Хладные легионы Морган Ричард
Несколько минут они сидели тихо. Эгару хотелось сказать, что он видел бойню в Оронаке и помнит кошмар, который они обнаружили, въехав в город. Он был частью колонны подкрепления, прибывшей слишком поздно и способной лишь блуждать по улочкам маленького порта, считая мертвецов. Многократные кавалерийские атаки вдоль главных улиц отбросили Чешуйчатых, но дорогой ценой. Выжил и был способен отчитаться перед командующими прибывших отрядов далеко не каждый пятый, а последствия битвы напоминали самые извращенные описания ада из Откровения: дым, плывущий над домами и лодками, подожженными ядом рептилий из касты командиров; трупы людей и лошадей, обугленные и разорванные на части клыками; обожженные раненые, которые кричали и тянули к ним руки…
«Лучше молчи, Драконья Погибель. Не надо, чтобы тебя запомнили. Убирайся поскорее».
Эгар кивнул нищему.
– Не хочешь продать свой плащ?
Это стоило ему гораздо больше, чем молчание шлюхи, но такого стоило ждать. В жизни попрошаек видимые военные знаки отличия были мощными козырями. Они привлекали внимание, пробуждали стыд и воспоминания у тех, кто в ином случае прошел бы мимо, не доставая надежно спрятанный кошель. Они помогали уберечься от постоянных нападений, которым нищие подвергались со стороны уличных банд и компаний молодых аристократов, пустившихся во все тяжкие. Иной раз, если повезет, они могли обеспечить постель в благотворительной ночлежке и угощение в праздничные дни. По этой причине солдатские плащи и куртки продавали, воровали и даже выкапывали из могил на окраинах города – все ради дохода и привилегий, которые можно было получить с их помощью.
В случае Эгара расчет был попроще. С конца войны на улицах Ихельтета попрошайничали и спали под открытом небом несколько тысяч ветеранов, не говоря о тех, кто выдавал себя за таковых – их тоже насчитывалась не одна тысяча. В округе, где не было патрулей и жители не зачерствели настолько, чтобы избавиться от нищих, изможденных мужчин в изношенной военной форме можно было увидеть практически повсюду. Они превратились в часть шумного, бурлящего фона городской жизни, и удостаивались не большего внимания, чем сорванец или уличная шлюха. Еще одна неизбежная примета времени.
В степи ходили легенды о зачарованной шаманом волчьей шкуре, чьи волшебные складки делали человека невидимым, если он того желал. Завернувшись в плащ кавалериста, Драконья Погибель мог сунуться куда угодно в Ихельтете и провернуть почти такой же трюк.
«Но не прямо сейчас».
Он вышел из переулка, держа свернутый плащ под мышкой. Солнце еще низко стояло над горизонтом, но уже чувствовалась подступающая жара. Улицы заполнились, пока он находился в борделе. Толпы то прибывали, то убывали, стучали копыта лошадей и мулов. Пустые рыночные прилавки, мимо которых он прошел перед рассветом, поднимаясь на холм, теперь щеголяли яркими тканевыми навесами и ломились от искусно разложенных товаров, окруженные многочисленными покупателями, продавцами и кружащими в ожидании шанса воришками.
Он пробирался через переплетение идущих под уклон улиц и переулков, направляясь к реке. В идеале хотелось бы узнать, что происходило вокруг особняка Имраны в течение нескольких часов после того, как он сбежал, но момент был непоходящий. Ему нужен врач, которого легко подкупить или напугать, чтобы тот молча перевязал и промыл раны. Ему нужно оружие – что-то посущественнее, чем ножи, которые остались. Ему нужно подвести итоги и, если получится, поспать пару часов.
Заниматься всем этим здесь было небезопасно.
«И еще нужно успеть до наступления ночи».
Слабый шепот потаенных страхов – ибо, хоть Эгар и не сомневался, что сможет избегать встреч с Городской стражей на протяжении недель без затруднений, с двендами все обстояло иначе. И он был в разумной степени уверен, что они с усердием демонов будут трудиться, желая скрыть свой нечестивый альянс с Пашлой Менкараком и Цитаделью. Они сделают все возможное, чтобы выследить нарушителя, и он понятия не имел, на что эти твари способны. После битвы при Бексанаре Рингил все время твердил, что двенды были столь же потрясены встречей с людьми, как и люди – встречей с ними. Исход битвы – казалось бы! – это подтвердил, но ублюдки все равно появились из пустоты, все равно двигались с нечеловеческой скоростью и изяществом, все равно перебили почти весь отряд из самого элитного подразделения, какое могла предложить Империя.
