Последние часы. Книга II. Железная цепь Клэр Кассандра

– Она сделала мне предложение, от которого я не смог отказаться, – усмехнулся Малкольм, застегивая пальто. – Я, со своей стороны, обещал забрать вашего брата из Лондона, отвезти в безопасное место и там попытаться его воскресить. Если вы против, я умываю руки.

– Никто не знает, что ты сейчас находишься в Институте, верно, Грейс? – взволнованно воскликнула Люси. – Никто не знает, что ты имеешь какое-то отношение ко всем этим событиям.

– Бриджстоки считают, что я сейчас сижу в их особняке. Но я не понимаю, как это…

– Значит, ты можешь поехать с нами, – перебила ее Люси.

Малкольм приподнял бровь. Даже Грейс, казалось, была ошеломлена этим неожиданным предложением.

– Что?

– Я сказала, что ты можешь поехать с нами, – повторила Люси. – Никто ничего не заподозрит, никто не сможет тебе помешать. Мы уезжаем сегодня вечером и берем с собой Джесса; если хочешь, присоединяйся к нам. Конечно, ты вправе отказаться, но в таком случае мы обойдемся без тебя, и никто больше не будет «спрашивать твоего разрешения».

Увидев родителей, Джеймс решил сказать им всю правду, до конца. Но все оказалось не так просто. Подобно остальным, он был ошеломлен увиденным; его поразил контраст между безоблачным голубым небом, беззаботными лицами простых людей, спешивших по своим делам, и жуткой картиной, представшей перед ними у входа в Институт. Люси пыталась скрыть свои чувства, но Джеймс заметил, что она сильно расстроена. Он испытывал то же самое. В конце концов, Институт долгое время был их домом.

Но за последние несколько недель в жизни Джеймса многое изменилось. Он чувствовал себя уютно и спокойно только на Керзон-стрит, хотя и подозревал, что это связано не столько с самим новым домом, сколько с женщиной, которая жила с ним под одной крышей.

Чарльз заметно хромал, поэтому Джеймс закинул его вторую руку себе на шею и помог Мэтью провести его через двор к крыльцу. Они уже начали подниматься по ступеням, когда двери распахнулись, и навстречу им высыпали друзья – Томас, Кристофер и Анна. Следом за молодежью показались Шарлотта и Гидеон.

Последовали взволнованные восклицания, ахи, охи, объятия. Джеймс с облегчением вздохнул, узнав, что друга освободили из «тюрьмы»; Томас в двух словах объяснил, что его испытали с помощью Меча Смерти и признали невиновным.

– Должен добавить, – с негодованием говорил Кристофер, – что Бриджсток не желал его отпускать и собрался допрашивать дальше, но в этот момент напал демон. Сомневаюсь, что Инквизитор получит поддержку Анклава, если сейчас захочет снова посадить Тома под замок! Наш Том отличился во время битвы! Он без посторонней помощи, совершенно один, победил целое щупальце!

– Правда, так оно и было, – подтвердил Томас и улыбнулся Джеймсу. – Целое щупальце.

Шарлотта бросилась к Мэтью и Чарльзу, поцеловала младшего сына в щеку, принялась суетиться над раненым. Наконец, подошедший Гидеон помог Мэтью отвести брата в лазарет, а Шарлотта побежала искать мужа.

– Генри так ловко обращается со своим посохом, что мне даже стало завидно, – заметила Анна. – По сравнению с ним я просто новичок в бою.

Томас отвел Корделию в сторону, и Джеймс услышал, как он рассказывает о сражении с морским демоном. При упоминании имени Алистера лицо Корделии просветлело. Значит, с Алистером все в порядке, подумал Джеймс и обнаружил, что это известие принесло ему облегчение, но не только потому, что тот был братом Корделии. Он немного удивился, но разбираться в собственных чувствах было некогда. Анна и Кристофер сообщили, что Ариадна тоже жива и здорова. Итак, на этот раз обошлось без жертв, а раненые находились в лазарете, где за ними ухаживали Безмолвные Братья.

