Черный человек Морган Ричард
Синяя фигура из крошек слегка дернулась, колеблясь в урагане, которого Карл не ощущал.
– Это потребует времени, – сказал н-джинн.
Карл осмотрелся, но увидел лишь бесконечное небо под ногами. Пожал плечами:
– Тогда мне понадобится стул.
Можно, подумал он, покинуть виртуальность и как-нибудь убить время в сводчатых залах КОЛИН с интерьерами в неонордическом стиле, находящихся неподалеку от Джефферсон-парка. Можно еще немного побеседовать с Севджи Эртекин, можно даже слегка умаслить Тома Нортона какими-нибудь банальностями из серии «как мужчина с мужчиной». Можно перекусить – живот подкручивало, потому что в желудке не было ничего, кроме выпитого утром кофе, а Карл с отработанным стоицизмом голод игнорировал, – или погулять по террасам комплекса с видом на реку. Севджи говорила, ему стоит тут освоиться.
Но вместо этого он сидел под проклепанным металлическим небом и смотрел, как Меррин расхаживает по снам н-джинна.
И-фейс оставил Карла сидеть на стуле – среди нахлестывающей геометрии кометных хвостов и драпировок туманностей, которые закручивались и будто бросались тринадцатому навстречу – и двинулся вперед, постепенно исчезая в потоках несущегося сквозь синее тело ветра. Ветер принес кое-что другое. Вначале это был малюсенький прямоугольник, похожий на антикварную почтовую марку, вроде той, что Карл однажды видел в каком-то лондонском музее; его жесткие уголки дрожали, а размеры увеличивались по мере приближения, пока он не затормозил, резко и бесшумно, в нескольких шагах от стула Карла. Теперь прямоугольник был размером три на два метра и слегка отклонялся назад и передавал каскад образов, вроде того, что раньше лился из простертой руки н-джинна. Нечеловеческие ассоциативные процессы н-джинна проходили беззвучно и казались бессвязными.
Карл видел, как в бета-капсуле пассажирского отсека пробуждается Меррин, который еще заторможен, но в движениях уже видна узнаваемая скупая точность.
Видел, как он идет по заднему коридору «Гордости Хоркана», и на его лице невозможно ничего прочесть.
Видел, как он ковыряется между зубами, избавляясь от застрявших волокон мяса Хелены Ларсен самой маленькой ручной отверткой, найденной в шкафу для инструментов.
Видел, как по его запросу открывается боковой смотровой иллюминатор и гаснет внутреннее освещение. Видел, как Меррин упирается руками в стекло и смотрит в него, как больной смотрится в зеркало.
Видел его вопящий, широко раззявленный рот, но без звука, в тишине.
Видел, как он перерезает горло безрукому и безногому человеку, когда тот приходит в себя после разморозки, и зажимает ладонью фонтан артериальной крови. Видел, как выковыривает глаза, аккуратно, вдумчиво, по одному, и потом размазывает их пальцами по матовому металлу переборок.
Видел, как разговаривает с кем-то, кого тут нет.
Видел, как один раз он повернулся к камере в коридоре и поднял на нее глаза, будто знал, что Карл на него смотрит. Потом он улыбнулся, и Карла пробрала дрожь, когда он почувствовал, что улыбается в ответ.
Там оказалось еще много, очень много всего, пусть даже время, которое ушло у н-джинна на работу с оракулом Тьядена – Вассона, было ограниченно. Образы, вибрируя, мелькали, сменяясь все новыми и новыми. Карл не знал точно, почему машина показывает ему все это и каковы критерии отбора картинок. Что-то подобное он чувствовал на борту «Фелипе Соуза» – раздражающее ощущение, словно ты пытаешься предвосхитить действия непредсказуемого бога – не бога, только программы, – который уж точно за тобой следит. Ощущение недостижимого присутствия.
Может, н-джинн разглядел в нем нечто, что ему не слишком-то хотелось выставлять напоказ, какую-то потребность, о которой не знал он и сам. А н-джинн счел, что Карлу только этого и надо.
Может, действительно так оно и было. Карл не был уверен.
Не был уверен и в том, какие причины заставляют его сидеть тут и смотреть. Но порадовался, когда все наконец закончилось.
Колеблющийся, прерывистый синий н-джинн вернулся.
– Вот, – сказал интерфейс и простер, как крыло, свою трепещущую, не знающую устали длань. На экране Меррин шел за автоматической каталкой, которая везла Хелену Ларсен в короткое путешествие от криокамеры до автохирурга. Уже второе путешествие: правая нога чуть ниже трико заканчивалась аккуратно перебинтованной культей. Женщина что-то бормотала, лишь наполовину придя в себя после пробуждения от криосна, голос был едва слышен, но н-джинн прибавил звук.
– …не снова, – слабо молит она.