Учитывая состояние Эгара, с воином-двендой ему не справиться.
Он пересек реку через понтонный мост Сабала, сливаясь с оборванной толпой, опуская плечи, сутулясь и шаркая ногами. Когда пришел его черед подойти к сторожке для взимания платы на дальней стороне, он начал кашлять, брызгая слюной, что-то бормоча, прикрывая лицо одной рукой и размахивая другой. Офицер с плохо завуалированным отвращением отвернулся, схватил протянутую монету и, не удостоив Эгара новым взглядом, махнул рукой – проходи.
В путаном переплетении улиц, убегавших от моста, он бродил некоторое время, проверяя фасады. Нашел вывеску доктора вблизи входа во фландрейновую курильню, но в столь ранний час оба заведения были закрыты. Драконья Погибель пожал плечами и отыскал место на другой стороне улицы, чтобы там подождать – прохладный каменный альков между контрфорсами того, что, похоже, когда-то было храмом. Он безвольно осел в тени. От того, как напрягшиеся мышцы тревожили рану, в бедре проснулась мучительная пульсирующая боль. Эгар стиснул зубы и плотно сжал губы, велев себе терпеть. Сердито уставился на вывеску курильни через дорогу.
«Покурить бы сейчас фландрейна, так ведь эти засранцы не могут работать как полагается».
Он смутно поразмыслил над тем, чтобы вломиться туда и угоститься самому, но решил этого не делать. Любой, кто торгует фландрейном, расставляет по окрестностям сторожей, и пусть те в такое время могут спать, они – более чем вероятно, ветераны войны – спят вполглаза, на случай неприятностей. В нынешнем состоянии ему в драке не выстоять. А если хозяева курильни имеют хорошие связи, после взлома квартал запестреет стражниками, как шлюха из обоза – сифилитической сыпью.
В услугах врача он сейчас нуждался сильнее, чем в облегчении боли, а это значило ожидание. Любой другой поступок был просто глупым.
«Приятно видеть, что ты ведешь себя по-умному, Драконья Погибель, – уже слишком поздно для того, чтобы от этого была какая-нибудь польза».
«Ага, а что мне оставалось делать? Позволить этому мудаку-рогоносцу и его дружку первыми обнажить клинки? Глядеть, как они режут Имрану – прелюбодейку, а потом сажают меня на тот же меч?»
«Нет. Но, возможно, тебе стоило держаться подальше от Имраны, пока Ашант не сядет на боевого коня и не ускачет обратно на юг».
«Но девушка…»
«Не вали все на девушку, это бред. Ты уже две недели искал повод затеять эту битву, сам знаешь».
Он повертел головой, сидя в прохладной тени каменной ниши. С трудом ухмыльнулся.
«А они довольно мешкотные для элитных имперских офицеров. Видать, размякли, подавляя бунт в Демлашаране».
«Ну да, а еще они пьянствовали всю ночь. Не обманывай себя, Драконья Погибель. Тебе просто повезло».
«Или Небожители меня прикрывают. Может, Такавач присматривает за мной…»
От боли Драконья Погибель то погружался в подобие дремоты, то снова приходил в себя. Время текло, как неряшливая уличная толпа, которую он едва замечал сквозь тяжелые веки, возвращаясь в сознание. По мере того как солнце поднималось выше, тени на полуразрушенных стенах храма вокруг маджака таяли, подобно темным, быстро сгорающим свечам. Городские звуки превратились в невнятный гул, который делался то громче, то тише. Воспоминания увлекли его обратно в степь: громадные кровоточащие закаты на дне небес, плотная масса буйволового стада движется меж скаранакскими загонщиками в сумерках, в прохладном воздухе звучат отрывистые команды на маджакском. Он вздрогнул, не приходя в сознание, и еще сильнее вжался в стену храма. В полусне увидел себя в цирюльне. Увидел, как цирюльник счищает мыльную пену с бритвы и прикладывает лезвие к шее. Холодный металл давит, начинает резать…
«Не извольте беспокоиться, господин».
Он резко очнулся. Рывком вскинул голову.
По другую сторону улицы коротконогий толстяк в черном стоял и ждал, пока его высокий раб отодвинет засовы в верхней части входа в курильню. Эгар хмыкнул и встал. Сперва он немного шатался, но улицу перешел твердым шагом. Боль пронзила бедро и опалила внутренности, но старые привычки вынудили собраться, сделали походку размеренной. Он остановился в паре шагов от толстяка и кашлянул.
