Это не сон Дрисколл Тереза
На кухонном столе Марк увидел результат ее приготовлений – три чайных полотенца гордо и с размахом топорщились, покрывая большие тарелки.
– Я знаю, что Софи не любит печь.
Слегка улыбнувшись, Марк с покорным согласием покачал головой. И пока его мама ждала, когда закипит чайник, он прошел в заднюю комнату поприветствовать свою бабушку, которая сидела в углу, в кресле с высокой спинкой, и с ногами, укрытыми лоскутной циновкой.
– Марк. Как мило… Я не знала, что ты приедешь. Как университет?
– Универ я окончил, бабуля. Теперь работаю. А семья живет в Девоне. Софи и Бен. Ты их помнишь? Я теперь работаю в рекламе.
– Девон? А что, ради всего святого, ты делаешь в Девоне?
В комнату вошла мама с большим подносом, на котором стояли лучшие чайник и фарфоровые чашки. Она остановилась и опустила поднос на стол, а Марк быстро вернулся на кухню и принес тарелки с выпечкой и сэндвичами. Все это он по очереди предлагал своей бабушке, которая сначала заявила, что у нее нет аппетита, а потом стала радостно их надкусывать. Сэндвич за сэндвичем. Пирожное за пирожным.
– Ну, и как у тебя дела в университете? Всё в порядке?
– В университете все было просто отлично, бабуля. Налить тебе чая? У меня с собой новые фотографии Бена. Моего сыночка. Они в телефоне. Тебе понадобятся твои очки.
– Милый, мне не нужны очки. Я всё прекрасно вижу.
Нахмурившись, Марк бросил вопросительный взгляд на маму, которая заговорщически подмигнула ему. Когда он повернулся, то увидел, что бабушка держит перед собой громадную лупу, и ее глаз за этим стеклом увеличился до размеров циклопьего.
Как Шерлок Холмс, она внимательно изучала каждую из фотографий, которые пролистывал перед ней Марк, с трудом сдерживавший смех.
Позже, в машине, рассмеявшись в голос, он понял, насколько полезным для него оказался этот визит. Первый раз за долгое время отвлечься от своих проблем и от всей неразберихи и страданий, которыми теперь была полна Тэдбери…
Его огорчало, что мама так редко спрашивает, как дела у Софи. Почему она должна чувствовать какую-то угрозу со стороны его жены? Почему не может понять, что он просто любит их обеих всем сердцем? Но Марк давно уже понял, что давить на маму в этом вопросе значило только еще больше осложнить ситуацию. А еще он знал, что, несмотря на жуткое раздвоение личности, которое вызывали подобные визиты, для него этот час, проведенный с мамой и бабулей – двумя женщинами, для которых он всегда будет центром их Вселенной, – был как подзарядка аккумулятора.
Когда, повинуясь указаниям навигатора, Марк ехал к первому дому – трехэтажному строению в георгианском стиле на окраине большой деревни, всего в сорока минутах езды на электричке от Лондона, – на глаза ему попались вазоны с цветами на фотографиях, которые лежали рядом с ним на пассажирском сиденье, и он почувствовал, как изменилось его лицо, когда вспомнил о других цветах – медленно умирающих в двух больших вазонах перед домом Джил и Энтони. Тот, кто их поливал, прекратил это делать. А еще Марк подумал о беременности Софи, всем сердцем желая ответить на ее ожидающий взгляд без того волнения, которое грызло его изнутри.
Если б только он мог открыто обсудить с мамой, бабулей, Малкольмом или еще с кем-то, насколько растерзанным себя ощущает… Насколько его радует мысль о сестренке или братишке для Бена! И в то же время… Насколько страшит вероятность возврата в те черные дни четыре года назад, когда он долгие часы в темноте добирался до Девона, а его внутренности скручивались в узел от чувства вины, страха и ужаса. Измученный работой, он заранее знал, что, как только войдет в дверь, перед ним сразу же появится Софи, с мертвыми и пустыми глазами, и сунет ему в руки Бена.
Марк знал, что теперь он уже будет следить за симптомами, узнает их, и помощь придет быстрее. Ведь тогда, давным-давно, он просто не знал, что это депрессия. Тогда это было страшно, тяжело и (вот именно!) изнурительно, потому что в конце каждой рабочей недели Софи словно передавала ему посылку.
