Когда шатается трон Ильин Андрей
— Ясно. Тут как в «крытке» с особо строгим режимом.
— Можете считать, что так. Только еще хуже. Кто режим нарушит, закурит или чечётку отобьёт, и через это хата спалится, того — в расход. Вот так! Связь держим по телефону, звонок в аппарате отключён, просто будет лампочка зажигаться. Разговаривать в дальней комнате, накрывшись одеялами. Вопросы?.. Через две недели смена, тогда отоспитесь и отожрётесь.
Смотрят бойцы, глаз от улицы не отрывая. Трудная эта работа, когда ни отвлечься, ни словом переброситься, ни взгляд отвести нельзя. Вот идёт фигуристая женщина, колышется как морской прибой на сочинском пляже. Глаз не оторвать! Эх, какая баба, такую зэки в бараках только во сне видели! И смотрит боец, и улыбается во весь рот, и слюну на воротник пускает, сам того не замечая.
А позади женщины мужик идёт, неприметный, в плаще и шляпе. И ничего у него не колышется, не перекатывается, и взор он не приковывает — не интересен тот мужик. Но… вроде бы проходил он здесь прежде… точно, третьего дня. Вот и запись в тетрадке имеется и время проставлено. А время — то же самое! Может, это случайность, а может, и нет…
Смотрят бойцы до рези в глазах, до слёз, ползущих по щекам, мелькают лица, пухнут тетрадки. И на хрена всё это? Кто бы им сказал…
— Есть наблюдение.
— Уверен? — Пётр Семёнович пристально посмотрел в глаза Абверу. — Мне туда, — кивнул он на потолок, — докладывать. Ошибусь — костей не соберу.
— Точно, без ошибки! Четыре машины. Восемь — девять раз за день меняются: одна уезжает, другая приезжает. Стоят в разных местах, но с тех мест виден особняк. Номерные знаки разные. Полчаса-час стоят, не больше. Из машин никто не выходит, ничего в них не грузят. К одной участковый подходил, о чём-то с водителем поговорил, козырнул и прочь пошёл, чуть не побежал. Есть слежка…
— Не ошибаешься? — Берия насупился, пенсне снял, переносицу потёр. — Кому за мной следить? Я же любого в порошок…
— Не знаю. Вот номерные знаки. И фотоплёнка. На ней машины видны хорошо.
— Что об этом думаешь?
— Думаю, кто-то из близкого окружения.
— Зачем им за мной следить, если я с ними каждый день встречаюсь?
— Возможно, отслеживают график ваших приездов-отъездов или считают по головам охрану.
— Ну посчитают, что с того? Это не секрет, моя охрана на гособеспечении, достаточно их дела запросить, там они все фас и в профиль. И про мои передвижения всякий знает. Не понимаю…
Пётр Семёнович пожал плечами.
— Считаешь, они что-то замышляют? Фактики на меня собирают? С кем прихожу, кого привожу?
— Не исключено. Или что похуже.
— Нет, не верю… Все портфели разобраны, всё устаканилось, каждый, что хотел, получил и даже больше. Не станут они рисковать, всё на кон поставив. Кремль уютнее Магадана. Да и кому? Они собственной тени боятся. Нет…
— Всегда хочется большего.
— Кто им даст? Не проглотят они такой кусок, подавятся! Но в любом случае я прикажу узнать, кому принадлежат эти номера.
— Боюсь, что никому. Они каждый раз новые. Думаю, это просто железки, которые на один день. Их печатают, потом выбрасывают и новые вешают.
Берия задумался, забарабанил пальцами по столу.
— Сделаем так. Я теперь в ГДР срочно улетаю, буза там, немчики опять голову подняли, а местные товарищи не справляются. Наведу порядок, вернусь, проведём более тщательное расследование. Подготовь свои по этому поводу соображения. Может, ты и прав, может, закружилась у кого-то голова. Раньше все под Сталиным ходили — пикнуть боялись, а теперь… Ладно, разберёмся. Думаю, ты ошибаешься, но если нет… Тогда головы полетят из-под самых кремлёвских шпилей, тогда дружба побоку, табачок врозь!..
— Ну что, Георгий Константинович? Пора решаться, завтра опоздать можно, мне кажется, информация уже просочилась… Теперь он уезжает на несколько дней в Германию, и ты… Мы можем спокойно всё подготовить. Есть у тебя надёжные части под Москвой? — спросил Хрущёв.
— Найдутся. На Берию у всех зуб имеется. Но на активные действия они могут не пойти, — ответил Жуков.