– Ты лепила?
Оба мужчины вздрогнули. Раб повернулся, схватившись за пояс, где болталась потертая деревянная дубинка. Эгар бросил на него взгляд, покачал головой.
– Ты лепила? – тихо повторил он, снова посмотрев на хозяина.
Толстяк выпрямился.
– Послушайте, я… уже платил дань в этом месяце. Я набожный человек. Но благотворительностью по требованию не занимаюсь. Мне надо зарабатывать на жизнь. Вам придется…
– Я могу заплатить, – перебил Эгар. Похлопал себя по кошельку, там звякнуло.
На лице доктора отразилось ощутимое облегчение. Толстяк выглядел как человек, который погружается в ванную, полную хорошо нагретой воды.
– А-а, – сказал он. – Это совсем другое дело.
Глава тридцать третья
– И где судьба свела тебя с этим маленьким убийцей?
Рингил протянул руку и коснулся навершия Друга Воронов, которое возвышалось за плечом.
– Его выковал для меня Грашгал Странник в Ан-Монале.
– М-да… собственно, я разговаривал с мечом.
Кормчие ему никогда не нравились, даже в былые времена. Слишком непостижимы были их недвижные железные тела, если таковые имелись на виду, и бестелесные покровительственные голоса – в противном случае. И еще они чересчур балдели сами от себя. «Лично я, – сказал он Арчет, когда тема Анашарала всплыла в разговоре, – доверюсь одной из этих тварей лишь в том случае, если увижу перед собой ее расплавленное тело. Они не лучше демонов – все равно что засунуть кого-нибудь из Темного Двора в гребаную бутылочку и поставить на каминную полку. Кто знает, о чем они думают и чего хотят».
По правде говоря, он немного преувеличивал для пущего эффекта. Во время войны он провел какое-то время в Ан-Монале и иной раз беседовал с Манатаном, хотя в основном в присутствии кириатов, которые работали с Кормчим. Манатан не дал Рингилу повода себя невзлюбить, не считая легкой дрожи, которую тот ощущал всякий раз, заслышав голос из пустоты. Для Грашгала и остальных эти существа были частью обстановки, и постепенно Рингил воспитал у себя похожее отношение. Но это не меняло того факта, что ему приходилось иметь дело с вещью, столь же бездушной, как меч или храмовая стена, и все же, видимо, обладающей умом, далеко превосходящим его собственный. И вещь с удовольствием об этом напоминала.
Темному Двору и двендам, по крайней мере, хватало любезности выглядеть по-человечески.
– Ну, тебе все равно придется с ним поговорить. – Когда речь не шла о собственной жизни Арчет, она делалась прагматичнее некуда. – Он – сердце экспедиции и главная причина, по которой мы собрались в путь.
– Ага, и это вызывает некоторое удивление, верно?
– Почему? – Они ехали с верфей Шанты, бок о бок, через шум и жару полуденного города. Но даже сквозь фоновой гул улиц и цокот копыт по брусчатке он слышал, как в ее голосе нарастает раздраженное напряжение. – Что именно тебя удивляет?
Рингил вздохнул. Об этом стоило поговорить давным-давно. Он тянул много дней.
«Что ж, покончим с этим».
– Да ладно тебе, Арчет. Сторожевой город в океане, клан, посвятивший жизнь тому, чтобы вечно стоять на страже, век за веком? Так жить нельзя, и ты об этом знаешь. Даже твой народ на такое бы не пошел. Анашарал скормил тебе детскую сказочку. Ты веришь в эту историю не больше моего. Дело не в ней.
– Знаешь… – Теперь ее голос звучал с нарочитым спокойствием, и Рингил знал: это сигнал, предупреждающий о тлеющем пламени сдерживаемой ярости. – …я, мать твою, немножечко устала слушать мужчин, которые объясняют мне мои же истинные мотивы. Если ты так уверен, что мы тратим время зря, почему…
– Я этого не говорил, – он повернулся боком в седле, чтобы лучше ее видеть. – Я не говорил, что мы тратим время зря. Послушай, возможно, Ан-Кирилнар существует. И, возможно – но необязательно! – его не разграбили, как Ан-Наранаш. Океан за Хиронскими островами – место плохое, трудное, так что, возможно, этот самый «город» и проглядели. Твои друзья-торговцы, несомненно, на это и рассчитывают. Так что я буду дубасить кого надо и поддерживать порядок ради тебя, поеду с тобой, когда придет время. Мне нужно чем-то себя занять. Но, пожалуйста, не говори мне, что ты думаешь, будто мы найдем там полную жизни маленькую колонию кириатов-хранителей, следящих за каким-то мокрым обломком гранита с гробницей на вершине, радостно передавая миссию от отца к сыну уже четыре тысячи лет и ведя себя так, словно прочий мир не существует. Хочешь сказать, такое возможно?!
