Зимний сон малинки Логвин Янина
— Кто? — спросили мы с Мананкой в унисон.
— Вон та девица в коралловом, — с опаской мотнула Галанина подбородком в сторону вип-стола, за который только что присела незнакомая шатенка. — Я думала, мне показалось — там, у елки.
— А разве нет?
— Нет, — выдохнула девушка. — Представляете, я только что встретила ее в туалете, и она потребовала «оставить его в покое и убираться вон из их жизни. Иначе мне не поздоровится».
Ого! Мы с Эристави вытянули лица и озадаченно переглянулись. Вновь уставились на Валечку.
— Валь, ты не шутишь?
— Да уж какие тут шутки, Маша! Она какая-то ненормальная! Я думала, что сейчас мне глаза выцарапает! Видела бы ты ее, когда мы остались одни. Хорошо, что вошли другие женщины и помогли сбежать.
Я покосилась на незнакомку, но та сидела с прямой спиной и молча орудовала ножом и вилкой, глядя в свою тарелку. С виду — само спокойствие, вполне привлекательное на вид.
— Странно. Ничего не понимаю. А ты-то здесь причем? И кого «его»? — не сдержала я удивления. Уж кто-кто, а вечно краснеющая Валечка на роль роковой стервы ну никак не годилась.
— Да в том-то и дело, что понятия не имею!
Галанина расстроено вздохнула и задумалась.
— Девочки, — подняла голову, — а может, она меня с кем-то спутала? Барби эта? Бывают ведь в жизни недоразумения, правда?
Мы обе с Мананкой спустили взгляды на грудь подруги, и снова вернули на лицо. И обе согласились с первой мыслью, пришедшей на ум:
— Бывают, Валечка, но не в твоем случае. Тебя с кем-то спутать невозможно! Давай, Галанина, вспоминай, кому кружила голову последнее время.
Вспомнить у Валечки не получилось, как она ни старалась, и мы решили оставить все претензии на совести незнакомки. В конце концов, ее ревность точно не была проблемой Галаниной, и портить ей праздник она не имела права.
Обсудив ситуацию и вволю повозмущавшись, переименовав незнакомку из Барби в Бешеную Креветку, решили Валечку больше одну никуда не отпускать.
Только договорились, как тут Шляпкина ветром к нашему столику принесло. И тоже не спокойным, а штормовым.
— Ты это придумала, Машка, тебе меня и выручать!
— Юр, что случилось?
Наши мужчины-соседи ушли на перекур, и Юрка с совершенно несчастным видом опустился на один из свободных стульев. Выпил залпом шампанское из моего бокала и обиженно поджал рот.
— Ничего хорошего, Малинкина, и это слабо сказано, — выдохнул парень.
— Да говори уже!
— Сначала ко мне подошел главный инженер, ответственный за наш отдел, мы выпили, а затем он спросил, не притесняют ли меня сотрудники, как представителя сексуальных меньшинств? Потому что лично он, видите ли, за либеральные взгляды в компании.
— Ого! Ничего себе.
— Неужели вот так и спросил? — сунула нос Мананка.
— Клянусь тестикулами, — ругнулся Юрка. — Но это еще не самое страшное.
— А что же самое?
— Только не ржать! Эристави, даже не думай! — Шляпкин наставил палец на Мананку, не к месту хихикнувшую. — А то не расскажу!
Лишить Мананку новости было хуже, чем провести над ней телесную экзекуцию, и девушка послушно втянула щеки, потянув из стакана через соломинку коктейль.
— Ну, — поторопила я друга, — что самое страшное-то? Рассказывай!
Парень насупился.
— Меня на свидание пригласили, вот чего! Еле отвертелся.
Сегодня был праздничный вечер, вокруг сидели и танцевали люди. Смеялись симпатичные девушки… Я развела руками.
— Ну и что? Иди, Шляпкин! Ты же сам говорил, что у тебя девушки нет. Вот и познакомишься.
— Так в том-то и дело, Машка, что не с девушкой! — вспылил Юрка. В расстроенных чувствах парень залез в чужую тарелку и сунул за щеку фигурный сухарик. Захрустел отчаянно: — С электриком Пашей! Оказалось, что этот двухметровый бугай — гей! И он давно считает меня симпатичным. Молчать, Эристави! — палец Юрки снова взлетел вверх, но Мананка, не сдержавшись, уже вовсю хрюкала в коктейль.
