Весь этот свет Макгвайр Джейми
В дверь постучали, и мы замерли.
– Спокойно, – сказала миссис Мейсон.
Она встала и направилась к двери, а открыв ее, немедленно скрестила руки на груди и сделала шаг назад.
– Майло.
Вошел мистер Мейсон, бросил взгляд на Эллиотта и снова повернулся к жене.
– Что он здесь делает? – прошептал он, почти не разжимая губ.
– Эллиотт пришел повидать Кэтрин, она какое-то время поживет у меня.
– Ты в своем уме? – прошипел мистер Мейсон.
Он старался говорить тихо, но безуспешно.
– Мы вас слышим, – заметил Эллиотт.
Мистер Мейсон продолжал:
– Брубейкеры приехали в больницу после того, как оттуда ушли Янгблады. Пытаются уговорить родителей Оуэна подать жалобу. Если им это удастся, за Эллиоттом придут.
– Кто за ним придет? – спросила миссис Мейсон.
Я встала и взяла Эллиотта за руку. Он сжал мои пальцы; ладонь у него была влажная. Эллиотт тоже боялся.
Мистер Мейсон поглядел на нас с сочувствием.
– Полиция. Они воспользуются этой возможностью, чтобы подшить вчерашнее происшествие к делу Пресли. Других зацепок у них нет. Эллиотта арестуют, а потом… – он посмотрел на меня. – Возможно, возьмутся за Кэтрин.
– Нет, – проговорил Эллиотт, делая шаг вперед, так чтобы заслонить меня от мистера Мейсона, словно учитель того и гляди бросится на меня и потащит в полицейский участок. – Мы ничего не сделали! Сколько раз мы должны это повторить?
Миссис Мейсон села за стол и сложила руки на гладкой деревянной поверхности. Закрыла глаза, сделала глубокий вдох, потом кивнула.
– Хорошо. Пока еще ничего не случилось. Давайте будем волноваться, когда для этого появится реальный повод.
– Бекка, он не должен здесь находиться! – рявкнул мистер Мейсон.
Миссис Мейсон подняла глаза на мужа.
– Как и ты.
Мистер Мейсон переступил с ноги на ногу, явно оскорбленный таким ответом. С начала учебного года он сильно похудел, на руках появились бицепсы, а жировые складки на животе почти пропали. Вместо скучной рубашки с коротким рукавом и извечного галстука на нем были футболка и джинсы: стиль, скорее присущий тренеру Пекэму.
Мистер Мейсон медленно двинулся к двери, но возле наряженной елки остановился и уставился на подарки. Все коробки были завернуты в бумагу зеленого, красного и серебристого цветов. Все, кроме одного бледно-фиолетового свертка. Стены в моей новой комнате были выкрашены в него же.
– Бекка.
– Тебе лучше уйти, Майло.
Мистер Мейсон указал на Эллиотта.
– Он остается? – Миссис Мейсон открыла было рот, намереваясь спорить, но муж ее перебил. – Он же подозреваемый, Бекка. Его не следует оставлять без присмотра, он должен находиться под надзором.
– Вот я за ним и прослежу, – отрезала миссис Мейсон.
Мистер Мейсон посмотрел на Эллиотта и вздохнул.
– Я это сделаю. Не хочу, чтобы вы, дамы, ездили по городу по темноте. В конце концов, Пресли до сих пор не нашли, а вы разозлили миссис Кэлхун. Без обид, Кэтрин.
Я покачала головой и пожала плечами.
Эллиотт повернулся ко мне.
– Пожалуй, мистер Мейсон прав. Если копы остановят меня по дороге домой, мистер Мейсон скажет им, где я недавно был.
– Ты увидишь Кэтрин в школе завтра утром. В моем кабинете, в восемь часов, – сказала миссис Мейсон.
Эллиотт кивнул, потом наклонился и поцеловал меня в лоб.
– Увидимся завтра утром.
Он крепко меня обнял, схватил свою куртку с вешалки, забрал со столика ключи от машины и вышел на улицу, мимо придерживавшего дверь мистера Мейсона.
Мистер Мейсон неуверенно поглядел на жену.
– Задняя дверь заперта? А окна? – Миссис Мейсон кивнула, и он вздохнул. – Это было безрассудно, Бекка. Жаль, что ты сперва не поговорила со мной.
Она скрестила руки на груди.
– Я бы все равно это сделала.
Мистер Мейсон фыркнул.
– Знаю. Не забудь запереть дверь, когда я уйду. Включи сигнализацию.