Меррин склоняется, чтобы разобрать шелест ее голоса, но не слишком глубоко. Карл знал, что его слух должен быть исключительно острым, что к этому времени он уже настроился на безбрежную обволакивающую тишину несущегося к родной планете корабля, заточенного в темных, испускающих таинственное излучение тенях внешней пустоты, где неожиданного изменения низкого гула паутины энергоснабжения в стенах достаточно, чтобы вырвать тебя из сна, и звук, с которым в кухне падает какая-нибудь посудина, будто бы гуляет туда-сюда из конца в конец корабля. Шум шагов приглушают предназначенные для космических судов туфли, специально разработанные, чтобы ничего не царапать, и через некоторое время обнаруживаешь, что суеверно стараешься вообще ничем не нарушать тишину. Разговор – с самим собой, затеваемый для поддержания здравого рассудка, с разумными и полуразумными машинами, которые поддерживают твою жизнь, со спящими лицами за панелями криокапсул, с кем-то или с чем-то еще, что, возможно, способно тебя услышать, – разговор становится каким-то смутным актом неповиновения, рискованного насилия над тишиной.
– Да, снова, – говорит Меррин женщине, которая служит ему пищей. – Наследство от баклана.
Картинка застыла.
– Баклан, – сказал Карл, и в нем пробудились и упруго встрепенулись воспоминания.
– Меррин несколько раз использовал это слово вне контекста, – сказал н-джинн. – Ассоциация напрашивается сама собой. В соответствии с данными трудового лагеря региона Уэльс на Марсе, и вы и Меррин, были знакомы с Робертом П. Данверсом, идентификационный номер 84437hp3535. Экстраполируя функцию Ярошенко, получаем, что вы оба связаны через Данверса с марсианскими familias andinas и, учитывая прозвучавший термин баклан, вам с высокой вероятностью знакома личность со спорной идентификацией, известная как Франклин Гутьеррес.
Карл некоторое время посидел молча. Ярко и быстро накатили воспоминания и чувства, от которых он, казалось, избавился полдесятка лет назад. Он почувствовал, как скрючиваются пальцы, превращаясь в подобие когтей.
– Так-так-так, – сказал он наконец. – Гутьеррес.
Глава 21
– Никогда о нем не слышал.
Это Нортон, который приготовился все обесценить. Он стоял к Карлу настолько близко, что это воспринималось как вызов.
– Вы и не могли слышать, – согласился Карл. Слегка задев Нортона, он скользнул к окну кабинета и стал смотреть наружу. Свет осеннего солнца, дробясь, ложился на воды Ист-Ривер металлическими заплатками, напоминающими ядовитые химические выбросы. – Франклин Гутьеррес был инфоястребом в Лиме в середине восьмидесятых. Одним из лучших, с какой стороны ни посмотри. В восемьдесят шестом он взломал «Сербанко» и присвоил более полутора миллиардов солей. Безупречный взлом. Месяц потребовался только на то, чтобы понять, как он это сделал.
– Раз он оказался на Марсе, взлом был не безупречным, – хмыкнул Нортон.
Карлу внезапно отчаянно захотелось голыми руками вырвать Нортону голосовые связки. Он стерпел, воззвав к собственному великодушию, как поступил бы Сазерленд. «Если ты позволишь другому человеку управлять своими чувствами и действиями, то проиграешь бой. Вместо этого смотри вперед, шире и там обретешь себя». Он стал смотреть в окно. Нью-йоркский офис КОЛИН, напоминавший (возможно, умышленно) штаб-квартиру ООН, располагался на пару кварталов южнее Джефферсон-парка, его сводчатые конструкции возвышались над магистралью Рузвельта и смотрели окнами на реку. Парк напоминал горстку брошенных на землю апельсиновых долек. Тонкие белые наноуглеродные нити оплетали изгибы и углы дымчато-янтарного стекла и спускались вниз, элегантно обрамляя многоуровневый ансамбль тщательно ухоженных пешеходных дорожек, аллей и садов. Из окна просторного, лишенного перегородок кабинета Эртекин и Нортона открывался вид на весь комплекс, на его сады, на выступающий край мезонина и реку внизу. Взгляд Карла переместился на воду, и в груди вдруг всколыхнулось давнее чувство, которое он испытывал в первые дни после возвращения на Землю восемь лет назад, тогда вид больших водных массивов вызывал у него сильнейшее потрясение.
Время, проведенное с н-джинном «Гордости Хоркана», взбаламутило старые воспоминания, и Карл, неспокойный и мрачный, оказался с ними лицом к лицу.
Вот тебе и «смотри вперед».
– Да, Гутьерреса поймали, – сказал он безразлично, – но его взяли на трате денег, не на краже. Имейте это в виду. У этого парня есть слабые стороны, но он умеет уйти с места преступления.
– Так ему предложили марсианские поселения? – спросила Эртекин.
– Да, и он принял предложение. Вы когда-нибудь видели, как выглядят изнутри перуанские тюрьмы? – Карл оставил панорамное окно и повернулся лицом к кабинету и своим новым коллегам. – Сейчас он обосновался в марсианском Уэльсе, работает с системами атмосферного контроля в «Горных инициативах». А в свободное время совершает информационные преступления для familias andinas. Думаю, это оплачивается лучше, чем его дневная работа.
Нортон покачал головой:
– Если бы у Гутьерреса были контакты с марсианским преступным миром, мы бы уже вычислили его и его связь с Меррином.
– Нет.
