Спящие красавицы Кинг Стивен

Глава 12

— Так вот, офицер, вы знаете, что я склонна к приступам гнева, не так ли?

Энджела, стоя на уважительном расстоянии от Будки, задала этот риторический вопрос Ванессе Лэмпли. У Жанетт, стоящей рядом с ней, не было иллюзий: им предстоит тяжелая битва.

За пуленепробиваемым стеклом Будки, широкие плечи сидящей у пульта Лэмпли были опасно изогнуты вперед. Она выглядела готовой прыгнуть прямо через стекло. Жанетт полагала, что в прямом бою Энджела могла бы со многими справиться, несмотря на ее узкие плечи — но только не с Лэмпли.

— Фицрой, это какая-то скрытая угроза? Связанная с тем дерьмом, которое сегодня происходит? Сейчас у меня трое заключенных, покрытых паутиной, я переработала кучу времени и адски устала, а ты хочешь меня проверить? Это плохая идея, дело говорю.

Энджела подняла ладони.

— Нет, нет, нет, офицер. Я просто говорю, что тоже не поверила бы мне в подобной ситуации, понятно? Мой послужной список говорит сам за себя, и есть еще много чего, что сошло мне с рук, хотя вы понимаете, что я не могу поделиться конкретикой.

Жанетт коснулась лба и изучала землю. Если где-то и есть планы на Энджелу — после условно-досрочного освобождения, перевести её энергию в область международной дипломатии — кто-то должен их пересмотреть.

— Убирайся отсюда, ты, чертова кретинка, — сказала Лэмпли.

— Вот почему я и привела Жанетт. — Тут Энджела выкинула руку: та-дам!

— Ну, это все меняет.

— Не издевайтесь. — Рука, которую подняла Энджела, опустилась в ее сторону. Куртуазность её поведения сошла на нет. — Не издевайтесь надо мной, офицер.

— Остановимся на этом, заключенная.

Жанетт решила, что или сейчас или никогда.

— Офицер Лэмпли, простите. Мы не пытаемся доставить вам неприятности.

Ван, которая неторопливо начала подниматься со стула, немного успокоилась. В отличие от Фицрой, которая в основном жила на Плохих рапортах, владея ими как чертовой собственностью в Монополии, Сорли была известна своим дружелюбным поведением. По словам Ри Демпстер, Сорли была обесчещена этой ядовитой жабой Петерсом. Ван предполагала, что сможет ее выслушать.

— В чем дело?

— Мы хотим приготовить кофе. Какой-нибудь особенный кофе. Который поможет всем взбодриться.

Ван подержала палец на кнопке интеркома секунду или две, прежде чем ответила, а затем спросила очевидное:

— Что вы имеете в виду под особым?

— Крепче, чем обычный кофе, — сказала Жанетт.

— Вы тоже можете его попробовать, — сказала Энджела, и попыталась выдать душевную улыбку. — Правда, очень крепкий.

— О, это просто то, что мне нужно! Целая тюрьма, полная кайфующих заключенных! Это было бы замечательно! Дай угадаю, Фицрой: секретный ингредиент — это крэк.

— Ну… не совсем. Так как у нас его нет. И позвольте спросить вас вот что: а есть ли альтернатива?

Лэмпли призналась, что не знает.

Заговорила Жанетт.

— Офицер, как только по тюрьме поползут слухи об Aвроре, сюда придут люди, чтобы получить определенные ответы. — Ее внезапно это осенило, и она попыталась сформулировать мелькнувшую мысль. За исключением Моры Данбартон и еще нескольких пожизненников, для остальных заключенных всегда маячила надежда: конец их срока. Свобода. Во всех отношениях Грипп Аврора было внезапным крушением всех надежд. Никто не знал, что происходит после того, как засыпаешь, если что-то вообще происходит. Это было обратной стороной небес. — Они будут напуганы и взволнованы, еще чуть-чуть, и они соберутся все вместе и придут сюда, чтобы получить конкретные ответы, и у вас могут возникнуть серьезные неприятности… — Жанетт была осторожна, чтобы не использовать слово бунт, но это была именно та неприятность, которую она имела в виду. — Они уже волнуются, расстраиваются и боятся. Вы сами это сказали, у нас уже трое с этой штукой. И мы достанем все ингредиенты прямо в столовой. Просто впустите нас, и мы сделаем все остальное. Слушайте, я не собираюсь ни на кого давить или поднимать шум. Вы ведь меня знаете, не так ли? Я стараюсь со всеми ладить. У меня было время над всем подумать. Я просто говорю вам, что меня беспокоит, и предлагаю идею.