— А ты им всего не говори. Нам стрельба из башенных орудий в центре города ни к чему. Нам достаточно танковые колонны пригнать и траками на бульварах полязгать. Этого, я думаю, будет довольно, чтобы остудить горячие головы. Против армии никто не пойдёт. В крайнем случае пальнёшь пару раз по Кремлю. А мы под шумок твоих «коробочек» его своими силами повяжем.
— У него охрана.
— Охрана за дверями останется. Никто своих держиморд в зал заседаний не тащит, а вы — генералы, вас никто не остановит. Зашли, навалились разом, связали и увезли в надёжное место, пока его люди не очухались.
— Если он сопротивляться станет, шум поднимет, а охрана за дверью?
— Пристрелите на месте. Может, и к лучшему. С трупом возни меньше, а итог один. Когда его нет, кого охрана защищать станет?
Жуков испытующе посмотрел на Хрущёва. Хорош заговорщик, глаза блестят возбуждённо, а нижняя губа трясётся. Спросил прямо:
— Страшно, Никита Сергеевич?
— Не страшно дуракам. Тут ведь как на краешке — можно и свалиться. Но только я верю, вернее, знаю… Всё должно получиться. Не ждёт он удара, вот именно теперь, когда считает, что всех подмял — не ждёт!.. — Хрущёв говорил горячо, размахивал руками, убеждая не столько собеседника, сколько себя. — Хватит под ним ходить, хватит трястись, как дворняги на морозе. Под Сталиным дрожали, теперь под ним. Только Лаврентий не Сталин, кишка у него тонка. Он такой же, как мы, а может, и похуже. Валить его надо немедля, пока он в силу не вошёл.
— Это общее решение?
— Что? — Хрущёв замешкался. — Коллегиальное. Кто-то, конечно, против, но большинство — за. Так что вмешиваться никто не будет. Да и побоятся поперёк боевых генералов, при оружии, сунуться. Нет там буйных, Берия последний… был.
— Не знаю, без приговора, без приказа…
— Он сам себе приговор вынес! И нам вынесет, если мы и дальше сомневаться будем. Сейчас или никогда! Не захочешь ты — другие охотники найдутся, я уже кое с кем говорил. Но тогда не обессудь, тогда тебе в Дальневосточном округе батальоном командовать, на капитанской должности.
— Можно подумать?
— Думали уже, дальше некуда. Чего я тебя, Георгий Константинович, как девицу обхаживаю? Ты боевой офицер, герой, победитель, ты Гитлеру шею свернул, так неужели с Берией не справишься? Если мы проиграем, с тобой или без тебя, он из нас души на Лубянке вытрясет и всех соучастников. И твою фамилию, в том числе, потому как ты в заговоре… Уже — в заговоре, так что в сторонке не отсидишься.
— За глотку берёшь, Никита Сергеевич?
— Не я, жизнь берёт. Всех нас. Слишком далеко всё зашло, чтобы пятиться. Тут или мы его успеем, или он нас, чуть позже, припечатает. Собирай своих генералов и командуй, как ты умеешь!.. Наше дело правое…
Телефонный звонок. Долгий, тревожный.
— Что случилось?
— Не знаю! Тут бронетраспортёры. И грузовики с армейскими номерами.
— Где?
— Напротив особняка. Всю дорогу перегородили. Несколько машин во внутренний двор въехали.
— А сам?
— Его не видно, он сюда сегодня не приезжал.
Чёрт побери!
— Держи в курсе, что там у вас происходит.
— Держу. Сейчас охрану вывели.
— Как вывели?! Кто вывел?
— Офицеры. Не МГБ. Армейские, в полевой форме, при оружии, у некоторых пэпэша. Вытащили по одному — руки за спину — и затолкали в автобус. Что нам-то делать?
— Для начала не орать! Ты что, у окна стоишь?
— Тут ори не ори — никто не услышит, так моторы ревут. Куда нам?
А куда, действительно?
— Жди, полчаса жди и никуда не суйся…
Командиры собрались в минуту. Уставились вопросительно на Петра Семёновича.
— Что смотрите, я знаю не больше вас! Особняк… Еще ничего не значит, может, это просто провокация.
— Позвони, узнай.
Пётр Семёнович набрал номер. Услышал:
— Дежурный офицер Мамонов слушает!
Голос незнакомый и какой-то уж слишком напористый.
— Мне бы майора Прохорова услышать.
— Нет его. Кто спрашивает?
— Тогда капитана Худякова.
— Отсутствует по служебным делам. Кто их ищет? Назовите свою фамилию…
Пётр Семёнович бросил трубку.
— Ну что?
— Ничего хорошего. Доверенных офицеров нет, отвечает какой-то хрен с горы, которого я первый раз…
Все затихли. Такой поворот… Считай, на полном скаку.