Миссис Мейсон кивнула, закрыла за мужем дверь и задвинула задвижку, потом нажала несколько кнопок на белом дисплее и обернулась ко мне.
– Нужно четырехзначное число. Что-то, что ты легко вспомнишь.
Я поразмыслила.
Миссис Мейсон ввела код и нажала другую кнопку. Дисплей дважды бибикнул.
– Просто набери свой код, а потом нажми вот эту кнопку, чтобы включить и выключить сигнализацию. Вот этой кнопкой включается сигнализация, если ты находишься дома. Возьми себе в привычку включать сигнализацию всякий раз, когда выходишь из дома. Я не всегда буду здесь.
– Хорошо, миссис Мейсон. Так и буду делать.
– Просто Бекка, – поправила меня психолог и устало улыбнулась. Потом потянулась и потерла заднюю часть шеи, посмотрела на почти пустые коробки из-под пиццы.
– Я уберу, – я подошла к столу, собрала тарелки и отнесла их в кухню, сполоснула посуду и сломала коробки, чтобы поместились в мусорное ведро.
Миссис Мейсон наблюдала за мной с улыбкой, привалившись к стене. Ее глаза покраснели. Когда она наблюдала за мной, я чувствовала себя так же, как если бы на меня смотрел Эллиотт; под пристальными взглядами обитателей гостиницы на Джунипер-стрит я чувствовала себя совершенно по-другому.
– Спасибо, – поблагодарила миссис Мейсон, когда я закончила.
Мы пошли по коридору, и миссис Мейсон несколько раз останавливалась, чтобы выключить за нами свет. Рождественскую елку она не стала отключать, и огоньки мягко мерцали в темноте гостиной.
– Удивительно, правда? В темноте лампочки горят намного красивее, – проговорила она.
– Словно звезды, – ответила я. – Раньше я подолгу смотрела в окно своей комнаты на огни фонарей на улице. Городские власти перестали заменять перегоревшие лампы в фонарях, и я долгое время из-за этого переживала, а потом поняла, что в темноте лучше видно звезды.
– Всегда и во всем ищешь хорошее? – улыбнулась миссис Мейсон. – Спокойной ночи, Кэтрин.
– Спокойной ночи, – сказала я, глядя, как психолог идет к своей спальне.
Дверь ее комнаты открылась и закрылась, а я осталась стоять в коридоре, ожидая, что дом примется дышать, что его глаза откроются и станут наблюдать за мной, как это каждую ночь случалось в доме на Джунипер-стрит. Однако в воздухе лишь сладко пахло освежителем воздуха с ароматом яблок да мерцала в темноте гостиной рождественская ель.
Я закрыла за собой дверь спальни. Не торопясь распаковала вещи. На дне последней сумки лежала музыкальная шкатулка.
Она выглядела старой и пыльной, особенно когда я поставила ее на сияющий новизной и чистотой комод. Все мои вещи, включая меня, казались поношенными по сравнению с очаровательным домом миссис Мейсон. Я разделась и приняла душ, стараясь соскрести с кожи все старые тайны. Невольно подумалось, что мамочка сейчас совсем одна и напугана; еще я тревожилась за Эллиотта. Всего полгода назад единственно важной для меня вещью была верность мамочке и дому на Джунипер-стрит. Как это я так быстро и всецело изменилась?
Вода стекала по моему лицу, смывая мыльную пену с волос и тела. Ванна сияла идеальной белизной, в шве между ванной и выложенной плиткой стеной не было и следа плесени, в окна не дуло. Я посмотрела вверх, на лейку душа: из всех отверстий вода била тонкими равномерными струйками, ни одно не забилось.
Мамочка все еще заперта в доме на Джунипер-стрит, как в ловушке, связанная своими безысходностью и отчаянием, а я тут нежусь в теплом душе, в чистом доме, благоухающем яблоками.
Облачившись в чистую пижаму, от которой, впрочем, пахло затхлым воздухом дома на Джунипер-стрит, я подошла к комоду и посмотрела на стоявшую на нем музыкальную шкатулку. Я открыла скрипучую крышку, тронула крошечный каштановый пучок прятавшейся внутри танцовщицы, и та задрожала. Тихо заиграла привычная мелодия, напоминая о тех временах, когда папа еще был рядом, готовый в любую минуту прийти ко мне на помощь. Интересно, огорчился бы он, узнав о моем поступке? Я почти слышала, как папа строгим, но мягким голосом объясняет, что бросать людей тяжело, но потом говорит, что я поступила правильно. Вот только поверить в это было трудно. Папа никогда бы не бросил мамочку, и неважно, сколько у нее было срывов и что она делала.