— И ваш специальный кофе все это исправит? Какой-то возбудитель примирит всех причастившихся с ситуацией?

— Нет, офицер, — сказала Жанетт. — Это не то, о чем я думаю.

Рука Лэмпли нашла ее татуировку на бицепсе в виде надгробия, с надписью ВАША ГОРДОСТЬ. Она позволила пальцам блуждать по линиям. Фокус ее взгляда дрейфовал вверх, к чему-то выше мониторов Будки.

Часы, — подумала Жанетт, — скорее всего там висят часы. У Лэмпли была утренняя смена. Она, вероятно, легла спать около девяти вечера, чтобы встать в пять или пять тридцать утра и поехать на работу. С часов в камере Жанетт знала, что сейчас около пяти вечера — уже темнело.

Офицер повернула голову на крепкой шее. Под ее глазами были круги, заметила Жанетт. Это было то, что двойная смена делает с тобой.

— К черту, — сказала Лэмпли.

Жанетт не могла слышать через звукоизоляционный барьер, но она разобрала фразу по губам офицера. Лэмпли откинулся назад к интеркому.

— Скажи мне, заключенная, о чем ты думаешь. Я хочу это слышать.

— Я думаю, что это даст людям надежду. Заставит их почувствовать, что они что-то делают. И даст немного дополнительного времени, прежде чем ситуация взорвется.

Взгляд Ван снова поднялся вверх. Обсуждение продолжалось еще некоторое время, в конце концов, превратившись в переговоры, и, наконец, в план, но это был тот момент, когда Жанетт поняла, что победила офицера Лэмпли — её взгляд на часы.

Клинт и Коутс снова находились одни в кабинете начальника тюрьмы, но поначалу никто из них ничего не говорил. Клинт восстановил дыхание, но его сердце по-прежнему делало бэнг-бэнг-бэнг, и он полагал, что артериальное давление, граничное с нормальным на последнем медицинском осмотре (об этом он забыл поделиться с Лилой; не было необходимости беспокоить, у нее своих забот — полон рот) было на пределе.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— Что прикрыла меня.

Она опустила взгляд. Для Клинта она выглядела как уставший ребенок не так давно вернувшийся с игровой площадки.

— Я только что избавилась от гнилого яблока в нашей корзине, Док. Это должно было быть сделано, но больше я не желаю от кого-либо избавляться, не тогда, когда я уже на пределе. По крайней мере, все остальные на месте.

Клинт открыл, было, рот, чтобы сказать, Я хотел убить его, но тут же его закрыл.

— Я скажу… — Дженис открыла рот в челюстно-дробящем зевке — …что была немного удивлена. Ты пошел на него, как Халк Хоган[160] вернувшийся во времена своего стероидного расцвета.

Клинт опустил голову.

— Но ты мне нужен хотя бы на время. Мой заместитель снова в свободном плавании, так что ты должен работать, пока Хикс не вернется.

— Я думаю, что он пошел домой, чтобы проведать свою жену.

— Я тоже так думаю, и хотя я его понимаю, я этого не одобряю. У нас здесь под замком более ста женщин, и эти женщины должны быть нашим приоритетом. Мне также не нужно, чтобы ты терял голову.

— Я не потеряю.

— Я на это надеюсь. Я знаю, что у тебя тяжелое прошлое, — я читала личное дело — но там ничего нет о таланте душить людей. Конечно, записи о несовершеннолетних засекречиваются.

Клинт заставил себя встретиться взглядами с начальником тюрьмы.

— Вот именно. Так и делается.

— Скажи мне, что то, я только что видела с Петерсом, было исключением.

— Это было исключение.

— Скажи мне, что ты никогда не проделаешь этого ни с одной из женщин. Например, Фицрой. Или с кем-нибудь другим. Возможно, новенькой. Чудаковатой Эви.

Шокированное выражение лица Клинта, должно быть, послужило ей исчерпывающим ответом, потому что она улыбнулась. Когда она произвела очередной зевок, зазвонил ее телефон.