– По крайней мере, вероятно.
Он опять вздохнул.
– Ну да, вероятно. В этом мире, похоже, вероятно почти все. Но ты правда рассчитываешь найти нечто подобное?
– А, вот оно что. По-твоему, Анашарал выдумывает? – Она грубо ушла от ответа, и в неровном голосе проскользнули царапающие нотки криновой жажды. – Ради какой сраной цели, Гил? Отвечай! Кучка неблагонадежных богатых ублюдков, постройка и снаряжение кораблей, наем и обучение людей, экспедиция к месту, которого не существует, зачем Кормчему это понадобилось?
Он пожал плечами.
– Кажется, мы об этом уже говорили. Ты пытаешься угадать мысли существа, которое совершенно не похоже на человека. С чего вдруг его мотивы должны иметь для нас какой-то смысл?
Они ехали дальше, не говоря ни слова, где-то дюжину звонких лошадиных шагов.
– Ну да, – проговорила Арчет с явным мрачным удовлетворением. – Тебе все равно придется с ним поговорить.
Рингил сам не знал, почему отправился к Кормчему вооруженным.
В городах Лиги для знати существовали определенные правила, как следует одеваться. Война превратилась в ремесло, и казалось уместным демонстрировать этот факт публично. До того как нагрянул Чешуйчатый народ, традиция в каком-то смысле пришла в упадок. Самые воспитанные из мелкопоместных дворян полюбили непрочные придворные мечи, уделяя больше внимания безвкусным ножнам и гардам, чем простой стали, что скрывалась внутри. Но с войной и последующими за ней потрясениями тяжелые клинки опять начали выставлять напоказ, и Рингил, вернувшись в Трелейн в прошлом году, неожиданно оказался модником.
Но дело было не в этом.
Возможно, Друг Воронов просто воплощал его связь с миром кириатов, был пропуском и рекомендательным письмом относительно всего, что представлял собой Анашарал. Грашгал выковал меч в мастерской, куда Рингила не допустили, из сплавов, для которых не было названий в человеческих языках, и пользуясь механизмами, о которых, как иной раз подозревал Рингил, кириаты предпочитали помалкивать. «Если эти загадочные засранцы, – глубокомысленно заявил он Эгару однажды пьяной ночью в степи, – пользуются Кормчими, чтобы те помогали им управлять огненными кораблями, почему бы им не иметь нечто схожее, помогающее воевать? Что-то… я не знаю… что-то разумное?»
Эгар бросил взгляд на Друга Воронов, лежащего на земле у костра. Ухмыльнулся.
«Ага, то-то я заметил, как ты иной раз с ним разговариваешь. Гладишь его, и все такое. Видел бы ты себя со стороны, Гил».
Рингил бросил в него сапогом.
Он задвинул это воспоминание в дальний угол.
– Можешь говорить с мечом, сколько пожелаешь, – сообщил он Анашаралу ровным голосом. – Но главный тут я.
– Как скажешь.
Кормчий лежал на низком, богато украшенном столике, сбоку от просторного камина. Из окон на восточной стене под углом падал утренний свет, от которого странные грани и щели в его закругленной верхней части сияли, точно драгоценные камни. Его конечности – если это были они, разумеется, – распределялись вокруг тела равномерно, а в месте центрального сочленения изгибались и острыми коготками заметно врезались в деревянную столешницу. Арчет сказала, что Кормчий не может двигаться быстро и вообще отличается неуклюжестью, но, с точки зрения настороженного Рингила, тварь выглядела готовой в любой момент прыгнуть или куда-нибудь сигануть с быстротой молнии.
– На самом деле так сказала госпожа кир-Арчет Индаманинармал, – он отстегнул Друга Воронов и аккуратно прислонил к каминной полке сбоку. В жестком, ярком свете пылинки будто потянулись к оружию, стоило Рингилу отпустить руку. – Она назвала меня командиром экспедиции. И поскольку в этом смысле к сказанному ею прислушивается император, я бы сказал, что решение окончательное и обжалованию не подлежит.
– А госпожа кир-Арчет в курсе, насколько ты сейчас популярен в северных краях?
Рингил опустился в кресло напротив.
– Я бы сказал, у нее есть кое-какие подозрения.
– А его императорская светлость?
– Имел я мнение этого говнюка в темном переулке.
– Понятно. Ко всему прочему, еще и старая добрая дерзость обреченного на смерть, – по тону было не определить, насмехается Кормчий или нет. – Да, я понимаю, почему они выбрали тебя.
– Выбрали меня? – выпалил Рингил, не сдержавшись.
– Ты понимаешь, о чем я говорю… Драконья Погибель.
Вдох-выдох. Слабая улыбка.
– Никто меня так не называет.
– Какой позор. Наверное, отсутствие должного признания тебя огорчает.
– Ну… – Рингил забрался поглубже в кресло. Изучил ногти на правой руке. – Это был результат совместных усилий.
Пауза затягивалась. Он смотрел, как пылинки пляшут вокруг рукояти Друга Воронов. На столе дернулась одна из конечностей Анашарала. Приподнялась, постучала кончиком по деревянной поверхности, как стучит пальцем нетерпеливый учитель.
– Ан Фой тебе не друзья, Рингил Эскиат. Не забывай об этом.
– Я… – Мороз по коже. – …не узнаю это имя.
– В самом деле? Тогда попробуем другое – Бессмертный Дозор. Губители Лунны. Хойранова Банда. Небожители. Темный Двор. Хотя бы одно что-то напоминает?
Он уставился на машину, отбиваясь от воспоминаний о Даковаше.
– Я не имею никакого отношения к Темному Двору.
– Хорошо, – Анашарал неожиданно оживился. – Это правильная позиция. Дольше проживешь.
Рингил посмотрел на камин, хоть в такой час в нем не было ничего, кроме остывшего пепла. Поборол растущее подозрение, что Кормчий не поверил ни единому его слову.
– Госпожа кир-Арчет сообщила мне, что Ан-Кирилнар был построен для того, чтобы оберегать нас от возвращения древнего зла. Человеческого союзника двенд.
– Да.
– Она сказала, ты назвал его Иллракским Подменышем.
– Да, – в тоне Анашарала появились игривые нотки. – А это имя тебе ничего не напоминает?
Как удар под сердце: он вернулся в Серые Края.
Ситлоу представляет свою сестру. Ее архаичный, испорченный наомский.
«Я быть по имени Рисгиллен Иллракская…»
– Что ты можешь мне о нем рассказать?
– О нем? – Теперь в голосе Кормчего определенно звучало веселое удивление. – Или об олдрейнском клане, который его приютил?
Рингил театрально пожал плечами.
– А есть причина, которая мешает рассказать об обоих?
В комнате воцарилась тишина. Друг Воронов стоял, окутанный танцующей пылью и светом. Кормчий опять пробарабанил конечностью по столу – Рингил принял это за верный признак дурного настроения.
– Я знаю, что ты такое, Эскиат, – проговорило существо. – И не надейся это от меня скрыть.
Рингил позволил фразе сперва повиснуть в воздухе, а потом раствориться в тишине. Он тщательно следил за тем, чтобы лицо было неподвижным, как маска. В конце концов он закинул лодыжку одной ноги на колено другой, подался вперед в кресле и, нахмурившись, смахнул какой-то мусор с сапога.
– Нельзя ли поподробнее?
Цок-цок. Тишина.
– Ох, ну ладно, ладно… – Анашарал заговорил чуть нараспев: – Иллракский Подменыш родился в благородной семье, чье имя теперь забыто. Будучи ребенком, он, скорее всего, проводил – ты внимательно меня слушаешь, Рингил Эскиат? – он, скорее всего, проводил в Олдрейнском мире столько же времени, сколько и на Земле, из чего происходят его силы. «Подменыш», в строгом смысле слова, термин неверный – просто неудачное заимствование из болотного мифа про тех власть имущих, кого за великую красоту и силу разума избрали повелители-олдрейны и в раннем возрасте унесли прочь, чтобы вырастить по законам Пространства Безвременья. В каком-то смысле это было похоже на военное воспитание, которое теперь получают мальчики из благородных семейств в Империи и Лиге. В те времена, как и сейчас, матери прощались с ними, отдавая ужасным незнакомцам, и оплакивали их долгое отсутствие.
