Темные ущелья Морган Ричард

Глава пятьдесят первая

– Война? – Карден Хан, имперский легат в Маджакской степи, откусил от груши и принялся жевать с гораздо менее благопристойным видом, чем можно было ожидать от человека его ранга. Он говорил с набитым ртом. – Насколько я слышал, все идет хорошо. Хинерион взят штурмом, есть завоевания во внутренней части Джерджиса, и так далее. Но, разумеется, этой новости уже несколько месяцев. Мы тут не держим руку на пульсе.

В последнем замечании она уловила нотку горечи. Ишлин-ичан был всего лишь захолустным поселением, слишком далеким от Империи, чтобы иметь какое-либо реальное политическое значение или предоставить много возможностей для продвижения. Карьерные дипломаты избегали его, как могли; если это не удавалось, они стремились отсюда побыстрее удрать. Какой-нибудь молодой человек всегда мог, проведя какое-то время в степи, вернуться домой и обменять пост на что-то более весомое, поближе к центру событий. Но Кардена Хана нельзя было назвать юношей даже с большой натяжкой. Лицо мужчины, напротив которого сидела Арчет, было помятым и усталым, изборожденный глубокими морщинами лоб переходил в редеющую шевелюру, а борода почти совсем поседела.

Значит, вариантов всего два. Либо он посредственный дипломат, либо отправлен сюда в изгнание. А она в последние годы уделяла придворным делам слишком мало внимания, чтобы знать наверняка.

Поэтому Арчет тщательно подбирала слова.

– Тем не менее, мой господин, вы, похоже, наладили тут железную дисциплину. – Она откусила кусочек цуката, который на самом деле не хотела есть. – Ваше сегодняшнее вмешательство было очень своевременным.

Легат покраснел.

– Вы слишком добры, моя госпожа. В самом деле. Это была обычная предосторожность. Местные жители придают большое значение всему, что происходит в небе – предзнаменования и все такое прочее, – и внезапная комета с запада, за час до рассвета, падающее с неба железо, ну… можете себе представить, какая суматоха поднялась бы среди такого народа.

«Или среди любого народа, с которым я когда-либо сталкивалась», – едва не сказала Арчет. Хан, возможно, и стал туземцем в том, что касалось поведения за столом, но, как и некоторые другие, кого она видела на подобных постах в течение многих лет, он продолжал обсасывать изгрызенную корочку своего предполагаемого культурного превосходства.

«Ага… в отличие от одной вечно хандрящей молодой полукровки-кириатки, которую мы знали в Ихельтете, да, Арчиди?»

Позади в окно пиршественной комнаты ворвался прохладный ночной ветерок и коснулся ее затылка. Возможно, одинокий призрак Драконьей Погибели пришел на зов. Или просто прилетела весть о смерти той, другой Арчет, оставшейся далеко позади, ведь теперь полукровке с трудом верилось, что она была такой всего-то шесть месяцев назад. Она дошла до края мира и вернулась оттуда, сквозь смерть, шторм и драконов, и вот теперь сидит здесь, самой себе кажется какой-то странной грациозной незнакомкой. Внезапный приступ сочувствия к Хану поразил ее. Она не привыкла видеть себя в окружающих людях, и уж подавно не привыкла осознавать на их примере собственные недостатки. Ей редко удавался столь ясный самоанализ.

«Так ведь это можно исправить четвертью унции крина», – посоветовал какой-то мрачный осколок ее прежней личности. Но Арчет отмахнулась от совета без особых усилий, как от ночного ветерка. Его вытесняли другие, более насущные проблемы: Джирал, одинокий на троне, окруженный советниками-подхалимами – он, наверное, уже напортачил с войной и приближался к какой-нибудь политической катастрофе; свирепствующая Цитадель с ее стремлением ввергнуть Империю, чей прагматичный космополитизм был добыт таким трудом, обратно в племенную нетерпимость, завоевания и гнев. Ишгрим, увязшая во всем этом.

Они все должны вернуться домой, пока не стало слишком поздно.

– Да, это было бы беспечностью с моей стороны, – продолжал болтать легат, – позволить отряду мародеров-ишлинаков отправиться туда без имперских наблюдателей. На самом деле, чтобы показать, кто мы такие, нужно немногое. Горстка людей, военный врач, которого мы выдаем за собственного шамана. Понимаете, они не видят разницы: исцеления и прорицание, болезни и предзнаменования, для степняков это все одна большая загадочная неразбериха. К счастью, наш друг Саракс – тот, кто доставил вас сюда, – научился исполнять свою роль весьма искусно. Бедняга, он думал, что приехал сюда лечить раны, лихорадку и сломанные кости, но по крайней мере три раза за последний год все складывалось так, что ему приходилось произносить мудрые слова над кусками тлеющего шлака, упавшими с неба. Я помню один случай в прошлом году, когда…

Она немного отвлеклась и отрешилась от любезных россказней Хана. Пусть болтает; он явно слишком изголодался по имперскому обществу. Комната, в которой они сидели, говорила сама за себя: унылые практичные стены из кирпича, опора для крыши из грубо обработанных бревен. На полу тут и там попадались изразцы с гербом и эмблемой Ихельтета, но эффект был грубым – явная работа ремесленников, для которых эти символы не имели иного значения, кроме жалованья, которое они приносили. Ковры на полу лежали маджакские, мебель имела такие же грубые очертания, как и балки на потолке. Очаг для комнаты такого размера был скромный, как и пламя внутри него. И Арчет ни в одном окне не видела стекла с тех пор, как приехала в посольство.