На крыльце появилась Ариадна – растрепанная, в изорванной, мокрой боевой одежде, с перебинтованной рукой. Джеймс не сразу узнал в этой молодой женщине всегда нарядную, тщательно причесанную дочь Инквизитора. Волосы ее спутались, на щеке алела царапина, но глаза блестели.

– Анна, с тобой все…

Увидев Корделию и Джеймса, она радостно улыбнулась.

– О, замечательно! – воскликнула она. – Мистер и миссис Эрондейл как раз сказали, что хотят послать за вами карету на Керзон-стрит.

Джеймс и Корделия переглянулись.

– И где же сейчас мои родители? – спросил Джеймс. – Мне нужно поговорить с ними как можно скорее.

Пока Ариадна вела их в библиотеку, он еще планировал открыть матери и отцу всю правду. Томас, Кристофер и Анна наперебой рассказывали о сражении: Габриэль чудом избежал тяжелых увечий, несколько человек в последний момент сумели освободить его из смертоносных «объятий» щупальца.

Корделия по-прежнему молчала.

Джеймсу снова захотелось обнять ее, прошептать ей на ухо слова утешения. Но она держалась отстраненно, точно так же, как в день смерти Элиаса; лицо ее было бесстрастным, движения – осторожными, тщательно рассчитанными. Как будто она боялась, что ее тело в любой момент может разбиться на куски. Джеймс не мог подойти к ней, не возбуждая любопытства и подозрений остальных; он знал, что Корделии не нужно их сочувствие. Только не сейчас.

– Думаю, вы будете рады узнать, что дядя Джем и Магнус вернулись, – сказала Анна, когда они добрались до библиотеки. – Видимо, нападение Принца Ада на Институт – все-таки из ряда вон выходящее событие, если новость о нем долетела даже до Спирального Лабиринта. Кстати, а что с вами случилось? Предполагалось, что вы будете сидеть дома в тепле и уюте, но вид у вас такой, словно вы вернулись с войны.

– Ты поверишь, если я скажу, что проиграл в салонную игру? – спросил Джеймс.

Анна улыбнулась, но взгляд ее оставался серьезным.

– Мне кажется, ты изменился, – заметила она, но продолжения не последовало; они вошли в библиотеку, где собралась, наверное, половина лондонских Сумеречных охотников.

Уилл сидел во главе длинного стола, Тесса стояла рядом. Многие, судя по их виду, участвовали в бою – например Кэтрин Таунсенд и Пирс Уэнтворт. Джеймс заметил окровавленные бинты, порванную одежду. Некоторые, вроде Бриджстоков и Паунсби, собрались кучками, вполголоса переговаривались и жестикулировали. Другие сидели за столом рядом с Уиллом. Джеймс заметил Софи, хотя Сесили и Александра не было; скорее всего, они находились в лазарете с Габриэлем. Алистер, услышав скрип двери, поднял голову, потом вскочил со стула и направился к Корделии.

– Джеймс! – Уилл просиял, и на мгновение Джеймс забыл обо всем, кроме собственной радости при виде родителей. Он бросился к отцу и матери, обнял их по очереди, и впервые в жизни Тесса почему-то представилась ему хрупкой, слабой женщиной. Он пожалел о том, что его не было здесь во время нападения, что у него не было возможности защищать их от Левиафана.

Разжав объятия, Тесса озабоченно взглянула на Джеймса.

– Во имя Ангела, что с тобой случилось – и что с Маргариткой? – воскликнула она, разглядев сына и невестку как следует. – И откуда вы узнали о том, что надо сюда прийти?

– Разве не вы послали за нами Малкольма? – Джеймс сделал удивленное лицо и покосился на Корделию, которая разговаривала с Алистером.

– Нет, – нахмурился Уилл.

– Должно быть, я его не так понял, – быстро сказал Джеймс. – Но это неважно…

– А где твоя сестра? – расспрашивал Уилл. – И, кстати, где сам Верховный Маг?

– Они в Святилище, – объяснил Джеймс. – А Мэтью в лазарете с Чарльзом и родителями.

Софи, которая в этот момент снимала забрызганные ихором перчатки, обернулась.

– А что случилось с Чарльзом?

Уилл откинулся на спинку кресла, положив ноги на соседний стул.

– У меня почему-то возникает ощущение, – произнес он, – что здесь кроется какая-то очередная загадочная история. Возможно, вторая часть истории, которая нам уже известна. Что ты на это скажешь, Джеймс?

Джеймс помолчал.

– Нельзя ли обсудить это без посторонних…

– Нет, нельзя, – раздался у него над ухом резкий голос Инквизитора. – Если ты думаешь, что у тебя есть хоть один шанс утаить свои козни от Анклава…

– Никто не собирается ничего утаивать от Анклава, – перебил его Уилл. Он сидел неподвижно, прикрыв глаза и не оборачиваясь к собеседнику; это означало, что он очень зол. – Тем более мой сын.

– На нас напали! – провозгласил Инквизитор. Глядя на его безукоризненный официальный наряд, нетрудно было догадаться, что он лично не участвовал в отражении нападения, но тем не менее в голосе его звучал праведный гнев. – Напало существо, посланное Адом для того, чтобы стереть Лондонский Институт с лица Земли. Кто-то вызвал сюда морского демона. «О! ночь та – да будет она безлюдна; да не войдет в нее веселье! Да проклянут ее проклинающие день, способные разбудить Левиафана!»[79]

– И кто же из нас, по-вашему, «разбудил Левиафана»? – скептически произнесла Тесса, скрестив руки на груди.

– Сегодняшняя катастрофа явилась результатом того, что мы утратили бдительность и позволили слугам Ада проникнуть в наши ряды, – объявил Бриджсток. Его маленькие глазки зловеще блеснули. – А началось все в тот день, когда мы допустили в наш круг потомков демона.

В этот момент Джеймс пришел к выводу о том, что рассказывать всю правду нецелесообразно.

– Довольно об этом, – оборвал он Инквизитора. – Вы хотите узнать, что произошло? Кто убивал Сумеречных охотников? Кто попытался вызвать в этот мир Левиафана? Я собирался дождаться Консула, но, если вы настаиваете, я все расскажу сейчас. С условием, что вы не будете больше оскорблять мою мать и мою семью.

Бриджсток побагровел; казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар. Джеймс подумал было, что зашел слишком далеко – в конце концов, Бриджсток был Инквизитором, вторым самым могущественным человеком в Конклаве после Консула. Но Инквизитор не мог без скандала пойти против всего Анклава, а люди уже смотрели на Джеймса с интересом, и даже Паунсби как будто забыли о своей вечной неприязни к нему. Человеческое любопытство неискоренимо, подумал Джеймс, наблюдая за выражением лица Инквизитора; судя по всему, те же мысли промелькнули и в голове Бриджстока, потому что сердитая гримаса сменилась сардонической ухмылкой.

– Что ж, очень хорошо, – фыркнул он и небрежно махнул рукой в сторону Джеймса. – Уверен, присутствующие охотно выслушают твой рассказ.

И Джеймс приступил к рассказу. К удивлению друзей, он сумел без подготовки изложить относительно связную историю, в которой тем не менее отсутствовали ключевые факты. Он начал с того, что его обеспокоил арест Томаса, поскольку он абсолютно точно знал, что друг невиновен (на этом месте Бриджсток закашлялся и принялся нервно переминаться с ноги на ногу). Потом Джеймс описал свое открытие – оказывается, говорил он, места преступлений, обозначенные на карте Лондона, образуют эмблему Левиафана. Он сказал, что разбудил Корделию, потом Мэтью и Люси, которые в это время ночевали у него в доме. Вместе они поспешили на Маунт-стрит Гарденс – «недостающее» место убийства – и обнаружили, что на Чарльза напал неизвестный. Далее Джеймс объяснил, что преступником оказался Джесс Блэкторн. Судя по всему, мать Джесса сохранила тело юноши в неприкосновенности при помощи темных чар – в конце концов, всем было известно, что она занимается некромантией, за это ее заключили в Цитадель.

– Значит, у нее получилось? – воскликнула бледная Софи. – Она воскресила сына?

Не совсем, объяснил Джеймс и высказал мнение, что тело Джесса представляло собой нечто вроде «мемориала». Чтобы предотвратить распад, Татьяна заручилась помощью некоего неизвестного демона, и в результате коварный демон вселился в тело Джесса, а потом попытался вызвать Левиафана, Принца Ада, чтобы расправиться с нефилимами Лондона. Корделия нанесла Джессу серьезную рану своим легендарным мечом, изгнала из его тела демона, после чего Портал, позволивший Левиафану прийти на Землю, закрылся.

– Но почему злоумышленник решил вызвать именно Левиафана? – вслух размышлял Кристофер. – Наверняка можно было найти какого-нибудь другого Принца Ада, более… привлекательного внешне.

– Думаю, его сородичи, другие морские демоны, считают его вполне привлекательным, – возразила Анна. – Просто нам это недоступно.

– Тихо! – крикнул Бриджсток. Лицо у него было красным. – Ты хочешь убедить нас в том, что убийца – какой-то… какой-то мертвый мальчишка? Тебе не кажется, что это слишком уж нелепо… и удобно для тебя?

– Нет, не кажется. Потому что меня интересует поимка настоящего убийцы, а не поиски козла отпущения, – хладнокровно ответил Джеймс. – Вы можете не верить мне, но сейчас тело Джесса осматривают Безмолвные Братья. Когда они закончат, может быть, вы вместо меня захотите объяснить Анклаву, почему молодой человек, родившийся двадцать четыре года назад и умерший в возрасте семнадцати лет, выглядит так, словно скончался только сегодня?

«Это еще не все», – произнес знакомый голос Джема в голове Джеймса. Джем стоял на пороге библиотеки вместе с Люси. Рукава его одежды цвета пергамента были перепачканы кровью, капюшон был откинут, и все могли видеть его голову – щеки, покрытые шрамами, темные волосы с белыми прядями. Джеймс почувствовал неимоверное облегчение; до этого момента он даже не понимал, как ему не хватало присутствия Джема или хотя бы возможности пообщаться с ним.

«На теле Джесса Блэкторна обнаружены те же руны, что исчезли с тел убитых: руна Силы Филомены ди Анджело, руна Ясновидения Элиаса Карстерса, руна Точности Лилиан Хайсмит и другие. Все совпадает».

Люди начали переговариваться вполголоса, а Уилл улыбнулся Джему. Эту улыбку Джеймс хорошо знал; это была та самая, особенная улыбка, которую Уилл приберегал для своего парабатая. Было странно видеть, как кто-то смотрит с таким выражением на Безмолвного Брата, но Джеймс давно привык к этому; его отец и дядя Джем всегда смотрели так друг на друга, сколько он их помнил.

Когда Джем подошел к Уиллу, чтобы переговорить с ним, Люси осталась на пороге; она улыбнулась родителям, но не бросилась им навстречу. Джеймс подумал, что в последнее время она стала излишне сдержанной, и эта перемена немного пугала его. Сестра всегда была такой порывистой, открытой, искренней, и ему трудно было представить ее иной.

– Лилиан Хайсмит была знакома с убийцей, – заговорил Бриджсток, повысив голос, чтобы его услышали все присутствующие. – Она узнала его. Мальчишка, Лайтвуд, поклялся в этом во время допроса. Откуда ей было знать ребенка Татьяны?

– Она узнала не Джесса, – вмешалась Люси. – Она думала, что это его отец, Руперт. Они были очень похожи, а Лилиан была знакома с Блэкторнами. Неудивительно, что она узнала лицо Руперта.

Взгляды брата и сестры встретились, и Джеймс подумал об Элиасе, который, наверное, тоже решил, что перед ним человек, которого он не видел много лет и считал умершим.

«Ты?»

– Значит, вот что означали слова мисс Хайсмит, – пробормотал Томас. – «Он умер, погиб во цвете лет. Его жена… она плакала и плакала. Я помню ее слезы». Руперт был женат. Она имела в виду Татьяну.