Тогда на Земле жили многие олдрейнские кланы. Олдрейны ходили среди людей, и никто этому не удивлялся, как не удивлялись кириатам последние века. Брачные союзы между представителями двух рас случались часто, но редко создавали проблемы. Завязывались дружеские и семейные узы. И взятие ребенка на воспитание считалось делом почетным. Многие кланы брали подменышей в Пространство Безвременья, и многие благородные дома людей с радостью отдавали своих отпрысков. Но ни один из кланов не пользовался таким большим уважением, как Иллрак – королевский дом, зачинщики и лидеры Возвращения двенд. Быть избранным кланом Иллрак – честь, которой нет равных. Его отпрыски брали только лучших, умнейших, открывали им все секреты олдрейнов, а потом отправляли обратно в мир как своих самых сильных и верных слуг. Ибо таков был неизменный путь олдрейнов: не править подданными собственноручно, но отыскивать среди них тех, из кого можно воспитать наместников.
Рингил хмыкнул.
– Так всегда поступают те, кто хоть чуточку соображает, но не может себе позволить платить дань в полном объеме.
– Ну… да, – неодобрительная пауза, а потом Анашарал снова заговорил надменно, словно читая лекцию. – Итак, Подменыша почти в колыбели избрал молодой отпрыск Иллраков. Говорят, ребенок родился таким красивым, что олдрейнский владыка был им очарован против собственной воли. Говорят, он влюбился со всей импульсивной страстью, свойственной его народу, и не потерпел бы отказа. Он выждал недолгие циклы человечьей юности, обучил и натаскал юношу во всем, что тот должен был знать и уметь, а потом провел через Темные Врата раньше, чем до той поры отваживались другие олдрейны. Понимаешь, он рано оделил Подменыша дарами, облек властью над одним из собственных хладных легионов, когда тот был еще подростком. Наверное, легенды не врут – он и впрямь был без ума от любви, раз передал человеку такую силу. Впрочем, говорят, глаза у Подменыша были зеленые, как солнечный свет, пронзающий кроны деревьев, а от его улыбки – даже в детстве – сердце могло перевернуться в груди. Когда он вырос, сделался высоким, длинноногим и…
– Этот олдрейнский владыка, – перебил Рингил, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. – Как его звали?
– Забыто, – лаконично ответил Анашарал.
– Как и множество других деталей этой истории, похоже. – Рингил рассеянно потер царапину на сапоге. – Скажи-ка мне вот что, Кормчий. Ты действительно уверен, что за Хиронским архипелагом есть призрачный остров? Что существует город в океане, несущий дозор? Ты ведь все это не выдумал, верно?
– Разве Призрачный остров не обозначен на навигационных картах, которыми пользуются в этом городе?
– На некоторых, да. Как и место, где в западный океан сто тысяч лет назад грохнулась летающая звезда, когда боги сражались за обладание небесами.
– Возможно, она и впрямь там есть.
– Арчет говорит, ты заявил, будто видел Призрачный остров, прежде чем упал на Землю. Что ты обозревал поверхность мира тысячи лет. Сдается мне, ты должен быть в курсе про эту летающую звезду.
Короткая пауза.
– Возможно.
Рингил кивнул. Продолжил тереть царапину на сапоге.
– Так она там есть или нет?
На этот раз Кормчий медлил с ответом дольше. Одна их его изогнутых конечностей все время постукивала по столу.
– Нет, – наконец проговорил Анашарал. – Ее там нет.
Рингил снова кивнул.
– А она существовала?
– Не исключено. Это было до меня. Но если она не мифическая, то утонула. Упавшие звезды не плавают.
– Острова не появляются и исчезают, как пиратские корабли.
– С этим островом все иначе.
– Не знаю, – сказал он Арчет на следующее утро. – Он о чем-то врет. Готов поставить на это деньги. Может, не о Призрачном острове и даже не об Ан-Кирилнаре. Но что-то происходит, и нам об этом не говорят.
– Например?
– Да не знаю я. – Он кивком указал на потолок и комнату, где держали Кормчего. – Я же тебе говорил, Арчет, мы не в своей стихии. Думаешь, это существо на твоей стороне потому, что Манатан и прочие подчинялись приказам соплеменников твоего отца. Но ты не Флараднам, и этого Кормчего в то время тут не было. Он пришел откуда-то еще, и нет оснований полагать, что он играет по тем же правилам, что и другие.
– Манатан вверил мне Анашарала, Гил. Манатан перво-наперво и отправил нас туда, где мы нашли эту хреновину.
Рингил пожал плечами.
– Ну, может, правила игры изменились и для Манатана.
Арчет некоторое время размышляла над услышанным.
– Поговорю с Ангфалом, – наконец решила она. – Я не верю во внезапный злобный заговор Кормчих. Если что-то и впрямь происходит, Ангфал найдет, что сказать по этому поводу.
– Ну да, нечто загадочное и ехидное, – Рингил зевнул в кулак. Он всю ночь спорил с Шенданаком и Тандом по поводу снабжения конвоя. – Есть новости об Эге?
Она покачала головой.
– Исчез как дым. Начальник Городской стражи грозится перевернуть город вверх тормашками, но пока дальше шума дело не идет.
– Как я и думал. У них нет…
Робкий стук. Дверь приоткрылась, и Кефанин просунул голову в щель.
– Господин Рингил?
– Да?
Если Шенданак вернулся с новым сраным списком родственников, которым можно доверить собственную жизнь, он этого маджака…
– Капитан Ракан из Трона Вековечного хочет вас видеть, мой господин.
– Ох, – он посмотрел на Арчет, которая лишь пожала плечами. – Ну хорошо. Впусти его.
– Он сказал, что подождет вас во дворе.
– Во дворе?..
Не то чтобы это место ему не нравилось. Дом Арчет был построен, как и большинство особняков на этой стороне бульвара, в традиционном ихельтетском стиле: как укрепленный загон. Высокие стены и двухэтажное строение огораживали открытое пространство, которое в древности служило бы укрытием для скота, и от воров, и от волков. В своем городском воплощении двор был вымощен булыжником и украшен тремя декоративными фонтанами. Со стороны конюшни, как слабый отголосок традиции, стояли коновязь и корыто для питья, но в других местах у внутренних стен двора располагались каменные скамейки под навесами и решетчатыми крышами, увитыми плющом с алыми цветами.
Под одной из последних его и дожидался Нойал Ракан. На молодом капитане была великолепная парадная форма Трона Вековечного с мечом, который больше годился для войны, чем для демонстрации. И в целом гость выглядел, стоило заметить, довольно привлекательно. Но, приближаясь вместе с Кефанином, Гил заметил, что поведение молодого человека не соответствует имперскому пышному облачению. Ракан стоял с нерешительным видом и смотрел на землю, испещренную пятнами солнечного света, будто застрял между лучами, пробивающимися сквозь увитый плющом навес. На звук шагов по брусчатке он неуклюже повернулся и протянул руку с дружелюбием, но оно было, как почувствовал Гил, фальшивым.
– Капитан Ракан, – Рингил пожал протянутую руку и попытался отыскать на испещренном полосами солнечного света лице юноши какие-нибудь подсказки. – Чем обязан такой чести?
– Это честь для меня, – Ракан изобразил кривоватое подобие улыбки. – Служить под командованием такого начальника…
Он замолчал.
– Трудно? – рискнул угадать Рингил. – Раздражает? Не переживайте из-за этого. Пару раз меня тоже так подставляли, однажды это сделал засранец воистину королевских масштабов. Сперва немного обидно, но потом поймете, что я оказываю вам услугу.
Капитан Трона Вековечного широко распахнул глаза.
– Нет, мой господин, я испытываю лишь уважение к вашим заслугам и репутации.
Он будто разложил эти слова сушиться на солнцепеке. Рингил моргнул. С трудом нащупал самообладание.
– Ну, это… намекает, капитан, – он облизнул губы, пряча невесть откуда взявшуюся улыбочку, – что вы про меня мало слышали.
– Я принесу лимонад, – поспешно заявил Кефанин и ушел.
– Я слышал про Виселичный Пролом, – сказал Ракан со странным тихим пылом. – И про Бексанару. Я знаю людей, которые служили под командованием моего брата и видели, что вы там делали – я с ними говорил.
«Виселичный Пролом. Бексанара. Осада Трелейна. Собираешь имена, как грязь под ногтями, и никак не получается все это вычистить».
И молодые люди выстраиваются в очередь, чтобы полюбоваться на проклятый маникюр…
Рингил совладал с улыбкой. Кашлянул, взмахнул рукой на ближайшую скамью.
– Может, э-э-э, присядем?
– Да. С радостью.