Единственным предметом явно ихельтетского происхождения оказался фамильный герб Хана – шелковое знамя, висевшее на одной из стен, выглядящее одиноко и неуместно.

– …но теперь маджаки хоть в этом к нам прислушиваются – по крайней мере местные ишлинаки, и все более отдаленные кланы тоже. Основополагающие медицинские знания постепенно пробуждают в них более глубокое уважение к нашей учености и вере, понимаете, и с учетом этого…

– Да, это и впрямь потрясающе. – Арчет постаралась скрыть нетерпение в голосе. От этого человека ей требовалось большое одолжение, и полукровка сомневалась, что ее ранг в Ихельтете сам по себе поможет делу. Она отпила вина и продолжила с нарочитой небрежностью. – Это, э-э, уважение – как, по-вашему, оно распространяется на другие кланы по всей степи?

– О, конечно. – Хан проглотил прожеванное и взял со стола еще один фрукт. – Мы заботимся о том, чтобы наше присутствие ощущалось далеко за стенами Ишлин-ичана. Нелегко действовать, имея в своем распоряжении такой маленький гарнизон, но любой легат, достойный своего поста, знает цену демонстрации.

– Это хорошо. Есть пара вещей, которые мне нужно сделать, прежде чем я отправлюсь на юг. И для этого понадобится кое-какая демонстрация.

– Да? – Тон легата внезапно переменился.

Она допила вино и поставила пустой кубок на стол как шахматную фигуру.

– Все верно. Какое влияние вы имеете на скаранаков?

– На скаранаков?

И по тому, как он это сказал, Арчет поняла: у нее проблемы.

Когда он немного успокоился, то произнес:

– Послушайте, госпожа моя, я бы очень хотел вам помочь. Будь это любой другой клан – мы бы тихо убили этого Полтара для вас, никаких проблем. Даже похитили бы, чтобы вы смогли пытать и убить его сами, если это доставит вам удовольствие. Я бы с радостью это для вас устроил, правда. Но мы говорим о скаранаках. Я не уверен, что вы понимаете, в чем суть.

Она пожала плечами.

– Ну ладно. Скаранаки. Расскажите мне о них.

– Да. Сперва поймите, что за последние десять лет здесь многое изменилось. Ишлин-ичан намного больше, чем раньше, и на другом берегу реки появилось несколько второстепенных поселений. Западные кланы все больше свыкаются с мыслью о том, что можно жить оседло, привыкают ладить с соседями с минимальным насилием. Но скаранаки – это старая школа. Они стойкие останки кочевых племен, какими все маджаки когда-то были. Понимаете, они никогда не поселятся на одном месте, как ишлинаки, и этим гордятся. Странники до мозга костей, все такие же бандиты и налетчики, какими были сто лет назад. За это их очень уважают. И поскольку ишлинаки в основном живут в окрестностях города и на другом берегу, вот уже почти десять лет никто не оспаривал их первенство в восточной степи. Сержанты-вербовщики, конечно, любят их – они предпочтут скаранаков любому другому клану. И на каждые десять молодых головорезов, которых они посылают на юг, чтобы стать солдатами, по крайней мере двое или трое обязательно в какой-то момент вернутся сюда закаленными ветеранами, что только добавляет клану боеспособности.

Арчет кивнула.

– Все как обычно. В прошлом я не раз видела, какие это доставляет неприятности.

– Да, но попробуйте сказать это вербовщикам. – Карден Хан подался вперед в своем кресле, как человек, пытающийся разъяснить до конца истинную причину своего отказа помочь ей. – Честное слово, госпожа, если бы Маджакские равнины не были столь обширны, если бы мы находились на несколько сотен миль ближе к перевалу Дхашара и границе, я бы отметил скаранаков как серьезную будущую угрозу Империи. Все это было правдой еще до того, как ваш друг Эгар Драконья Погибель перестал быть вождем клана и исчез. В наши дни… – Печальная гримаса. – …к военной доблести скаранаков и их территориальному владычеству теперь можно добавить слухи о черном шаманстве и магии ночных сил. Этот шаман, которого вы хотите убрать с доски, – судя по тому, что мне сказали, он пользуется личной благосклонностью Небожителей. Ходят слухи, что он может вызвать демонов из дальних степей и они повинуются его воле.

Арчет разглядывала рисунки на столешнице. Она потерла завиток, который был немного похож на кричащее лицо.

– Но вы же не верите в подобные вещи, не так ли? – мягко спросила она. – Демоны, магия? Вы же образованный религиозный человек?