Все было совсем не так, как он это себе представлял, совсем не так, как они это себе представляли…
«Забери ребенка, Марк. Я так больше не могу».
Глава 27
В недалеком прошлом
Я посмотрела на свои ноги. Наконец-то в этом году я надела удачную обувь. Бог любит троицу? Два предыдущих года я разгуливала по благотворительной ярмарке народных промыслов Южного Девона в неподобающей одежде и, что еще важнее, в обуви не по случаю.
Все дело в том, что я перепутала это событие с ярмаркой современного искусства графства, которая раз в год занимает громадный палаточный город в Дартмуре, где привлекает посетителей стендами с изысканной керамикой, гобеленами, работами по шелку и всем, что может предложить буйное воображение художника.
Наш местный вариант оказался гораздо более скромным. В основном это была возможность показать себя для художников (включая Хизер), которые не могли уговорить галереи выставить их работы. По финансовым соображениям и речи не было о палаточном городке; вместо этого неразбериха из натянутых полотен и единственного шатра делала мероприятие настолько же подверженным капризам погоды, насколько им была подвержена ярмарка в Тэдбери.
В первый раз, сильно переоценив происходящее, я решила, что должна соответствовать толпам художественных личностей, разгуливающих между стендами, но сильно перестаралась. Розовая, украшенная вышивкой юбка, ярко-фиолетовый жакет и, мое самое большое несчастье, замшевые ботинки на «кошачьих каблуках»[71]. Хотя в тот день было сухо, до этого почти всю неделю шел дождь, и я выглядела не только слегка смешно в своем наряде, раскрашенном во все цвета радуги, но и с каждым шагом все больше увязала во влажной почве, нанося непоправимый вред обуви.
На второй год я ударилась в другую крайность – практичный черный джемпер, джинсы и кроссовки заставили меня почувствовать себя триумфатором, пока внезапно не выглянуло солнце и все не вышли на улицу в красивых юбках с цветочным принтом и украшенных бижутерией сандалиях.
А что же в этом году? Я опять уставилась на свои ноги. Веревочные туфли на танкетке с кремовыми лентами, подвязанными под коленками. Практично и в то же время довольно мило.
– Я никак не могу понять, для чего все это, – я заговорила громче, чтобы меня могла услышать Хелен, находившаяся на кухне. Поднявшись на цыпочки, проверила свое отражение в зеркале рядом с дверью в нижний чулан.
– Не волнуйся. Ты прекрасно выглядишь, – ответила Хелен, наливая себе кофе из кофейника, стоявшего на кухонном столе. Я повернулась сначала вправо, потом влево, чтобы проверить длину юбки с цветочным принтом.
Хизер была настолько мила, что позвонила подтвердить номер стенда – шестнадцать, как будто найти ее на выставке было проблемой.
Более того, она резко выделялась на фоне скромного ряда стендов, за которыми улыбались нетерпеливые художники и чуть раньше, чем надо, налетали на потенциальных покупателей, – из-за чего большинство посетителей уже собрались на центральной, покрытой травой площадке, где наслаждались кофе и старательно избегали прямого зрительного контакта с продавцами.
– Как ты понимаешь, нам придется что-то купить, – прошептала я на ухо Хелен, сжимая ее руку и подводя ее к стенду. – Хизер, это моя лучшая подруга из Корнуолла, о которой я тебе говорила, – произнесла я уже во весь голос. – Ну, и как идут дела? Стенд выглядит просто великолепно.
– Ни шатко ни валко. Большинство посетителей – настоящая деревенщина, – Хизер слегка понизила голос. – Пытаются приобрести все по бартеру, словно это простая барахолка.
– Но эти вещи просто прелестны, – Хелен взяла в руки два браслета, висевших на деревянной подставке для кружек. – Это же лак, правильно?
– Да. Я часто мечтаю о море. Так что это навеяно им. И морскими ежами тоже.
– Понятно.
Хелен надела один из браслетов и стала вертеть рукой, наслаждаясь его видом, а Хизер в это время отвлеклась на потенциальную клиентку, желающую посмотреть серьги. Пока она искала под прилавком зеркало для своей новой жертвы, Хелен неожиданно повернулась ко мне с вытаращенными глазами:
– Милая, я влипла…
– В чем дело?