Нортон и Севджи обменялись взглядами. Нортон вздохнул:
– Послушайте, Марсалис, в начале этого расследования мы первым делом…
– …связались с полицией Колонии и сделали запрос относительно связей Меррина на Марсе. Правильно. – Карл кивнул головой. – Да, это имеет смысл, я бы сделал то же самое. Только никакого толку от этого нет. Если Гутьеррес и вел дела с Меррином, от них и следа нигде не осталось, информацию смыло, как дерьмо с жопки младенца. Ну разве что сохранились косвенные данные о контактах с посредниками невысокого полета вроде Данверса. А все эти Данверсы на короткой ноге чуть ли не с каждым, кто когда-либо работал в лагерях Уэльса. Другими словами, бизнес-операции остаются незаметными. Так всегда бывает, если Гутьеррес что-нибудь делает для вас.
– Откуда вы это узнали?
Карл пожал плечами:
– А вы как думаете?
– Гутьеррес что-то делал для вас, – ровно сказала Эртекин. – Что?
– Кое-что, о чем я не собираюсь вам рассказывать. Суть в том, что для инфопотока моей связи с Гутьерресом больше не существует, как и связи Меррина. Любой ассоциативный поиск, проведенный в Колонии, застопорится на Данверсе. Н-джинн «Гордости Хоркана» пошел дальше только по одной причине: то, что двое тринадцатых вернулись с Марса при необычных обстоятельствах, и у каждого из них по отдельности были какие-то дела с мелким жуликом Данверсом, не совпадение. Так работает интуитивная функция Ярошенко. Она очень действенная, но требует привлечения третьего объекта.
– Я так и не понял, – раздраженно сказал Нортон, – как это ведет к Гутьерресу.
– Само по себе никак. Но воспоминания н-джинна о Меррине включают в себя парочку высказываний со словом «баклан».
Нортон кивнул:
– Да, мы еще в первый раз заметили. «Наследство от баклана, осталось от баклана, шею свернуть этому херову баклану». Наш н-джинн искал, к чему это может относиться, и марсианский сленг проверил, но ничего не обнаружил…
– Потому что это не марсианский термин.
– Может, он уже стал марсианским, – заметила Эртекин, – вы же уже некоторое время живете тут. В любом случае, мы прошерстили слова, которые в ходу у «Стражей закона», и вообще арго тринадцатых, но все равно ничего не нашли.
– Это Limeno.
Нортон моргнул:
– Простите?
– Это слово используют в криминальных кругах Лимы. Оно маловразумительное и очень старое. Возможно, ваш н-джинн посчитал, что оно не относится к делу. Давайте вернемся в начало семидесятых, когда Гутьеррес был еще новичком в прибрежной криминальной сети Анд. Вы слышали об ukai?
Напарники смотрели на него пустыми взглядами.
– Ясно. Ukai – такой вид рыбалки, когда рыбу вам приносят специально тренированные бакланы. Вообще-то изначально его придумали в Японии, но среди перуанских японцев такая рыбалка тоже стала очень популярна где-то лет пятьдесят назад, когда дизайн биологических видов пошел в гору. Ukai устраивают ночью, бакланы ныряют с надетым на шею кольцом, которое не дает им проглатывать рыбу, а потом, когда они приносят добычу, их кормят. Улавливаете аналогию?
– Инфоястребы на жалованье, – в глазах Эртекин загорелось понимание, – у familias andinas.
– Ага. В те дни на Земле familias еще были силой, с которой следовало считаться. Всякий, кто начинал как ястреб на южном побережье Тихого океана, или работал на familias, или не работал вовсе. К концу карьеры можно было стать выдающимся halcon de datos, то есть «ястребом информации», но вначале приходилось побыть бакланом.
Эртекин уже кивала:
– Так же было и с Гутьерресом.
– Так же было и с Гутьерресом, – вторил ей Карл, и между ними проскочила какая-то искра. – Потом он заработал репутацию и стал проворачивать собственные дела. И попался.
– А когда оказался на Марсе, то обнаружил, что familias поджидают его и там.
– Точно. Это было как вернуться на полвека назад. На Марсе familias пользовались огромным влиянием, которое уже несколько десятков лет утратили на Земле. Видимо, Гутьерресу пришлось вернуться прямиком к ukai. Снова стать бакланом. – Карл развел руками, мол, дело ясное. – Он постоянно ныл мне об этом.
– Это вовсе не значит, что он и Меррину тоже ныл, – сказал Нортон.
– Ныл точно. У него был пунктик насчет тринадцатых. Как и у многих на Марсе, там даже целая субкультура поклонников есть. Вроде как здесь фан-клубы бонобо. Гутьеррес на сто процентов был таким, его все это восхищало. Ему очень нравилось проводить аналогию между тринадцатыми и инфоястребами Лимы. Мол, и те и другие – супермены в своей области, и поэтому стадо боится и ненавидит и тех и других.
Нортон фыркнул:
– Супермены. Конечно.
– Ну, это его теории, – сказал Карл холодно, – не мои. Суть в том, что он твердил и твердил о том, что вернулся к статусу ukai, что я уж точно могу это понять, в силу того, кто я такой, что я такое. С Меррином он должен был выбрать такую же линию поведения.