— Молчу! Очуме-еть. А я еще на этого Пашку заглядывалась…
— И я, — неожиданно призналась Валечка. — Он всегда такой стильный. О моде говорит…
— И если он меня так троллит, то это совсем не смешно! Я тут всем не шут гороховый!
Лицо Шляпкина печально скисло.
— Малинкина, чего делать-то, а? Я что, от этого клише теперь век не отмоюсь? Только увольняться?
Друг расстроился не на шутку, на него поглядывали, и я невольно почувствовала за собой вину. Пусть он сам возводил напраслину на Гордеева, но насмешки над Шляпкиным я тоже терпеть не хотела. А уж тем более видеть на его месте другого человека.
— Спокойствие, Юр! Только спокойствие! — сказала, опустив руку парню на плечо. — Есть мировая идея! У нас тут одна красотка Валечку только что в туалете приревновала, и всерьез пригрозила ей членовредительством. А к кому, мы так и не поняли.
— Вон та Барби в коралловом, за столом главного. Видишь? — кивнула Мананка подбородком в сторону пьянствующего руководства. — Сущий ангел с виду, а на деле — Бешеная Креветка! Валечка теперь одна шагу ступить не может, боится. А вдруг Креветка не шутит?
Юрка обернулся, сориентировался, и тут же присвистнул.
— Ничего себе! Даже боюсь предположить, к кому. Такие высоко летают.
— Да это уже и не важно, — вернулась я к плану. — Забудь! Главное, что вы можете выручить друг друга. Побыть сегодня вместе. А?
— Точно! — сунулась Мананка, раздвинув локтями тарелки. — Покрутите любовь на глазах у всех, от вас и отстанут. Гениально! Только знаете, что?
— Что? — выдохнула Валечка, а Юрка натужно проглотил второй сухарик.
— Одного дня мало. А вдруг эта Барби, Валь, тебя и в «Гаранте» найдет? Хотя бы три минимум! — важно резюмировала Эристави и довольно откинулась плечами на спинку стула. — И обязательно с поцелуем на глазах у всех! Как в кино! А иначе, ребята, никаких гарантий! Быть тебе, Юрка, вечным геем, а Валюше прятаться.
Вот про поцелуй я точно не подумала и удивленно уставилась на Мананку: не слишком ли это смело для нашей скромной Валечки? Та, поймав мой взгляд, лишь подмигнула. Скосила хитрые глазки с намеком на Шляпкина. Я тоже повернулась…
Юрка, закусив нижнюю губу, смотрел на Галанину. Почесав затылок, опустил глаза на грудь… и вздохнул. Поднялся вдруг, подступив к девушке.
— Э-э, Валентина. Ты не против со мной потанцевать?
Песня звучала быстрая, человек тридцать отплясывали кто во что горазд, но какая разница, если мир внезапно сузился до двоих? Мы с Мананкой затаились.
— Нет, я… — Валечка заволновалась и покраснела. Привстала, затем села. — Я нет.
Юрка помрачнел.
— Нет? Ты что, тоже думаешь, что я гей? — глухо спросил.
На самом деле, при всей своей браваде Юрка был из тех парней, которые за смешками прячут неуверенность в себе, и сейчас, решившись на смелый шаг, он снова приготовился закрыться.
— Господи, Шляпкин, — я не выдержала, — да веди ты уже Галанину танцевать! Она хотела сказать, что не против. Просто поцелуя испугалась. А вдруг ты целоваться не умеешь? Правда, Валь?
— Да, — кивнула девушка. — Вдруг. Т-то есть, нет, не поэтому! — спохватилась, но поздно. Настроение было хорошее, и Валечка рассмеялась вместе с нами.
— Девочки, я с вами с ума сойду. Пойдем, Юра! — сама взяла парня за руку и утащила в круг танцующих. Мы с Мананкой только прыснули смехом им вслед.
— Господи, Машка, поверить не могу! И эта скромница, которая краснеет от слова «поцелуй», носит самое вызывающее в «Гаранте» декольте и танцует сексуальные танцы. Где справедливость вообще?