Алтея, Поппи, Уиллоу… даже Дюк – все они пытались помочь мамочке справиться с собой. Они никогда не уйдут. Отщепенцы, скитальцы, никому не нужные бродяги. Все они были готовы на жертвы, только бы сделать для мамочки больше, чем делала я.
Я закрыла музыкальную шкатулку, и мелодия оборвалась, не завершившись.
– Теперь я сама гостья, – прошептала я.
В дверь тихо постучали, и раздался приглушенный голос миссис Мейсон.
– Кэтрин? Ты не спишь?
– Да? – Я открыла дверь.
На пороге стояла, дрожа, миссис Мейсон, в домашнем халате, с мокрыми после душа волосами и босиком; в руке она держала фонарик.
– Я услышала какой-то звук у себя за окном. Хочу пойти проверить, что там.
– Хотите, я пойду с вами?
Миссис Мейсон покачала головой, но я видела в ее глазах страх.
– Нет, просто оставайся в своей комнате.
– Я иду с вами, – заявила я, закрывая за собой дверь.
Вместе мы надели куртки и ботинки, потом вышли на крыльцо.
– Разделимся? – предложила я. – Я пойду налево, а вы – направо.
– Нет, – быстро сказала миссис Мейсон. – Это исключено. Держись рядом со мной.
Мы спустились по ступенькам крыльца, миссис Мейсон светила нам под ноги фонариком. Под нашими ботинками хрустела сухая трава, ветер развевал мокрые волосы психолога.
Миссис Мейсон подняла руку, подавая мне сигнал остановиться.
– Эй! – позвала она дрожащим голосом. – Здесь есть кто-нибудь?
Я огляделась по сторонам. Свет в соседних домах не горел, на улице не было ни души.
На заднем дворе раздалось шарканье чьих-то ног, и миссис Мейсон подпрыгнула, потом приложила палец к губам; из-за света фонарика на ее лицо ложились тени.
– Говори шепотом, – прошипела она еле слышно.
Я ждала. На заднем дворе звучали тихие, испуганные голоса нескольких людей. Я потянула миссис Мейсон за рукав.
– Нам лучше вернуться в дом.
Жалобно заскрипела деревянная калитка, ведущая на задний двор, потом громко хлопнула. Миссис Мейсон вырвалась из моей хватки и направила свет фонарика в ту сторону. Калитка покачивалась, после того как кто-то ее захлопнул, не опустив щеколду.
Миссис Мейсон побежала туда через двор.
– Бекка! – закричала я. Психолог исчезла за калиткой, а я могла думать лишь о том, как же быстро она бежит в тяжелых ботинках. – Бекка! – завопила я, труся следом.
Когда я добежала до противоположного конца двора, психолог уже вернулась и запирала калитку на щеколду.
– Вы кого-то видели? – спросила я. Миссис Мейсон покачала головой. – Это было очень глупо с вашей стороны.
– Извини. Не хотела тебя пугать.
– Девушка пропала, и вот мы слышим, что на заднем дворе переговариваются какие-то люди, а вы просто бежите к ним совсем одна? А если бы они вас похитили? Если бы они причинила вам вред? Что я стала бы делать?
– Ты права, – она покачала головой. – Прости. Я действовала, не подумав.
Она вдруг резко остановилась и посветила фонариком на куст, росший рядом с домом. Кто-то его затоптал, вероятно, когда убегал.
– Давайте вернемся, – попросила я, дергая психолога за рукав. – Я хочу в дом.
Миссис Мейсон кивнула, взяла меня за руку и повела к крыльцу. Мы поднялись по ступенькам, и она заперла за нами дверь, ввела код, активируя сигнализацию, и кнопки на белом дисплее бибикнули.
– Я звоню в полицию, просто на всякий случай, а ты ложись спать. Я буду бодрствовать.
– Бекка… – начала было я.
– Ложись в постель. Все будет хорошо, обещаю.
– Может, это просто соседские дети хулиганят, – предположила я.
– Возможно. Спокойной ночи.
Миссис Мейсон достала телефон, а я пошла к себе в комнату.
Несмотря на то что страх миссис Мейсон заполнил весь дом, мне было здесь теплее и спокойнее, чем на Джунипер-стрит. Я закрыла за собой дверь и улеглась в кровать, натянув одеяло до самых ушей. Миссис Мейсон старалась говорить тихо, но я все равно слышала, как она по телефону рассказывает полицейским, что произошло.
Полиция приедет и станет задавать вопросы. Они узнают, что Эллиотт и мистер Мейсон были здесь, и я боялась, что это каким-то образом навредит моему парню.