— Может, в приёмную позвонить?
— Может, лучше самим, своими ножками, на Лубянку прийти, здоровьем Лаврентия Павловича поинтересоваться? Нет его там. Может, уже и в живых нет.
— Тогда что? Врассыпную?
— Нельзя врассыпную. Мы трупа его не видели, может, он жив-здоров и теперь ответный удар готовит. Не свалить его так просто, у него МГБ, милиция и чего только нет. Теперь там драка, и пока не станет ясно, кто кого одолеет, нам дёргаться не следует. Если сделаем ноги, то Берия их нам потом из одного места повыдёргивает и скрепки вставит. Может, он специально подставился, чтобы врагов своих из нор выманить и разом всех прихлопнуть? Мы с вами люди маленькие, в его мозги и планы влезть не можем.
— Считаешь, он верх возьмёт?..
— Не считаю. Но предполагаю. Он не мальчик, силы имеет, какие поискать. Мы — пылинки в его хозяйстве.
— Да, представить невозможно, что кто-нибудь Берию… Что на это решатся…
— Уже решились. Поэтому мы здесь.
— Так что, сложа руки сидеть?
— Сидеть. И ждать! Лучше сложа руки, чем сложа головы. Передай, чтобы там никаких шевелений, через пару дней, когда всё яснее станет, мы их оттуда вытащим. А пока всем полная боевая готовность. И урок подготовить, похоже, их время пришло…
День.
Два…
Три…
Дни, похожие друг на друга, одинаково долгие и тревожные. Сидят бойцы в шарашке, как в склепе, что происходит — не понятно. Сидят командиры, которые знают больше, но от этого им не легче.
— Дозоры усилил?
— Усилил. Сказал, что если кто спать будет, головы поотвинчиваю…
Торчит безвылазно в шарашке Пётр Семёнович. Некуда ему идти: на контактных номерах незнакомые люди висят, все связи утрачены, что происходит — не понять. Не самому же в Кремль заявиться.
— Газеты принесли?
— Вот, целая пачка.
Схватил, жадно перелистал страницы. И радио болтает, не переставая, никто его не выключает и не убавляет звук. Вдруг какое сообщение? Но нет ничего, газеты про успехи и рекорды пишут, фотографии членов ЦК, передовиков производства и народных артистов публикуют. Радио марши и спектакли передаёт. А какая возня там идёт — поди узнай. Слушок по стране уже, возможно, ползёт, но как им о том узнать, когда они как на острове живут?
— Надо бы на базар сходить.
— Зачем? У нас продуктов в достатке.
— Послушать, о чём народ болтает. Слух, он впереди официальных заявлений бежит.
Верно, зэки о любой амнистии или о смене лагерного начальства первыми узнают. Еще никакой информации, а они уже от радости светятся. Откуда?.. Или у них чутьё такое собачье?
Но и народ ничего не знает, хотя шепчется, что давно что-то товарища Берии не видно, не пишут про него и фото не публикуют. И вроде бы кто-то слышал, что заболел он тяжко, так что с постели не встаёт, только об этом пока не сообщают. А может, скинули его…
Слухи, слухи… Но верно — больше недели прошло, а о нём ни слуху ни духу.
— Уходить надо. Пора, а то досидимся до беды.
Кивает Пётр Семёнович. Верно, пора. Может, Берия и вернётся, но только с каждым днём надежда угасает. Если скинули его, то теперь чистка рядов начнётся, а они — в его обойме.
— Добро. Готовьте личный состав.
И вдруг, хотя все ждали, сообщение по радио о «преступных, антипартийных и антигосударственных действиях Лаврентия Павловича Берии, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала, выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над правительством и Коммунистической партией Советского Союза…»
Вот так! Теперь никаких сомнений — не удержался товарищ Берия, соскользнул, упал…
— Всем немедленная эвакуация!
Только поздно, ушло время.
— Второе НП докладывает: на дороге колонна из четырёх бэтээров и грузовики с солдатами.
— Сколько машин?
— Около трёх десятков.
Выходит, минимум десять рот, а то и больше — это как кузов набить, а то ведь можно личный состав как сельдей в банку затолкать. Десять рот — это серьёзно, особенно если это не новобранцы-срочники. Плюс бронетранспортёры с крупнокалиберными пулемётами, которые как косой косить будут…
— Вскрывайте оружейку!
Бойцы разбежались по помещениям, благо всё было собрано и упаковано заранее. Бойцам, тем более недавним зэкам, собраться — только подпоясаться, они вещами не обрастают. Но всё равно, каждый шаг, каждая пробежка — это секунды, минуты… Подразделение — не человек, котомку на плечо не забросит и в дверь в чём есть не выскочит. Тут спеши не спеши…
— Сколько у нас времени?