— Начальник у телефона. — Она слушала. — Ванесса? Почему ты звонишь мне на телефон, когда у тебя есть замечательный интерком на пуль…

Она продолжала слушать доклад, и по мере того, как она это делала, Клинт заметил странные вещи. Телефон заскользил вверх от ее уха к ее волосам. Она вернула его на место, но потом он снова начал свое восхождение. Это могло быть следствием усталости, но это не было похоже на усталость. Он подумал о бутылке спиртного в столе Дженис, но сразу же откинул эту идею. Они с Лилой несколько раз ужинали вместе с Коутс, и он никогда не видел, чтобы она заказывала себе что-нибудь крепче бокала вина, который обычно оставляла недопитым.

Он приказал себе перестать бояться собственной тени, но это трудно было сделать. Если бы начальник Коутс отбыла в сон, кто бы всем этим руководил, пока Хикси не вернется? А если Хикси вообще не вернется. Лэмпли? Он? Клинт подумал о том, каково это принять на себя исполнение обязанностей начальника тюрьмы, и едва подавил содрогание.

— Хорошо, — сказала Коутс в трубку. Еще послушала. — Хорошо, — я же сказала. Да. Пусть они это сделают. Валяй и объяви по интеркому по всем камерам, что скоро покатится кофейный вагон.

Она закончила звонок, попыталась поставить телефон обратно в подставку, промахнулась и попробовала сделать это еще раз. — Попала, — сказала она и рассмеялась.

— Дженис, ты в порядке?

— О, лучше и быть не может, — сказала она, но не может прозвучало как: не мо-о-эт. — Я только что разрешила Ван пропустить в столовую Фицрой, Сорли, и некоторых других, чтобы они сделали так называемое супер-кофе для всех заключенных. По сути, разрешила наркоту.

— Скажи, почему?

Коутс говорила с сознательной осторожностью, что навело Клинта на мысль о речи пьяного, когда он пытался казаться трезвым.

— По словам Ван — которой все рассказала Энджела, наш личный Уолтер Уайт[161] — у нас в столовой он слегка обжаренный, а не черный, и это хорошо, потому что в нем больше кофеина. Вместо одного пакета на чашку, они будут использовать три. Собираются сделать целую галошу. — Она удивленно посмотрела и облизала губы. — Галлон, я имею в виду. Мои губы словно онемели.

— Ты шутишь? — Он не знал, говорит ли он о кофе или губах.

— О, ты должен выслушать это до конца, Док. Они собираются вывалить туда весь Судафед[162] из санчасти, у нас достаточно запасов. Но прежде чем они выпьют этот кофе… заключ-е-е-нные… заключенные… должны выпить смесь из грейпфрутового сока и масла. Ускоряет абсорбцию. Вот что рассказала Энджела, и я не вижу в этом никакого вреда…

Коутс попыталась встать и упала обратно в кресло с небольшим смешком. Клинт поспешил к ней.

— Джен, ты пила?

Она смотрела на него, глаза остекленевшие.

— Нет, конечно же, нет. Это не похоже на алкоголь. Это похоже… — она моргнула и протянула руку к маленькой кожаной сумочке, лежащей на столе возле кнопки интеркома. Коутс похлопала по ней кончиками пальцев, словно ища что-то. — …мои таблетки? Они были здесь, на столе, в моей сумке.

— Какие таблетки? Что ты принимаешь? — Клинт поискал глазами бутылочку, но на столе ничего не увидел. Он наклонился и посмотрел под стол. Ничего, кроме нескольких катышков пыли, пропущенных последним уборщиком, убиравшим этот кабинет.

— Жен… Жен… а, блядь. — Она усмехнулась в кресле. — Иду бай-бай, Док. Отхожу ко сну.

Клинт залез в мусорную корзину, и там, среди обрывков какой-то ткани и слегка помятого фантика от батончика Марс, он обнаружил коричневую аптечную бутылочку. На этикетке было написано Дженис Коутс и Ксанакс и 10 мг. Он был пуст.

Он подержал его так, чтобы Дженис могла видеть, и они одновременно произнесли одно и то же слово, Коутс произнесла свою половину дуэта весьма невнятно: «Петерс».

Делая усилие — безусловно, огромное усилие — Дженис Коутс села и сфокусировала свой взгляд на Клинте. Хотя ее глаза были совершенно стеклянными, когда она говорила, речь была внятной.

— Возьмите его, Док. Прежде чем он покинет здание. Закройте извращенного сукиного сына в камере в Крыле С и выбросьте ключ.

— Нужно вырвать, — сказал Клинт. — Сырое яйцо. Я принесу из стол…

— Слишком поздно. Я отхожу. Скажи Микки… — Ее глаза закрылись. Она заставила их снова открыться. — Скажи Микки, что я люблю ее.

— Ты сама ей это скажешь.

Коутс улыбнулась. Ее веки снова покатились вниз.

— Теперь ты за главного, Док. По крайней мере, пока Хикс не вернется. Ты… — Она произвела глубокий вдох. — Береги их, пока они все не пойдут на заклание, словно овцы… и тогда… ах, береги их, береги их и тогда…

Начальник Коутс скрестила руки на рабочем столе и положила на них голову. Клинт наблюдал в восторге и ужасе, как первые пряди белого вещества стали выходить из ее волос, ее ушей и кожи ее покрасневших щек.

Так быстро, думал он. Как же, к черту, быстро.

Он поспешил из кабинета, чтобы сказать секретарю Коутс, чтобы она прозвонила и убедилась, что Петерс еще на месте, но Бланш Макинтайр пропала. На ее рабочем столе лежал обрывок тюремного бланка, с записью, сделанной черным маркером Шарпи. Клинт прочитал большие буквы дважды, прежде чем смог поверить в то, что говорили ему его глаза:

Я УШЛА в книжный клуб.

Книжный клуб?

Книжный клуб?

В самом деле?

Бланш ушла в гребаный книжный клуб?

Клинт побежал по Бродвею к главному входу, уклоняясь от бродивших в своих мешковатых коричневых топах заключенных, зная, что некоторые из них отнесутся к этому с удивлением. Он добрался до запертых входных дверей и нажимал кнопку интеркома, пока Милли Олсон, которая все еще находилась на посту охраны, не ответила.

— Иисусе, Док, не надо так усердствовать. Что случилось?

Через двойные стеклянные панели, он видел, как потрепанный Шевроле Дона Петерса находившийся за внутренними воротами, внутри мертвой зоны, выезжает за внешние ворота. Он мог даже видеть, как короткие пальцы Дона, держат удостоверение личности для проверки. Клинт снова нажал кнопку интеркома и сказал:

— Не волнуйтесь, Милли. Уже неважно.

Глава 13

На обратном пути в город, маленький пошлый стишок, который она и ее друзья неоднократно повторяли во время игры на улице, когда их не могли слышать родители, начал бегать по разуму Лилы Норкросс. Она начала повторять его сейчас, при умирающем свете.

— В Дерби-Таун, в Дерби-Таун, улицы сделаны из стекла, в Дерби-Таун, в Дерби-Таун, девушки бьют тебе бамп-ти-бам-бамп-ти-бам-ти-бам-ти-бам…

Что было дальше? Ах, да.

— В Дерби-Таун, в Дерби-Таун, с моим братом случилась истерика; в Дерби-Таун, в Дерби-Таун, моя сестра полное бамп-ти-бам-бамп-ти-бам-ти-бам-ти-бам…

Слишком поздно она поняла, что съехала с дороги и летит по подлеску, выходящему к крутому склону, по которому ее полицейская машина кувыркнется, по крайней мере, раза три, прежде чем достигнет дна. Она ударила обеими ногами по тормозам и остановилась, когда передняя часть машины уже свисала над пропастью тяжеловесной каплей. Она перевела переключатель передач на парковку, и когда это сделала, то почувствовала, как волокна какого-то вещества мягко касаются её щеки. Она сорвала их, успев увидеть, как одно таяло, когда лежало на ладони, затем открыла дверь и попыталась выбраться. Ее ремень безопасности был пристегнут, и он откинул ее назад.

Она отщелкнула застежку, вышла и встала рядом с машиной, дыша воздухом, который, наконец-то, остыл. Она один раз ударила себя по лицу, а затем другой.

— Это было близко, — сказала она. Далеко внизу, один из маленьких ручейков — ручайков, на местном диалекте — который подпитывал Болл-Ривер плескался и, посмеиваясь, тек на восток. — Это было близко, Лила Джин.

Слишком близко. В конце концов, она заснет, она это знала, и белая хрень выскочит из ее кожи и покроет ее, когда она заснет, но она не позволит этому случиться, пока не поцелует и не обнимет сына хотя бы еще раз. Это было не обещание, а прямо-таки завет.

Она вернулась за руль и схватила микрофон.

— Патрульный автомобиль номер четыре, это первый. Возвращаетесь?

Сначала ничего не было, и она собиралась повторить, когда Терри Кумбс ответил.

— Первый, это четвертый.

Его голос звучал как-то странно. Как будто у него простуда.

— Четвертый, вы проверили аптеки?

— Да. Две разграблены, одна горит. Пожарная служба на месте происшествия, так что огонь не будет распространяться. Думаю, это хорошо. Аптекарь в Си-Ви-Эс был застрелен, и мы думаем, что есть, по крайней мере, одно тело внутри Рэйт Эйд. Это в той, которая горит. Пожарная служба точно не знает, сколько жертв.

— О, нет.

— К сожалению, это правда, шериф.

Нет, что-то явно не так с его голосом, как будто бы он едва сдерживает слезы.

— Терри? Что случилось? Что не так.

— Заезжал домой, — сказал он. — Нашел Риту, покрытую этим дерьмо-коконом. Она, как всегда, заснула за столом, прежде чем я вернулся домой с моей смены. Не хватило каких-то пятнадцати или двадцати минут. Я предупреждал ее не делать этого, и она сказала, что примет все меры, а потом я пришел домой, чтобы посмотреть, что она делает, и…

Теперь он начал плакать.

— Так что я положил ее на кровать, и вернулся, чтобы проверить аптеки, как вы и сказали. Что еще я мог сделать? Я пытался позвонить дочери, с ее комнатой нет связи. Рита пыталась дозвониться ей с утра, кучу раз. — Диана Кумбс училась на первом курсе в университете Южной Калифорнии. Ее отец издал тяжелый, водянистый всхлип. — Большинство женщин Западного побережья спят, и не просыпаются. Я надеялся, что она проснулась после ночи, пошла на учебу или еще куда-то, может быть, на прогулку, но… я знаю, что она не проснулась, Лила.

— Может быть, ты ошибаешься.

Терри проигнорировал реплику.

— Но эй, они же дышат, верно? Все женщины и девочки все еще дышат. Так может быть… я не знаю…

— Роджер с тобой?

— Нет. Но я с ним разговаривал. Он нашел Джессику покрытой этим. С ног до головы. Должно быть, заснула голой, и потому стала похожа на мумию в одном из тех старых фильмов ужасов. Дочка тоже. Прямо там, в детской кроватке, опутанная, так же, как те, которых они показывают по телевизору. Роджер потерял контроль. Он кричал, завывал и бился головой об стену. Я пытался заставить пойти его со мной, но он не захотел.

Это необоснованно разозлило Лилу, наверное, потому, что она была так измотана. Если ей не позволено сдаваться, то и никому.

— Скоро наступит ночь, и нам понадобится каждый коп.

— Я говорил ему, что…

— Я съезжу за Роджером. Встретимся в участке, Терри. Передай всем, с кем сможешь связаться. В семь часов.

— Зачем?

Даже если весь мир скатится в адскую пропасть, Лила не будет произносить этого вслух, — она собиралась взломать шкафчик для улик и устроить маленькую милую вечеринку с наркотиками.

— Просто будь там.

— Я не думаю, что Роджер поедет.

— Он поедет, даже если мне придется надеть на него наручники.

Она отъехала от края пропасти, который чудом не пересекла и направилась в город. Она включила проблесковые маячки, но при этом останавливалась на каждом перекрестке. Потому что при всем происходящем, света проблесковых маячков могло быть недостаточно. К тому времени, как она достигла Ричленд-лейн, где проживали Роджер и Джессика Элуэй, этот чертов маленький червячок снова забрался ей в голову: В Дерби-Таун, в Дерби-Таун, когда у твоего папочки чешется кон…

Датсун медленно ехал наперерез, игнорируя как ее проблесковые маячки, так и четыре стоп-линии на перекрестке. В обычный день она бы отыгралась на неосторожном сукином сыне, как на белом рисе. Если бы она не боролась со сном, она, возможно, заметила бы бамперную наклейку на багажнике — что смешного в мире, любви и понимании — и определила автомобиль, как принадлежащий миссис Рэнсом, которая жила на улице немного дальше от того места, где стояли все эти незанятые дома. Если бы она была на свежую голову, она наверняка узнала бы в водителе своего сына, а в пассажире, сидящем рядом с ним, Мэри Пак, девушку, по которой он сходил с ума.

Но это был не обычный день, и она была далеко не на свежую голову, поэтому продолжила путь домой к Элуэям на Ричленд-лейн, где оказалась в следующем действии продолжающегося кошмара того дня.

Джаред Норкросс имел собственного червячка в голове, но это не имело ничего общего с Дерби-Таун, где улицы были сделаны из стекла. Совпадение, случайность, предопределение, судьба. Выбирай одно или не выбирай ничего, для Вселенной это, вероятно, было одно и то же. Совпадение, случайность, предопределение, суд…

— Ты проехал знак «стоп», — сказала Мэри, нарушив молчание. — И я видела полицейскую машину.

— Не говори ничего, — сказал Джеред. Он прямо сидел за рулем, пот покрывал его тело, а часто бьющееся сердце отправляло уколы боли прямо в его больное колено. Он все еще мог сгибать колено, что заставило его поверить в то, что он на самом деле ничего не порвал, просто растянул связки, но оно сильно опухло и болело. Мысль о том, что он может быть остановленным полицейским, когда он не имел законного права на вождение, по крайней мере, без водителя, с правами и стажем не менее трех лет, на пассажирском сидении, была неприятной. Его мать неоднократно говорила ему, что самое страшное для нее, как шерифа, было бы, если бы его забрали в участок за что-нибудь незаконное — любое что-нибудь, даже за то, что он забыл заплатить за конфетку, выходя из Фентон Ньюстед.

— И поверь, — говорила Лила, — если это самое страшное для меня, я сделаю это самым страшным и для тебя.

Внучка миссис Рэнсом, Молли, сидела на коленях на заднем сиденье и глядела в заднее окно.

— Никаких проблем, — сообщила она. — Дай пять, машина свернула на перекрестке вправо.

Джаред немного расслабился, но он все еще не мог поверить, что делает это. Менее получаса назад он был дома, ожидая указаний от одного из родителей. Потом он позвонил Мэри. Которая начала кричать, прежде чем он смог произнести хотя бы три слова после «алло».

— Где ты есть? Я пытаюсь дозвониться тебя уже кучу лет!

— Правда? — Все было не так уж и плохо. Девушка не кричит, если ей все равно, не так ли? — Мой мобильник разбился.

— Ну да, конечно. Приезжай ко мне! Мне нужна помощь!

— Что тебе нужно? Что случилось?

— Ты знаешь, что случилось! Все, если ты девочка! — Она восстановила дыхание и продолжила. — Мне нужно проехаться в Шопуэлл. Если бы мой отец был здесь, я бы попросила его, но он в Бостоне на работе, и пытается вернуться домой, но прямо сейчас от этого нам нет никакой пользы.

Шопуэлл был самым большим супермаркетом в городе, но находился в самом дальнем от них конце. Он призвал свой самый рассудительный, взрослый голос. — Дулинг Глосери находится гораздо ближе к тому месту, где ты живешь, Мэри. Я знаю, что выбор в нем не так велик, но…

— Ты будешь слушать?

Он замолчал, испугавшись контролируемой истерики в ее голосе.

— Я должна попасть именно в Шопуэлл, там есть женщина, которая работает в продуктовом отделе. Многие дети о ней знают. Она продает… кое-какие снадобья.

— Ты говоришь о стимуляторах?

Молчание.

— Мэри, это незаконно.

— Мне плевать! С моей мамой пока все в порядке, но моей младшей сестре всего двенадцать лет, она обычно укладывается спать в девять, и она бродит по дому как зомби задолго до этого.

Так вот зачем я тебе нужен, — подумал Джаред.

— Плюс ко всему, я. Я не хочу засыпать. Я не хочу заворачиваться в кокон. Я боюсь гребаной смерти.

— Я понимаю, — сказал Джаред.

— О нет, ты не понимаешь. Ты парень. Ни один парень не может этого понять. — Она перешла на тяжелое, влажное дыхание. — Неважно. Я не знаю, зачем я тебе звоню. Я позвоню Эрику.

— Не делай этого, — сказал запаниковавший Джаред. — Я приеду и заберу тебя.

— Ты приедешь? В самом деле? О Боже, спасибо.

Колени расслабились.

— Да.

— Твои родители не будут против?

— Нет, — сказал Джаред, что не совсем соответствовало действительности. Как они могут быть против, если он ничего им не скажет? Конечно, они, наверное, были бы очень расстроены, даже отложив в сторону мировой кризис, потому что у Джареда не было водительских прав. Они бы были, если бы он не наткнулся на мусорный бак, пытаясь совершить параллельную парковку во время экзамена. До того момента все шло хорошо. Говорил ли Джаред Мэри, что он сдал на права? Может быть и да. Проклятие! Вранье тогда казалось безобидным. Это было так тупо, не сдать экзамен. Он планировал повторить попытку в следующем месяце, и так как у него в любом случае не было собственной машины, она никогда не должна была узнать. Такова была его логика. Джаред думал, что экзамены на водительское удостоверение вряд ли некоторое время будут приоритетом в округе Дулинг. Или где угодно.

— Сколько тебе нужно времени, чтобы сюда добраться?

— Минут пятнадцать. Двадцать, не больше. Дождись меня.

Только после того, как повесил трубку, он понял, как далеко впереди паровоза он бежал. У него не было водительских прав, и у него не было машины. Его отец уехал на Приусе в тюрьму, а Тойота его мамы была припаркована за департаментом шерифа. С точки зрения транспортных средств, шкаф Норкроссов был пуст. Либо ему придется одолжить колеса, либо ему придется перезвонить Мэри и сказать ей, чтобы её отвез Эрик. Первый вариант казался маловероятным, но после всего, что произошло в этот день, последнее было немыслимо.

И в этот момент прозвенел звонок.

Совпадение, счастливая случайность, предопределение, судьба.

Миссис Рэнсом опиралась на больничную трость и носила на правой ноге жесткий металлический бандаж. Увидев её текущее состояние, Джаред, даже в его нынешнем положении, почувствовал, что он принимал свое собственное подвернутое колено слишком серьезно.

— Я видела, как ты возвращаешься домой, — сказала миссис Рэнсом. — Джаред, не так ли?

— Да, мэм. — Джаред, мальчик, который помнил бы о вежливости даже на тонущем Титанике, протянул руку, поцарапанную после дневной пробежки через подлесок.

Миссис Рэнсом улыбнулась и покачала головой.

— Лучше не надо. Артрит. И ты должен извинить меня, если я пропущу расшаркивания, чего я обычно никогда бы не сделала, но сегодня вечером, кажется, время имеет значение. Молодой человек, у тебя есть водительские права?

Джаред оказался в положении героя какого-то старинного фильма, где учтивый злодей говорил: Повесить могут лишь однажды.

— Да, но у меня нет машины.

— Это не проблема. У меня есть. Это Датсун, старый, но в отличном состоянии. Я редко на нем езжу в эти дни, из-за моего артрита. Кроме того, мой жесткий металлический бандаж затрудняет управление педалями. Мои клиенты забирают товар прямо из дома. Обычно они не жалуются — но сейчас не об этом. Это не актуально, не так ли? Джаред, ты должен оказать мне услугу.

Джаред был уверен, что знает, какова будет запрашиваемая услуга.

— Я плохо сплю в эти дни и при лучших обстоятельствах, а с тех пор, как моя внучка переехала ко мне, пока мой зять и невестка работают над своими… своими разногласиями… я вряд ли спала вообще. Можно сказать, что я откладывала сон в долг, и, несмотря на все мои болезненные недуги, я думаю, что сегодня вечером этот долг может быть взыскан. Если только, это… — Она подняла трость, чтобы почесать пятно между бровями. — Ох, как это тяжело. Я обычно честный человек, благородный человек, не тот, который перекладывает проблемы на совершенно незнакомого человека, но я увидела, как ты возвращаешься домой, и подумала… я подумала, возможно…

— Вы подумали, что я мог бы знать кого-то, и быть в состоянии получить то, что поможет вам воздержаться ото сна немного дольше. — Он произнес это как утверждение, а не вопрос, и подумал: совпадение, счастливая случайность, предопределение, судьба.

Глаза миссис Рэнсом расширились.

— О, нет! Ничего такого! Я сама кое-кого знаю. По крайней мере, думаю, что знаю. Все, что я когда-либо покупала у нее, это марихуана — это помогает моему артриту и глаукоме — но я знаю, что она продает и другие вещи. И знаю это не только я. Есть Молли, о которой нужно подумать. Моя внучка. Она сейчас живая, как блоха, но к десяти часам она…

— Становится желеобразной, — сказал Джаред, думая о сестре Мэри.

— Да. Поможешь мне? Имя этой женщины Норма Брэдшоу. Она работает в магазине Шопуэлл, на другом конце города. В продуктовом отделе.

Теперь вот он подъезжает к Шопуэллу, без прав и всего лишь с одним нарушением правил дорожного движения — пропустил знак «стоп» — уже можно отдать ему должное, и жизнь двух людей находится в его неопытных руках. Мэри, на которую он рассчитывал и десятилетняя Молли Рэнсом, на которую рассчитывал не особо. Она уже сидела на заднем сиденье старенького Датсуна, когда Джаред помогал её бабушке вернуться в дом, и миссис Рэнсом настаивала, чтобы он взял с собой девочку. Выход из дома «должен активизировать её внутренние резервы». В новостях говорилось, что в некоторых городах вспыхивали беспорядки, но миссис Рэнсом нисколько не опасалась отправлять внучку по поручениям в старом добром Дулинге.

Джаред не смог отказаться от дополнительного пассажира. Машина, в конце концов, принадлежала старушке, и если бы он продолжал отказываться, несмотря на такой немаловажный факт, снова мог бы возникнуть один важный вопрос — а были ли у него права? Миссис Рэнсом могла бы благословить его на данное поручение, даже если бы он сказал правду, она была отчаянной, но он не хотел рисковать.

Наконец-то они подъехали к супермаркету, слава Богу. Молли опять сидела, опустив ноги вниз, пристегнувшись ремнем безопасности, но на нее напал болтун, и в настоящее время он был в самом разгаре. Так Джаред и Мэри узнали о том, что у Молли есть лучшая подруга по имени Оливия, и Оливия может блевануть, если не получает того, чего хочет, это была такая сверхспособность, которую никто кроме неё не имел, что родители Молли посещали консультанта семейника, что бабуля курит специальные лекарства, потому что они помогают ей от глаз и артрита, и у неё была такая большая курительная штука с американским орлом, и, конечно же, курить плохо, но бабушке это помогает, хотя Молли не должна никому об этом рассказывать, потому что тогда люди подумают, что курить это хорошо…

— Молли, — сказала Мэри, — ты когда-нибудь замолкаешь?

— Обычно, когда сплю, — сказала Молли.

— Я не хочу, чтобы ты засыпала, но твои речи немного напрягают. Кроме того, ты никогда не должна принимать лекарства твоей бабушки. Для тебя это плохо.

— Хорошо. — Молли сложила руки на груди. — Могу я спросить кое-что, мисс Мэри-Босс?

— Я думаю, что да, — сказала Мэри. Ее волосы, обычно скрепленные в хвостик и ровно лежащие на спине, были распущены по плечам. Джаред подумал, что выглядит она прекрасно.

— Вы, ребята, встречаетесь?

Мэри посмотрела на Джареда и открыла рот, чтобы что-то сказать. Прежде чем она смогла произнести хоть слово, он осмелился снять одну руку с рулевого колеса и указал вперед на огромную парковку, купающуюся в лучах галогенного света. Она была забита машинами.

— В Шопуэлле аврал.

— Это безумие, — сказала Мэри.

— Безумное безумие, — согласилась Молли.

Джаред припарковался на траве в самом дальнем конце парковки Шопуэлла. Это, вероятно, было еще одно нарушение, но не такое уж страшное, так как сама парковка превратилась в ипподром. Автомобили неслись напропалую вверх и вниз по тем немногим полосам, по которым еще можно было совершать движение, сигналя покупателям, которые везли полные тележки. По мере того как они осматривались, две тележки столкнулись и люди, толкавшие их, начали друг на друга кричать.