– Значит, – прервал его Нортон, выступая вперед, – мы свяжемся с Колонией, скажем им взять Гутьерреса и надавим на него.
Карл хмыкнул:
– Ага, надавим, стоя в паре сотен миллионов километров от него. Каждого ответа ждать по десять минут. Хорошенький допрос, я бы посмотрел.
– Я имел в виду не нас, а Колонию.
– Колония, блин, даже на стену, бля, надавить не может, забудьте. То, что на Марсе, нам не пригодится. Слишком большое расстояние.
Эртекин глубже уселась в кресло, сложила руки мостиком и уставилась на противоположную стену. Свет из высокого окна падал на нее, подобно пронизанному свечением закатному дождю Марса. Снова, ударив Карла в грудь, явились его разбуженные воспоминания.
– Если familias andinas помогли Меррину убраться с Марса, – сказала Эртекин медленно, скорее себе самой, – они с тем же успехом могут помогать ему и тут.
– Только не южноамериканские, – заметил Карл, – они воюют с марсианскими familias десятки лет. Ну, во всяком случае, находятся в состоянии войны. Они не станут помогать ничему, что с Марса.
Эртекин тряхнула головой:
– А им и незачем. Я говорю про иисуслендские familias и то, что осталось от них в ШТК. На словах они взаимодействуют с Альтиплано, но и только. Тут, севернее, они играют в свои собственные игры, многие из которых связаны с человеческим трафиком. Конечно, Штаты Кольца не херово приплющили их после Раскола, уничтожили их бизнес, изменив законодательство относительно наркотиков и биотехнологий. Им остались только секс-рабыни да прыгуны через ограду, но они все еще существуют, и там и здесь. А посередке, в Республике, familias до сих пор почти так же сильны, как и раньше.
Она ненадолго задумалась.
– Ладно, предположим. У них есть программное обеспечение для человеческого трафика, которое нужно Меррину, чтобы вот так незаметно попадать в Кольцо и исчезать из него. Не исключено, что и общие дела с Марсом у familias тоже есть, и что им нужны услуги Гутьерреса. Вопрос, что это за дела. В чем их задача, какая с них польза?
– Думаешь, – рискнул вставить слово Нортон, – Меррин делает что-то для familia?
– Приволочь тринадцатого с Марса, чтобы он тут кого-то убивал? – нахмурилась Эртекин. – Не слишком умно. За доллар бери хоть десять штук sicarios[43]в любом крупном городе Республики. В тюрьмах пруд пруди.
Нортон бросил взгляд на Карла.
– Да, правда.
– Нет, тут должно быть что-то другое. – Эртекин подняла глаза на тринадцатого. – Вы сказали, Гутьеррес что-то сделал для вас на Марсе. Можно ли предположить, что у вас тоже были дела с familias?
– Да, периодически бывало.
– Есть соображения, зачем им это могло понадобиться? – Она так и смотрела на него. Смотрела своими золотисто-карими глазами.
Карл пожал плечами:
– При обычных обстоятельствах, думаю, им это незачем. У familias что здесь, что на Марсе установки консервативные, они там этакие мачо, и относительно таких, как я, у них полный комплект стандартных предубеждений.
– Но?
– Но. Несколько лет назад я повстречал тринадцатого, который пытался заключить союз с тем, что осталось от familias в Альтиплано. Этого парня звали Неван, он француз, раньше служил в спецподразделении «Восьмого отдела». Очень умный, специалист по восстаниям в Средней Азии. Военные переговоры, контрразведка, всякое такое дерьмо. Дай ему время, у него и там что-нибудь могло бы получиться.
– Могло бы, – протянул Нортон, – значит, можно сказать, что времени ему не дали.
– Не дали.
– И что с ним случилось?
Карл бледно улыбнулся:
– С ним случился я.
– Вы его убили? – резко спросила Эртекин.
– Нет. Вышел на него через кое-каких друзей в Арекипе, навел «Хааг», и он предпочел сдаться с поднятыми руками, а не умереть.
– Несколько необычно для тринадцатого, правда? – заломил бровь Нортон. – Взять и сдаться?
Карл тоже поднял бровь. Лицо его оставалось невозмутимым.
– Я же говорю, он умный мужик.
– Ладно, так вы арестовали этого умного мужика Невана, – Эртекин встала, подошла к окну, посмотрела на вид. У Карла было ощущение, что она понимает, к чему он ведет. – И где он теперь?
– Снова в системе. Еврозона, поселение для интернированных, восточная Анатолия.
– И вы хотите поехать туда с ним побеседовать. – Это не было вопросом.
– Да, думаю, это будет эффективнее, чем связь в виртуальности или телефонный разговор.
– А он станет с вами встречаться? – Она так и не обернулась.
– Ну, вообще-то он не обязан, – признал Карл. – Устав интернирования в Еврозоне гарантирует ему право не вступать в контакты с внешним миром, если у него нет такого желания. Будь это официальное расследование АГЗООН, можно было бы кое-где надавить, но, раз я сам по себе, такой возможности не будет. Но, знаете, я думаю, он со мной встретится.
– На основании чего вы так думаете? – спросил Нортон.