Хан невесело улыбнулся ей.

– То, во что я верю, не имеет никакого отношения к делу, моя госпожа. Важно, во что верят сами скаранаки и что думает о них остальная степь – это и определяет игру. Вы когда-нибудь видели маджакского берсеркера в действии?

Шквал воспоминаний – застывшие мгновения боя с драконом, вой Эгара, который призывал тварь повернуться к нему.

– Да, – тихо ответила полукровка.

– Ну… – Легат был немного разочарован тем, что она испортила его минуту славы. – Тогда вы знаете, о чем я, госпожа. Скаранакский воин, который верит, что на его стороне ночные силы, с тем же успехом может обладать ими на самом деле – никакой разницы. Он будет считать себя способным на сверхчеловеческие подвиги в бою независимо от того, так это на самом деле или нет, и в этой части мира его враги будут думать то же самое. Больше половины моих людей здесь – местные помощники, большинство из них даже не новообращенные. Я могу доверить им охрану посольства и выполнение основных патрульных обязанностей. Но я не могу приказать им идти на скаранакский лагерь, как вы не могли бы заставить девятую Южную гвардию осадить Цитадель.

Арчет поморщилась. Встала из-за стола со скудным угощением, которое выставил для нее Хан. Она все равно почти не притронулась к еде – не была голодна. С самого момента пробуждения в степи ее переполняли бодрость и энергичность, посрамляющие лучший крин, какой доводилось пробовать. Она подошла к открытому окну позади себя, наклонилась и посмотрела на редкую желтую россыпь факелов и освещенных огнем окон города внизу.

Пятиэтажная имперская миссия была самым высоким зданием в Ишлин-ичане. Ее можно было увидеть на въезде: посольство возвышалось над теснящимися хижинами и низкими домами, словно упитанный священник, дарующий благословения множеству людей, гнущих спины в молитве. Теперь сквозь тонкие завесы дыма из труб она могла видеть городские стены и дальше – то место, где кончались огни и простиралась степь, похожая на огромный темный океан. Небо с запада затянуло тучами, когда наступила ночь, Лента едва блестела, как спрятанный клинок подлого убийцы. То тут, то там Арчет как будто бы различала в темноте мерцающие огоньки походных костров, но трудно было сказать наверняка.

– У вас должны быть какие-то собственные силы, – задумчиво проговорила она, продолжая созерцать вид. – Сегодня я видела на ваших разведчиках цвета Вольных горцев.

– Верно. – Она услышала, как легат встает из-за стола и подходит ближе. – Отряд из семи разведчиков плюс обычное подразделение из восьмидесяти человек, из которых примерно дюжина слегла с местной лихорадкой. Учитывая это, а также тот факт, что я должен изображать тут командный авторитет перед вспомогательными войсками, я, возможно, смогу выделить вам сорок человек для участия в боевых действиях. Самое большее – сорок пять. Могу сказать вам прямо сейчас, что этого будет недостаточно.

– Верно.

– Вам нужно в пять раз больше, чтобы просто подумать о том, как бы отправиться в край скаранаков без приглашения, не говоря уже о том, чтобы вступить в бой, когда вы туда доберетесь. – Легат неловко завис над ее плечом, не осмеливаясь фамильярно наклониться к гостье. Вместо этого он указал мимо нее в темноту за городом. – Есть местная легенда, согласно которой огромная армия однажды вышла на равнину, чтобы сразиться с демонами, и просто… исчезла. Ни выживших, чтобы поведать историю, ни следов сражения, было – и нету. Но говорят, что иногда ночью, когда ветер дует с северо-востока, все еще можно услышать отзвуки великой битвы, очень слабые, как будто эта армия все еще где-то там, все еще сражается с тем, на что она наткнулась.

– А вы сами слышали?

– Нет, моя госпожа. И я не думаю, что это когда-либо происходило на самом деле – по крайней мере, не так, как говорится в легендах. Но я думаю, что это явное предупреждение, предназначенное, возможно, для чересчур амбициозных военачальников и генералов. Вы рискуете, недооценивая степь и то, что в ней водится.

Она повернулась и посмотрела на него.

– Господин Хан, если вы не слушали меня раньше, я только что выжила почти месяц в Кириатских пустошах – месте, которое даже мой народ считал смертельно опасным. Я пережила кораблекрушение и стычку с Чешуйчатыми, сражение с драконом и колдовскую катапульту, которая заставила меня пролететь тысячу миль или больше по воздуху, прежде чем рухнуть на землю здесь. Если думаете, что меня отпугнут рассказы о воющих призрачных воинствах и черных шаманах, то это вы склонны недооценивать.

Легат склонил голову.

– Примите мои глубочайшие извинения, госпожа. В мои намерения не входило намекать…

– Нет. – Она отмахнулась. – Я это знаю. Поднимите голову, легат. Это мне надо извиняться – вы же пытаетесь помочь. Но это долг крови, и у меня нет выбора.

Хан кротко поднял голову.

