Золушки нашего Двора Каури Лесса

Герцогиня скрипнула зубами. Рука сама собой потянулась поправить шляпку.

– Мне еще есть к чему стремиться, ваша светлость, – нарочито равнодушно ответила она. – Куда хуже, когда потолок стремлений уже достигнут и дальше ждет лишь одинокая желчная старость!

Музыка стихла.

Герцог коснулся губами пальцев партнерши, выпрямился, сощурив глаза:

– Вы стреляете без промаха!

– Я на это надеюсь! – ослепительно улыбнулась та и нажала потайной рычажок, стилизованный под поднятый якорь.

Шляпка зажужжала. Над ватерлинией по правому борту открылись пушечные порты, из которых выдвинулись дула.

– Пресвятые тапочки! – пробормотал рю Вилль.

– Закройте глаза, герцог! – мило улыбнулась эльфийка.

– Что?! – изумился тот.

– Ну, не хотите, как хотите! – рассмеялась она чарующим смехом.

Пушки дружно плюнули сгустками золы.

Пространство вокруг рю Вилля тотчас опустело. Весь покрытый пеплом, абсолютно весь, он сейчас напоминал ствол дерева, а не человека.

– Я всегда отдаю долги, дорогой герцог! – брезгливо наклонилась к нему рю Филонель. – Но за экспериментальный выезд кареты Гильдии механиков я расплатилась только сейчас, в связи с чем прошу меня простить за задержку!

Изящный реверанс, и ее светлость, величественно развернувшись, отправилась в противоположный конец зала, шлейфом собирая за собой взволнованные шепотки, восхищенные вздохи и взгляды.

– Похоже, герцог, вы только что сгорели со стыда! – воскликнул королевский шут. – И даже успели обуглиться!

Под хохот придворных рю Вилль покинул бал. Если его светлость и краснел – милосердный пепел скрыл румянец на его щеках.

Они столкнулись посреди толпы – красивый мужчина и неприметная женщина с лицом, усыпанным веснушками. С мгновенье смотрели друг на друга, будто не узнавали, а затем она сделала такое движение, будто собиралась убежать, а он схватил ее за руку.

– Фирона!

– Прошу, отпусти меня, Атрон!

Страх метнулся в ее глазах, но она с усилием подняла голову, расправила плечи и заставила себя взглянуть в лицо мужа. Сжимая ее запястье стальными пальцами – наверняка останутся синяки! – он молча смотрел на нее. Молча и жадно. Так жадно, пожалуй, он не смотрел даже в первую брачную ночь, на свадебной ладье, оплаченной из королевской казны, в шикарной каюте, в которой пол был устлан шкурами, а на кровати красовалось белье из тончайшего лималльского шелка.

– Добрых улыбок и теплых объятий тебе, муж мой! – заставила себя вновь заговорить герцогиня рю Воронн. – Отпусти, ты делаешь мне больно!

Он разжал пальцы. Спрятал руки за спину, словно боялся дать им волю. Всего несколько дней прошло с момента последней встречи. С того дня, когда паршивец Яго увел приемную мать из законного дома, от законного брака! Атрон всегда знал, что добром затея Рейвин с усыновлением королевского ублюдка не кончится! Словно в подтверждение этого Пресветлая не дала им с Фироной собственных детей. Однако, несмотря ни на что, рю Воронн был доволен браком. Жена его чтила и обожала, не пыталась устанавливать свои порядки в доме, слушалась беспрекословно, была всегда доступна и боялась в той мере, в какой порядочной женщине следует бояться мужа. Он собирался и из Ягорая вырастить послушное животное, но тот воспитанию не поддавался. Дикий зверек вырос в бешеного зверя! А ведь он, Атрон, дал ему все для безбедного существования и удачливой карьеры дипломата: образование, манеры, знание языков! Пришло время, нашел бы ему подходящую партию… А уж внука бы прибрал к рукам с первого дня жизни, чтобы вырастить истинного рю Воронна! Но что-то пошло не так. И Фирона, его тихая, послушная Фирона, ушла не оглядываясь. Он ждал, что она попросится назад, знал, как тяжело ей дышать без него… Ждал, стоя у окна или кружа по коридорам опустевшего дома и пугая слуг суровым видом. Он ждал ее! А она не пришла.

Что ж… Дипломатия – наука королей, а не королевских ублюдков!

– Я скучаю, Фирона, – мягко сказал он, для нежности было еще слишком рано! – Дом опустел без тебя, слуги растеряны и похожи на брошенных детей!

Герцогиня моргнула. Низкий голос мужа, красивый и властный, обволакивал незнакомыми нотками. Волнение, тоска, растерянность… Неужели Атрону они знакомы?

– Ягорай уже взрослый, – продолжал тот, – нянька ему не нужна! Он ведь оставил тебя одну в своем доме, а сам отправился развлекаться с друзьями? Так?