– Браслет. Он не снимается.
– Не может быть. Ведь ты как-то его надела…
Я попыталась ей помочь. Мы тянули. Мы толкали. Мы выкручивали ей кисть, но все тщетно. Какая-то невероятная биологическая загадка.
– Терпеть не могу морских ежей, Софи… Да помоги же мне!
Но чем больше мы пытались пригнуть ее большой палец к ладони, тем больше, казалось, раздувалась рука. И тут появилась Хизер.
– Как тут у вас дела, дамы?
– Мне он очень нравится. Даже снимать не хочется. – Хелен триумфальным жестом подняла руку и сдвинула браслет на запястье.
– Тридцать фунтов. За один, а не за пару.
– Тридцать фунтов?
– Да, он же раскрашен вручную. – Хизер вздернула подбородок и прищурилась.
– Очаровательно… Думаю, что я возьму один. Не люблю, когда браслеты звенят друг о друга. – Хелен достала свой кошелек и стала в нем рыться, а я прикусила губу, чтобы не улыбнуться, и стала рассматривать кулоны.
– Мне нужно что-то яркое, чтобы можно было носить с черным.
Хизер, отсчитав сдачу Хелен из небольшого денежного ящичка, мгновенно выбрала самый крупный кулон из всей коллекции.
– Вот этот сразу бросается в глаза. И к нему есть такие же серьги.
– Хизер, у меня бюджет – максимум двадцать фунтов, – повернувшись, я подмигнула Хелен.
– Ты такая же, как вся эта толпа, скрывшаяся на травке… Ладно, бог с тобой. Двадцатка за набор – и только ради тебя.
Когда она вновь открыла свой денежный ящик, я с болью заметила, как мало в нем было денег. Но в этот момент краем глаза уловила знакомый промельк красного парусинового пальто рядом со входом в шатер.
– Отлично, Эмма уже здесь. Я собиралась звонить ей утром.
– Да, она с Натаном. И Том из деревни тоже здесь. У него птичий стенд в шатре – Королевское общество охраны птиц… Но мне, наверное, надо предупредить тебя, кто еще пришел, – Хизер захлопнула денежный ящик и серьезно посмотрела на меня. – Ты ни за что не догадаешься.
– И кто же?
– Та женщина, инспектор полиции. Или сержант. Или как там еще… Та самая, которая ведет дело Хартли.
– Она здесь? Сегодня? Но зачем?
– Ну, сегодня она не на работе. Говорят, что она здесь со своей подругой-художницей – у той стенд с циновками в шатре. Кстати, отличная работа.
– Ты с ней говорила?
– С художницей?
– Да нет же, тупица! С инспектором.
– А-а-а… Нет, просто кивнула ей. Честно сказать, я немного растеряна. То есть я понимаю, что она не при исполнении, но не знаю, что ей говорить. А вот Эмму я предупредить не смогла.
Мы обе проследили за тем, как Эмма с Натаном вошли в шатер.
– Всё будет хорошо. – Даже я сама не поверила в то, что сказала.
– Конечно.
– Хотя, думаю, пойду и перекинусь с ней парой слов. Для моральной поддержки.
– Отличная мысль.
По дороге я быстренько рассказала Хелен о той несправедливости, с которой к Эмме относились полицейские и деревенские сплетницы. О кирпиче, брошенном ей в окно. И о беспочвенных слухах об интрижке с Энтони. Я объяснила, что только недавно уговорила Эмму не выбрасывать полотенце и остаться в деревне, после того как Тео обидели в детском саду. Но ничего не сказала о Хоббс-лейн и о давлении со стороны Эммы, которая всячески старалась ускорить открытие кулинарии, особенно теперь, после того как она решила остаться. Я знала, что это заставит Хелен беспокоиться обо мне.
В шатре посетителей было гораздо больше, чем снаружи, – вдоль одной из стен стояли впечатляющие стенды, и я поняла, опять испытав боль за Хизер, что именно здесь находится центр мероприятия. В дальнем конце шатра располагалась группа стендов поменьше, которые принадлежали благотворительным организациям, рассчитывавшим получить какие-то дивиденды от происходившего здесь. К своему удивлению, я увидела детектива-инспектора Мелани Сандерс. Она выглядела совершенно расслабленно и не похоже на себя обычную – с распущенными волосами, в любопытном ансамбле из выцветших холщовых брюк и приталенного топа баклажанного цвета – и оживленно болтала с Томом из птичьего общества. Они изучали карту, висевшую на большой доске, Том указывал на различные точки на ней, и оба они время от времени смеялись, откидывая головы.
– В этом есть что-то ненормальное, – прошептала я, обернувшись к Хелен. – Вон та женщина в кремовых брюках. Она офицер полиции, расследует дело той пары, которую я обнаружила. Хартли. А мужчина, с которым она разговаривает, – главный «птичник» Тэдбери.
– Прости?
– Они выглядят как закадычные друзья, правда? – Я была в полном шоке.
Хелен вместо ответа перешла к деревянному вращающемуся стенду и взяла с него вазу для фруктов.
– Что ты делаешь, Хелен?
– Стараюсь не привлекать к себе внимание. А ты на них откровенно таращишься.
– Прости.
– Так кто же этот «птичник»?
– Борец за дикую природу. В принципе, Том – приятный парень. Не так давно он собрал приличную сумму на сохранение огородной овсянки. Именно она на всех фото на стенде.
– Понятно… И что же ты собираешься делать прямо сейчас? Мне отчего-то кажется, что всё это нужно тебе в последнюю очередь.
– Всё хорошо. Я в порядке. Правда. Но хочу убедиться, что с Эммой тоже всё будет хорошо. Я заметила, что Тео тоже здесь, а это плохо. Это значит, что он всё еще не вернулся в детский сад… – Я нахмурилась. – Подожди меня здесь, хорошо? Вернусь через минуту.
Я прошла прямо к Тео, стоявшему вместе с другими детьми в углу палатки и наблюдавшему за плетением корзин.
– Привет, Тео. Тебе здесь нравится?
Он кивнул, но не произнес ни слова. В то время как другой ребенок стал громко и взволнованно комментировать процесс.
Я подождала, пока он закончит, и улыбнулась Тео:
– И что же тебе больше всего нравится на ярмарке?
Он пожал плечами – губы его были плотно сжаты, – а потом посмотрел через весь шатер туда, где его мать изучала прилавок с шелковыми шарфами.
– Спасибо, я ее уже видела и сейчас как раз иду туда. А ты никуда не уходи. Обещаешь?
Мальчик немного странно взглянул на меня, а потом покачал головой и вновь повернулся к женщине, которая как раз повернула корзину, умело вплетая в нее еще одну лозу.
К тому моменту, когда я добралась до Эммы и Натана, они уже заметили Мелани, находившуюся не при исполнении, и Тома.
– Эмма… – Я поцеловала подругу в щеку и ободряюще пожала ей руку, пытаясь понять по выражению лица, что с ней происходит. Успев рассмотреть красное пальто и крупную пряжку, почувствовала приступ вины за свою глупую ошибку в Корнуолле, за то, что позволила этой ошибке выбить меня из колеи. Пальто было производства фирмы «Боден». И их было, должно быть, сотни в Корнуолле…
– Мне жаль, что последние несколько дней я была так занята. Вы же помните про ужин в среду? Тогда и поговорим. Хелен с нетерпением ждет встречи с вами.
– Да. Это очень мило. – Натан уставился на свою обувь, неловко переступая с ноги на ногу. Я поняла: его, по-видимому, интересует, почему я приглашаю их в середине недели, когда Марка не будет дома. И уже хотела было объяснить, что хочу устроить прием, пока Хелен еще не уехала, но передумала. Объясню всё в среду.
– Ты видела, кто здесь? – Голос Эммы звучал настороженно.
– Да. Хизер сказала, что она здесь со своей подругой-художницей. Стенд с циновками или что-то в этом роде… Так что визит неофициальный.
– Ах, вот как… Немного странно, не находишь? Кажется, что они с Томом – приятели. А я и не знала…
В этот момент позади нас раздался звук электрического мотора. Обернувшись, мы увидели механизированную инвалидную коляску, двигавшуюся к центру шатра. Все отошли в сторону, и очень загорелая женщина, сидевшая в коляске, проехала в сопровождении высокого седого мужчины к стенду Королевского общества, где, к моему еще большему удивлению, поприветствовала детектива-инспектора Сандерс крепкими объятиями. Потом их представили Тому, который скоро уже тряс обеим руки. Он подвел их к карте, на которой указал два или три места, прежде чем передать кучу проспектов со стола.