– На основании предыдущего опыта. – Карл немного помялся. – Мы с ним, гм, ладим.
– Да уж. Значит, несколько лет назад вы задержали этого парня, отправили обратно в турецкую пустыню и стали его лучшим другом?
– Анатолия не в пустыне, – отсутствующе сказала Эртекин, все еще глядя в окно.
– Я не говорил, что мы лучшие друзья, я сказал, что мы ладим. После того как я его арестовал, нам пришлось несколько дней куковать в Лиме, ожидая трансфер. Неван любит поболтать, а я – неплохой слушатель. Оба мы…
На столе Нортона в другом конце кабинета запиликал телефон. Том в последний раз бросил взгляд на Карла и пошел отвечать. Эртекин отвернулась от окна и, в свою очередь, подозрительно посмотрела на Карла.
– Думаете, я должна позволить вам ради этого пересечь Атлантику?
Карл пожал плечами:
– Делайте, что хотите. Желаете придерживаться иного подхода к расследованию, ни в чем себе не отказывайте, копайте дальше. Но Неван – это явная зацепка, и я не думаю, что он станет разговаривать со мной через вирт-формат, потому что виртуальную личность можно подделать. По правде говоря, я на его месте тоже не доверял бы. Мы, носители атавизмов, не очень-то, знаете ли, любим продвинутые технологии.
Он успел заметить, как мимолетно дрогнули уголки ее губ, а потом она спрятала улыбку. Но тут, поговорив по телефону, вернулся Нортон, и этот миг ушел. Лицо высокопоставленного сотрудника КОЛИН было мрачно.
– Хотите угадать, что случилось? – спросил он.
– Меррин засел в здании ООН с ядерной бомбой, – жизнерадостно предположил Карл, – и взял в заложники столько делегатов, что сможет кормиться ими до самого Рождества.
Нортон кивнул:
– Я рад, что вы так здорово веселитесь. Предположение неверное. О вас трубят по всем каналам. Тринадцатый спас жизнь директору КОЛИН и убил двух человек.
– Ну твою же через поперек! – Плечи Эртекин поникли. – Только этого не хватало. Как, черт возьми, это произошло?
– Похоже, у какого-то сраного умника с одного из городских каналов слишком хорошая память. Увидел небось лицо нашего общего друга, который сейчас с нами, в съемке с места событий, и сопоставил со всей этой возней во Флориде. – Нортон показал пальцем на Карла. – А может, дело в этой куртке. Ее сложно забыть, и фасончик далек от высокой моды. Как бы там ни было, умник позвонил в двадцать восьмой участок и задал несколько наводящих вопросов. Видимо, ему повезло, он вышел либо на любителя сотрудничать с журналистами, либо на полного тупицу.
– Хренов Уильямсон!
Нортон пожал плечами:
– Он или еще кто-то, какая разница? Спорим, что через полчаса, после того как Уильямсон вернулся в участок, каждый тамошний коп знал, что по их земле ходит тринадцатый, и, возможно, не видел смысла об этом помалкивать. С их точки зрения, это потрясает самые основы общественной безопасности. Ясно, что на нас они управы не найдут, поэтому им только в радость, чтобы средства массовой информации нас демонизировали.
– Демонизировали? – ухмыльнулся Карл. – Я думал, речь о том, что я спас Ортиса.
– И убили двоих, – устало сказала Эртекин. – Не забывайте об этой части.
– Нас просят сделать заявление, Сев. Николсон хочет, чтобы ты этим занялась. Ты же бывший коп, детектив и все такое, это поможет смягчить антиколинские настроения, которые появились благодаря ребятам из двадцать восьмого участка.
– Вот спасибо тебе, Том. – Эртекин бросилась обратно в свое кресло и уставилась на Нортона. – Это что, сраная пресс-конференция? Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как выступать перед журналистами, мать их за ногу?
Нортон развел руками:
– Это не я придумал, Сев. Это все Николсон. И с его точки зрения тебе сейчас именно что нечем больше заняться. Что, по-твоему, я должен сделать? Сказать ему, что тебе пришлось срочно уехать из города?
Карл через всю комнату встретил взгляд Севджи и осклабился.
Часть III
Прочь от всего этого
Несмотря на вынужденную краткость этого доклада, мы, тем не менее, должны признать, что имеем дело с реальными людьми, а не с некими отвлеченными моделями человеческого поведения. Нас не должно удивлять, если впоследствии мы столкнемся со множеством сложных и потенциально сбивающих с толку эмоциональных факторов и взаимосвязей. Нас не должно ставить в тупик открытие, что для настоящего решения нам, возможно, потребуется выйти за нынешние рамки нашего исследования.
Доклад Джейкобсена, август 2091 г.