– Возможно, если вы вернетесь в следующем году, моя госпожа. С большим отрядом.

– Нет, так не получится. Неужели вы действительно думаете, что император выделит мне несколько сотен своих лучших воинов, чтобы я пришла с ними сюда ради своей личной надобности, в то время как Империя все еще воюет с Лигой?

«Не говоря уже о моих собственных шансах на свободное время. Как только я вернусь, нужно будет разобраться с жутким бардаком».

На мгновение старая Арчет – язвительная, зависимая от крина – выступила из прошлого, ухмыляясь; она испытала сильное искушение забыть про Ихельтет, да и просто на хрен остаться тут, на пару лет. Поездить на лошадях, выучить маджакский, разбить лагерь под звездами и наблюдать, как на огромном небосводе сменяются времена года.

А если не получится, можно сесть на одну из торговых барж, что идут вниз по Джанарату, добраться на ней до обрыва в Дхашаре, оттуда дрейфовать до самого Шактура и Великого озера. Вытрясти из имперского посольства жилье и деньги, может быть, еще раз попробовать разбудить коматозного Кормчего в развалинах Ан-Наранаша.

И пусть перегорит война на Западе, пусть Империя переживает последствия глупых ошибок. Пусть Джирал для разнообразия сам о себе позаботится, а она просто… все бросит.

В косых лучах утреннего солнца Ишгрим переворачивается на простынях большой кровати, обращает к Арчет лицо с опухшими губами, тянется к ней…

«И это мы тоже бросим, да, Арчиди?»

Полукровка снова увидела девушку, которая стояла у перил и не махала, пока флотилия удалялась вниз по течению, прочь.

«Не успеешь опомниться, как я вернусь» – так она сказала.

Она дернула подбородком – на самом деле, не в мыслях. Резким жестом велела видению с блестящими от крина глазами убираться вон из ее головы. Зачарованно проследила за тем, как ее собственный язвительный призрак вскинул брови, свирепо ухмыльнулся ей и ушел с видом противника на дуэли.

Грубо толкнул плечом, проходя мимо.

Исчез.

– Послушайте, – сказала она Кардену Хану. – Так или иначе, но дело будет сделано. И у меня не очень много времени. Если вы не можете собрать отряд, который позволит действовать напрямую, каковы другие варианты? Неужели этот шаман никогда не появляется здесь, в Ишлин-ичане?

Хан покачал головой.

– Уже пару лет как нет. Мы, конечно, следили за ним, как и за другими влиятельными скаранаками, когда они появлялись в городе. По словам моих шпионов, он был завсегдатаем довольно известного борделя у восточной стены. Но потом что-то случилось. Нам поведали, что он очень сильно навредил одной из девушек и она умерла от ран. Сама по себе это не проблема – она была чужеземной рабыней, привезенной сюда из одного из городов Лиги, если мне не изменяет память. Никаких связей с маджаками, никакой семьи, которая жаждала бы кровной мести.

– Понимаю.

– Да, ну вот как-то так. – В голосе легата теперь звучало смущение. – Вся эта суета из-за одной проклятой рабыни. Если бы этот Полтар просто расплатился с мадам, всем было бы наплевать. Но вместо этого он просто сбежал и не вернулся. Никто точно не знает почему. Мадам, конечно, назначила за него награду, но, судя по тому, что я слышал, не очень высокую. Это было сделано скорее напоказ, и таких денег, конечно, не хватило, чтобы привлечь серьезных знатоков. И теперь сложилось противостояние: Полтар больше никогда не сможет безопасно ходить по улицам Ишлин-ичана, но ему, похоже, и не надо. А глупцов, которые отправились бы на восток и выступили против скаранаков за столь ничтожную сумму, нет.

Она хмыкнула. Уставилась во тьму степи. В ее голове плясали сценарии, воплощающие мечты.

– Значит, среди скаранаков нет недовольных? У Полтара должны быть враги внутри клана, несомненно.

«По крайней мере, в Ихельтете все так устроено».

– Неужели мы действительно не можем проникнуть туда изнутри? Может, подкупить кого-нибудь? Шантажировать?

«Ну, посмотри на себя, Арчиди, – сплошные политические маневры и манипуляции, прямо как настоящий имперский советник».

«Грашгал и папа гордились бы».

Хан вздохнул.

– Я проверю досье, но думаю, что это маловероятно. Степные кланы, как правило, сплочены, а скаранаки – в большей степени, чем остальные. Действовать против шамана, если он не может быть каким-то образом обесчещен, значит действовать против клана в целом, против главы клана и всего, за что он стоит. Это нарушение клятвы, и вы не найдете много маджаков, готовых на такой шаг.

– Они пошли на него достаточно быстро, когда прогнали Драконью Погибель, – проворчала она.

– Возможно. Но это не та официальная версия событий, которой мы располагаем. Насколько мои шпионы смогли тогда установить, история, рассказанная младим братом Драконьей Погибели, заключается в том, что Эгар впал в состояние берсеркера и убил своих братьев, которые его не провоцировали, обратившись к черным искусствам, коим обучился за то время, что провел на юге.