– Что там происходит? – Эмма выглядела и озадаченной, и в то же время озабоченной.
– Не имею ни малейшего понятия. – Я сжала ее руку и улыбнулась: мне было неприятно видеть ее такой взволнованной и не нравилось, что некоторые из жителей нашей деревни оказались такими недалекими. Темные волосы и ярко-красное пальто – на мгновение мне пришло в голову, как потрясающе она выглядит. Зависть. Да, зависть. Видимо, в этом был корень всех ее проблем с людьми.
– Послушай, я пытаюсь уговорить Эм уйти. Эта женщина и так уже доставила ей кучу неприятностей. А из того, что я слышал, следует, что Том нам не очень помогает… – Голос Натана срывался, а сам он был явно зол.
– Что ты этим хочешь сказать? – Я бросила взгляд на Тома. – Я думала, вы с ним друзья…
– Да. Вернее, были ими. Давай не будем об этом. Пока ты была в Корнуолле, здесь всё здорово запуталось. Пойдем, Эм, – он обнял Эмму за плечи, словно хотел защитить ее, и попытался увести. Но она не сдвинулась с места.
Я подождала несколько мгновений, а потом поддержала его, но более мягким голосом:
– Давай же, Эмма. Натан прав. Вы выходите, а я приведу Тео.
Наконец Эмма нехотя позволила увести себя, а я вернулась к месту плетения корзин и взяла Тео за руку. Он всё еще выглядел скованным и отстраненным и не произнес ни слова, пока мы шли на улицу к его матери.
– Мне правда очень жаль, что на этой неделе я ни разу к тебе не зашла. Но ты меня понимаешь – Хелен…
– Да всё в порядке. Но мне опять надо поговорить с тобой насчет Хоббс-лейн…
– И мне тоже. А как поживает наш милый Тео?
Эмма подождала, пока ее сын отошел, направляясь по траве к крупному догу, которого дразнил хозяин.
– Не очень. Я всё расскажу в среду. – Она перешла на шепот: – Он не разговаривает.
– Почему? Он что, внезапно стал бояться неправильного произношения? На него это не похоже.
– Нет. Он вообще перестал разговаривать, Софи. Натан считает, что я должна обратиться к врачу, но я не хочу поднимать шум.
И в этот момент я ощутила в животе что-то действительно неприятное.
– Ой, так он что, всё еще не в детском саду?
– Нет. Я пока отказалась от этой идеи. Но он вообще ничего не говорит. Просто показывает на предметы пальцем или пытается объясниться жестами.
– Боже, я сначала не поняла… Послушай, я чувствую себя свиньей – мне надо было хотя бы позвонить. Но мы сможем поговорить в среду, правда? – Я еще раз взглянула на Тео, который стоял один, не шевелясь, и внимательно наблюдал за собакой. – Иногда у детей такое бывает, так что не надо беспокоиться. Это скоро пройдет. – Я не стала добавлять, что согласна с Натаном, чтобы не беспокоить Эмму: если Тео, бедняжка, полностью прекратил разговаривать, то, возможно, стоит проконсультироваться со специалистом.
– Наверное.
И только теперь я заметила, что Натан вернулся в шатер.
– А какая кошка пробежала между Натаном и Томом?
– Не знаю. Он мне не говорит. Какая-то дурацкая ссора. Ты же знаешь этих деревенских…
Вдруг из шатра донесся совершенно оглушительный шум – парусиновая стена приняла форму какого-то угловатого предмета, и все строение затряслось, как будто внутри что-то свалилось. Из главного входа выбежали люди, которые задыхались и трясли головами, а потом появился Натан и с грозовым лицом зашагал в нашу сторону.
– Пойдем. Мы уходим, и немедленно.
Он взял Эмму за руку и потащил в сторону знака с надписью «выход», а я наблюдала, как из шатра выскочил Том, держащийся за челюсть, в сопровождении детектива-инспектора Мелани Сандерс. Потом Том придержал ее за плечи – по-видимому, для того чтобы она не бросилась за Натаном.