Глава 22
Здание КОЛИН в Стамбуле находилось на европейской стороне, возле площади Таским, среди целого леса похожих башен пурпурного или бронзового цвета, где, по большей части, размещались банки. По ночам залитые лужицами нежно-голубого света нижние этажи КОЛИН оставались открытыми на случай неотложных дел, их защищала небольшая охрана и автоматические оружейные системы. Перефразируя собственную рекламу Колониальной Инициативы, можно было сказать, что в КОЛИН солнце никогда не садится. Невозможно предвидеть, где и когда понадобится демонстрировать геополитические мускулы, так что лучше всегда быть наготове. Севджи, для которой площадь Таским ассоциировалась в первую очередь с убийством ее дедушек, родного и двоюродного, когда турецкие силы безопасности переусердствовали, задержалась тут ровно настолько, чтобы взять электронные ключи от одной из принадлежавших КОЛИН квартир, расположенных вдоль Босфора в районе Кадыкей. Все, что ей могло понадобиться сверх этого, можно было заказать по инфопланшетнику. Разговор со Стефаном Неваном, в любом случае, не был проектом КОЛИН.
«Чем меньше официоза он в вас учует, тем лучше, – говорил ей Марсалис. – Неван – особенный, он один из немногих знакомых мне тринадцатых, кто приспособился к взаимодействию с внешними авторитетами. Он исчерпал свой гнев, но это не значит, что он будет вам рад. Лучше бы нам не тыкать пальцем в эту болячку».
Тот же лимузин, что встретил их в аэропорту, теперь ехал к терминалу Каракей, откуда всю ночь ходят паромы на азиатскую сторону города. Севджи проигнорировала возмущения водителя, что такой маршрут небезопасен. В объезд по мосту выйдет так же долго, как ждать парома, а может, и того дольше, а ей нужно проветрить мозги. Она не хотела сюда приезжать, и того меньше хотела оказаться тут с Марсалисом. Настолько, что даже начала подумывать, не лучше ли было сдаться и согласиться на пресс-конференцию.
Они смотрели трансляцию этой пресс-конференции по телевидению Новой Англии, пока летели дневным рейсом суборба из аэропорта Кеннеди на другую сторону земного шара. Нортон в своем костюме для общественных выступлений выглядел здравомыслящим и импозантным. Зрительская аудитория все еще больше уделяла внимания широким плечам и красивым волосам оратора, чем прислушивалась к словам, вылетающим из его рта, а Том Нортон был хорош и в том и в другом. Севджи не сомневалась, что из него вышел бы неплохой политик или общественный деятель. В его ответах сочетались в нужных пропорциях аристократическая уверенность и непритязательный добрый юмор.
– Дэн Мередит, «Республика сегодня». Это правда, что КОЛИН теперь нанимает гиперсамцов в качестве охранников?
– Нет, Дэн. Это не просто неправда. Само предположение порочно. – Широкий жест, охватывающий весь зал. – Думаю, все мы знаем, как будут выглядеть гиперсамцы, если кто-то окажется настолько преступно глуп, что создаст их.
По рядам журналистов пробежала рябь шепотков. Нортон позволил ей гулять довольно долго, а потом решительно пресек ропот:
– Если говорить напрямую, с генетической точки зрения тенденция к гиперсамцовости – это аутизм. Из гиперсамца получится совершенно никчемный телохранитель, Дэн. Он не только, скорее всего, не поймет, что другой человек намерен напасть, но вдобавок еще и, вероятно, так увлечется подсчетом пуль в своем пистолете, что и не вспомнит из него выстрелить.
Смех. Камера немедленно выхватила из толпы лицо Мередита. Тот выдавил слабую улыбку. Подпустил в голос учтивой южной иронии:
– Прошу прощения, Том. Оставив в стороне тот факт, что в Китае все же создали супераутистов для интерфейсов их н-джиннов, хочу сказать, что я имел в виду не их. Речь шла о модификации тринадцать, которых большинство нормальных американцев называют суперсамцами. Один из них, как вы признали, присутствовал при сегодняшнем покушении на жизнь Альваро Ортиса. Нанимали ли вы кого-то из них в качестве охранников?
– Нет, не нанимали.
– Тогда…
Но Нортон уже поднял голову и сканировал взглядом толпу, где сигналили о новых вопросах.
– Салли Эшер, «Нью-Йорк таймс». Вы обозначили этого тринадцатого, Карла Марсалиса, как консультанта. Не могли бы вы сообщить, по какому конкретно вопросу он вас консультирует?
– Сожалею, Салли, но сейчас я не вправе об этом говорить. Могу только заверить, что это не имеет никакого отношения к сегодняшним трагическим событиям. Мистер Марсалис был случайным свидетелем, который сделал то, что сделал бы на его месте всякий порядочный гражданин с его способностями.
– Возможно, всякий порядочный гражданин, вооруженный штурмовой винтовкой, – ясным голосом сказала Эшер. – Мистер Марсалис был вооружен?
Нортон мгновение колебался. Его сомнения были заметны, ведь часть правды наверняка уже просочилась во внешний мир. Съемки с места преступления, показания очевидцев, может, даже слухи из лаборатории патологоанатомии. Понять, что известно собравшимся здесь, а что нет, было невозможно, а Нортон вовсе не хотел, чтобы его поймали на лжи. Но с другой стороны…
– Нет. Мистер Марсалис не был вооружен.
Тихий, но нарастающий гул. Все присутствующие видели, по меньшей мере, расстрелянный лимузин.