Фирона отвела взгляд. Яго действительно уехал в тот же день, когда забрал ее от мужа. Уехал, не объяснив причины. Но, судя по его сосредоточенному и замкнутому виду, дело было серьезным. Она знала своего мальчика слишком хорошо! Жаль, не успела познакомиться с той девушкой, что, по словам Ируны, запала ему в сердце!

– Вернись домой, прошу, – тихо сказал Атрон. – Мы делали много ошибок в прошлом, но мы их исправим! Попробуем начать сначала!

Она смотрела на него, не веря! Он сказал «мы».

– Видишь, я прошу тебя! – добавил супруг, обнадеженный выражением ее лица. – Не приказываю, не требую… Прошу!

В глазах герцогини рю Воронн плескалось изумление. После всего, что Атрон делал с ней и Яго все эти годы, после диктата и муштры, после побоев и наказаний он сказал «мы»!

«Мы делали много ошибок в прошлом!»

– Я помню тебя молодым, Атрон, – она устало отошла к стене и села на опустевшую скамью, с которой только что поднялась пара, чтобы пройтись в танце, – помню, как горели твои глаза, когда речь заходила о деле, помню, каким нужным ты чувствовал себя при дворе, ведь ее величество была здесь. Думаю, с ней ты был нежен. Всегда нежен…

Герцог остановился рядом, закрывая ее собой от любопытных глаз. Его лицо искривилось в болезненной гримасе, словно каждое слово било по обнаженным нервам.

– Все эти годы я пыталась понять, что с тобой произошло? Отчего ты замкнулся в себе, в одиночестве теша свое горе от потери ее величества, а затем и вовсе возненавидел весь мир? Отчего?

– Оттого, что мир отнял ее у меня!

Фирона испуганно вскинула глаза – послышался не голос мужа, но рык раненого зверя.

Атрон смотрел на нее, сжимая кулаки так, что побелели костяшки.

– Мир заставил меня прорываться наверх в надежде получить ответ «да» от ее отца! Мир подтолкнул старого короля искать сыну невесту! Его законы она не захотела преступить, побывав у алтаря с Редьярдом! Обрекая нас обоих на несчастливое существование!

Герцогиня смотрела на мужа, замечая новые морщины, седину на висках… Она готова была поклоняться каждой его улыбке, лишь бы он улыбался! Но после назначения в Крей-Лималль улыбаться дома он перестал вовсе, источая добродушие и юмор исключительно на посольских приемах и раутах.

– В тебе было столько огня, Атрон! – прошептала она. – А ты сжег им себя самого и попытался на том же алтаре жертвенной любви сжечь и нас с Ягораем! Зачем? Почему нельзя было закрыть дверь туда… куда нет входа!

Несколько мгновений он тяжело дышал, нависая над ней. И Фирона, уже не сомневаясь, что он не сдержится и ударит ее прилюдно, закрыла глаза и прижалась затылком к холодной стене, не желая смотреть на яростную маску, в которую превратилось его лицо.

Спустя время он судорожно выдохнул.

– Мы сможем поговорить об этом дома! Хочешь, уйдем прямо сейчас?

Герцогиня рю Воронн вспомнила распухшее от побоев лицо сына, которого никогда не считала приемным… Ребенок, оставшийся без любви самых близких на свете людей – родителей, напоминал ей ее саму, лишенную любви самого желанного человека в мире – Атрона. Она не смогла защитить его от тирании мужа, в глубине души каждый раз испытывая те же боль и отчаяние, что и мальчик. А он, Ягорай рю Воронн, ее сын, осмелился бросить отцу вызов и вызволить мать из дома, полного унижений и слез. Как бы ее глупое сердце ни рвалось поверить в слова мужа, лживые слова, искусные слова умелого дипломата, беззастенчиво играющего чувствами, не предавать Яго она желала сильнее!

Фирона рю Воронн открыла глаза и, поднявшись, склонилась в реверансе.

– Прошу меня простить, муж мой, но наш разговор окончен. Покинув твой дом, я приняла решение окончательно и бесповоротно. Мои чувства к тебе, о которых ты прекрасно знаешь, никакой роли более не играют. После окончания свадебных празднеств ты отправишься в Крейский дипкорпус без меня!

Она сделала осторожный шаг в сторону, выходя из укрытия, образованного его телом, и понесла себя, как бригантина, танцующая на верхушках волн. Прочь из прошлого…

Прочь!

– Ты чего стоишь, как статуй, братец? – поинтересовался запыхавшийся Дрюня.

– А ты чего дышишь, как конь после скачки? – в тон ему ответил его величество, у раскрытого окна с наслаждением вдыхающий морозный вечерний воздух.

Солнце уже садилось, однако тьма Вишенрогу не грозила: город накрыла светящаяся магическая сеть, украшенная так любимыми ласурцами цветами, бабочками, корабликами и птичками. Внизу, во дворе, драгобужская делегация толпилась вокруг механического чуда – главного подарка Гильдии механиков. Танцевать, по понятным причинам, уважающие себя мастера не спешили.