— Минут двадцать, пока они разведку проведут, дорогу прощупают, дозоры вышлют… Вряд ли они нахрапом полезут, рискуя на мины или засаду нарваться. Это азбука. Пожалуй, все тридцать…
Но тридцати минут не получилось. Колонна, не снижая скорости выскочила к забору, раскатилась, встала подковой против КПП. Солдаты, выпрыгивая из грузовиков, шустро разбегались вдоль периметра, взяв шарашку в кольцо.
— Всё, захлопнули крышку. Внаглую действуют, на испуг берут.
Командиры собрались вместе.
— Как действовать будем?
— Прорываться, какие другие варианты!
Из-за забора, перекрывая все шумы, зашуршал, прокашлялся, гаркнул басом «матюгальник»:
— Слушать сюда! У меня приказ, взять вас живыми или мёртвыми. По мне — лучше живыми, чтобы своими бойцами не рисковать. Ну, а если нет… У меня здесь четыре батальона, плюс бронетехника на подходах, а мало будет…
Там, далеко, что-то знакомо загудело, приблизилось, и из-за леса, чуть не срезая верхушки деревьев, ревя, выскочило звено штурмовиков, пронеслось над самыми головами так, что фуражки на головах закачались…
Ни хрена себе!
— Надеюсь, всё понятно? Так что сопротивление бесполезно. Хенде хох, ребятки, выходим по одному, оружие в штабель…
Командиры и бойцы замерли в растерянности, задрав головы к небу. Их что, бомбить будут? Похоже — будут. На такое никто не рассчитывал, такое в голову прийти не могло.
— Предложения?
— Потянуть время до темноты, немного осталось. А там на «ура!».
— Потянуть время — согласен, а на «ура!» вряд ли получится.
— Так что, сдаваться?
— Сдаться можно, только, боюсь, нас тут же и положат.
— Тогда сразу бы разбомбили.
— Тоже верно. Значит, учинят допросы с пристрастием, а уже потом…
Опять захрустел микрофон:
— Вы что там, умерли? Уже… Я же приказал: руки в гору, выходи по одному.
Вот привязался…
— Кавторанг, поговори с ними, у тебя глотка лужёная…
Этому, верно, никакие «матюгальники» не нужны: набрал в грудь воздуха так, что вены на висках налились. Гаркнул:
— Нам подумать надо!
— А кофия горячего с пирожками не требуется?
Пётр Семёнович покачал головой.
— Так не пойдёт, не станут они ждать, надо им зацепку дать.
— Какую?
— Сказать, что нам посоветоваться надо.
— С кем?
— Неважно! Им нужно наших командиров вычислить, под кем мы ходим, чтобы тропинку к ним протоптать. Теперь они на провод сядут, чтобы разговоры наши слушать. Им молчаливые трупы хуже, чем живые болтуны.
— С кем нам говорить? Все твои контакты оборваны, — удивился Партизан.
— Хоть с кем, звони по первому попавшемуся номеру. Давай, Кавторанг.
— Нам посоветоваться надо! — рявкнул Кавторанг. — Мы люди, как и вы, военные, у нас приказ.
— Чей?
— Неважно. Дай нам пару часов. Наше начальство свяжется с вашим начальством и всё уладит. Зачем нам стрельбу устраивать?
Пауза, видно, кто-то с кем-то совет держит.
— Ладно, валяйте. Час даю.
Прокатило!
— Давай по телефону дурочку валять… Только долго не болтай.
Крутится диск. Голос:
— Алё…
— Говорит «шестой», передайте «второму», что у нас ЧП. Будем ждать его звонка.
— Чего?
— Обязательно передайте. Ждём! — Трубку на рычаг.
Еще один звонок:
— Нам необходима помощь людьми и техникой… Немедленно. Он — в курсе… — Отбой.
Пусть теперь выясняют, прослушивают, трясут случайных абонентов.
— Рацию сюда. Стучи на ключе любую хренотень, набор букв и цифр, пусть перехватывают, расшифровывают и головы ломают.
— Ну, ты лис, Пётр Семёнович.
— Жить захочешь — не так извернёшься… А я хочу. Теперь предложения. Кавторанг, ты в армейских делах самый опытный.
— Тут куда ни кинь… численное превосходство, калибры, авиация… Мы внутри, они снаружи, сели и крышку припечатали. Только если темноты дождаться, тогда шансов чуть больше.
— Партизан?
— Нахрапом прорываться, кто-нибудь выскочит.