Веки наливались тяжестью, я снова и снова вспоминала голоса, доносившиеся несколько минут назад с заднего двора. Знакомые шепотки, которые я порой слышала, лежа в своей кровати, в комнате дома на Джунипер-стрит. Коварные, расчетливые, они собирались вместе и обсуждали, как осуществить план, или разрабатывали новый. Гости были словно птицы, всегда летели в одном направлении, поворачивали, приземлялись одновременно. Они вместе работали ради общей цели. Теперь они снаружи, ждут, как делали всегда в доме на Джунипер-стрит. Мне никогда от них не освободиться. Мамочка ни за что меня не отпустит.
Глава тридцать третья
Кэтрин
В дверь моей комнаты тихо постучали.
– Кэтрин? – позвала миссис Мейсон.
Я села, потирая глаза, не сразу поняв, где нахожусь.
– Кхм… Да?
– Сегодня первый день рождественских каникул, поэтому я испекла вафли.
– Вафли?
Я села и действительно ощутила витающий в воздухе аромат муки, дрожжей и теплого кленового сиропа, а также новые запахи краски и синтетического ковра, и старые, исходящие от моих вещей, висящих в шкафу.
Я поскорее выбралась из постели и, как была, в полинявшей футболке и серых тренировочных брюках, открыла дверь.
В коридоре стояла Бекка, в очках в черной оправе, бирюзовом халате, розовой пижаме и пушистых тапочках. Ее волосы были собраны в растрепанный пучок на макушке, несколько каштановых прядей выбивались из него и торчали во все стороны.
– Вафли, – сказала она, лучась улыбкой, и взмахнула лопаточкой. – Идем!
Мы быстро прошли в кухню; там психолог повернула защелку какого-то хитроумного серебристого агрегата, открыла его крышку и продемонстрировала лежащую внутри идеальную вафлю.
– Сливочное масло или арахисовое? – спросила она, выкладывая вафлю на тарелку.
Я наморщила нос.
– Арахисовое масло?
– О, боже, ты что, никогда его не пробовала?
– У нас дома нет вафельницы, наша старая сломалась в прошлом году. Хотя я и впрямь ни разу не слышала, что можно есть вафли с арахисовым маслом.
Бекка сдвинула очки на кончик носа.
– У тебя же нет аллергии, правда?
Я покачала головой.
– Нет.
– Вот. – Она намазала одну половину вафли обычным маслом, а другую – арахисовым, перевернула бутылку с сиропом и полила вафлю. – Попробуй и скажи, какая половина тебе нравится больше.
Она протянула мне тарелку, вилку и нож, затем взяла миску с жидким тестом и вылила в вафельницу очередную порцию. Даже когда мы пекли вафли в старой вафельнице, они не выглядели настолько аппетитными, как вафли миссис Мейсон. Она проводила меня к столу.
Там уже стоял и ждал меня стакан с апельсиновым соком. Я села, отрезала край от той половины вафли, что была намазана арахисовым маслом, и отправила еще горячий кусочек в рот. Во рту у меня стало сладко, липко, мягко, и я принялась жевать, автоматически прикрыв рот ладонью.
– Ух ты.
Миссис Мейсон улыбнулась от уха до уха, облокотилась на стол и подалась вперед.
– Удивительно, правда?
– Это так вкусно, – пробубнила я с набитым ртом.
Она хлопнула в ладоши, потом встала и, указав на меня пальцем, пошла обратно в кухню.
– Ты уже никогда не будешь есть вафли по-старому.
Психолог, зевая, встала у стола и стала ждать, пока испечется очередная вафля. В окна ярко светило солнце, и в его лучах теплые краски интерьера сияли еще ярче. Вечером дом Мейсонов показался мне гостеприимным, а при свете дня стал очень веселым. У меня не получалось представить, как мистер и миссис Мейсон ссорились здесь, а тем более расставались.
– Вы хорошо спали? – спросила я, расправляясь с вафлей.
– Отлично, – кивнула психолог.
Вафельница забибикала, миссис Мейсон открыла ее и, с улыбкой глядя на готовую вафлю, переложила себе на тарелку.
Сдобрив вафлю арахисовым маслом и сиропом, она села напротив меня.
Откусив первый кусок, психолог замычала от удовольствия и прикрыла глаза.
– Приятно найти повод снова это попробовать. К вафлям с арахисовым маслом меня пристрастил Майло, еще в университете.
– Вы начали встречаться, когда учились в университете? – спросила я.
– Еще раньше, в старшей школе, – психолог разломила вафлю вилкой. – Влюбились друг в друга прямо здесь, в Дубовом ручье, – она помрачнела. – И здесь же разлюбили друг друга.
– Мне кажется, все сложнее. Тут мало на что можно отвлечься кроме работы. У нас здесь нет ни пляжа, ни гор, только горячий ветер постоянно обдувает летом, а зимой лицо обжигают порывы ледяного ветра.
Она тихо рассмеялась.
– Ты забыла про закаты, озера и футбол.
– Я ни разу не была на озере, – призналась я, отправляя в рот очередной кусок вафли.
– У Майло есть лодка. Когда потеплеет, мы обязательно восполним этот пробел в твоем образовании.
Я дернула плечом.
– Не знаю, где я тогда буду находиться.
– Ты будешь жить здесь до тех пор, пока не придет время уезжать в университет. Ты так и не сказала мне, куда собираешься поступать.
– Сейчас я не могу позволить себе оплатить учебу в университете.
– А как насчет стипендии? Ты же отличница, Кэтрин. Тебе не хватает всего двух баллов, чтобы попасть в список учеников-кандидатов читать прощальную речь на выпускном.
Я усмехнулась и уставилась на недоеденную вафлю.
– Что? – спросила миссис Мейсон.
– Просто это так странно – сидеть здесь вместе с вами, есть уже приготовленный завтрак и обсуждать нормальные вещи, когда все… ненормально.
– Через некоторое время ты привыкнешь.
– Не думаю, что мне стоит привыкать.
– Почему это?
– Мне кажется, это неправильно – жить без мамули.
– Ты не обязана жить без нее, Кэтрин, но нет ничего страшного в том, чтобы создать вокруг себя спокойную обстановку и провести остаток последнего года в школе в безопасности, – она нахмурилась и потерла лоб указательным пальцем. – Извини. Не хотела, чтобы это прозвучало как равнодушный диагноз.
– Нет, все в порядке. Я понимаю, что вы хотите сказать, но понимаю и то, что мамочка во мне нуждается. Даже после того как я закончу школу, мамочке по-прежнему будет нужна моя забота, вот почему университет пока под вопросом.
– Не говори так.
– Это не идеальная…
– Это не жизнь.
– Это не ее вина.
Миссис Мейсон вздохнула.
– Меня тревожит твоя готовность сдаться. У тебя вся жизнь впереди. Твоя мать дала тебе жизнь, но это не значит, что ты прикована к ней цепью до конца твоих дней.
– Я смотрю на это по-другому.
– Ты счастлива там? Такой жизни ты для себя хочешь?
– Конечно, нет, но разве человек всегда может выбирать? Вот у вас, например, был выбор?
Миссис Мейсон чуть не подавилась апельсиновым соком.
– Вы знаете, что жена ушла от тренера Пекэма из-за того, что он спал с Эмили Стоддард, да?
Миссис Мейсон стерла апельсиновый сок с подбородка.
– Слышала.
– Эмили закончила школу два года назад. Она бы никогда не призналась своим родителям или администрации школы, зато рассказала всем своим друзьям.
– Майло тоже так говорил.
Я откинулась на спинку стула и ехидно усмехнулась.
– Вы ведь ему не поверили, как не верите мне сейчас.
– Вообще-то, я почти уверена, что Брэд спал с Пресли до того, как она исчезла.
– Вы… Что?
– Я видела сообщения от нее в его мобильном телефоне. Весьма красочные сообщения. После этого я перестала с ним встречаться.
Я вытаращила на нее глаза.
– А вам не приходило в голову, что нужно поделиться этой информацией с полицией?
– Я…
– Они подозревают нас с Эллиоттом, а у вас есть причина полагать, что тренер по футболу состоял в отношениях с несовершеннолетней ученицей, которая к тому же недавно пропала?
– Он…
– Почему вы на него не заявили? – воскликнула я громче, чем собиралась.
– Кэтрин…
– Эллиотта могут арестовать в любую минуту, если родители Оуэна выдвинут обвинения, а вы…
– Кэтрин, я заявила. Я обо всем рассказала полиции. Брэда допросили и проверили на детекторе лжи. У него есть алиби. Он всю ночь провел здесь, у меня дома.
– Что? Вы же сказали…
– Что перестала с ним встречаться, после того как увидела те сообщения. Это правда. Брэд пришел ко мне, пытался уговорить вернуться к нему, а поняв, что этот номер у него не пройдет, умолял ничего не рассказывать директору Огастин. Он был пьян в стельку. Я позволила ему переночевать у меня на диване. Очень глупо с моей стороны.
Я закрыла лицо руками.
– Простите, что накричала на вас.