Я как раз размышляла, стоит ли идти за Натаном, Эммой и Тео, чтобы узнать у них, что случилось, когда из шатра вышла Хелен. Когда она подошла ко мне, ее лицо стало белым, как бумага.
– Что, черт побери, там произошло?
– Натан заехал Тому по челюсти и в процессе уронил его стенд. Но сейчас я не об этом. Тебе надо домой. – Она обняла меня за плечи, словно хотела защитить от окружающих; потом сняла кардиган и, непонятно почему, обвязала его вокруг моей талии.
– Ты что делаешь?
– Пойдем, Софи, – Хелен стала осторожно подталкивать меня к выходу.
И только когда мы подошли к машине, она потребовала у меня ключи, настаивая, что поведет сама, и все мне объяснила. При этом лицо у нее было пепельного цвета.
– Ты вся в крови, Софи.
Глава 28
В недалеком прошлом
В течение следующих двух недель я просыпалась в одном и том же зыбком тумане. Это походило на какое-то чистилище, в котором я, пусть на короткие мгновения, забывала о тех печальных событиях, которые поджидали меня в течение наступающего дня. Завтрак. Поход с Беном в школу. «Пока, милый». Звонок Эмме, чтобы проверить, как у нее дела. «Как там Тео? Не лучше?» Ланч и ужин в компании Хелен.
«Ты должна постараться и что-то съесть, Софи. Хоть чуть-чуть».
Удивительно, что вы можете практически ничего не знать о каком-то предмете, а уже в следующее мгновение быть по нему настоящим экспертом. У меня было такое впечатление, что я прочитала всё когда-либо написанное о кровотечениях на ранних сроках беременности. Я мучила врачей в больнице до тех пор, пока они не стали смотреть на меня с одним и тем же напряженным выражением лица, повторяя в тысячный раз то, что говорили мне с самого начала. С того самого жуткого визита прямо с ярмарки. Говорили, что мне не остается ничего, кроме как ждать.
Всё дело было в том, что я еще чувствовала себя беременной. Всё еще смотрела на мир вокруг себя, как сквозь какую-то вуаль отрешенности. Всё еще не могла даже думать о кофе. И каждый день писала на полоску теста, которая подтверждала мою беременность. Тем не менее практически каждый день я кровила.
В тот первый, вынужденный, визит в больницу вместе с Хелен мне сказали, что кровотечение на раннем сроке – вещь довольно обычная и вовсе не означает выкидыш. Веселая сестра в родильном отделении, с округлыми бедрами и странно изогнутыми бровями, так спокойно и без запинки выдавала мне статистику, что я вернулась домой полностью успокоившаяся.
Прежде всего мне был необходим постельный режим. Марк примчался домой и был очень мил. Добрый, нежный и в то же время страшно испуганный, он приносил мне бесконечные чашки с ромашковым чаем. А я сидела в кровати с «Айпэдом» и копировала каждую статью, которую могла найти для поддержки своего спокойствия.
Ежедневные кровотечения прекратились. И теперь, когда Марк, под давлением Хелен, вернулся в Лондон, я каждое утро открывала эти статьи и перечитывала их снова и снова.
Приблизительно у одной из каждых четырех женщин, в соответствии с данными исследований, в первые три месяца бывают кровотечения. В тех случаях, когда последующее исследование подтверждает сердцебиение, беременность в девяноста процентах случаев протекает нормально.
Так что нам нужно было лишь подтверждение сердцебиения.
«Отдыхай, Софи. Тебе необходим отдых».
Мы так толком ничего и не узнали во время того вынужденного посещения больницы. Ничто не подтверждало версии о внематочной беременности, чего я боялась с самого начала, но это кошмарное зондирование на предмет сердцебиения прошло не очень удачно. Наверное, потому, что было слишком рано, как пояснил врач. Я совершенно запуталась в срока.
Когда Марк первый раз приехал из Лондона, я сидела в кровати дома и встретила его новостью о том, что нам не остается ничего другого, кроме как ждать. Через неделю исследование можно будет повторить, и тогда сердцебиение должно быть сильнее и четче.
Реакция Марка резко отличалась от того невнятного бормотания, которое я услышала, когда сообщила ему о беременности. На этот раз он испытал подлинный шок. Вначале вообще не мог говорить об этом, а потом, уже поздно ночью, я обнаружила его сидящим в ванной комнате в полной темноте и плачущим.
Из его малопонятного бормотания я смогла понять, что он считает себя виноватым во всём. Потому что отдалился от меня. Потому что вечно беспокоится о деньгах. Потому что нам всё еще приходится жить порознь и он не может перевести свой бизнес…
Я постепенно успокоила его и уложила в постель, и мы так и лежали в ней, держась за руки, много часов подряд. Нам было очень грустно, и в то же время мы никогда с ним не были так близки.
Всю неделю Марк провел дома, но за это время раздалось такое количество истерических звонков от его сотрудников, что Хелен заставила моего мужа вернуться в Лондон – держать руку на пульсе уже оттуда. Врачи советовали мне только отдых и «обычный» образ жизни, поэтому я подумала, что Хелен втайне решила: кудахтанье Марка идет мне только во вред. Возможно, она была права.
И вот теперь, когда ко мне медленно возвращалась уверенность в завтрашнем дне (целых четыре дня подряд прошли без кровотечений), она решила реанимировать идею о званом ужине. Мы отменили приглашение на обед для Эммы и Натана, но теперь Хелен вынашивала идею о более камерном девичнике, чтобы поднять мне настроение. Кроме того, у меня появилась бы возможность рассказать Эмме о том, что со мной происходит.
«Если, конечно, тебе этого хочется, Софи».
По правде сказать, я не была в этом уверена. У Эммы и своих проблем достаточно.
Итак, наступил четверг, Марк находился в Лондоне, а мы с Хелен поехали к нашему любимому мяснику и купили у него громадный кусок ноги ягненка, из которого собирались приготовить марокканское блюдо, чтобы подать его с кускусом и домашними лепешками.
Хелен заставила меня сесть за барную стойку, а сама стала резать, жарить, мешать и пробовать до тех пор, пока опьяняющий запах из печки не заполнил весь дом. Позже я отдохнула наверху, продолжая наслаждаться изысканным ароматом, так что чувствовала себя абсолютно спокойной и защищенной, когда подруга явилась ко мне с чашкой чая.
– Она тебе понравится, Хелен.
– Прости?
– Я об Эмме. Она необыкновенная. Может быть, поэтому люди так настроены против нее.
– Необыкновенная – это хорошо.
– Я тоже так думаю.
– А что там за история с настоящим отцом ребенка? Или отец Тео вообще никогда не появлялся?
– Именно. Насколько я поняла, это какой-то художник. Отправился в Азию за «вдохновением». Предлагал сделать аборт, так же как и ее мать.
– Как мило.
– Вот и я о том же. Эмма не любит об этом говорить, в основном поскольку не знает, что сказать Тео. А сейчас по деревне циркулирует смехотворный слух о том, что его отцом был Энтони. Полная ерунда, но неудивительно, что Тео не в себе. Его завел какой-то мальчишка в саду. Скорее всего, он подслушал сплетни своей мамаши. Но, в любом случае, бедняжка Эмма решила из-за этого уехать из деревни. И, как я тебе уже говорила, мне понадобилась уйма времени, чтобы успокоить ее и уговорить остаться.
– А ты сегодня скажешь Эмме? Я про ребенка. Ты уже решила?
– Честно говоря, не до конца. Может быть. Часть меня – и большая часть – не хочет грузить ее новыми проблемами, но… – Я сделала паузу. – Наверное, глупо говорить тебе об этом, но она тоже кое-что скрыла от меня, когда мы встретились впервые.
– Вот как?
– Да. Что ее мать умерла во Франции, когда Эмма была там. Как раз перед тем, как она переехала сюда. Как сказала Эмма, чтобы начать все с чистого листа. Это вполне понятно. Но меня саму удивило то, насколько мне это не понравилось и что я повела себя, как дурочка. Так что, мне кажется, я могу оказаться ханжой, если поступлю с ней так же. То есть чего-то не расскажу ей.
На лице Хелен появилось легкое замешательство, которое я не смогла объяснить. Оно же появилось позже, когда она сидела напротив Эммы во время ужина.
Ужин прошел не так, как я себе его представляла. Мне не приходило в голову, что Хелен с Эммой могут не понравиться друг другу. Сначала это никак не проявилось – просто была видна некоторая скованность, которую я объяснила для себя нервами. Но когда мы уселись за столом, на который Хелен, в ожидании главного блюда, поставила оливки, хлеб и всякие вкусности вместо обычной закуски, расположив всё это на деревянной доске, я заметила, что внимательно слежу за своими гостями, пытаясь понять, что же происходит.
Хелен была воплощением вежливости и хороших манер, пока пила первый джин-тоник, и выразила Эмме свои соболезнования по поводу ее матери, а потом попыталась развеселить всех, переведя разговор на еду и другие прелести Франции. Казалось, ей хотелось узнать всё о той части страны, которую посещала Эмма, говорила ли она по-французски и смог ли Тео научиться хоть немного языку, пока они там были?
«Дети схватывают всё на лету. Следить за ними – одно удовольствие».
Я пожалела, что прямо не предупредила ее о том, что Эмма не любит говорить о Франции. А та, естественно, стала дергаться и явно пыталась переменить тему разговора, в то время как Хелен, казалось, не понимала ее намеков. И вот теперь, когда я разливала воду, она опять принялась за свое.
– Так где же во Франции жила ваша мама, Эмма?
– Сначала на юге, а потом переехала на север.
– Мы с моим покойным супругом обожали север. На мой взгляд, он сильно недооценен, совсем как Лизард в Корнуолле. Мы каждый год ездили в Бретань[72]. Я и сейчас туда езжу. И скоро опять собираюсь. Это ведь так просто. Я имею в виду, на пароме из Плимута. И дешево – ведь сейчас не сезон. Там я навещаю кузена моего покойного мужа, который живет в совершенно очаровательном месте. В Ландерно[73]. А где были вы?
– Вы этого места не знаете. Оно совсем маленькое. А Софи уже рассказала вам о наших планах в отношении кулинарии?
– А какой ближайший город?
– Не поняла?
– Какой город ближе всего к тому месту, где жила ваша мама? Как я уже говорила, кузен моего покойного мужа живет в Ландерно. Конечно, погода там оставляет желать лучшего, но там такой очаровательный мост… И очень милые узкие улочки.
– Я, наверное, принесу главное блюдо, Хелен? – предложила я, вставая.
– На побережье или на острове?
– Это возле Карнака[74]. Место называется Ла-Трините-сюр-Мер[75]. – Эмма с грохотом собирала тарелки.
– Неужели? Я прекрасно знаю эту часть Бретани. Эти фантастические камни… Великолепная марина и местный рынок… Я уже говорила – скоро я опять туда поеду. Может быть, порекомендуете мне какие-нибудь рестораны?
Эмма сильно покраснела – что для нее совсем нехарактерно – и поправила свою салфетку:
– Принимая во внимание мои обстоятельства, я их не посещала.
– Простите, я не подумала… Безусловно, нет. Простите меня.
– Ты не поможешь мне, Хелен?
– Конечно, милая. Я что-то слишком разболталась.
На кухне я извинилась и шепотом сообщила Хелен, что должна была предупредить ее, насколько трепетно Эмма относится к вопросам о Франции. Возможно, это связано с травмой после смерти матери. А еще я сказала Хелен, что сейчас Эмма сама на себя не похожа – и все из-за полиции, которая ее уже достала.
– И когда же вы собираетесь обратно в Корнуолл, Хелен? – Эмма разливала вино по бокалам, когда мы вернулись в комнату. Я посмотрела на вино, к которому не притронусь. Мне надо будет что-то сказать. Но позже…
– Простите?
– Я спросила о том, когда вы собираетесь вернуться в Лизар?
– О, боже! Я об этом еще не думала. А, кстати, Софи рассказывала вам о том, что встретила вашего доппельгангера в Корнуолле? Он ее здорово напугал.
У меня от ужаса отвалилась челюсть.
– А когда это было? Моего двойника?.. Поразительно. Мне нравится сама мысль о том, что у меня есть доппельгангер. Расскажите же… – Эмма стала накладывать салат на тарелку.
– Это просто была женщина в похожем пальто и с похожими волосами. На вершине скалы. Она действительно выглядела, как ты.
Эмма, подавшись вперед, коснулась моей руки.
– Милая… Ты по мне скучала, правда? И поэтому придумала меня?