— А кто не выскочит?
— Нужен отвлекающий манёвр. Ввязываемся в бой в одном месте, оттягиваем, разделяем силы противника, основной массой наваливаемся в другом, где меньше ждут.
— Гладко было на бумаге… Дай сюда карту. У них бойцы по периметру, плюс, наверняка, пулемётные точки по границе леса, манёвр свободный — не станут они все в одно место бросаться. Была бы у нас артиллерия, мы бы их к земле прижали, а так… Не война это, не фронтовая операция, и мы не фрицы. Перестреляют нас как зайцев — вначале тех, потом других. В «мешке» мы с горлышком перетянутым так, что не вздохнуть и не пикнуть, — постучал себя по шее Партизан.
— Крюк, ты что молчишь?
Подумал Крюк, сказал:
— Думаю, ручки поднять…
— Что?!
— Задрать руки, выйти колонной, сблизиться и… схлестнуться в рукопашку на ножичках, вряд ли они такого ожидают. В ближнем бою мы сильнее… Выбьем командиров, захватим оружие…
— А бэтээры?
— В кучу они стрелять не будут, чтобы своих не положить. А в драке, морда в морду, численный перевес не так важен, потому вдесятером одного бить не сподручно, не драка это — толкотня, где все друг другу только мешают, размахнуться не дают.
— Это верно.
— Другого выхода не вижу — стволами нам не прорваться, у них против каждого нашего с десяток своих имеется, плюс бэтээры, плюс, чёрт возьми, фронтовая авиация, с которой точно не поспоришь. Разбомбят или перестреляют как в тире. Нужно сходиться на расстояние вытянутой руки, только лоб в лоб.
Все затихли… Авантюра. На пулемёты с «перьями» бросаться, где такое видано? Но какие другие варианты?
— Пожалуй, я соглашусь, — сказал Абвер, — В драке всё лично от тебя зависит, а в стрельбе есть много факторов, которые… против нас.
— Пуля — дура, штык — молодец, — усмехнулся Кавторанг. — Хотя рукопашка — это такое месиво, что не дай бог никому. Но коли надо — постучимся кулачками, не впервой.
— Тогда готовимся…
Бойцов выстроили в коридоре. Всех. Вперёд выступил Кавторанг.
— Расклад такой: сдаваться нельзя, иначе Лубянка, «барбосы», сломанные рёбра и стенка. Драться глупо — бомбовозы все видели. Сбросят нам на головы два десятка двухсоток, и здесь камня на камне не останется. И мы — кусками. Шанс один, сойдись в драчку, стенка на стенку. Поэтому автоматы, пистолеты — долой, точим ножи и финки, суём их в голенища и рукава, ховаем за воротник так, чтобы они в глаза не бросались. Заточки, гвозди тоже сойдут. Дальше разбиваемся на пары и тройки, чтобы спину друг другу прикрыть, прикидываем, как сподручней действовать. Задача ясна? Тогда готовимся, сынки, как на фронте — враг впереди, свои рядом, плечом к плечу, а назад… Назад дороги нам нет.
— Что там?
— Ерунда какая-то… По адресу, который мы по номеру пробили, семья пенсионеров проживает. Муж и жена семидесяти лет. Муж — инвалид.
— А второй номер?
— Там коммуналка, к телефону подходят все кому не лень.
— Так может, кто-то из них диспетчером подрабатывает: ему звонят, он передаёт.
— Не похоже, там такая шваль обитает, один другого краше. Мы с участковым поговорили — ни одного вменяемого жильца.
— Значит, надурили… Зачем? Время тянут?.. Ладно, начинай операцию, действуй, но не усердствуй, всех подряд не вали, по максимуму живыми бери. Нам «языки» нужны, их можно «развязать», а трупы, они молчуны. Пусть первый, кого возьмёшь, командиров укажет, хоть на куски строгай, а командиров береги, пылинки с них сдувай. Задача ясна?
— Так точно. Куда им деваться? Я их, как медведя в берлоге, обложил со всех сторон.
— Только не забывай, что у этого медведя клыки и когти имеются. Их хозяин абы кого в «шарашку» бы не засадил, так что не расслабляйся.
— Ничего, справимся. Будут скалиться, мы им быстро клыки до дёсен сточим. Не впервой…
— Ну-ну.
* * *
Ворота загромыхали и распахнулись.
В глубине в свете фар и фонарей маячили какие-то неясные фигуры.
— Руки, покажите руки! Одну вверх, другой оружие держите. За ствол держите, обоймы и магазины сброшены. И без глупостей: огонь открываю без предупреждения. Пошли!
Читать бесплатно другие книги:
