Хладные легионы Морган Ричард

Он стоял, воодушевленно запрокинув голову, на наклонной поверхности Земли, которая ко всему прочему еще и вращалась – он чувствовал это вращение всем своим нутром. Степное небо проносилось над ним, и сквозь прорехи в темных синюшных массах туч проникал золотисто-оранжевый свет. Он слышал, как дует ветер, чувствовал на лице сильный холод, и от этих ощущений будто отдалялся от собственной плоти.

Вот плывет дым походного костра, отдающий ароматом…

«Нет, постой».

Где-то вдалеке кто-то кашлянул. Он моргнул от этого звука, и мир, казалось, медленно и величественно перевернулся вверх тормашками, позволив ему упасть. Степь исчезла, дым остался. Он висел в воздухе, густой и сладкий, и в горле ощущался безошибочно узнаваемый запах фландрейна. Кашель раздался опять, откуда-то сзади, и на этот раз он присоединился. Приподнялся на локте, потер глаза.

Муслиновые шторы грязно-медового цвета в тусклом свете мерцающих ламп. За шторами смутно виднеются лежащие как попало фигуры, возле которых изредка встречаются другие – склоненные, чтобы позаботиться об их нуждах. Он ощутил чье-то присутствие спиной и услышал, как кто-то заворчал в ответ на его внезапное движение. Воспоминание вынырнуло откуда-то, словно большая и уродливая рыба на леске.

«Я в курильне».

Ну да, разумеется. Его левая рука свободно сжимала длинный гладкий ствол фландрейновой трубки, но уголек давно погас. Он отложил трубку и сел прямо. Нога не болела, хотя чувствовалось, как натягиваются швы, наложенные доктором. Одежда слабо пахла жидкой мазью. Он понятия не имел, день сейчас или ночь, который час. Еще он понятия не имел, как долго пробыл здесь. Принюхавшись, понял, что кроме запаха мази от одежды исходят и другие, куда менее приятные. Впрочем, эти тряпки не были чистыми, когда он сюда заявился, сколько бы времени ни прошло. Кровь, пот, речная вода – и еще он вспомнил, как после одной из трубок в длинной череде обмочился с беззаботностью младенца.

Он подобрал свернутый плащ и тяжело поднялся на ноги. Проковылял через ковер из дремлющих тел, оставляя за собой след из проклятий и жалоб. Прибежала прислужница со свежей трубкой в руке, но он от нее отмахнулся.

– Хватит, – проговорил хрипло. – Мне достаточно.

Немедленно захотелось отыскать кофе и понежиться в горячей ванне. Но, поразмыслив, он предположил, что воняет в самый раз для нищего. Лучше оставить все как есть.

От этой мысли он поморщился.

«Жизнь в большом городе, Эг…»

И после паузы: «Ага, и жизнь в большом городе сделала тебя мягкотелым, словно ты какой-нибудь сраный придворный, Драконья Погибель. Как часто ты купался в горячей воде в степи? Если на то пошло, как часто ты вообще купался во время военных походов?»

Чистая правда – большую часть войны он провел, воняя сильнее, чем сейчас. В Виселичном Проломе Рингил шутил, жеманно прикладывая платок к лицу, что авангард рептилий должен повернуть назад, едва почуяв их смрад.

Яйца Уранна, он скучал по этому педику.

Эгар выбрался наружу и прищурился от полыхающего в небесах солнца. Прикинул время суток: вроде ранний полдень. Он провел в курильне по меньшей мере день, а то и два.

«Или три», – донесся чей-то властный голос сквозь дым в его голове.

Он смутно припомнил, как доктор бормотал, завершая возиться с его ранами, что-то про «дешевое обезболивающее от наших береговых собратьев на первом этаже». Презрение в его голосе развеселило бы Эгара, если бы тот не чувствовал себя таким вареным дерьмом. «Ну, это ты снимаешь над ними комнатушку размером с гроб, – захотелось прорычать. – Это ты выглядишь так, словно ни разу в жизни не ездил верхом».

Вместо этого он молча бросил в руку доктора монеты – одну за другой, со слабым удовлетворением наблюдая, как тот разевает маленький рыбий рот, услышав очередное звяканье. А затем, пошатываясь, спустился на первый этаж, чтобы поговорить с береговыми собратьями.

Они ему помогли. И довольно вежливо, несмотря на презрение доброго доктора.

«Куда бы ты ни пошел, – сказал ему однажды Рингил, когда они поднялись верхом на утесы Демлашарана и оттуда глядели на побережье, – есть одна хрень, которая не меняется. Людям нужно кого-то ненавидеть. Это позволяет им чувствовать себя сильными, гордиться собой. Находить единомышленников. Ихельтет против Лиги, береговые племена против конных, болотники против горожан…»

«Скаранаки против ишлинаков», – дружелюбно подсказал Эгар.

«Именно так. Одна и та же хрень повсюду, Эгар. Единственный способ прекратить грызню – показать кого-то еще, кого они смогут ненавидеть сообща».

Эгар ухмыльнулся себе в бороду и указал вниз, на побережье.

«Значит, будем надеяться, что нам не удастся одолеть этих ублюдков слишком легко».

За неделю до того яростные шторма подтолкнули драконий плавник почти к основанию утесов, и его поверхность начала пузыриться – они такое уже видели на севере. Оба знали, что вылупление – вопрос времени. В лагере царило тошнотворное возбуждение от ожидания. Предыдущий опыт показал, что никогда нельзя быть уверенным в том, что именно вырвется из липкой, пурпурно-черной массы, когда наступит момент. Может, восьмифутовые рептилии высокой касты или рои пеонов послабее и поменьше. А может, что-то совсем другое.

Конечно, в тот раз «что-то совсем другое» они и получили.

Что-то совсем другое, заставившее бойцов – а многие из них были опытными ветеранами – отступать с криками смертельного ужаса. Что-то совсем другое, за победу над которым пришлось заплатить более чем сотней жизней, но благодаря ей Эгар заслужил титул, который мгновенно катапультировал его в высшие ряды Альянса.

«М-да, Драконья Погибель, а теперь ты докатился до драк с ревнивыми мужьями и священниками. За такие дела медалей не дают, верно?»

Он хромал по залитой солнцем улице, криво ухмыляясь. Хромал чуть сильнее, чем следовало – надо привыкать, это не повредит. Пора начать играть новую роль как положено. Он чуть расслабил грязные руки, позволив кавалерийскому плащу немного развернуться – пусть все видят, с кем имеют дело. Замедлил шаг, начал шаркать ногами, как водится у нищих. У нищих и у сломленных ветеранов.

«А ведь это не так уж далеко от правды, агась? Эгар Рогоносцева Погибель».

«Да-да, очень смешно, мать твою».

И с безжалостного, ослепительно-яркого неба на него обрушился возраст. Он почувствовал, что сутулится по-настоящему – никакого театра в этом не было.

«Значит, так все и закончится? Поблекшая слава, тускнеющие воспоминания о молодости. Время медленно и неумолимо пожирает тебя. Ты слабеешь и устаешь, в твоей походке все меньше прыти, и все меньше вещей тебя согревают, не считая воспоминаний о другом Эгаре, который был умнее, крепче и моложе…»

Блуждая мрачными лабиринтами мыслей, Драконья Погибель, как и следовало ожидать, вспомнил про Харата. Он должен парнишке деньги – деньги, которые, скорее всего, стоило придержать для себя, на ближайшее будущее. Но, более того, он должен предупредить ишлинака. К этому моменту улицы уже кишат стражниками, которые вертят головенками в заостренных шлемах, стараясь задержать маджака – убийцу Сарила Ашанта. Если Харат распустил язык – «Да неужели…» – по поводу их приключений в Афа’мараге, его наверняка потащат на допрос. И хотя он не знал ничего, что могло бы угрожать Эгару, а вдобавок был треплющим нервы засранцем, Драконья Погибель не мог найти в себе достаточно неприязни к молодому ишлинаку, чтобы позволить дознавателям Стражи его сцапать.

«Предупреждение – и все, – пообещал Эгар самому себе, старательно шаркая и хромая изо всех сил. – Вместо денег, которых он от тебя ждет. Он заслуживает хотя бы этого. Он бы ради тебя сделал то же самое, как любой маджак».

Ну, может, кроме ишлинака.

И все-таки…

«Да пошло оно все. Делитесь теплом очага и истиной сердца, верно? Преломите хлеб и отведайте пищи под небом, что одно на всех».

Точно.

Он пробирался закоулками к Ан-Моналской дороге, лавируя туда-сюда, чтобы держаться подальше от главных улиц, и пару раз всерьез заблудился. Запах реки, доносящийся слева, позволял придерживаться более-менее верного пути; позже он мельком увидел Мост Черного народа между покосившимися многоквартирными домами. В конце концов медленный рокот, скрип тележек и топот ног впереди возвестили о близости цели. Страдая от боли в раненой ноге, он выбрался по каменным ступенькам из мрачного тупика и оказался на краю дороги с оживленным движением. Дав себе время отдышаться, взглянул влево и вправо – не блестят ли шлемы стражников? Вроде, все чисто. Эгар быстро шагнул в поток. Головы не поднимал. Продолжал хромать.

Вообще-то нога болела не очень сильно, и это приятно удивило.

Он снова отыскал лавку ростовщика и узнал, что Харат съехал.

«Какой сюрприз, мать твою».

– Он не сказал куда, – угрюмо сообщил старик. – Я так понял, он нашел квартиру по лучшей цене в другом месте. Это в прибрежной-то полосе! Проклятый дурень. Я же сделал ему одолжение, с такими расценками!

– Ну да, ну да… – Между большим и указательным пальцами Эгара появилась монета. – А хочешь сделать одолжение мне? Если он вдруг по какой-то причине вернется, скажи, чтобы держал рот на замке о недавних событиях и не попадался на глаза Городской страже. Есть вероятность, что с ним захотят побеседовать.

Единственный глаз ростовщика сверкнул.

– Правда?

– Ага. Чистая правда. – Эгар выхватил монету из-под носа старика и положил руку ему на плечо – в точности как сделал с надзирателем у дома Арчет. Наклонился как заговорщик. Понизил голос и устремил на ростовщика пристальный взгляд, предвещающий треск ломаемых костей. – Разумеется, если я услышу, что ты сам побежал к стражникам, мне придется вернуться и забрать монету. Проценты возьму зубами. Мы друг друга поняли?

– Конечно! – Старик слабо попытался выбраться из хватки Драконьей Погибели. Он хорошо изображал оскорбленные чувства. – Я со Стражей не дружу. Как, по-твоему, я потерял глаз? Я не стукач.

– Славно, – сказал Эгар и отпустил его. Бросил монету. – В общем, если он вернется, ты ему скажешь.

Старик проверил монету на зуб. Спрятал и ухмыльнулся.

– О, вернется. Помяни мое слово. От него несет шлюхой. Какая-то красотка взяла его под крылышко и собирается выдоить насухо. Но скоро ей это наскучит, и она его вышвырнет. Тот, кто так просирает деньги, не будет долго почивать на перинах на северной стороне.

– Северная сторона? – Эгар, уходя, остановился в дверях и обернулся с опасным спокойствием. – Ты же сказал, что он не говорил, куда ушел.

– А он и не говорил, – огрызнулся ростовщик. – Просто сказал, что собирается перейти Мост и рад, что уходит.

– Перейти Мост, значит?

– Это были его слова, – старик шмыгнул носом и взмахнул рукой. – Эй, а ты не хочешь продать плащ? Я дам тебе за него хорошую цену.

Значит, надо в «Удачу погонщика пони».

Эг не мог поверить, что Харат оказался настолько тупым. Впрочем, ему явно хватило глупости покинуть единственный адрес, куда Драконья Погибель мог прийти с остатком вознаграждения, так что все возможно.

«Он нашел, с кем потрахаться. Как и говорит старик. Какая-нибудь проститутка увела его к себе на чердак и позволила играть роль сутенера на полставки, пока есть серебро».

Ну, конечно, Эгар и сам таким занимался, когда был молодым дурнем-наемником.

«Готов спорить на что угодно, эта шлюха ошивается в нескольких минутах ходьбы от „Погонщика пони“».

Но он не пересек реку сразу. «Харат, может, и тупой болван, но это не значит, что ты, Эг, должен поступать так же». Вместо этого он отыскал небольшую площадь с барельефом в память о войне вдоль восточной стены и видом на часть Моста. Устроился в затененном углу, накинув плащ на колени. Почувствовал некое подобие удовлетворения: это была тихая пауза для подведения итогов, и она каким-то образом успокаивала. Он еще не поел, но вообще-то не чувствовал голода – конечно, опыт подсказывал, что все дело в остатках фландрейна в теле, которые на время убивали не только боль, но и аппетит. Неплохо бы выпить, но с этим можно обождать. По крайней мере, большую часть своей боевой жизни он испытывал такую же жажду. А пока пламенеющие оранжевые ароматы пряностей и фруктов плыли к нему по ветру из ларьков на площади, пот охлаждался на лбу и под грязной одеждой, раны поменьше, кажется, начали подживать. Даже боль от зашитого пореза на бедре была приятной – глубоко в недрах плоти ощущался зуд, который предвещал исцеление.

Как любой хороший солдат, он умел ждать.

Вскоре кто-то прошел мимо и бросил горсть медных монет в пыль у его ног.

Он просидел так до раннего вечера, когда жара спала и свет начал тускнеть. Хозяева ларьков, продолжившие торговлю, уже зажигали свечи и лампы, озаряя уютным желтым светом товары и своих жестикулирующих покупателей. Наступала ночь со своими правилами. Даже запахи на площади изменились: теперь пахло не товарами, а ужином, не фруктами и пряностями, а жарким из мяса и рыбы, от чего, как был вынужден признать Эгар, его желудок стиснули болезненные спазмы.

Мимо, покачивая бедрами, прошла женщина, окутанная густым и прилипчивым запахом духов. Подошвы ее сандалий ступали с тихим скрипом, когда она обогнула «нищего». Узнав по запаху шлюху, Эгар ощутил легкое напряжение в паху, но он не поднял глаза, а она его не потревожила. Проститутки, как и все прочие, в этой новой роли предпочитали обходить его стороной. Он сгребал медяки, когда их бросали, и его кошелек был хорошо спрятан. Не считая плаща невезучего кавалериста, ничто в нем не могло привлечь чье-то внимание. Исключением стали разве что две тощие уличные псины: они пару минут обнюхивали его ноги, но, не обнаружив ничего съедобного, пустились дальше, отслеживая более многообещающие ароматы.

Что касается обитателей этого района, принадлежащих к человеческому роду, они уделяли Эгару не больше внимания, чем фигурам на барельефе, у которого он сидел.

А когда он пошевелился, сперва неуклюже после многочасового пребывания в неподвижности, то показалось – Эгар, подумав об этом, усмехнулся, – что одна из высеченных в камне доблестных фигур внезапно жутковатым образом ожила и покидает выветренные белые ряды, ибо где-то в лабиринте ночных улиц ее ждет иная, куда более грязная судьба.

Он отыскал среди прилавков торговца кофе, собрал горсть медяков и отсчитал цену чашки. Торговец даже не взглянул ему в лицо, сосредоточенно следя за подсчетом. Эгар выпил горькое варево – на сахар денег не хватило, а доставать свой подлинный кошель он не мог, – а потом вновь пробрался через толпу гуляющих и покупающих, прикидывая путь к Мосту. «Погонщика пони» – «Голову ящера», или как его там – уже наполняли посетители. Пестрая толпа парней с холма, из казарм иррегулярных войск, а также вольных наемников обеспечит ему отличное прикрытие. В былые дни Городская стража всегда обходила это место стороной, за исключением случаев острой нужды, и он сомневался, что за минувшие годы что-то сильно изменилось. Он будет там в безопасности достаточно долго, чтобы найти Харата, если тот окажется поблизости, предупредить и, вероятно, даже вразумить, пока такая возможность есть.

А если молодой ишлинак не появится, найдутся способы оставить ему сообщение.

Движение на окутанном сумерками Мосту было разреженным: в основном босые рабы неслись куда-то, выполняя отданные в поздний час задания, да время от времени звонко пели подковы, когда мимо пролетал торопливый верховой гонец. Где-то посередине он встретил лязгающую повозку, запряженную волами и идущую в другую сторону: огромные деревянные бочки, стоящие вертикально, со скрипом терлись друг о друга, а впереди сидел долговязый старый возница, завернувшись в плащ и клюя носом над поводьями. Эгар остановился и шагнул в сторону, пропуская повозку. Возница, чем-то встревоженный, приподнял голову, моргнул и уставился Драконьей Погибели прямо в глаза. Взгляд у него был на удивление пронзительный, учитывая поздний час и явный пожилой возраст. Он недолго сверлил Эгара взглядом, будто пытаясь вспомнить его по прошлой встрече, а потом кивнул, подтверждая что-то, известное им обоим в глубине души, но – быть может, не только для них, но для всех людей – неподвластное словам.

Эгар застыл, как громом пораженный. Потом повернулся и взглянул вслед повозке, которая с грохотом и скрежетом исчезала во мраке. По его спине пробежала слабая дрожь.

Он пожал плечами, окинул взглядом поблескивающую проезжую часть железного Моста и подошел к перилам со стороны эстуария, оперся о них, чувствуя боль во всем теле. Уставился на пеструю полосу света Ленты на черной воде. Ему пришла в голову смутная мысль: эта полоса похожа на символ «Продано», нарисованный каким-то кочевником из конных племен на боку жеребца цвета полуночи.

Как же давно у него не было хорошего коня. В городе, конечно, он и не нужен по-настоящему, а в других местах Драконья Погибель не бывал уже много месяцев.

Он пожал плечами: ну вот, нашел оправдание.

В верхней части огромной стальной колыбели Моста метался и завывал вечерний ветер. Слева и справа от Эгара мерцал город. В голове Драконьей Погибели порхали обрывки мыслей, невнятные от фландрейна, скользкие – не ухватить. Он отрешенно потер подбородок, почувствовал отросшую щетину. Внезапно понял, что не знает, позволит ли ей сгуститься и удлиниться, когда все это закончится, отрастит ли снова настоящую маджакскую бороду, пусть она теперь и будет унизана седыми прядями, или вернется к тихо бормочущему старику, с которого все началось, и опять все выскоблит до гладкости, как принято в этом городе.

«Ага, и еще надо рассказать старому говнюку, в какие неприятности он меня втравил».

Позади раздался смех, и мимо прошла стайка молодых уличных хулиганов. Он услышал, как веселые ребята приостановились, заметив одинокую фигуру у перил. Ощутил, что они приближаются. Нечто более холодное, чем фландрейн, проснулось в нем и смыло неопределенность: воскресли старые инстинкты. Он сунул руку под одежду, нащупал рукоять ножа. Скрыл усталость и повернулся, широко улыбаясь.

– Есть чо, малышня?

Они отпрянули, инстинктивно сгрудились позади вожака, когда сообразили, что предвещает эта улыбка. Эгар расслабился. Настоящие бойцы поступили бы наоборот – рассеялись, чтобы взять его в клещи.

Наверху, посреди стальных тросов и тьмы, гудел ветер.

– Что ж, тогда валите домой. Ваши матери как раз ищут, кому бы ткнуть в харю свои сочащиеся молоком сиськи.

От такого они зарычали, кто-то отрывисто выругался. Но это была лишь шайка уличных дворняг, и они сами понимали, что к чему; казалось, кто-то внезапно распорол бритвой их маскарадные костюмы городских удальцов, и осталось хвататься за испорченные тряпки, понимая, до чего те дешевые и бестолковые.

Эгар шагнул вперед, издал низкий горловой рык. Показал им зубы и обнаженный клинок. Они попятились и рассеялись, как косяк серебряшки при виде рыболовной сети. Драконья Погибель дернул им вслед подбородком и фыркнул, наблюдая, как мелькающие бледные пятки исчезают дальше по Мосту. Кровь побежала по венам быстрее, и это было приятно.

«Да-да, отличная работа, Рогоносцева Погибель. Твои победы становятся все грандиознее. Опомниться не успеешь, как получишь от императора парочку медалей».

Он стряхнул остатки фландрейнового самокопания. Мерцающий город на северной стороне звал его. Вытянув шею и заглянув через перила, он, кажется, разглядел красноватое свечение окон «Погонщика пони» у кромки воды внизу.

Он может спуститься туда за считанные минуты.

Глава тридцать пятая

Стук в ворота. Приглушенные голоса.

Рингил завозился на широкой кровати, притупленные вином чувства безуспешно подыскивали подсказки относительно того, где он находится, уже не говоря о происходящем снаружи. Ему снился Эгар – какая-то бессвязная чушь: они сидели ночью в степи, слушали, как потрескивает хворост в походном костре, и Рингил смотрел на бородатую физиономию Драконьей Погибели посреди испещренной искрами тьмы, видел, как шевелятся его губы, но как не тянулся ближе, не мог расслышать, что говорит друг.

Он вырвался из этого сна, охваченный смутным темным беспокойством и таким чувством, словно время и место непоправимым образом пошли наперекосяк…

Комнату, где он находился, пропитал влажный земляной запах недавнего секса. За закрытыми ставнями все еще было темно.

И кто-то колотил в…

…распахнули дверь, ввалившись в комнату одновременно, пьяные. Он толкнул Нойала Ракана к деревянной панели и прижался к нему. Ухмылки, тихое рычание – а потом Гил запустил напряженные пальцы в пышные кудрявые локоны молодого капитана, ухватил и привлек лицо Ракана поближе, для первого пронзительного поцелуя…

«А-а-а».

Долгожданное, благословенное освобождение от длинного, торжественного и невероятно скучного банкета, который Шанта затеял в честь клана Ньянар. Отец и старший сын означенного клана выступали перед гостями за пиршественным столом, как умели делать только придворные. А за другим концом стола Шанта и Нетена Грал сыпали колкостями, выступая учтивым контрапунктом. Витиеватые тосты опережали друг друга, словно растущие ставки в самодовольной игре, основанной на лести и внешнем лоске. Напыщенные, выверенные речи следовали чередой: о великой славе Империи, императора, имперской хартии и «несомненном, гарантированном успехе нашего текущего предприятия», который обязательно должен «возвеличить безграничную мудрость его императорской светлости в том, что касается…»

Он заметил, как Арчет пытается не зевать и не хмуриться. После не смел встречаться с нею взглядом – боялся не сдержать нарастающее внутри веселье. Вместо этого он поймал взгляд Нойала Ракана и осторожно удержал его, чувствуя легкий трепет – будто мотылек бился в сомкнутом кулаке.

Под атласной драпировкой скатерти в паху нарастал жар.

«Поднимем бокалы, прошу вас, господа и дымы, еще раз поднимем бокалы и выпьем. За священную мощь Ихельтета и его предначертанную Господом миссию по выводу человечества из тьмы…»

Он зевнул.

Позже, когда Шанта отправился провожать Ньянаров и их свиту до дверей и попрощаться с ними, Рингил пошел следом за Раканом по тускло освещенным коридорам виллы на берегу реки, направляя молодого человека к покоям, которые ему выделил Шанта. Это был изысканный интимный театр. Они то и дело останавливались, чтобы оценить вкус морского инженера в искусстве или скульптуре, обменивались бессмысленными короткими замечаниями на грани возбужденного смеха, задевали друг друга будто случайно, внезапно поворачивались, чтобы встретиться взглядами, а потом отвернуться, и беспокойное чувство в животе Рингила из нарастающего веселья превратилось в нечто совершенно иное…

А потом взорвалось.

Лишь один-единственный раз, в дюйме от того первого поцелуя, Ракан поколебался и сказал:

«Я… мой брат, он… Он бы не…»

«На хрен твоего брата, – прорычал Рингил, в сладострастном бреду проведя кончиком языка по зубам. – Я трахаю тебя, а не его».

Затем, когда дверь за ними захлопнулась, все было восхитительно, жарко, и раскаленная плоть прильнула к плоти. Они целовались, не выпуская друг друга из рук, сдирали одежду, а потом он наконец опустился на колени перед мускулистым телом Ракана, телом воина, и взял в рот его набухший член, и ощутил вкус, и втянул, заглотил всю эту бархатистую плоть, словно измученный жаждой человек, которому наконец дали напиться.

Молодой капитан едва не заплакал, когда кончил. Он снова и снова ощупывал ладонями голову Рингила, похлопывал, прижимал, будто пытался накинуть какую-то вуаль или, может, водрузить диадему на мужчину, который с ним это делал.

Рингил поднялся, ухмыляясь как вампир и смакуя вкус, поднял на руки все еще дрожащего Ракана, опустил на кровать, перевернул…

Какой идиот долбится в эти гребаные ворота?!

Голоса, теперь разборчивые: кто-то орал по-тетаннски.

– Откройте немедленно, именем императора!!!

Рингил сел в постели. Пошарил рядом, нащупал гладкий вздымающийся торс Ракана – капитан приподнялся на локте.

От соприкосновения с плотью юноши внутри проснулся отголосок ноющей боли. Он моргнул, сглотнул, потрясенно осознавая, что это за чувство: смутная благодарность за то, что Ракан остался. Не покинул место преступления, чего Гил привык ждать в таких случаях.

– Что за хуйня там творится? – проворчал он, пытаясь скрыть свои чувства.

– Похоже, из дворца… – угрюмо проговорил Ракан.

Кто-то отодвинул засов и открыл ворота. По брусчатке двора застучали подкованные копыта. Рингил выбрался из постели и подошел к окну. Осторожно, на полдюйма отодвинул край занавески.

Во внутренний двор Шанты заехали верхом на беспокойных лошадях императорские посланники в охряно-черных мундирах, и теперь вокруг них суетились проснувшиеся слуги. Рингил наблюдал достаточно долго, чтобы увидеть, как выбегает Шанта собственной персоной – с непричесанными седыми волосами, кутаясь в халат. Он остановился перед главным гонцом, устремил на него взгляд и что-то сказал, но было слишком шумно, чтобы расслышать. Позади него появилась Арчет, полностью одетая – она выглядела так, словно вовсе не ложилась спать.

Рингил опустил занавеску и повернулся лицом к комнате. Ракан уже встал с кровати, тусклый свет озарил его худое и крепкое тело. Гил вздохнул.

– Кажется, веселье закончилось, – сказал он. – Наверное, лучше одеться.

Им это удалось примерно наполовину, когда в коридоре снаружи раздался стук каблуков Арчет, и она нетерпеливо постучала в дверь.

– Гил? Ты все еще в постели? Этот гвалт тебя не разбудил? Сколько же ты выпил?

Он отодвинул засов, приоткрыл дверь на ширину ладони и проверил, одна ли Арчет, прежде чем распахнуть ее шире.

– Какого демона ты… – Она увидела Ракана, голого по пояс, который сидел на краю кровати, наклонившись, чтобы надеть сапоги. – А-а. Понятно.

Рингил облокотился о дверной косяк, демонстративно держа ее в коридоре.

– Не хочешь рассказать, из-за чего шум и гам?

Она скривилась.

– Ага. Драконья Погибель только что расправился с отрядом Городской стражи в наемническом притоне под мостом.

– «Удачливом пони»?

– «Удаче погонщика пони» – но его теперь называют «Головой ящера».

– Ух ты, как оригинально.

– Гил, не имеет значения, как это место называется. Он убил двух стражников прямо там, на глазах у половины наемников, обитающих в городе. Сильно ранил еще троих – один, похоже, до рассвета не доживет.

Он не смог удержаться от улыбки.

– Я же тебе говорил.

– Да уж, говорил, – ее голос дрожал от ярости. – Смейся, сколько влезет, Гил. Тем временем начальник Городской стражи хочет, чтобы Монаршие гонцы наконец взялись за дело. Дескать, нельзя допускать, чтобы Стражу так унизили в подобном месте. Это посылает неверный сигнал не тем людям. Он сейчас во дворце, требует, чтобы император вмешался.

– А-а, дерьмо… – Рингил стукнул головой о косяк и тотчас об этом пожалел. От удара внутри у него все всколыхнулось из-за волн рождающегося похмелья, и он зажмурился. – И Джирал уступит, верно?

Арчет прочистила горло и бросила предостерегающий взгляд искоса, мимо Рингила – к кровати и капитану Престола Вековечного, который там сидел.

– Клан Ашант и так на него давит, вынуждая Монарших гонцов вмешаться; а теперь глава городской стражи будит его посреди ночи и говорит то же самое. Как бы ты поступил на его месте?

– Понятно… – тоскливо проговорил Рингил. – В этом, похоже, есть унылое подобие смысла.

– Еще как есть.

Ракан возник рядом с ним, застегивая перевязь с мечом и поправляя куртку. Неловко сглотнул.

– Я, э-э-э… моя госпожа. Я должен отправиться к императору. Он может потребовать…

– Да, мы все идем туда, – сказала Арчет и многозначительно посмотрела на расстегнутую рубашку Рингила. – Как только будем готовы ехать верхом.

Во дворце они оказались через пару часов, после быстрой скачки в свете Ленты сквозь череду сонных прибрежных деревушек, которые ниже по течению реки сливались в окраины Ихельтета, а потом – через пустынный ночной лабиринт городских улиц, на которых такие скорости были бы невозможны в дневное время с его толпами. Арчет, Рингил, Ракан и отряд, который послали на их поиски, – шесть темных фигур в плащах, хлопающих за спиной, и барабанная дробь копыт несущихся галопом лошадей. «До чего театрально, – мрачно думал Рингил, заправляя упрямый уголок рубашки в штаны и удерживаясь в седле бедрами. – Если кому-нибудь в такой ранний час не спится и делать нечего, он может поглазеть с открытым ртом на таинственных всадников, которые с грохотом мчатся куда-то. А потом можно рассказывать об этом сказки внукам, что-нибудь вроде легенд, которые любили болотники. „Последняя поездка Темного Отряда“, „Гонец перед рассветом“, „Дурные вести не стоят на месте“ и так далее…»

Голова болела, хоть помирай.

«Прокляни тебя Хойран, Эг. Если приспичило ввязаться в драку со стражниками, разве ты не мог это сделать где-нибудь без свидетелей?»

Они добрались до дворца на рассвете, штурмуя крутые повороты подъездной дороги в светлеющих сумерках. Какофония шести наборов копыт по вымощенной кириатами мостовой осквернила тишину раннего утра. Они остановились на вершине, и старший в отряде крикнул:

– Монаршие посланники прибыли! Открывайте!

Охранники, чье дежурство подходило к концу, выбежали из сторожек, зевая, грубо разбуженные, и, неуклюже перехватив алебарды, попытались изобразить бдительность и общую готовность, от которых ночная скука и дремота не оставили камня на камне. Гонец опять заорал:

– Открывайте, дурни! Именем императора!

Ворота распахнулись со скрипом. Они въехали во внутренний двор. Раб-мажордом высокого ранга, чье лицо было знакомо Арчет, поспешил к ним, сложив руки под одеянием. Позади него сгрудились рабы-конюхи.

– Госпожа, его императорская светлость ждет вас в Садах королевы-супруги.

– Понятно, – Арчет спрыгнула с лошади и передала поводья. Отчасти она испытала облегчение: сомнительно, что прямо сейчас придется столкнуться с семьей Ашантов и прочими придворными. Официальные встречи и рассмотрение жалоб обычно происходили в тронном зале. Другие места были для частных совещаний. Она взглянула на Рингила, который еще не спешился, и сказала, перейдя на наомский:

– Следуй за мной. И не усложняй все еще сильнее, чем есть. Не давай волю языку. Конечно, если он – вместе с головой – тебе дорог.

Рингил, сидя верхом и глядя на нее сверху вниз, злобно усмехнулся.

– Вы ранили меня, госпожа. Разве я по материнской линии не благородной имперской крови?

– Иди ты на хер, Гил. Я серьезно.

Они быстрым шагом прошли через окрестности дворца, затем – по длинным коридорам и вымощенным плитами просторным залам и внутренним дворам. Миновали рабов, которые драили полы и поливали растения. Старший посланник шел впереди, как требовал ритуал, но Арчет устроила так, что сразу за ним был Ракан. Скорее всего, при Джирале будут телохранители из Трона Вековечного, а они лучше отреагируют на капитана из своих рядов, чем на вооруженного, сонного и похмельного Рингила.

«Впрочем, Ракан-то сам… м-да…»

Судя по увиденному в спальне Рингила, молодой капитан был совсем не таким, каким она его себе представляла.

Она задвинула эту мысль в дальний угол.

«Сейчас у тебя и так хватает поводов для беспокойства, верно, Арчиди?»

По широким, извилистым лестницам, вдоль галерей с колоннами, на верхние уровни. Как она догадывалась, у дверей в Сады королевы-супруги стояли два гвардейца из Трона Вековечного в роскошном парадном облачении. Они отдали честь Ракану, и один из них провел вновь прибывших через пыльные, усеянные листвой дорожки к балкону, где поспешно накрыли легкий походный стол с шелковой скатертью и множеством заполненных яствами тарелок и чаш. Кухонные рабы стояли по стойке смирно, за ними – еще гвардейцы. Его императорская светлость Джирал Химран, восседающий в кресле с высокой спинкой, обгладывал ножку жареной курицы.

Главный посланник опустился перед ним на одно колено.

– Госпожа кир-Арчет, – объявил он. – Как и было велено. С нею я привел почтенного капитана Нойала Ракана. И, э-э-э, господина Рингила Эскиата из благородного дома трелейнских Луговин.

Он снова встал, поклонился и отошел в сторону. Джирал окинул гостей взглядом без особого воодушевления. Он был одет и в сапогах – в такой час это значило, что император не ложился спать. Черты его лица слегка обмякли, что Арчет истолковала как следствие выпивки или, возможно, фландрейна. Она знала: в последнее время он экспериментирует с наркотиком, применяя его во время посещений гарема.

– Эскиат, – повторил Джирал, хмурясь. – Что-то знакомое? Я должен вспомнить это имя?

Рингил пожал плечами.

– Ваш отец однажды вручил мне медаль.

– Неужели? – Джирал опять откусил от куриной ножки, продолжая хмуриться. – Значит, ты герой войны. А я присутствовал во время этой почетной церемонии?

Рингил встретился взглядом с императором. Его глаза блестели.

– Не помню.

Джирал напрягся.

– Господин Рингил сыграл важную роль в нашей победе в Эннишмине в прошлом году, – поспешно сообщила Арчет. – Вы вспомните, я о нем упоминала.

– О да, – но император не успокоился. Он изучал Рингила, презрительно щурясь. – Значит, так оно и есть. Хотя, насколько я понял финал той истории, ты отправился домой, сир трелейнский рыцарь, обратно в унылое скопище торговых постов на севере.

Рингил любезно кивнул.

– Мы всегда так делали после того, как спасали Империю. Но, повелитель, с вашей стороны было бы мудрее не доверять так сильно историям, которые кто-то рассказывает. Чем их слушать, лучше испытать все самому, как делал ваш отец.

Его слова породили оглушительную тишину – она распространилась волнами, словно необработанный кусок строительного камня уронили в декоративный пруд. От нее, казалось, сам воздух покачнулся. Двое мужчин уставились друг на друга. Гвардейцы Трона Вековечного шевельнулись. Рингил улыбнулся…

Арчет, шагнув вперед, встала между своим другом и императором.

– Я поручила господину Рингилу возглавить нашу экспедицию в Ан-Кирилнар. В этой роли он будет бесценен, – она голосом выделила последнее слово. – Он помогает нам с планированием маршрута и возьмет на себя большую часть дипломатии, когда мы достигнем территории Лиги.

Джирал не спеша расслабил мышцы. Изогнул царственную бровь.

– Дипломатия, говоришь?

– Да, мой повелитель. Как представитель аристократии Луговин, он имеет идеальный уровень доступа для наших целей.

И опять императорские брови театрально приподнялись: «Ну, как скажешь…» Джирал бросил обглоданную кость на столик, продолжая жевать, и томно поднял руку. Раб поспешил подать салфетку. Джирал ее взял и тщательно вытер руки, о чем-то размышляя.

– Эта встреча, – произнес он, – не по поводу Ан-Кирилнарской экспедиции, Арчет.

– Да, мой повелитель. Мне об этом сообщили.

Джирал швырнул салфетку вслед за костью. Небрежно махнул рукой в сторону Рингила.

– А что он тогда здесь делает?

«Просто держи свой гребаный рот на замке, Гил».

Она поспешила ответить:

– Господин Рингил, э-э-э, знаком с Эгаром Драконьей Погибелью. Хорошо знаком.

– Как удобно. Похоже, мы по уши в героях. Будем надеяться, этот лучше умеет себя вести в отсутствие войны, чем твой гость, варвар – убийца драконов, – император бросил взгляд на Рингила. – Я так понимаю, вы были братьями по оружию, что-то вроде этого?

– Что-то вроде этого, – покладисто согласился Рингил.

Джирал встал.

– Что ж, боюсь, твой товарищ по оружию взял курс на встречу с палачом. Это если я сумею отговорить скорбящую семью Сарила Ашанта от казни в пыточном кресле или в Палате разоблаченных секретов. Вот так, да. Боюсь, от военных почестей мало толку, если ты убил другого героя войны в его собственной спальне. А, и еще, м-м-м, надругался над добродетелью его супруги в придачу – по всей видимости. И с этой вопиющей глупостью уже ничего не поделаешь. Смертный приговор подписан.

– Это прискорбно, – теперь в голосе Рингила проскользнули холодные нотки. Арчет бросила на него предупреждающий взгляд.

– И не говори, – император повернулся к ним спиной. Он перебирал еду на столе, продолжая демонстративно светским тоном: – Три стражника убиты, Арчет. Еще двое искалечены – один, видимо, на всю жизнь. И это перед таверной, битком набитой чужеземными наемными мечами. Мне, честное слово, такое сейчас без надобности. Глава стражи требует поддержки дворца, а Кадрал Ашант бормочет при дворе о том, что некоторые правители весьма неблагодарны. И все из-за того, что ты не позволяешь мне выпускать Гонцов.

– Простите, повелитель. Кажется, я недооценила…

– Бред сивой кобылы, Арчет! – Он ударил кулаком по столу. Тарелки подпрыгнули. Джирал резко повернулся с потемневшим лицом и шагнул к ней, словно собираясь ударить. – Кобылы сивой бред! Ты правда думаешь, что я такой дурак? Ты не хотела, чтобы его поймали. Думала, он сбежит из города, и собиралась дать ему хорошую фору. А он не сбежал, верно? Верно?!

Он застыл в трех футах от советницы, будто привязанный невидимым, слишком коротким тросом, и сверлил ее взглядом. Унизанные кольцами пальцы опущенной вдоль тела правой руки подрагивали от еле сдерживаемой ярости.

Страницы: «« « ... 1819202122232425 » »»