Ответа я не знала. Да и не хотела думать о справедливости. Не сейчас, когда вокруг шумел праздник — крутились снежинки и переливались гирлянды. Я и так этим мыслям отдала слишком много времени.
За стол вернулись мужчины, и вместе с Эристави ушли танцевать. Снова попробовали меня пригласить — и я снова отказалась. Не могла и все. Мне нужен был Димка, только он, и лишь его я ждала.
Наверное, поэтому и заметила одной из первых, когда он вошел в зал в темно-сером приталенном костюме, застегнутом на все пуговицы, и с охапкой белых роз в руке.
Он опоздал, но явно собирался произвести впечатление, потому что выглядел Гордеев не просто с иголочки, а как знаменитость на красной дорожке — великолепно. Это первое, что бросилось в глаза, а второе… и от этого второго у меня радостно застучало сердце — Димка улыбался. Улыбка сияла на его красивом лице, и многие из «Гаранта», кто знал, насколько этот молодой мужчина обычно серьезен, сначала удивились, а потом приветливо заулыбались в ответ. Наши парни и вовсе заулюлюкали, встречая начальника:
— Дмитрий Саныч! Ну, наконец-то!
Он вошел и огляделся, на миг застыв. Наш столик стоял с противоположной стороны от входа, в зале находились три сотни человек, свет был приглушен, и Димка меня не увидел. Я несмело подняла руку, но ее тут же заслонили сотрудники, остановившиеся в проходе.
Гордеева это не задержало. Он направился сквозь танцующих к возвышению, на котором как раз заканчивали играть новогоднюю песню музыканты, и решительно поднялся к ним. Продолжая улыбаться, отодвинул солиста, приник к микрофону и попросил у всех минуточку внимания.
Зал стих, а вместе с ним и я, не понимая, что происходит.
— Добрый вечер, коллеги! Добрый вечер, уважаемые сотрудники «Гаранта» и родная команда отдела, — начал Димка, завораживая народ улыбкой. — Рад видеть всех здесь и знать, что у вас хорошее настроение — это значит, праздник удался. Извините за паузу! Обещаю не отнять много времени у вас и музыкантов, просто у каждого человека в жизни бывают моменты, когда он не может молчать. Вот и у меня наступил такой момент. Но прежде, чем я перейду к сути дела и объясню, почему стою перед вами, позвольте поздравить всех с наступающим Новым годом и пожелать нашей общей компании удачи и процветания! Это благодаря вам сегодня о нас знают и с нами считаются. С праздником, «Гарант»!
Народ в зале одобрительно загудел, захлопал, а на танцевальной площадке прокатилась волна оживления. Димка поднял вверх руку, прижимая к себе цветы.
— А теперь самое главное — то, из-за чего я сюда поднялся и почему волнуюсь. Сейчас в этом зале находится очень важный для меня человек — девушка, которую я люблю. А еще — и, возможно, для кого-то из вас это станет новостью, — мои родители.
Что? Сначала у меня огнем вспыхнули щеки, а затем от удивления открылся рот. Все встало на свои места меньше, чем за секунду. В один щелчок. Ну, конечно! Школа, пятый класс, новый кабинет и родительское собрание, на которое однажды мне пришлось провожать родителей Гордеева. Вот откуда я помнила генерального и его жену. Вот почему их лица мне показались знакомыми.
Да, я всегда знала, что Димка из обеспеченной семьи, но никто и никогда не говорил мне, что он сын… директора «ГБГ-проект»? Кажется, и теперь еще никто не догадался, иначе бы народ не озирался удивленно по сторонам.
— Да, они все в этом зале, и сейчас я бы хотел, при всех вас, попросить у моей девушки руки и сказать, что готов связать с ней жизнь. Если позволите.
Гордеев широко улыбнулся — немного смущенно, но очень искренне.
— Впрочем, — вдруг сказал, проведя рукой по волосам, — даже если и не позволите, я все равно это сделаю!
Мамочки, что происходит? Сердце отчаянно забилось то ли в испуге, а то ли в преддверии самой важной в моей жизни минуты. Я прикипела к стулу так, словно вросла в него корнями. Неужели все происходит на самом деле, и мне не снится Димка и его слова? Все эти люди? Потому что даже в мыслях я не мечтала ни о чем подобном. Душа затрепетала: неужели все правда?
В эту самую секунду в зале раздался голос генерального — оказывается, микрофон был не только у музыкантов.
— Погоди, сын! — мужчина встал со стула и взмахом руки привлек к себе общее внимание. Все тут же ошалело притихли. На глазах коллектива происходило что-то весьма необычное, интересное, и никто не собирался этому мешать.
— Вот тебе неожиданность! Огорошил нас с матерью, и это мало сказать! Это мы собирались сделать тебе сюрприз, а оказалось, что сюрприз сделал ты. Да какой! Рад, Дмитрий, очень рад! И раз уж ты решил объявить о свадьбе на рабочем корпоративе, — мужчина повел рукой, — давай не будем тянуть и представим всем твою невесту. Почту за честь! Она сегодня как раз прилетела из Парижа. Диана, дорогая, прошу!
Главный захлопал в ладони, его поддержали соседи, и из-за стола поднялась девушка — та самая красивая шатенка в коралловом платье, совсем недавно так некрасиво приревновавшая Валечку. Шагнула гордо и уверенно вперед…
Я еще понять ничего не успела, а уже задохнулась, перехватив ладонью горло и отшатнувшись. В грудь словно град ударил, забарабанил в душу стальной дробью, вонзаясь в сердце ледяными иглами и разбивая его в клочки. Застучал отчаянно по раненой плоти, пряча за нарастающим шумом в ушах все окружающие звуки. Обжигая холодом все, что еще секунду назад так нежно трепетало несмелой радостью.
Сердце сдавила боль. Такая сильная, что бокал выпал из рук, а я поднялась, не в силах с ней справиться. В голове помутилось, а в глазах встала пелена.
Невеста. Невеста. У Гордеева есть невеста, которую он любит!
Ну, конечно, она и была все это время — слухи не лгали. Я сама рассказала об этом случайной попутчице в поезде, разве не так? Красивая девушка с красивым именем из хорошей семьи. Под стать парню, всегда так высоко себя ценившему.
Но тогда я зачем? Все это со мной зачем? Слова, надежды… признание зачем?! Ведь я ничего не просила!
Она шла по проходу навстречу Гордееву, люди расступались, а меня непослушные ноги уносили к выходу. Прочь от удушливой волны, которая накрыла собой и теперь стремительно вращалась вокруг, грозя затянуть в воронку отчаяния.
— Маша! Машка!
Именно в этот момент я бросилась бежать. Это было слишком.
Схватив сумочку, кинулась через вестибюль ресторана, распахивая двери, прямо на улицу, в мороз. Чьи-то руки поймали меня на крыльце и потянули за угол дома — пронесли с силой. В глазах стояли слезы, и я не видела, кто навис надо мной, только попробовала эти руки с себя стряхнуть.
— Пусти меня! Пусти!
— Тихо, Машка. Да успокойся ты! Это я — Кирилл.
Кто?! Господи, только его не хватало!
Я дернулась, но Мамлеев оказался сильнее. Он прижал меня к себе и накрыл ладонью рот — очень вовремя, потому что крик боли, стоявший в горле, едва не вырвался.
Рядом послышались стремительные шаги и громкое: «Маша! Маша!» — быстро уносящееся прочь. Так же быстро, как мое непродолжительное счастье.
Именно голос Димки заставил меня перестать биться в силках и обессилено поникнуть.
Кирилл убрал руку, но не освободил. Развернул к себе лицом.
— Отпусти, — я толкнула парня в грудь. — Пошел к черту, Мамлеев! Слышишь?
Не услышал, только сжал на плечах пальцы сильнее.
— Что, Машка, наелась любви? Чего убежала? — бросил Кирилл сквозь зубы, когда шаги Гордеева стихли. — Или ты другого ждала от нашего гордеца? Может, что это он на тебе женится, а не на единственной наследнице строительной корпорации с миллионными активами? У тебя же столько плюсов, хоть заешься! Квартира — конура, и два хвоста в придачу. Завидная невеста!
Да ты хоть знаешь, сколько стоит этот брак? — выдохнул, приблизившись. — Сколько ему достанется в случае появления наследника? Да и невеста ничего так, правда? — рот Кирилла скривился в злой усмешке. — Элитная сучка, объезжай в свое удовольствие. Что-что, а дураком Гордеев никогда не был. Развлекся и хватит, через месяц в Париже и не вспомнит ни о какой Машке! Тем более, что он тобой уже попользовался!
Я закрыла глаза, чувствуя, как слезы потекли по лицу.
— Замолчи.
— Красиво он отомстил нам двоим за прошлое, не ожидал. Ты ведь уже знаешь историю о его школьной любви к соседке по парте? Так трогательно, что однажды даже я проникся. Разве не этой басней он тебя втащил в «Гарант»? Я два года подбирался к тендерам «Партнер-строя», чтобы схлестнуться с Гордеевым, и вот, когда мне это удалось — вдруг появляешься ты и путаешь все карты. К черту, Машка! Я и думать о контракте не мог рядом с тобой! Он снова опередил меня на шаг! Мой зануда-братец, которому все в этой жизни давалось легко. Только вот что ему можешь дать ты, Малина? Ты об этом подумала, зачем нужна ему?
Значит, Димка рассказал правду.
Больнее не стало, стало горше и противнее от того, что этого парня, который вцепился в меня сейчас, как клещ, я когда-то любила. Верила, что любила.
Я все-таки смогла прогнать слезы, вскинуть подбородок и взглянуть Кириллу в лицо, как ни сжималась душа. Не только сегодняшний вечер, сейчас наше прошлое встало между нами, чтобы мы смогли наконец-то поставить в нем точку.
— Ты прав, ничего. Мне нечего ему дать. И именно поэтому шесть лет назад, как только ты понял, что Гордеев уедет, я перестала быть нужна тебе! Глупая Малина стала разменной картой между вами. Как ты, должно быть, радовался, вешая мне лапшу на уши.
— Это не так, Машка.
— Молчи! Это так! Ты всегда завидовал Димке, но очень хотел, чтобы было наоборот, а он взял и забыл о тебе! Вычеркнул из своей жизни раз и навсегда, и не возвращался! Что он сделал, Мамлеев, скажи? Забрал твою детскую игрушку? Разбил в кровь нос? За что ты его ненавидишь?
Мы стояли на морозе скованные не холодом, а чувствами, и они жгли нас изнутри сильнее огня.
Желваки на тонком лице Кирилла натянулись. Темные глаза в сумраке вечера блеснули злостью и обидой.
— Ты все равно не поймешь.
— И плевать! Ты давно стал чужим человеком, чтобы я тебя понимала. Но мне тоже есть, что сказать, Мамлеев. Да, может, Димка и не вспомнит обо мне, пусть! Но ты о нем точно не забудешь. И каждый раз, когда твоя зависть будет точить зубы и грызть тебе душу вопросом, почему он, а не ты… Почему никогда, такая, как Диана, не выберет тебя… Знай: потому что ты даром никому не нужен!
— Ты ничего не знаешь о нас с ним!
— Мне достаточно знать тебя! У тебя нет ничего — ни слова, ни имени, ни даже уважения! И не рассказывай мне об элите, я не вчера родилась! Зря ты сегодня сюда пришел, надеясь увидеть, как я расстрою его свадьбу. Я этого не сделаю. И еще, Кирилл… Тебе никогда не стать Гордеевым, ты другим родился. Петухова — вот все, чего ты заслуживаешь.
— Я ее не выношу. Она мне противна.
— Мне все равно.
Кирилл прижал меня к себе. Я дрожала, хотя холода не чувствовала.
— Машка, ты ведь его не простишь? — требовательно спросил. — Ты ведь гордая, Машка! Не простишь?
— Пусти!
— К черту нас с Гордеевым! Забудь, что было! Я любил тебя. Да, сначала хотел сделать его несчастным, а потом стал несчастлив сам. Думаешь, это легко — жить и знать, что где-то растут твои дети? Что ты не хочешь и слышать обо мне? Но мы были молоды, у нас еще могли быть годы свободы! Я строил планы, я дал тебе время подумать… А ты поступила по-своему, решив за нас двоих.
Душу и так затопила горечь, а тут словно мир померк. Если бы могла — рассмеялась.
— Какой же ты лжец! Ты бросил меня! Хотя нет, правда в твоих словах все же есть. Ты действительно строил планы, только вот я со своей конурой и хвостами, как ты сказал, в них не вписывалась. — Слезы снова пролились из глаз. — Уйди, Мамлеев! Ненавижу тебя!
— Машка, — Кирилл оплел руками мои плечи, не давая вырваться, — давай все исправим! Ты и я? Ты же любила меня! Ты простишь, я знаю…
— Нет!
— Да! — он попытался найти мои губы, и наконец вся ненависть, что вскипела во мне, что жила к нему все эти годы, обрушилась в пощечину.
Я отшатнулась от него, как от огня, оставив на щеке след от удара. Шпильки высыпались из волос, и пряди подхватил ветер.
— Нет! — за эти шесть лет я уже стала достаточно женщиной, чтобы прочитать желание в его глазах. — И не надейся, Кирилл. Никогда!
Он наклонился, набрал в горсть снега и отер щеку. Сощурив взгляд, вернулся к тону, с которого и начал разговор.
— Ну, это мы еще посмотрим, Машка! Когда он женится, а ты останешься без работы, ты заговоришь по-другому. И, возможно, у меня будет, что тебе предложить.
Я не хотела думать о работе, не хотела думать о Мамлееве и завтрашнем дне. Мне нужен был мой дом и мои крохи-малинки, чтобы вдохнуть их запах, услышать голоса и снова почувствовать, что я в этом мире не одна.
— Нам ничего не исправить, Кирилл. И я не заговорю. В моих планах больше никогда не будет тебя. Прощай!
— Стой, Машка!
На стоянке у ресторана стояло такси, я бросилась к нему, распахнула двери и села внутрь, молясь про себя, чтобы оно не оказалось заказанным. Назвала водителю домашний адрес и откинулась на сидение без сил, закрыв глаза.
За эти несколько минут на крыльце ресторана уже успели столпиться люди — мне хотелось сейчас как можно скорее уехать отсюда. От всех этих любопытных глаз и звуков шумной вечеринки, ставшей для кого-то праздником, а для меня — началом чужого счастья.
— Девушка, вы ведь из ресторана? Не знаю, что произошло, но, может быть, вам лучше вернуться и одеться? Я подожду, это не проблема.
Вопрос водителя прозвучал озадаченно, но неожиданно участливо. Я задавила в голосе всхлип.
— Нет! Пожалуйста, едемте! Просто отвезите меня домой.
— Как скажете.
Машина завелась и отъехала, замелькали дома, переулки, улицы… заиграла тихая музыка… Удивительно, но только спрятавшись от ветра внутри салона незнакомого автомобиля, я почувствовала, как сильно замерзла. Обняла себя руками за плечи и задрожала от холода. Так и проехала весь путь застывшей фигурой, не открывая глаз. Тщетно пытаясь удержать слезы под веками.
У дома кое-как рассчиталась с таксистом и пошла к подъезду — бежать не могла, ноги не слушались. Поднялась пешком на родной этаж и не сразу открыла дверь. А когда вошла в прихожую — напоролась на тишину и темноту.
— Леша?! Даша?! — пальцы испуганно скользнули по выключателю, зажигая свет. — Мама, вы где?!
Я потянулась к сумочке, оглядываясь в пустой квартире. Время для сна было не очень позднее, но для прогулки с малинками совершенно не подходящее.
Вмиг все собственные переживания померкли, оставив место нарастающему беспокойству. Включить телефон никак не получалось, руки замерзли, и сумка упала на пол. Когда все же включила и поднесла к уху, чьи-то пальцы перехватили запястье и мягко отвели телефон от щеки.
Знакомый голос раздался у макушки:
— Не надо, только напугаешь. Дети с мамой у меня, ждут нас. Я же обещал тебе, что больше не стану спать один. Я не стану, Малина. Теперь у нас с тобой будет общий дом.
Димка был здесь, за моей спиной, и слова достали до сердца. Я опустила голову, но повернуться сил не нашла. Сказала тихо:
— Дом? А как же невеста? Гордеев, я не буду твоей любовницей. Это было жестоко.
Он отобрал телефон, обнял и прижал к себе.
— Машка, прости! — зарылся губами в волосы, притягивая ближе. Оплел руками так, что не вздохнуть. — Напугала ты меня! Думал, с ума сойду, пока нашел! И раздетая убежала, заболеешь ведь!
— Дима, не надо.
— Надо, Малина. Снова не вышло у меня с признанием. Пора заканчивать играть по правилам. Когда дело касается тебя, надо просто брать и не отпускать. Больше я подобной ошибки не допущу.
Димка поцеловал меня в затылок, и от этого ласкового прикосновения заныло сердце и отозвалась тоской душа. Это и близко не походило на игру. Но тогда на что? Я не понимала. А то, что чувствовала, царапало душу и выворачивало ее наизнанку.
— Малина, я полжизни от тебя бегу, и когда мне уже казалось, что убежал, ты вернулась и заявила на меня права. Да, была Диана, и этого не изменить. Я строил жизнь, как умел, думая, что ты с Кириллом. Если бы только знал, что это не так — нашел бы тебя раньше. — Димка снова коснулся губами моих волос. — Прости, что не нашел.
С Дианой мы знакомы со времени учебы в университете, и долгое время оставались просто приятелями. Не знаю, кому первому пришла в голову мысль о нашем браке — ей или ее отцу, но моему отцу предложение понравилось. Я долго не хотел о нем слышать, но в какой-то момент одиночества подумал: почему нет? Если это поспособствует семейному бизнесу-пусть. Полюбить ее я не смогу — уже до нее знал, что бесполезно надеяться. Но, может, у нас и получится построить что-то, похожее на отношения. Тогда наши семьи и договорились о свадьбе.
Гордеев замолчал. Мы стояли без движения, я не видела ничего перед собой, только слушала, как родные стены вместе со мной впитывали слова признания.
— И тут появилась ты. Такая же синеглазая и улыбчивая Маша Малинкина, какой я тебя запомнил. Словно наш выпускной случился только вчера, ты танцевала и уходила с Кириллом, а я смотрел вам вслед. Помнишь тот первый день, когда пришла в «Гарант»?
Помнила ли я? Еще бы!
— Да. Ты сделал вид, что не узнал меня.
— Я был уверен, что все забыто, и мои чувства к тебе остались в прошлом. Что повстречай я тебя на улице — просто кивну и пройду мимо. Мы не виделись столько лет, но стоило тебе войти и заговорить… я сразу понял, что проиграл, и семейным бизнес-планам никогда не осуществиться.
— Почему?
— Потому что рядом с тобой, Малина, других для меня не существует. Напрасно я обманывался надеждами. Никогда нашему браку с Дианой не стать полноценным, когда где-то есть ты. В тот день я позвонил Диане и сказал, что свадьбы не будет, хотя ещё ничего о тебе не знал, одна ты или нет.
— А когда узнал?
— А когда узнал, хотел убить Кирилла. Не мог поверить, что он так поступил с тобой и детьми. Ты всегда заслуживала быть счастливой. Тогда я решил, что это мой шанс, и на этот раз тебя не отпущу. Я понимал, что потребуется время, и был готов ждать, мне даже казалось, что я тебе неприятен, но вдруг случилась поездка… и мы. Случилась ты, Машка, и это была самая лучшая ночь в моей жизни.
Гордеев прижался щекой к моему виску, согревая своим телом, а я и не заметила, как сильно меня сотрясает дрожь. Признался, поглаживая мои руки и плечи:
— Уже тогда я был готов предложить тебе все, что мог, но ещё была Диана и помолвка, которую она отказывалась расторгнуть, и разговоры с семьей. Я не хотел тебя втягивать в свои отношения с ней, хотел, чтобы в твоей жизни все было спокойно, поэтому попросил дать мне время. Мне пришлось лететь в Париж и говорить с Дианой еще раз, там я и сказал ей, что люблю другую, и что уже ничего не изменить. Однако наши семьи сегодня все решили за нас. За меня. Значит, так тому и быть. Я уже сказал отцу, что дальше по жизни пойду сам. С тобой, Маша, если ты согласишься выйти за меня замуж. Я не лгал тебе, когда говорил, что люблю. Ты нужна мне, и слова в зале прозвучали для тебя, а не для нее, слышишь? Прости, что так вышло. Такого поворота я никак не ожидал.
Я обернулась к Гордееву, обняла его и прижалась носом и щекой к горячей груди. Всхлипнула еще раз, уже громче, когда теплые ладони погладили волосы.
— Маша, моя Машка… Все у нас будет хорошо, обещаю. У нас с тобой еще вся жизнь впереди. Кстати, оказалось, что твоей маме, в отличие от тебя, я еще в школе нравился. Сегодня я попросил у нее твоей руки, и она обещала подумать. А вот дети сразу согласились. Кажется, им понравилась их новая комната…
— Им нравишься ты.
— … и кое-что еще. Особенно Даше, смешная она у тебя. Просила примерить, но бабушка не разрешила. Как думаешь, правильно сделала?
Димка нашел мою ладонь, достал из кармана и вложил в нее коробочку. В горле встал ком.
— Дима, не надо, — сказала глухо.
— Ну, чего ты смутилась, Малина? Это же я. Надо, я так хочу. Пусть все знают, что ты моя.
Мы оба переволновались и не хотели друг друга отпускать.
Я не уверена, тот ли был момент, но на колени Димке встать не дала, а вот колечко надела. Наверняка самое красивое, все равно сквозь слезы не рассмотрела. Обняла своего гордеца и прижалась к груди. Выдохнула в ответ счастливое: «да».
— Дима?
— Что, Малина?
— А как же твои родители? Ведь у меня дети, наверняка им это не понравится. Что, если они не примут их? Дашку и Лешку?
— Им придется принять. Во всяком случае, мое решение. Потому что в ближайшем будущем я намерен детей усыновить, понравится этом моим близким или нет. У твоих малинок должен быть папа, не всю же жизнь Лешке быть Малинкиным. Мне кажется, Алексей Гордеев отлично звучит. А очень скоро надеюсь стать отцом еще раз — я буду счастлив, Машка, если это случится. Мне все равно, что скажут мои родители. И все равно, что подумают. Я смогу обеспечить свою семью сам. Ты ведь не сомневаешься во мне?
Сомневаться в Гордееве? Я не видела себя, но чувствовала, что сейчас мои глаза светятся счастьем, совсем как дочкины, когда Димка подарил ей сказку.
— Никогда.
Я потянулась к его губам и погладила широкие плечи. Зарылась пальцами в темные волосы.
— Димка…
— Маша…
— Я люблю тебя, — сказала, как чувствовала. — Очень! Согрей меня, я так этого хочу. И никогда больше не оставляй одну.
Эпилог
Мама давно уехала, малинки, немного сбитые с толку, но абсолютно счастливые, спали в своей комнате, а мы с Гордеевым лежали в спальне и тихо разговаривали.
Время давно перевалило за полночь, я лежала на Димке, нежилась в его тепле, и было жутко приятно чувствовать, как ласковая ладонь поглаживает спину.
— Ну и о чем задумалась?
— Откуда ты знаешь?
— Ты перестала меня целовать, Малина, а мне это жутко нравится.
Я засмеялась и уткнулась носом в шею Гордееву. Поцеловала ключицы, проложила дорожку поцелуев к подбородку и, наконец, чмокнула в улыбающиеся губы. Посмотрела в глаза, которые скрыла ночь, но я знала: они смотрят только на меня.
— Не представляю, Дим, как я теперь на работе покажусь? Что скажу Юрке и Манане? А Игорю с Валечкой? Наши ведь о нас ничего не знают.
— Не знали, Малина, есть разница. Сегодня только глухой и слепой не понял очевидного. Не переживай, за время праздничных выходных успеют и обговорить, и привыкнуть к мысли, что мы вместе. Слухи в «Гаранте» любят не меньше, чем премии.
— Вообще-то так, но все равно непривычно. Ты же у нас в отделе на особом статусе, а тут роман с подчиненной. Ох, чувствую, перемоют нам косточки.
Димка хмыкнул:
— Стесняешь меня, Машка? Ну, хочешь, я остригусь налысо и отпущу бороду? Таким я тебе больше понравлюсь?
Я испугалась, и совсем не шуточно. Ведь если решит — сделает. А легкий поцелуй — только отвлекающий фактор.