– Эршал. – Она мрачно кивнула. – А теперь этот маленький ублюдок заделался вождем клана, верно?

– На самом деле, как я понимаю, это больше похоже на правящий совет, во главе которого он и находится. Старшие владельцы стад, другие мудрые головы и все такое прочее. Ну, система правления и впрямь выглядит стабильной. – Легат деликатно откашлялся. – Не хочу вас оскорбить, моя госпожа, в особенности пока вы все еще оплакиваете друга. Но, как я понял, хоть Драконья Погибель и был могучим воином, вождь клана из него получился не очень хороший. Похоже, он делал свою работу рассеянно и нехотя. Его куда больше интересовали, э-э… скажем так, более плотские занятия.

Под веками защипало от слез. Арчет вдруг обнаружила, что на ее лице появилась слабая грустная улыбка.

– Да, похоже на него, – прошептала она.

Хан развел руками.

– Не каждый может быть вождем.

«Да уж, рассказывай…»

Ишгрим, Джирал, Империя на грани коллапса. Люди, которых она возглавляла, теперь поверили, что она приведет их всех домой. Могла ли Арчет и впрямь рискнуть всем этим ради какой-то бессмысленной клятвы мести за стареющего, безответственного, блудливого как кот головореза, о чьем позорном уходе, по всей видимости, никто не сожалел?

«Так вот каким он был? Серьезно?»

«Возможно. Но он был и Драконьей Погибелью тоже».

Она на мгновение опустила голову и вздохнула. Никак не получалось разгадать загадку.

Все еще глядя в темноту, Арчет заметила слабый отблеск пламени костров на небе у горизонта. Скаранакский лагерь или что-то еще, поди узнай. Ее взгляд все равно остановился на этом отблеске не мигая, пока от прохладного ветерка из окна на глазах снова не выступили слезы.

И с тем же ветром, из той же всеохватной тьмы, пришло мгновение ясности, чего-то настолько близкого к пониманию, насколько Арчет вообще могла к нему подобраться.

«Ты не должна ее разгадывать, Арчиди. Дело не в том, кем был он.

Дело в том, кто есть ты».

Полукровка на мгновение закрыла глаза и почувствовала, как от этой мысли подступает облегчение. Затем выпрямилась, отвернулась от темноты снаружи и посмотрела на нервно ожидающего рядом имперца.

– Давайте-ка взглянем на эти ваши досье, – бодро сказала она.

Глава пятьдесят вторая

– Ты что-нибудь знаешь о мече, который носил Иллракский Подменыш?

– Думаю, можно с уверенностью предположить, что таковой у него имелся, – проговорил Анашарал ему на ухо. – В конце концов, он был королем-воином.

Гил стиснул зубы.

– Да, спасибо. До этого я и сам додумался. Ты бы не мог придумать что-то менее очевидное?

– А это и впрямь важно? Узнать именно сейчас, как был вооружен некий вождь, умерший четыре тысячи лет назад? Командир Ньянар начинает сильно нервничать из-за того, что сидит без дела и ждет. Ты там еще не закончил?

Они шли по пустынным, тускло освещенным коридорам дворца Финдрича, перестроенного из склада и похожего на лабиринт. После засады егерей никто не пытался преградить им путь. Никаких признаков жизни, не считая зажженных ламп, никаких звуков, кроме их собственных шагов и криков арьергарда через каждые двадцать шагов, оповещающих, что всё в порядке. Стандартные меры предосторожности против атаки из засады. Они двигались осторожно, держа оружие наготове. Гил нес Друга Воронов в правой руке, низко опустив, а на левой у него висел щит, которым можно было воспользоваться в любой момент. Икинри’ска рыскала то внутри его головы, то снаружи, как болотный паук в поисках добычи.

– Если бы это не было так важно, – спокойно сказал он, – я бы тебя об этом не спрашивал. И нет, мы еще не закончили. Меч находится здесь, в Эттеркале. Мне сказали, что душа Иллракского Подменыша все еще заперта внутри, и двенды планируют каким-то образом использовать клинок, чтобы сделать меня оболочкой, в которую он вселится по возвращении. Ничего не напоминает?

– Вовсе нет. Выдумки какие-то.

Но Рингилу показалось, что он уловил легчайшую тень нерешительности, может быть неуверенности, промелькнувшую в пренебрежительном тоне Кормчего.

– Может, и выдумки. Но именно ты отправил нас на Хиронские острова искать легендарного военачальника, вернувшегося из мертвых, и теперь похоже, что он действительно существует. Я не очень верю в совпадения, Кормчий.

– Я тебе уже сказал, что легенда об Иллракском Подменыше была предлогом, средством благополучно вывезти кир-Арчет из города и сделать так, чтобы она тесно пообщалась с потенциальными членами клики. Я и не ожидал, что вы что-нибудь обнаружите; на самом деле, я предвидел отсутствие результатов, на почве которого должны были возникнуть недовольство и заговоры.

– Но этого не произошло.

– Нет нужды говорить очевидное.

– Да. Раздражает, не правда ли?

Они дошли до пересечения коридоров. Рингил, нервы которого во мраке натянулись как тетива лука, поднял сжатый кулак, чтобы остановить своих людей. Он отпустил икинри’ска, позволил этой силе рвануть вперед, вынюхивая все, что могло желать ему зла. Стал медленно продвигаться вперед, шажок за шажком, пока не смог выглянуть из-за угла в обе стороны.

Ничего.

Он перевел дух и попытался избавиться от ощущения, что челюсти некоего капкана были готовы вот-вот сомкнуться на его голове. Если Финдрич и впрямь послал Каада с сыном, чтобы те его задержали, то лишь ради того, чтобы выиграть время и подготовить другой, куда более неприятный сюрприз. Вопрос только в том, какой именно и где.

– Ты можешь кое-что попробовать, – неожиданно предложил Анашарал. – План поиска Иллракского Подменыша был составлен Стратегом Ингарнанашаралом и внедрен в меня без всяких подробностей или деталей. Я в буквальном смысле был не в силах узнать больше. Но глифы, которые ты наложил, сломали некоторые ограничения, определяющие мое существование. К примеру, теперь я знаю, что когда-то был Ингарнанашаралом и что часть этой самости может все еще существовать отдельно от меня, высоко над изгибом Земли. Если ты… принудишь меня снова, прикажешь дотянуться до того, что осталось от Стратега, я, возможно, сумею преодолеть барьер между нами и отыскать для тебя ответы в полной памяти Ингарнанашарала.

– Ладно. – Рингил мысленно перебрал глифы. – Сделай это. Я, э-э, тебя принуждаю.

Это было странно – применять икинри’ска на расстоянии. Но все же он почувствовал – как и в тот раз, когда собирал элементалей шторма под свое командование у берегов Хиронских островов, – как на краю восприятия трепещет сила. А потом ощутил, как она достигает цели.

Анашарал завопил.

Вопль был долгий, скрежещущий, нечеловеческий – он обрушился на Рингила, словно нечто клыкастое и когтистое, и звук леденил кровь, поднимаясь из какой-то немыслимой глубины, нарастая, делаясь все выше, терзая уши…

И затем он неожиданно оборвался.

Рингил ощутил внезапное отсутствие вопля так же отчетливо, как и сам вопль. Тишина, словно шерсть, набилась ему в уши.

– Анашарал?

Ничего. Какое бы сражение ни велось сейчас между глифами принуждения икинри’ска и древними кириатскими чарами, которые управляли тем, что могли и чего не могли делать Кормчие, для его разрешения требовалось время. Анашарал вышел из игры.

Рингил изумился тому, до какой степени обнаженным почувствовал себя от того, что произошло.

– Что-то не так, мой господин? – раздался рядом голос Ракана.

Они вместе вглядывались в пустой, озаренный светом ламп поперечный коридор. Рингил покачал головой, стараясь вытряхнуть из ушей хоть немного шерстяной тишины. Он похлопал капитана по плечу, надеясь, что в этом жесте ощущается некое подобие мужественного товарищества. Повысил голос, чтобы услышали все, и бодро солгал:

– Ничего такого, что мы не могли бы исправить холодной острой сталью.

«В этом месте действуют силы, – сказал он им тогда в атриуме, – которые вы, скорее всего, назовете демоническими. И нам, вероятно, придется столкнуться с ними и сразиться, прежде чем мы сможем вернуть наших людей. Я прошу прощения за это. Я надеялся, что этих существ здесь не окажется, а если и окажется, то мы сможем застать их врасплох. Теперь это невозможно. Они предупреждены».

Собравшиеся полукругом имперцы забормотали, и кое-что из услышанного свидетельствовало о сильном недовольстве. Рингил не мог их винить. Он дождался, пока все утихнут.

«Но я хочу, чтобы вы помнили одну вещь, пока мы будем продвигаться вперед. Два года назад я победил этих же существ при поддержке лишь горстки людей. Эти люди были имперскими солдатами, как и вы. – Он указал на Ракана. – А этот человек – брат их командира. Кровь имперских воинов, та же кровь, что течет в ваших жилах, кровь, которая положила мир к ногам Ихельтета».

Негромкие одобрительные возгласы сменились полной тишиной.

«С этими несколькими воинами за моей спиной два года назад я открыл очень простую истину о предполагаемых демонах, с которыми нам придется столкнуться. Они погибают, как люди. Они могут появляться из теней, они могут сиять, как синие огни преисподней, они могут быть быстры как молнии и не похожи на нас, но в конце концов ничто из этого не спасет их от хорошей имперской стали. Они истекают кровью, как люди, им больно, как людям, они умирают, как люди.

И если в какой-то момент они встанут между нами и теми, кого мы пришли спасать, – мы прикончим их и зарубим совсем как людей».

Вслед за его словами они взревели, выражая согласие. Это было то же самое низкое уродливое рычание, которое он услышал от имперцев возле сторожевой башни на мысе Дако, в Орнли.