– Прошлись с Ванилькой в конской кадрили! – хохотнул шут. – А нынче она меня отпустила посмотреть, как ты тут!

– Какая забота, ну надо же! – проворчал Редьярд, и вовсе отворачиваясь от зала.

Шут устроился рядом. Теперь оба стояли, навалившись грудью на подоконник, как школяры на переменке.

– Ничего не хочешь мне сказать? – осторожно поинтересовался Дрюня.

Редьярд покачал головой.

– Ну, тогда я за двоих! – констатировал шут. – Мнится мне, ОНА приходила вовсе не вредить. Помучить себя. Помаяться… Вот как ты сейчас! Я ЕЕ разглядеть-то толком не успел – увидел лишь нечто вроде воронья, черное, лохматое! А далее взглянул на тебя, и едва сердце не выскочило! Нельзя, твое нервическое величество, так лицом искажаться!

Король молчал, будто язык проглотил.

– Да оживи ты уже! – рассердился Дрюня, пихая его локтем. – На тебя смотреть страшно! Может, она тебя заколдовала? Чары наложила? Давай позову Никорин и Жужина?

– Слушай, дурак, отстань, а? – в сердцах рявкнул его величество. – Думать мешаешь!

Дрюня надулся.

– Раз так, я тебя покидаю. Пойду и дальше с зазнобой по углам обжиматься, а ты завидуй, братец!

– Ну слава Пресвятым тапочкам! – вздохнул Редьярд, посмотрев в удаляющуюся шутовскую спину.

– Ты мне только скажи ее имя, – неожиданно вернувшись, пристал тот. – И я уйду, клянусь, до утра! А то все ОНА да ОНА! Как к кастрюле, ей-ей!

Король взглянул на него с ненавистью. Невинное выражение Дрюниного лица ясно говорило о том, что в этот раз он не отстанет.

– Эстель, – сдержав рвущийся из груди вдох, произнес его величество имя, которое пытался забыть. – Ее зовут Эстель.

Шут развернулся на каблуках и тут же ушел.

Редьярд с тоской посмотрел в открытое окно. Подмороженная гавань была залита призрачным светом луны, напоминавшим мягкий саван. Ярко освещенный порт бросал на воду огненные отблески, словно предтечи свадебного фейерверка, который должен был состояться, как только совсем стемнеет. Море всегда было прекрасным, но короля манил лес. Как наяву он видел узкую тропинку, убегающую в чащобу, и себя в плаще с капюшоном, надвинутом на лицо. Уходящего по ней без оглядки…

Оранжевые глаза сузились.

– Вы позволите покинуть вас, ваше высочество? – пробормотал полковник Торхаш, развлекающий беседой новобрачных между танцами, и, отдав честь, двинулся сквозь толпу ко входу в зал.

Там, застыв в проеме ледяным изваянием, стояла архимагистр Никорин в платье серо-стального цвета. Скромное, украшенное лишь кружевами в алмазной россыпи, одеяние подчеркивало белизну кожи и сияние огромных голубых глаз владелицы и, несмотря на сдержанность, казалось роскошнее и богаче расфуфыренных платьев придворных дам, невольно притягивая к Ники все взгляды.

Музыканты сменили тему, заиграв менуэт. Мурлыкающая музыка разбила толпу на две части, двинувшиеся навстречу друг другу, чтобы сплестись в изысканном узоре.

– Добрых улыбок, архимагистр, – Лихо остановился прямо перед ней, – вы танцуете?

Никорин подняла бровь.

– Теплых объятий вы мне не пожелали, полковник!

– Выражение вашего лица способно заморозить птицу в полете, – усмехнулся оборотень, – какие уж тут теплые объятия… Улыбайтесь, Ники!

Та демонстративно улыбнулась одними губами и протянула ему руку, позволяя ввести себя в хоровод танцующих. Оба церемонно поклонились друг другу.

– Как поживают ваши ученики, Лихай? – поинтересовалась архимагистр, разыскивая взглядом в толпе герцога рю Вилля, осмелившегося пропустить ее появление. – Слышала, вы уговорили его королевское высочество Аркея объединить два потока учеников – людей и оборотней. И задали всем одинаковую планку физической силы и выносливости. Многие ли из человеческих детей после этого выживут?

– Выживут все, не извольте беспокоиться, – Лихо обнял ее за талию и развернул в танцевальном па, – но обучение закончат не все. Если люди хотят служить бок о бок с нами, им придется не уступать нам ни в чем!

Произошла смена пар, во время которой оба улыбались новым партнерам так любезно, что у тех случился затравленный вид.

– Это напоминает геноцид, – заметила Ники, когда они с оборотнем снова оказались в паре. Она придвинулась ближе, чем позволял этикет. И спросила с нарочитым придыханием: – Чего вы добиваетесь?