– Как смог человек, обычный человек, вероятно…
Снова Мередит, его голос звучал громко, но Нортон жестом оборвал его, выбрав корреспондента в другом углу зала. Лицо Мередита не появилось на экране, но Севджи грешным делом подленько порадовалась, представив себе его выражение.
– Мистер Нортон, это правда… Простите, Эйлин Лан у «Наблюдатель» у Штаты Кольца. Правда ли, мистер Нортону что КОЛИН обучает на Марсе свой персонал прежде неизвестным техникам ведения боя?
– Нету это неправда.
– Тогда не могли бы вы пролить свет на слова одного из очевидцев сегодняшних событий. – Лан подняла микрокодеру и из динамика отчетливо зазвучал мужской голос – «Этот парень был просто как колесо, блин. Я такие штуки видел в записи «Совершенных боев» на Марсе, это таниндо. Этой фигне на Земле не учат у говорят, обычным людям такое знать опасно, потому что…»
Звук оборвался, но Лан продолжала держать микрокодер над головой. Нортон оперся рукой о кафедру и непринужденно улыбнулся.
– Ну у я не то чтобы большой фанат «Совершенных боев», – вежливый смех, – поэтому не могу квалифицированно прокомментировать слова этого свидетеля. На Марсе существует единоборство, называемое таниндо, но это не инициатива КОЛИН. Таниндо стихийно возникло из уже существующих боевых искусству потому что на Марсе более низкая гравитация. По-японски это слово означает буквально «путь новичка» – я уверен, незачем напоминать вам, что на Марсе все мы – новички. Это единоборство также известно в определенных кругах как «поплавковый бой» и в Кечуа – прошу простить меня за то, как это прозвучит, – «писи ллася авканакью». Мистер Марсалис жил на Марсе и мог, насколько мне известно, быть приверженцем этого стиля, но на самом деле боевое искусство, предназначенное для низкой гравитации, тут, на Земле, вовсе не так опасно, чтобы не сказать, бесполезно.
«Но не для тех, кто нечеловечески силен и быстр», – безмолвно договорила за него Севджи. Ее глаза скользнули от экранчика на коленях к Марсалису, дремавшему на соседнем сиденье. Уже перед самым вылетом Нортон раздобыл пятьдесят кубиков качественного бетамиели-на для ингаляций, и Марсалис поправил самочувствие в зале вылета аэропорта Кеннеди. Кое-кто с любопытством косился на него, но ни слова сказано не было. Марсалис тоже не сделал никаких комментариев, лишь удовлетворенно крякнул, но стоило им занять свои места, как он смежил веки, и на его лице расцвела блаженная белозубая улыбка. Вскоре он заснул.
– Бонита Ханити, «Доброе утро, Юг». Вы не находите, что, освободив преступника, осужденного во Флориде за уголовно наказуемое деяние, вы попираете само понятие американского правосудия?
Снова гул голосов, и не все звучали сочувственно. Республиканские журналисты были тут в меньшинстве, а их коллеги из Союза будто бы начертали на коллективной груди надпись «Линдли vs Национальная безопасность» и носили ее, как орден. Молодые репортеры Союза были взращены на этой легенде; более маститые поделились с ними байками времен войны, которая предшествовала Расколу, и говорили о республиканских собратьях по ремеслу с фальшивой жалостью или презрением. Нортон хорошо знал эту почву и уверенно ступил на нее.
– Полагаю, Бонита, вам следует с осторожностью говорить о правосудии. Из диска с информацией, который все вы получили, следует, что мистеру Марсалису на протяжении четырех месяцев, которые он провел под стражей, не были даже предъявлены обвинения. Вдобавок встает вопрос неправомочности задержания мистера Марсалиса… нет, позвольте мне закончить, пожалуйста, и сомнительных методик, которые, возможно, использовала полиция Майами. И это еще не беря в расчет то, что республиканский закон, касающийся прерывания беременности, противоречит общепринятым в ООН принципам прав человека.
Сдавленное шипение в нескольких местах, приглушенные возгласы поддержки отовсюду. Нортон переждал шум с непреклонным выражением лица и вступил снова:
– Поэтому я должен сказать, что КОЛИН освободила человека, который, по всей вероятности, ни в чем не виноват. К тому же штат Флорида все равно не знал, что с ним делать дальше. Да, Эйлин, пожалуйста, ваш вопрос.
Конечно, потом было еще много всего. Ханити, Мередит и горстка иисуслендских репортеров пытались вернуться к недавнему прошлому Марсалиса и смертям в лагере «Гаррод Хоркан 9». К счастью, никто не вспомнил о Уилбринке. Нортон был осторожен, вежлив, не слишком зажимал журналистов из Иисусленда, но отдавал предпочтение их коллегам из Союза, тем, которых знал и от которых не ожидал пакостей. Севджи, зевая, рассеянно досмотрела до конца. Рядом с ней в кресле дремала причина этих треволнений.
Самой ей толком не удалось поспать, мешал син. И через пару часов ее еще не отпустило, она сидела в дешевом пластиковом кресле в зале ожидания терминала парома, наблюдая глазами полицейского за немногочисленными пассажирами. Зал был предельно аскетичным и продуваемым насквозь, на потолке подслеповато моргали лазерные лампы, а на стенах время от времени вспыхивали рекламные щиты, для которых спонсоры не указали, сколько же им светиться. «Эфес экстра!!» «Прекрасные джипы!!» «Работа на Марсе!!» Неработающие щиты между ними казались длинными серыми надгробиями на фоне стен из гофрированного металла.