«Снова вливаешься в эту хрень, Гил, – сказал он себе, когда они покинули крытую галерею вокруг атриума и углубились в лабиринт коридоров. – Прям как в Виселичном Проломе».

«Ага. Будем надеяться, что до этого не дойдет».

Но где-то в глубине души он понимал, что его истинные желания были отнюдь не такими чистыми и порядочными. И он чувствовал, что Владычица Игральных Костей и Смерти снова обняла его за плечи своей ледяной рукой.

Вконце концов он отыскал Слаба Финдрича, просто отследив двендскую вонь до самого ее источника. Стоило повернуть по коридору в одну сторону, и ощущение жуткого присутствия ослабевало; в другую – и оно опять усиливалось. Потребовалось несколько неверных поворотов, чтобы полностью овладеть этим методом, но едва это случилось, как икинри’ска словно оживилась, встряхнулась, – Рингил подумал, что это похоже на пробуждение от сытой дремоты после бойни в атриуме. Она повела его, с растущей уверенностью и ликованием, по коридорам и веренице складских помещений, через еще один внутренний двор без крыши прямиком к подножию отдельно стоящей изукрашенной лестницы, ведущей на третий уровень, о существовании которого он ранее не подозревал, но теперь предполагал, что тот должен находиться прямо под крышей склада.

Они поднялись тихо, на этот раз без бравады, не бросаясь в атаку. Наверху были двойные двери, словно отчетливое эхо тяжелого дубового портала, через который они проломились внизу. Но на этот раз дерево было светлее, резьба – изысканнее, а створки украшали две причудливо изогнутые железные ручки. Рингил занял позицию слева, осторожно прижал ладонь к панели между ручками и обнаружил, что двери не заперты. Он кивнул Ракану. Они взялись каждый за свою ручку – гвардеец плавно переложил меч в левую руку на те несколько секунд, которые им требовались, – и застыли, готовые действовать.

Рингил встретился взглядом со своим возлюбленным через короткое расстояние, разделявшее их, и уголки его рта дрогнули. В животе у него зудело, и он не мог честно сказать, объяснялось ли это близостью к молодому мускулистому телу гвардейца, к которому он так долго не прикасался, или просто жаждой убийства. Он поднял вверх три пальца на левой руке. Ракан кивнул. Гил снова взялся за ручку двери.

Медленно, демонстративно, беззвучно, одними губами, он отсчитал секунды:

«Три… два… один!»

Они с силой опустили ручки, распахнули двери, и Рингил легко проскользнул в щель. Щит поднят, Друг Воронов наготове. По тому, как открылись створки, он понял, что никто не поджидает его, прижавшись к косяку, чтобы атаковать из засады. Боковое зрение это подтвердило. Он вышел в коридор, освободив дверной проем, и позволил своим людям двинуться следом. Осмотрел сводчатое помещение на предмет угрозы.

– Добрый вечер, Гил. Ты не торопился.

Слаб Финдрич, собственной кровожадной персоной.

Рингила внезапно осенило, что он ждал увидеть в дальнем конце этого пространства, похожего на зал для аудиенций, что-то вроде трона, быть может, даже на небольшом возвышении. Это бы соответствовало неоспоримому владычеству Финдрича в содружестве работорговцев Эттеркаля, его предполагаемому главенству в клике, его теневому влиянию на дела, творящиеся в самом средоточии трелейнской политики. Это бы подошло человеку, каким его помнил Гил, – высокому, худощавому и мрачному.

Но трона не было, как и прочих демонстративных проявлений власти.

Финдрич сидел в простом кресле у окна, расположенного по правой стороне покоев. Кресел было два, и они стояли подле стола, заваленного толстыми пергаментными свитками, два из которых работорговец все еще держал в руке. На полу рядом с его креслом стоял большой ихельтетский кальян, чья крестовидная вершина все еще курилась. Густой приторный запах фландрейна окутал комнату. Трубка для курения вместе с мундштуком были перекинуты через подлокотник. В зале столь величественных размеров Финдрич выглядел бродячим клерком, ютящимся в развалинах давно исчезнувшей славы.

«Очень похоже на гребаную правду».

– Ну что? Неужели ты собираешься простоять там всю ночь, о великий мститель? Тебе не кажется, что ты и так заставил меня ждать слишком долго?

– Меня задержали, – сказал Рингил, осторожно приближаясь. – Очень мило с твоей стороны скормить мне Каадов, отца и сына, одним сочным куском.

Финдрич улыбнулся и отложил документы в сторону.

– Я и не думал, что у них получится всерьез тебе противостоять.

– Нет. Не получилось.

Он огляделся: здесь был такой же каменный пол с узором в виде сот, такие же роскошные фризы, как в атриуме, где умерли Каады, и стены с крышей пестрели старинными – или, может, поддельными – витражами. В дальних углах виднелись какие-то изваяния геройского вида, у задней стены – обшитый деревянными панелями алтарь Темного Двора с зажженными свечами, но, кроме этих деталей, кресла и стол Финдрича были единственной мебелью в совершенно пустом и безлюдном пространстве. Если двенды прятались так близко, как утверждали чувства Гила, то они либо еще не были готовы к тому, чтобы захлопнуть ловушку, либо, похоже, страдали от внезапного приступа застенчивости.

«Ну ладно…»

Он слышал шаги, шорох и звяканье – за спиной собирались бойцы. Он подошел ближе к столу.

– Давай покончим с этим, Слаб. Где ты держишь имперцев?

Работорговец снял очки для чтения, которые Гил только сейчас заметил. Его волосы теперь были совершенно белыми, но остриженными так коротко, что казалось, будто макушку припорошило снежком. Некоторым мужчинам это придало бы мягкий, дедушкин вид, но Слаб Финдрич выглядел холодным и суровым. Возраст не смягчил старого головореза; напротив, он теперь напоминал кусок вяленого мяса, подвешенный в кладовке. Пестреющая оспинами физиономия уроженца портовых трущоб была все такой же бесстрастной, свинцовый хищный взгляд не изменился.

– Знаешь, Рингил, ты доставил нам множество хлопот.

– Рад это слышать. Где мои друзья?

– Ты отнял у нас олдрейнского военачальника как раз в тот момент, когда наступил потенциально удачный новый день для Лиги. А потом перебил так много моих помощников, что вся наша стратегия едва не развалилась. – Финдрич взял мундштук кальяна и предостерегающе погрозил им Гилу. – Ты знал, что после твоего маленького прошлогоднего неистовства случились уличные бунты против законов о работорговле? Что в Канцелярии всерьез рассматривался вопрос об отмене Либерализации? Вот до чего мы докатились.

– Уверен, ты без особого труда все это подавил. Ты всегда был охуительно ловким, если дело касалось твоего бабла.

– Сказал сын аристократа, который никогда ни в чем не нуждался. – Работорговец аккуратно втянул дым из трубки и выпустил его сквозь зубы. – Уж прости, но твое презрение не нанесло мне смертельной раны.

Рингил ухмыльнулся и поднял Друга Воронов.

– Если бы я хотел смертельно ранить тебя, Слаб, просто взял бы эту штуку и воткнул тебе в кошель.

– И Клитрен Хинерионский! – В голосе Финдрича зазвучало бурное фальшивое веселье, но взгляд, скользнувший мимо плеча Рингила, был тяжелым и холодным. – М-да, вот так поворот. Мы думали, ты побежден и мертв, рыцарь-адъюнкт, но теперь я вижу, что все еще хуже. Ты, похоже, унюхал в нашем доблестном герое-пидоре то, что пришлось тебе по нраву. Тебя посвятили в темные искусства мужеложства и минетов со щетиной на щеках, не так ли?

Клитрен хрипло выругался и шагнул мимо Рингила справа, подняв руку с мечом. Гил протянул руку, чтобы остановить его. Пустил в ход мягкое прикосновение икинри’ска на случай, если командной дисциплины наемника окажется недостаточно.

– Отойди, – твердо сказал он. – Мы здесь не для этого.

– Я знаю, что ты сделал со мной, Финдрич, – прорычал Клитрен. – Я знаю, что ты сделал, мать твою!

Финдрич поднял бровь.

– Что? Сделал тебя рыцарем Трелейна и предоставил должность, достойную человека, в десять раз превосходящего тебя по положению в обществе? Ну, теперь я глубоко сожалею об этом, особенно учитывая, как ты все просрал.

Клитрен снова рванулся вперед. Гил опять поднял руку, пробормотал глиф и слегка затянул поводок икинри’ска вокруг наемника.

– Эй, полегче. – Он слегка улыбнулся Финдричу. – Дело в том, Слаб, что нас вовсе не пленяет ранг и положение, в отличие от подонков из портовых трущоб вроде тебя. Некоторые из нас – просто бойцы. Кое-кто на самом деле сражался с рептилиями, в отличие от тех, кто просто посылал сыновей Лиги воевать и умирать вместо себя.

Слова Рингила были ужасно несправедливыми, и он это знал. Финдрич сделал все возможное, дернул за каждую ниточку, чтобы уберечь своего единственного сына от войны. Усилия пропали втуне: парнишка бросил вызов отцу, вызвался добровольцем в армию обороны южных берегов и впоследствии погиб то ли на побережье Раджала, то ли во время жестокого отступления, которое случилось после той битвы. Гил увидел, как мертвые глаза работорговца вспыхнули от застарелой боли, увидел, как его верхняя губа дернулась, обнажая зубы.

От этого зрелища в нем возликовало нечто свирепое.

«Легенда трещит и рассыпается. Не каждый день удается вывести из себя Слаба Морда Кирпичом Финдрича».

– Я слышал, тела так и не нашли, – мягко продолжил он. – Но в том-то и дело, что это Чешуйчатый народ. Всегда можно положиться на то, что поле битвы они очистят. Верно, Клитрен?

– Верно, – мрачно подтвердил наемник.