Полковник тесно прижал ее к себе и повел в сторону, путая выверенный орнамент менуэта. Когда он развернулся, не отпуская партнершу от себя и меняя направление движения, его красная коса ощутимо хлестнула ее по плечу.

Танцующие невольно расступились, чтобы не угодить под траекторию пары, резкой, как движения двух заточенных лезвий. Музыканты смутились, а затем бубен первым означил ритм странного танца с пластикой языков пламени, напоминающего одновременно движение военных на плацу и матросские драки в таверне. Ему вторила скрипка, затянув мелодию и тоскливую, и завораживающую.

– Равенства, – шепнул Лихо ей на ухо, касаясь губами. – Люди боятся нас потому, что мы сильнее и быстрее. А я не хочу, чтобы ты меня боялась…

Никорин, отпрянув, взглянула на его губы. Отдаваясь партнеру в танце, она позволяла ему делать со своим телом что угодно и получала удовольствие от того, как он владел ею, как выверял каждое движение, превращая ее в свою тень. Но это вовсе ничего не означало.

– Я сильнее тебя, Лихай, – не отводя взгляда от его чувственного рта, произнесла она.

– Лихо, – снова шепнул тот, прогнав первую волну жара и озноба по женскому телу, – Лихай – слишком официально.

Резко развернув партнершу, он прижал ее к себе спиной. Ники прикрыла веки, откинулась на его грудь, сделанную, казалось, из стали, и отдалась танцу, размышляя, какое из двух имен выбрать?

– Ну же, – усмехнулся полковник, – оттаивайте, ваше могущество!

– А зачем? – поинтересовалась Ники, ощущая, как горячие бедра оборотня плотно прижимаются к ее телу, даже сквозь пышную ткань юбки. – Зачем мне оживать? Что в тебе такого, чего я не найду в других?

– Не попробуешь – не узнаешь! – продолжил шептать Лихо. Его дыхание, веющее запахом каких-то лесных трав, ласкало щеку архимагистра, украдкой касаясь уголка губ. Ощущение было как возбуждающим, так и раздражающим.

Любого другого Никорин, которая никогда не лукавила перед собой, уже давно потащила бы в постель! А здесь отчего-то заартачилась. Ее нельзя было просто взять и покорить. Однако он вел себя так, словно она давно и безнадежно принадлежит ему, а их диалоги и пикировки не более чем взрослые игры, призванные поддать эмоционального жара в отношения! Кроме того, все мужчины в ее жизни, кроме Ясина, относились к ней если не с опаской, то с уважением. А этот, с глазами, полными греха, с яркими узкими губами, которые хотелось кусать, а не целовать, с железными мышцами под форменным кителем, разговаривал с ней как с дочкой простого матроса, подавашкой из «Черной карактицы». Надо же, дразнила его, не предполагая, чем это может закончиться! Но не потому ли дразнила, что он никогда не смотрел в ее сторону?

От досады на себя архимагистр тихонько зашипела. Резко развернулась, противясь силе объятий, мазнула губами по его губам, будто случайно… и исчезла. Дружный восхищенный «Ах!» толпы послужил аплодисментами. Оставшийся в одиночестве полковник опустил руки, еще хранящие тепло хрупкого тела, и, задорно усмехнувшись, пробормотал: «Удрала, что ж… Значит, буду мышковать!»

Пип Селескин, прошедшийся в паре танцев с племянницей, нынче одиноко стоял у стены и обильно потел. Ужасно хотелось пить, однако сделать несколько шагов в толпу, чтобы взять бокал с подноса разносящих напитки и закуски слуг, мастер робел. Сейчас он, несмотря на полноту обычно двигавшийся легко, казался себе огромным и неуклюжим. Обязательно толкнет кого-нибудь или на ногу, упаси Пресветлая, наступит герцогине какой! И Ванилька, и Персиана отца не забывали – подскакивали иногда, чтобы прощебетать что-то непонятное, но веселое, поцеловать в нос или похвастаться количеством приглашений на танцы. Он смотрел на них – красивых, разрумянившихся, в богатых платьях и изящных туфельках – со щемящим сердцем, отчаянно жалея, что Аглая не видит дочерей. Столько лет прошло, Пип уже давно смирился с ее смертью и при мыслях о жене ощущал теплую печаль в сердце, а вот сейчас, поди ж ты, чувствовал пустоту рядом! Кому охота быть одиноким вдовцом в людской толпе? Да еще на чужой свадьбе!

– Кого я вижу! Мастер Пип, не иначе! – раздался рядом с ним незнакомый голос, отвлекая от грустных размышлений.

Повар поднял взгляд и онемел. Перед ним стояла Туссиана Сузон, та самая рептилия, что делала свадебную прическу его Ванильке. Горничная со своей прямой спиной, длинной шеей и изящными плечами, сейчас не скрытыми платьем прислуги, а, наоборот, обнаженными и украшенными дорогой пелериной, выглядела не такой суровой, как раньше, но не менее опасной.

– Отчего вы грустите, мастер Пип? – поинтересовалась она, легко снимая с подноса проходящего мимо разносчика два бокала с розовым гаракенским и один подавая собеседнику. – Все ваши девочки удачно пристроены, у младшей полно детишек, старшенькая тоже скоро вас обрадует, ну а после и наша Бруни родит Ласурии наследного принца!

Пиппо удивленно посмотрел на нее. Сильна племяшка, всего второй день во дворце, а местные уже называют ее «нашей Бруни»!

Звучащий все это время менуэт вдруг захлебнулся, будто весь оркестр дружно подавился одной рыбьей косточкой. Заигравшую следом музыку повар затруднился бы отнести к какому-либо жанру.

– Выпейте, мастер! – как-то открыто улыбнулась Туссиана. – Сегодня день радости, а не печали!

Она, видимо, тоже ощущала себя иначе. Дорогое платье – не с плеча госпожи рю Филонель, а пошитое на собственные заработанные средства, – свободное время до утра, полученное от хозяйки в награду за удавшуюся авантюру с выстрелом, делали лицо первой горничной моложе и тоньше, стерев деловитое и строгое выражение. Стоящая рядом с Селескином женщина лукаво блестела глазами, белозубо улыбалась и чуть переступала с ноги на ногу, явно желая танцевать.

Странная музыка замолкла, из толпы раздались восторженные вскрики и хлопки. Оркестр, пошедший вразнос, окончательно позабыв о куртуазности, заиграл бранли.

– А что, мастер Пип, – поинтересовалась горничная, допивая свое вино и ставя бокал на проплывающий мимо в руках слуги поднос, – мнится мне, вы в юности не были столь представительны и любили танцевать, а?

Мастер хотел было ответить, да пересохло от волнения горло. Давно женщины не смотрели на него с выражением, таким… таким…

Крякнув, он вылил в себя вино, отдал бокал служке и повернулся к госпоже Сузон.

– Пригласить… позвольте! – сказал хриплым голосом.

Туссиана сверкнула на него глазами. Спустя пару минут повар и горничная отплясывали в середине зала, позабыв о герцогинях, которым можно было отдавить ноги!

Глава Гильдии механиков, почтенный Фсешертротт, Весеречских пустошей мастер, был не столько низок, сколько широк в плечах. Восседая на кованом стульчике самоходного экипажа, полностью перекрывал обзор туловом, иногда оборачиваясь и с гордостью скалясь во все зубы.

Экипаж фырчал, трясся и издавал звуки, очень похожие не неприличные, однако не ехал, покуда возница не трогал рычаг, богато украшенный чеканкой. Формой механическая колесница напоминала то ли тыкву со снятой верхней половиной, то ли тазик для мытья овощей, отчего сидящая в ней Матушка представлялась сама себе репкой, приготовленной для супа. Судороги экипажа вызывали в ней панические отголоски, но она лучше съела бы собственное ожерелье, чем выказала страх перед толпой, собравшейся проводить новобрачных в порт. И потому молча прижималась к боку сидящего рядом Кая и держалась потной ладошкой за его пальцы. Несмотря на морозную погоду, ей было жарко, чему способствовали и танцы, и выпитое вино, и горностаевая шубка, перед выходом накинутая на плечи заботливой Катариной.

– Ну, друг Виньогрет, благослови коляску! – довольно улыбаясь, сказал его величество Редьярд, обходя гномий подарок. – Убей меня, не пойму, как она ездит!

– Невнимателен был ты, друг Редьярд! – отвечал почтенный Цеховой старшина, оглаживая огненную бороду. – Говорил же тебе уже два раза – эпицентр движителя суть артефакт Вечной ночи пятого уровня! Посредством динамо-машин, улавливающих энергетические токи, его сила передается в колесные механизьмы, что начинают поворачиваться вкруг своей оси! Сей рычаг есть переключатель скоростей, коих всего три – скорость пешехода, скорость бегуна и скорость рысящего пони! А во-о-он тот рычаг надобно дергать, ежели желаешь тронуть экипаж либо остановить!

– Какой ужас! – искренне сказал король. – Благословляй, короче!

Старшина Виньогрет выпрямился во весь свой небольшой рост, надул грудную клетку и взревел, сопровождаемый ответным ревом глоток драгобужской делегации:

– Двига-а-а-ай! – Отдышался, поклонился вознице и добавил обычным тоном: – Уважаемый Фсешертротт!

Тот поклонился в ответ, умудрившись не кувыркнуться со стульчика, и передвинул второй рычаг. Экипаж плюнул, дунул горячим воздухом, выпустил из заднепроходной трубы язык пламени, дернулся и покатил по брусчатке, подскакивая на каждом камешке. Следом чинно, тихо и красиво тронулась карета, в которой сидели его высочество Колей и ее высочество Оридана.

– П-пресв-вят-т-тые т-тап-п-почки! – лязгая зубами, сказал принц Аркей и, выпростав руку, обнял жену, чтобы не выкинуло из колесницы.

– Держите, ваши высочества! – глава Гильдии механиков, понимающе улыбаясь, протягивал им леденцы на палочке. – Это чтобы не укачало! Со вкусом огурчиков в укропном маринаде!

Пассажиры уцепились за лакомство как за спасательный круг. Толпа, онемевшая от вида, а главное, звуков, издаваемых экипажем, дружно отшатнувшись, разразилась приветственными криками.

– Люб-б-бим-м-мый, – цепляясь за принца, призналась Матушка, – я зап-п-помню эт-т-ту п-поезд-д-дку на всю ж-ж-жизнь!

Кай попытался в ответ поцеловать ее в лоб, но экипаж подпрыгнул на очередном камне, и он чувствительно ударился губами о макушку жены. Новобрачные синхронно взвыли.

– Зашибенски, да? – повернулся к ним воспринявший вой за энтузиазм Фсешертротт. – Пожалуй, можно и увеличить скорость! Иэх-ма, прокачу ваши высочества с ветерком, бородой Торуса клянусь!

– Не на…! – с ужасом попытались сказать их высочества, но ветер загнал звуки обратно.

Экипаж взвыл как драконица, потерявшая хвост, мелко запрыгал по брусчатке и рванул вперед, распугивая ревом толпу. Лошади, тянущие карету Колея и Ориданы, едва не встали на дыбы.

Механическая колесница, злобно светя прорезями в боках и передней части, летела в порт.

Бруни случайно глянула назад и онемела от изумления – за колесницей, построившись боевым ромбом, слаженно, быстро, а главное, молча бежала драгобужская делегация во главе с Цеховым старшиной Виньогретом, чья огненная борода развевалась истинным транспарантом. Следом за ними куртуазно рысила белая четверка, запряженная в карету второй пары. Колей и Оридана смотрели в разные стороны, махая каждый своей половине публике. По бокам гнали коней рысью гвардейцы королевских полков, не ожидавшие подобной прыткости от «венца механической мысли».

Свадебная кавалькада, которая должна была добираться до кораблей пару часов, давая зевакам рассмотреть мельчайшие подробности, оказалась на причале спустя десяток минут. Монетки и пшено, букетики из сушеных цветов и лент, которыми люди собирались закидывать новобрачных, попадали на пустую мостовую.

– Это же технология! Бородатая мама моя, это ж такая технология! – вскричал глава Гильдии механиков, дергая рычаг торможения, и обернулся: – Ваши высочества, ну как вам?

– Зашибенски! – пробормотал принц Аркей, выбираясь из экипажа и высаживая супругу. Поклониться он тоже не забыл, несмотря на то, что колени ощутимо дрожали: – Почтенный мастер, позвольте вас поблагодарить за восхитительные ощущения! Этот вечер мы с Бруни не забудем никогда!

– Гы-ы-ы! – счастливо осклабился гном, кланяясь в ответ.

Топот копыт накрыл порт – то скакали на чем попало король, свита и гости, не желающие пропустить момент, когда свадебные ладьи, на славу украшенные вишенрогскими магами, торжественно отчалят, чтобы унести новобрачных в ладони Океанского творца, в которых, как известно, Боги в незапамятные времена зародили жизнь.

Герцогиня рю Воронн устало скинула подбитый мехом плащ на руки Тито.

– Морсу горячего желаете, госпожа? – заботливо осведомился тот. – Зябко!

– Не нужно, Титушка, – покачала головой Фирона, – сразу лягу спать. И не шуми, матушку разбудишь!

– Как можно! – укорил слуга.

Герцогиня улыбнулась ему и отправилась вверх по лестнице.

Скромных размеров комнатка – не сравнить с апартаментами в доме Атрона! – была отделана в бежево-оливковых тонах и радовала глаз неяркими красками при тщательно подобранных предметах интерьера. Чувствовалось, что мебель и безделушки сюда Яго покупал с любовью, учитывая материнские вкусы.

Скинув ботиночки, Фирона прошла к окну и присела на широкий подоконник. На улице было красиво. Снег не падал – тучи еще вечером разогнали маги. Фонари светили ярко, ровно, весело. Отдаленный шум свадебной кавалькады доносился и сюда, но общего ощущения тишины и покоя не нарушал. Из-под шапок снега на кустах шиповника, окружающих дом, выглядывали красные ягоды. Герцогиня невольно загляделась на черную полосу реки в ледяном одеянии берегов. Дома, в Узаморе, реки промерзали почти до дна, а деревья, покрытые снегом, напоминали снежные холмики. Фирона помнила ощущение бодрящего холода, ставшее родным. Здесь, в Вишенроге, ей никогда не было «зябко», как думал верный Тито, а в Крее и она, и Атрон поначалу просто умирали от жары. Она даже винила знойный климат в том, что не могла забеременеть. Мечта иметь ребенка от мужа была сильна, но, слава Пресветлой, не застила ей отношения с Ягораем. Серьезного, неразговорчивого мальчишку она полюбила всем сердцем.