Через открытые раздвижные двери сбоку виднелась пришвартованная громада белоснежного парома, который, казалось, принадлежал другой эпохе. Более современные суда, во множестве бороздящие воды близ Стамбула, выглядели как морские автобусы. Ими они, в сущности, и являлись, эдакими пластиковыми футлярами; в конце путешественника не ждало ничего, кроме завершения дневной поездки. Но дымовые трубы и длинные корпуса, высокие и широкие мостики старинных кораблей на маршруте Каракей – Кадыкей напоминали о дальних странах и об эпохе, когда путешествие еще могло означать побег.
Вернулся Марсалис, который до этого рыскал по окрестностям. Эртекин полагала, что во времена ее деда на Карла из-за цвета его кожи обратились бы многие взгляды, но сейчас он был всего лишь одним из более чем полудюжины ожидавших парома негроидов. Еще двое, в рабочих комбинезонах, стояли на палубе, так что на Марсалиса косились лишь мимолетно, и то больше из-за его немаленьких габаритов и ярко-оранжевых букв тюремной куртки, которая до сих пор была на нем.
– Почему вы все еще ее носите? – раздраженно спросила Севджи.
Он пожал плечами:
– Холодно.
– Я же предлагала купить в аэропорту что-нибудь другое.
– Спасибо, предпочитаю сам покупать себе одежду.
– Почему же не купили?
Под лишенной стропил крышей над их головами завыли клаксоны. Загорелась стрелка-указатель, раздвинулись барьеры, закрывавшие выход на посадку «ХАЙДАРПАША, Кадыкей». Двое чернокожих на пароме спустили трап, и человеческий поток медленно устремился по нему.
Преисполненная воспоминаниями о детстве, Севджи двинулась вдоль перил левого борта и уселась лицом к корме на одной из задних скамеек, упершись ступнями в нижнюю рейку ограждения и ощущая спиной передающийся через металл гул корабельных двигателей. Смешанный запах машинного масла и сырых причальных тросов унес ее в прошлое. Она стоит рядом с Муратом у перил (ей едва хватает роста, чтобы видеть, что там, за верхней перекладиной), рука деда поглаживает ей волосы. Мягкие, перекатывающиеся ритмы турецкого языка вытесняют из головы английский. Перед ней возникает целый мир, прежде виденный лишь на фотографиях, город, не бывший Нью-Йорком, место, не бывшее ее домом, но значившее нечто жизненно важное для родителей – она чувствовала это по тому, как они возбужденно переговаривались, озираясь по сторонам и крепко держась за руки, сцепив их как раз на уровне ее глаз. Стамбул потряс ее до самых глубин четырехлетней души и делал это снова и снова каждый раз, когда она сюда возвращалась.
Марсалис опустился рядом, в точности скопировав ее позу. Перила глухо звякнули под тяжестью его ступней.
– Теперь мне действительно очень пригодится эта куртка, – жизнерадостно сказал он. – Вот увидите.
Гул двигателей усилился, превратился в рев, и вокруг кормы забурлила вода. Крики экипажа, втягивающиеся тросы – и зазор между причалом и паромом быстро увеличивается. Судно, дернувшись, взяло курс и пошло по темной воде. Каракей остался позади, превратившись в изукрашенный огнями островок в ночи. Лица и волос Севджи коснулся холодок морского бриза. Вокруг раскинулся город: залитые разноцветным светом мосты, низкие длинные ряды зданий на горизонте и черная вода с точками огней на других судах. Севджи поглубже вздохнула, стараясь удержать выдумку, будто это – начало дальнего пути.
Марсалис склонился к ней и повысил голос, чтобы перекричать звук двигателей и ветер:
– Когда я в последний раз приезжал сюда, на терминале суборба вышла какая-то заминка, что-то с безопасностью. Но я обнаружил это, только когда выписался из отеля. Перед тем как отправиться в аэропорт, мне пришлось убить в городе пару часов. – Он усмехнулся. – И все эти два часа я провел тут, катался туда-сюда на пароме, пока не пришло время ехать к суборбу, и чуть не опоздал на свой чертов рейс. Загляделся на все вот это, знаете ли. Такое ощущение было, как будто я сбежал куда-то.
Она уставилась на него, до мурашек тронутая эхом ее собственных чувств, звучавшим в его словах.
Его брови поползли вверх:
– Что такое? Морская болезнь?
Она покачала головой. Спросила первое, что пришло в голову, лишь бы заполнить паузу:
– Почему вы вернулись, Марсалис? На Землю?
– Ну, – еще одна усмешка, – я выиграл в лотерею. Не взять приз было бы довольно невежливо.
– Я серьезно, – перекрикивая ветер, горячо сказала она. – Знаю, там мрачно, но каждому тринадцатому, с которым я разговаривала на эту тему, была мила сама идея Марса. Побега к новым рубежам, туда, где можно самому всего добиться.
Читать бесплатно другие книги:
