду ушла от смущения.

— Дима, не надо.

— Почему?

— Просто не надо, — это было не похоже на него, на гордеца Гордеева, но не могла же я сказать об этом вслух? — Зачем ты…

Димка нагло все повторил.

— Я хочу. Мне нравится. Ты нравишься, Малина, до помешательства. Я думал о тебе каждую минуту. — Он улыбнулся. — Нет, моя сладкая Маша, «Не надо» — не те слова, которых я жду.

Губы Гордеева прошлись по щиколотке, икре и поцеловали колено. За ним бедро… и я задрожала, почувствовав обжигающие поцелуи на своем животе.

— А каких слов ты ждешь? — потянулась к нему, поднимаясь. Обвив руками сильную шею, прижала к себе, с удовольствием встречая запах морозной свежести и тепло огня. Теряя голову от этих объятий.

— Когда-нибудь ты их скажешь, когда будешь готова. А я готов сказать прямо сейчас.

Ладонь ласково коснулась моего лица.

— Маша…

— Дима, не надо! Пожалуйста! — я вдруг испугалась, что услышу совсем не то, что ждет во мне женщина, и мое сердце обманется. Все это какое-то сумасшествие! Но я так боюсь, что оно закончится! — Не говори ничего, давай просто побудем вместе. Не надо, — еще теснее прижалась щекой. — А вдруг тебе это только кажется?

Я сказала тихо, но Гордеев мягко рассмеялся. Отстранился для того, чтобы я смогла увидеть его лицо. Протянув руку, погладил грудь, задев сосок большим пальцем.

— Боишься, Малина? А на фото была такая смелая…

— Димка, не вспоминай. Сама не верю, что оказалась на такое способна.

— …И такая красивая. — Мы снова поцеловались, и карие глаза удержали взгляд. — Машка, мне не кажется. Я совершенно точно знаю, что люблю тебя. Хочу все сделать правильно, но когда тебя вижу — превращаюсь в варвара. Мне хочется владеть тобой и не отпускать. К черту офис, Малина! Давай привезем детей и останемся у меня! Им здесь понравится. Зачем мне одному столько места?

Я ответила не сразу, настолько онемел язык от неожиданного признания, и душу захватили противоречивые чувства. Я все смотрела и смотрела на парня, думая, что это все сон, не иначе. Но вкус губ Димки — такой настоящий, просил меня ему верить.

— Дима, я не могу так сразу.

— Машка, я все сделаю сам, только соглашайся! Две ночи в гостинице без тебя были мукой. Не хочу повторения.

— А как же Игорь? Он ведь ждет. А дети? У них завтра утренник, и я должна все подготовить. И, только не смей смеяться, Гордеев, — серьезно сказала, — но… что я скажу маме?! Я не могу просто взять и сняться с места, ничего ей не объяснив. Я ведь теперь не одна.

Димка тоже посерьезнел. Качнул нехотя головой.

— Да, ты права. Надо семье сказать. День, Малина. Дай мне еще один день, и я постараюсь все расставить по местам.

Уже засыпая дома в постели, слушая рокочущий голос Димки, я решилась его спросить, прижав телефон к уху. Вопрос мучил меня весь вечер, не шел из головы, словно зацепка, заставляя возвращаться мыслями к словам парня.

— Дим… там, в своей квартире, ты сказал, что не дашь мне сбежать. Больше не дашь. Почему ты сказал больше?

Нас разделяло расстояние, но я услышала тяжелый выдох, а за ним и признание.

— Потому что однажды, Малина, ты от меня уже сбежала, и я даже поверил в то, что навсегда. Когда-то у меня был брат, которому я, считая его другом, признался в том, что люблю одну девчонку. И что это, кажется, серьезно и на всю жизнь — по-другому я любить не умею. И что собираюсь тебе об этом сказать. Я спросил его совета, а на следующий день потерял и брата, и девчонку. Он вдруг заметил тебя.