Внизу что-то загремело. Фирона поморщилась. Вот ведь неуклюжий! Просила же не шуметь! Сейчас проснется Ируна!

Грохот повторился. Но теперь к нему присоединился грубый ор, в котором она с изумлением узнала… пьяный голос мужа!

Герцогиня вскочила и побежала на первый этаж, позабыв обуться. Рю Воронн не пил никогда, хотя часто закрывался в кабинете. Однажды он забыл запереть дверь, и Фирона, войдя, застала его бесцельно смотрящим в огонь камина и что-то шепчущим. Его лицо было черно от горя. Бросившись к нему, она попыталась его обнять, ведь все прекрасно понимала! Однако он оттолкнул ее и буквально выставил за дверь. Прижавшись спиной к закрывшейся за ней створке, она глотала горькие слезы, ощущая себя пылинкой в мире, полном одиночества. А потом услышала плач голодного Яго… Что-что, а аппетит у мальчонки всегда был хорошим!

В прихожей уже стояла перепуганная Ируна, кутаясь в шаль, и возмущенный Тито, который едва успел заснуть.

– Атрон! – крикнула герцогиня сквозь двери. – Прекрати! Уходи сейчас же!

На кухне раздался звон разбитого окна. Испуганная экономка завизжала, когда из двери, ведущей оттуда, показался… слуга из поместья рю Воронна.

– Простите меня, госпожа, – не глядя в глаза герцогине, сказал он, – но хозяин приказал взять дом штурмом и доставить вас к нему!

Ируна, вскрикнув, зажала ладонями рот. Тито шагнул к слуге и смерил его оценивающим взглядом. А Фирона, ощущая, как поднимается в душе странный, болезненный кураж, повернула ключ в замке, отодвинула тяжелые засовы и распахнула двери.

Человек двадцать самых крепких слуг толпились у крыльца, а сам Атрон стоял на пороге, покачиваясь. Глаза его были налиты кровью, мышцы бугрились под одеждой недоброй силой. Увидев жену, он привычно занес руку для удара.

– Не смей! – звенящим голосом сказала та. – Никогда больше не смей бить меня или Яго!

– Что ты такое говоришь? – искренне удивился герцог. – Ты – моя жена! И я сделаю с тобой все, что захочу!

– Ты пьян, иди проспись! – поморщилась Фирона. – Вряд ли ты запомнишь мои слова сейчас, однако я скажу. Я не хотела развода с тобой, но если ты станешь преследовать меня или Ягорая, я трижды приду в храм с прошением о разводе!

– Ты не посмеешь! – прошипел герцог и спустил ладонь, будто курок, метя хлесткой пощечиной жене в лицо.

Та даже не отшатнулась. Выпрямилась, будто перед порывом урагана, и веки прикрыла, чтобы удар не выбил глаз… Прошло несколько мгновений, однако он так и не достигцели.

– Э? – изумился Атрон, когда его рука застыла в воздухе, будто наткнувшись на невидимую преграду.

«Преграда» едва доставала ему до пояса, была кучерява, курноса и одета в боевые доспехи. Ее короткие пальчики без усилия удерживали длань разъяренного мужчины, а глаза цвета корицы смотрели из-под густых бровей сурово и вызывающе.

– Эта чего эта, а? – строго спросила она. – Фулюганить изволите, любезный господин? В объект чужой недвижимости вламываться? Имушшество портить? Ай-яй-яй, как нехорошо! Так ведь, Руфусилья?

– Знамо дело – нехорошо, Торусилья! – ответил голос откуда-то из-под крыльца. – Я бы даже сказала – крайне непорядошно!

На площадке перед домом появилась вторая воительница – шире и ниже первой, в полном боевом гномском доспехе (включающем и внушительных размеров бронелиф), в рогатом шлеме на каштановой шевелюре, стянутой в тугие косы, в которые были вплетены тяжелые металлические подвесы с острыми углами. При взгляде на подвесы почему-то невольно представлялись отрубленные головы.

– Это вот этот драчун тут главный, что ли? – уточнило новое действующее лицо у Фироны.

Та приоткрыла глаза и кивнула.

– Тори, тащи его сюда, будем воспитывать!

– Да ты… – затрясся в припадочной ярости герцог, – блоха подкованная, быстро меня отпустила!

– Сам пойдешь? – удивилась Торусилья, убирая руку.

Зарычав, Атрон рванулся к Фироне и… перелетел через ограждение крыльца, упав под ноги Руфусилье. Та наклонилась над ним, разглядывая с любопытством.

– Так вот ты какой, северный олень! – задумчиво протянула она и поставила подкованный железом тяжелый ботинок ему на спину. – Лежи смирно, твоя светлость!

В прихожей послышался шум. На пороге показался Тито, волочивший за собой давешнего слугу.