Они заняли места на противоположных концах скамьи. Ракан вытянул длинные, стройные ноги в кавалерийских сапогах и откинулся назад. Гил почувствовал, как у него внезапно подскочил пульс и затрепетала жилка на шее. До этого момента он то ли пропустил все подсказки, то ли принял их за манерную расслабленность, которую ихельтетская знать имела обыкновение демонстрировать в доказательство своего положения – дескать, мы вам не крестьяне. Но теперь его запоздало осенило, что по меньшей мере в одном капитан Трона Вековечного Нойал Ракан сильно отличался от старшего брата.
– Сожалею по поводу вашего брата, – грубовато проговорил Рингил. – Он был прекрасным солдатом.
– И вы привели его к… – Молодой Ракан сглотнул. – К прекрасной и почетной смерти. Защищая Империю от великого зла. Он и не мечтал о другом.
«На самом деле я в каком-то смысле загнал его в безвыходное положение, – вспомнил Рингил. – Я вынудил Файлеха Ракана остаться в Бексанаре и умереть, и капитан пошел на это, потому что не мог допустить, чтобы выродок-северянин выставил его в дурном свете перед солдатами».
– Итак, – сказал он, чтобы не молчать. – Вам досталось его место.
Ракан быстро покачал головой.
– Только звание. Служба в Троне Вековечном – семейное дело, наш род предоставил Химранам уже три поколения телохранителей и слуг. Когда умер отец, пост перешел к Файлеху. А теперь я… – Мимолетный, быстрый жест. – Ну, такова традиция.
– Традиция, значит. И как вы к ней относитесь?
Молодой капитан на миг встретился с ним взглядом, потом отвернулся.
– Я, э-э-э… Сложно сказать. Трудно, когда тебя все время сравнивают с другим человеком.
– Да уж, такое нелегко вынести.
– Я хотел поблагодарить вас, – выпалил Ракан. – За то, как вы вмешались в тот день. Я привык иметь дело с солдатами. У меня мало опыта в таких вещах – с торговцами и дельцами, наделенными властью и богатством, но без этики служения Святому Откровению или Империи. Это не… Я бы никогда не поверил, что это может быть так…
– Рад стараться, – Рингил томно и пренебрежительно взмахнул рукой. – В Трелейне у нас сплошные торговцы, пусть даже кое-кто старательно притворяется, что он не такой. Лига нынче зиждется на торговле, а не на завоеваниях. Я привык.
Капитан Трона Вековечного покраснел.
– Я вовсе не хотел…
– Оскорбить меня? – Гил усмехнулся. – Вы разве не слышали, что сказала госпожа кир-Арчет вчера за ужином? Я знатного имперского происхождения по материнской линии. Кроме того… – он немного ссутулился, опустил томную руку на бедро и оставил ее там. – В Трелейне я, скажем так, не вписываюсь. Меня не назовешь столпом общества в общепринятом смысле. Если вы понимаете, о чем я.
– Я… да. – Поспешно: – Мой господин Рингил, я обдумываю некоторые вопросы материально-технического обеспечения предстоящей экспедиции. По слухам, в Хинерионе и окрестностях чума и восстание рабов, а это значит, что нам, скорее всего, придется избегать побережья северной провинции. И это, разумеется, означает более длительный изначальный рейс и высадку в Джерджисе западнее, чем планировалось изначально.
– Да, верно. – Он с трудом сохранял беспристрастное любопытство в голосе. – Как вы сказали, восстание рабов?
– Похоже на то. Из гарнизона в Тланмаре поступают сбивчивые донесения, но командующий уверен, что по меньшей мере один рабский караван восстал и перебил всех надсмотрщиков. Может, есть и другие. А поскольку там разгулялась чума, командующий из Тланмара не рискует посылать в Хинерион войско, так что мы почти ничего не знаем о происходящем. Конечно, до весны время есть, но все указывает на то, что мы должны обойти Хинерион, если сможем.
Рингил вынудил себя снова улыбнуться.
– Ну, невелика потеря. Хинерион – городишко так себе.
– Э-э-э… Да, я слышал об этом.
– Хотя, конечно, у каждого города есть нечто особенное. Повсюду имеются улицы, о которых более воспитанные граждане не хотят даже говорить. В Ихельтете тоже – разве что он сильно изменился с момента моего последнего визита.
На этот раз Ракан посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Он не сильно изменился.
Глава тридцать четвертая
Он знал, что где-то в темноте есть волк, который наблюдает за ним. Ждет, когда он шевельнется.
Как ни странно, эта мысль его совсем не беспокоила.