И все бы ничего, но он тебе понравился. Я долго не мог смириться, но мне пришлось. Когда он мне рассказал, что ты ждешь от него ребенка, и он сделал тебе предложение, мы подрались, и я забрал документы из университета. Дома был жуткий скандал. В общем, я уехал. Далеко. Как можно дальше от вас двоих и запретил себе вспоминать. А самое обидное, Малина, что ты обо мне даже не думала.

— Я не знала, Дед Мороз.

— Я сам виноват. Но вряд ли тогда, узнай ты о моих чувствах, что-то бы изменилось. Ты казалась такой счастливой.

— Кирилл никогда не делал мне предложения. Мы расстались с ним тем же днем. Увы, мое счастье только казалось настоящим.

Мы засыпаем с Гордеевым в разных квартирах, но все равно поздно. Оставшись в тишине ночи наедине со своими мыслями, я еще долго лежу, всматриваюсь в темноту перед собой, вспоминая юность. Школу, выпускной, университет… Димку Гордеева — темноволосого спортивного мальчишку, с коротким ежиком волос и серьезными глазами. В броне из гордости и ответственности, сквозь которую вряд ли могли пробиться чувства. Сейчас я это понимаю. Сколько же усилий приложил Кирилл, чтобы брат смог ему довериться. Зная Гордеева — немало. И как же запросто Кирилл это доверие предал.

Даже думать больно, что тогда чувствовал Димка, столкнувшись с предательством. Такие натуры, как он, долго зреют, взращивают характер, чтобы превратиться в настоящих мужчин. Но они совершенно точно умеют чувствовать.

Пусть я была слепой, но не Кирилл.

Не все было безоблачно в наших отношениях, но я хорошо помню, как он любил кичиться мной перед друзьями. Привирал, оказывал знаки внимания, на которые наедине не решался. Почти весь выпускной класс мы ходили в обнимку.

Да, тогда мне нравились его беззаботность и юмор. Легкость, с которой Мамлеев на все шел. Статус парня, уже студента, который из всех девчонок почему-то выбрал именно меня и не забывал об этом напомнить. Его шуточки о нашем зануде и гордеце Гордееве казались смешными. Я даже не задумывалась о том, что он никогда не отпускал их Димке в лицо.

Нравилось, пока мы не стали старше, и однажды все не закончилось в один момент. Так же просто, как и началось.

Я не искала с Кириллом встречи, я сразу решила, что это конец. Неделя молчания, невнятное объяснение в телефон, и он просто исчез из моей жизни. Я сама его вычеркнула и забыла. Думала, конечно, но вот так, чтобы тосковало сердце — такого не было. Я доверилась ему, а он предал меня так же легко, как брата. Я не смогла его простить.

Любила ли я Кирилла? Влюбленность, конечно, была. Но сумасшествия, такого, как с Гордеевым, и близко не было. Мы не сходили друг от друга с ума, когда физически чувствуешь расстояние, теперь я это точно знаю.

Утром глаза открылись, словно и не спала. Часы показывали шесть утра, а Феечка уже стояла на пороге, названивая в сотовый.

— Маруська, открывай! У-у-у, дубарь! Еле машину завела. И на какие испытания не пойдешь ради подруги!

Я распахнула дверь и чмокнула Наташку в холодную щеку. Феякина ввалилась в квартиру в шубе и с парикмахерским чемоданчиком в руке.

— Спасибо, Феечка! Даже не знаю, как тебя благодарить.

— Ой, не начинай, Машка! — подруга отмахнулась и шмыгнула посиневшим от холода носом. — Тем более, что пока и не за что. Лучше будь человеком и сделай кофе — погорячее! Я же глаза разлепила и сразу к тебе! У меня сегодня впереди не день, а свистопляска. До самого вечера у станка, так что я и от бутерброда не откажусь. А лучше сразу от двух! И давай, пока буду Дашку завивать, и тебе на голове чего-нибудь наверчу по-быстрому.

— Да ладно, Наташ, не надо мне. Сама соображу, не первый раз. Главное дочке. Она тебя вечером больше чем Зубную фею ждала.

— А вот это правильно! Настоящая принцесса растет! И что значит «не надо»? Ты у нас сегодня кто?

— Кто? — я хохотнула. — Разве не Мария Малинкина?

— Конечно, нет! Мать Снежной Королевы, вот кто! Так что не спорь, Маруська!

Наташка широко улыбнулась и напросилась разбудить малинок. И, конечно же, достала из кармана шубы два киндер-сюрприза.

Я тоже махнула рукой и умчалась в ночнушке на кухню — готовить всем завтрак, уверенная, что Феечка справится. Вот если и есть более действенный способ разбудить моих малышей, то мне он не известен.

Уже когда прощались (Дашка стояла в прихожей с уложенными в кукольные завитки волосами и румяными щечками, а у Лешки торчал модный ирокез, и обе малинки таращились на себя в зеркало), Наташка, сунув руки в шубу и схватив чемоданчик, напутственно сказала, влезая в сапоги:

— Машка, у тебя сегодня первый в жизни корпоратив — смотри в оба! Ты у меня еще тот дилетант по части кулуарных интриг. Налегай на салатики и меньше болтай о себе, поняла? Лучше слушай больше! А то знаю я эти пьянки. Сначала разболтают все друг о дружке под градусом, кто, где и с кем, а потом целый год глаза отводят, так стыдно. Но стыд еще полбеды. Хуже всего компромат! Ты удивишься, на что способны люди, особенно за прибавку к зарплате или место потеплее. Бьют метко и больно! Ну все, побежала я, подружка, увидимся! Будь умницей у меня!

И пока я твердо не пообещала быть, не ушла.

— Спасибо, Феечка! Пока!

В детский сад мы приехали с мамой и отчимом. И как любые мама с бабушкой, весь утренник умилялись, какие наши двойняшки хорошенькие. Дашка в новом платье и с прической просто сияла. Лешка хвастался модной челкой и оленьими рогами, бодал девчонок, но стих рассказал громко, и похвастался Деду Морозу, что ему подарили кран. Так и сказал:

— Ольга Олеговна, а мне настоящий Дед Мороз кран подарил! Башенный!

— А мне куклу! — пискнула Дашка.

Пришлось мне срочным образом влезать в круг и уверять всех детей, что это не Ольга Олеговна перед ними, а очень даже настоящий снежный дед. Ну, разве что немножко похож на дорогого и любимого старшего воспитателя.

После утренника поцеловала детей и передала маме. Побежала на работу — как-никак, вчера в офис не вернулась, а сегодня отпросилась у Буряка до обеда, надо же и совесть иметь! Прибежав, быстренько разделась, заглянула в подсобку за чашкой кофе, и нагло притащила ее в свой закуток. Сев за стол, потерла ладони друг об дружку, собираясь работать.

Все вокруг — заметно принарядившиеся — так же усиленно терли ладони, жмурили глаза перед экранами компьютеров, шмыгали носами и поглядывали по сторонам. В общем, усиленно делали вид, что заняты. Из чего я догадалась, что Гордеев давно на месте.

А подумав о Димке, тут же мысленно растеклась лужицей, взглянув на его дверь: ох, как увидеть-то хочется! Но если сейчас вдруг выйдет — расплывусь в улыбке, как влюбленная дурочка. И прощай конспирация! А мы ведь еще ничего не решили.

Щеки обдало жаром, я выдохнула и постаралась сосредоточиться на незаконченной сверке характеристик. Застучала пальцами по клавишам, втягиваясь в задачу.

— Привет, Машка! Дай карандаш! — Юрка Шляпкин навис над перегородкой и присвистнул. — Ух ты, шикарно выглядишь, Малинкина!

Я отвлеклась от компьютера и протянула другу карандаш. Сегодня я надела недлинное трикотажное платье под цвет глаз. Не новое, но симпатичное. Я знала, что оно мне идет, и чувствовала себя в нем уверенно. Подумав об этом, поблагодарила мысленно Феечку за старания. Подкрученные и подобранные на затылке волосы, и правда, лежали замечательно, вот только смотреться в зеркало было некогда.

— Держи! Спасибо, Юра. Ты тоже сегодня ничего. О-у, да у тебя новая рубашка? И даже нашелся в общаге утюг?

— А то! — просиял Шляпкин, поправляя галстук. — С премии купил! И то, и другое! Мы теперь в серьезной фирме работаем, надо соответствовать!

Он прыснул смехом и оглянулся. Затем заговорщицки приложил ладонь ко рту.

— Это ты еще нашу Валечку не видела. Вот уж кто точно премию потратил по назначению.

— А что с Галаниной не так? — я удивилась.

— Да в том-то и дело, что все так. Поверь на слово: коматоз Петуховой обеспечен! Так и вижу, как эта вобла от зависти шпинатом давится! Жду вечера и фурора родного отдела! Наши девчонки — самые лучшие!

Шляпкин хохотнул и показал взглядом в сторону. Я вытянула шею и как раз увидела мимо шествующую по проходу Валечку. С укладкой «конский хвост плюс длинный приплет», девушка проплыла по проходу в облегающем платье с таким низким декольте (ниже только у Анжелики — той, что Маркиза ангелов), что даже у меня отвисла челюсть. Что уж говорить о наших мужчинах, которые на девушку из всех углов офиса просто таращились.

Фигасе! Вот что значит с гордостью носить свое достоинство. Бедная Петухова. А ведь и правда, подавится.

— Ого! Мощно!

Друг томно выдохнул и хохотнул:

— А я что говорил. Тут ни одна секретарша в «Гаранте» конкуренции не выдержит. Ох, чувствую, Машка, веселый сегодня будет вечерок в ресторане, при таком-то перевесе натуральной красоты. Будь я на месте наших директоров, я бы открыл для Галаниной вакансию личной помощницы. Это же не девушка, а генератор хорошего настроения! Ну и рабочего тонуса, само собой.

Я, очнувшись, повернулась к Шляпкину, нахмурила брови и сердито наставила на парня палец.

— Юрка, смотри мне! Вот только попробуй Валечке что-то такое брякнуть… Только попробуй испортить человеку настроение в праздник, и я тебя… — осмотревшись, выхватила из его руки карандаш и пригрозила, — проткну вот это штукой! И тоже до коматоза! Будете потом с Петуховой друг дружке искусственное дыхание делать!

Юрка даже побледнел от такой перспективы и артистично схватился за сердце.

— Тьфу ты! Чур тебя, Малинкина! Уж лучше я без премии останусь, чем поцелую эту визгливую стерву! Ну и шуточки у тебя! Дай лучше сюда мой карандаш! А я еще хотел с ней потанцевать сегодня. Одолжение сделать по старой дружбе.

— Что? Да очень надо, Шляпкин! Обойдусь! И с чего это карандаш уже твой?

— По праву сильного, вот с чего! Подумать только, чуть о новости ей не проболтался по секрету. Но теперь-то уж я точно рыба!

Парень исчез за перегородкой. Недолго думая, я тут же взобралась на нее.

— Ю-юр?

— Чего тебе, женщина?

— Колись давай, что за новость-то? Я же теперь работать не смогу.

— А мне-то что? — Юрка пожал плечами. — Не моги.

— Шляпа, ну будь человеком! Вспомни, кто тебя всегда печеньками кормил? И между прочим, — я понизила голос до шепота, — это мне известен твой маленький секрет про кофе. Почему он у Дмитрия Александровича так быстро заканчивается. М?

— Язва.

— Вся в тебя, коллега.

— И шантажистка. Но вот за что я тебя уважаю, Машка, так это за прямоту и щедрость.

— Аналогично!

Гордо отфыркавшись, я попросила:

— Шляпкин, ну ты скажешь уже или нет? Все равно ведь узнаю.