– Не стоило беспокоиться, малыш, – ласково укорила его Торусилья, – мы бы с ним разобрались!

– Да что же вы стоите? – прохрипел герцог, возя лицом по снегу. – Прибейте их!

– Дуй к стражникам, – повернулась Торусилья к Тито, – пущай взглянут на безобразия, учиняемые уважаемым человеком! А мы с сеструхой покамест развлечемся!

Ловким движением она вытащила из-за пояса топорики на коротких топорищах – такими можно было и во врагов кидаться, и мясо разделать, и по кумполу настучать кому следует.

Толпа слуг Атрона перешла к нападению, сделав нерешительный шаг вперед. Боевые гномеллы, или, как их называли, рубаки в Вишенроге встречались редко, однако слава далеко опережала невысоких воительниц.

– Двадцать три человека, Тори, – мгновенно подсчитала старшая Руфусилья. – Чур, делим пополам – мне тринадцать!

– Это нечестно, клянусь бородой Торуса! – взвыла младшая, кровожадно поводя глазами. – Ты и его светлость себе заграбастала!

– Его светлость не в счет! – пояснила старшая, легко подняла Атрона за воротник камзола и штаны и сбросила с берега в реку. – Ладно, забирай еще одного, чего не сделаешь ради единокровной сеструхи!

Герцог, по сложившейся, видимо, привычке, черным лебедем рухнул в ледяную воду.

Фирона вскрикнула. Ируна запричитала. Слуги ломанулись вперед – кто на помощь господину, кто на бой с ворогом.

– Иэх-ма! – весело закричала Руфусилья, мотнув головой.

Косы разлетелись, подвесы свистнули в воздухе, и сразу двое слуг, которым те пришлись плашмя по лицам, упали в снег.

Торусилья в это время деловито обходила свою половину противников, уворачиваясь от ударов и попыток схватить ее. Обухом топора она стукала их по носкам ботинок и сапог. Слуги как один выли, хватались за ноги и валились друг на друга.

Озверевший Атрон стряхнул с себя вежливые руки помощников, вытянувших его на берег, и ринулся в бой. От его одежды поднимался пар, однако сам он замерзшим не казался – видимо, количество выпитого вскипятило кровь до самого высокого градуса.

– Ой, боюсь-боюсь-боюсь!.. – запричитала Руфусилья, отступая и внимательно следя за герцогом.

Движения того были иные, чем у слуг. Чувствовалось, что этому человеку и на кулаках, и с мечом схватки удавались.

– Подмогнуть? – крикнула Тори умелыми пинками коротких ножек посылая неприятелей в попный нокдаун.

– Иди ты в недра! – сердито отвечала та, уклоняясь от бросившегося на нее герцога. – Сама справлюсь!

Она больше не казалась смешной, ушла с траектории Атрона плавно и мгновенно. Приноровившись, шлепнула его пониже спины топориком плашмя, проворчала беззлобно:

– Уймись уже, твоя охреневшая светлость! Не ведаешь ведь, что творишь!

Атрон ошибку свою распознал быстро, моментально развернулся и, сцепив кулаки, занес их над головой гномеллы. Та подставила под удар обух топорика и лягнула противника в колено, заставив его отшатнуться.

– По яйцам не бью! Неуважение это! – пояснила она.

– Прекратить! – Неожиданный рев заставил всех застыть, будто заколдованных.

К дерущимся подходил городской патруль под командованием невысокого круглого офицера, упрямо наклонившего голову, что делало его неуловимо похожим на приготовившегося к броску бычка.

– Что здесь происходит? – строго вопросил он, бесцеремонно переступая через лежащих и расталкивая еще стоящих. – Кто хозяин дома?

– Мой сын, граф Ягорай рю Воронн! – ответила с крыльца Фирона. Сбежала бы вниз, да ботиночки остались наверху. – Он сейчас в отъезде.

Офицер отдал честь, следующие за ним стражники приветственно брякнули рукоятями коротких мечей по нагрудным доспехам.

– Сержант Йен Макхоллен, госпожа, – представился офицер. – Кто эти люди?

– Я – герцог Атрон рю Воронн, – прорычал герцог. – Эта женщина – моя жена, которую я хочу забрать домой! Но на меня напали… Подло и вероломно… Вот эти две коротышки!

– Фу, как грубо! – обиделась Торусилья.

Офицер Макхоллен взглянул на Атрона с неудовольствием: жители Вишенрога уважали гномов и гордились тем, что живут с ними в мире бок о бок. Однако в случившемся следовало разобраться со всей строгостью!

– Вы кто такие, гражданочки? – поинтересовался он у гномелл.

Руфусилья, шагнув вперед, едва не уткнулась бронированными холмиками грудей ему бедра. Задрала голову, умудрившись взглянуть на человека свысока.

– Мы – Руфусилья и Торусилья Аквилотские, Весеречской пустоши рубаки, работаем по контракту с хозяином дома.