– Трагедия порождает трагедию, – произнесла Тесса. – Руперт Блэкторн умер, его жена лишилась рассудка от горя. Она отказалась проводить над своим сыном защитные ритуалы Сумеречных охотников, и ее ребенок остался уязвимым для демонов. Мне жаль несчастную женщину, но она опасна.

– Надеюсь, она не представляет опасности для обитателей Адамантовой Цитадели, – спокойно заговорил Алистер. – Инквизитор проявил снисхождение, отправив ее к Сестрам вместо Безмолвного города. Возможно, этот милосердный поступок пробудит в ней раскаяние.

Мартин Уэнтворт выругался вполголоса.

– Она не нуждается в милосердии, – бросил он. – Она нуждается в допросе с пристрастием. Вы действительно думаете, что она ничего не знала о демоне?

Инквизитор молчал и брызгал слюной. Миссис Бриджсток, которая все это время перешептывалась с Паунсби, спросила:

– А как же Грейс? Если этот… демон-убийца знает о ее существовании… если ее брат стал жертвой…

– Грейс родилась в семье Картрайтов, – к всеобщему изумлению, заговорила Ариадна. – Ее родители были нормальными Сумеречными охотниками. Она получила все защитные чары за много лет до того, как Татьяна ее удочерила.

Инквизитор расправил черный плащ и принял вид человека, озабоченного важными государственными проблемами.

– Сегодня вечером я покидаю город и отправляюсь в Адамантовую Цитадель, чтобы потребовать разрешения на встречу с Татьяной Блэкторн. Поскольку мужчинам запрещен вход в Цитадель, сестрам придется вывести ее ко мне. Но Уэнтворт прав – настало время допросить ее.

И, словно по сигналу, все заговорили в один голос.

– Но какой именно демон вселился в тело мальчишки? А что, если он вернется?

– Ну и что, если вернется? Без тела это всего лишь дух демона, так?

– Как он снял руны с убитых? Джеймс, ты знаешь?

– Что же это за демон, которому под силу вызвать Принца Ада? Как он собирался его контролировать?

– Демоны слишком тупы для таких сложных интриг!

Уилл, который все это время сидел, закинув ноги на стул, сделал движение, и стул перевернулся. Услышав грохот, все смолкли.

– Довольно разговоров, – твердо сказал Уилл. – Многие из вас уже знают, что Консул сейчас находится в лазарете у постели раненого сына. Однако она передала нам приказ через Брата Захарию. – И он кивнул в сторону Джема. – Мне поручено провести официальное расследование преступления, чем я и займусь немедленно. С завтрашнего дня. А сейчас прошу всех, кто не нуждается в медицинской помощи и чьи родственники не находятся в лазарете, разойтись по домам. Судя по всему, опасность миновала, но теперь нам предстоит большая работа. Следует известить Конклав в Идрисе, начать ремонт здания. Это наш Институт, и мы не позволим каким-то Принцам Ада превратить его в руины.

Последовали вялые аплодисменты. Когда в библиотеке стало свободнее, Уилл обернулся к Джеймсу, и тот догадался, о чем думает отец. «Сначала Велиал, а теперь Левиафан? Два Принца Ада?» Это не могло быть совпадением. Отец Джеймса был умен; возможно, даже слишком умен. Но он умел ждать и знал, что рано или поздно тайное становится явным. Джеймс не сомневался, что отец скоро обо всем догадается.

– Ну что ж, – усмехнулся Алистер, – могу сказать, что твой супруг наделен богатым воображением и ловко умеет врать.

Корделия едва заметно улыбнулась. Она так обрадовалась, увидев Алистера; она знала, что просто не вынесет еще одного несчастья. Только не сегодня. Он выглядел так, словно минуту назад выбрался из-под развалин: волосы спутались, одежда была порвана в нескольких местах и покрыта известковой пылью. Это наверняка его безумно раздражало. Сона придет в негодование, когда он явится домой в подобном виде, подумала Корделия и вдруг почувствовала какую-то особенную нежность к брату. Пусть он не был безукоризненно одетым чопорным английским джентльменом, ей было все равно; наоборот, таким она любила брата в сто раз сильнее.

Алистер стоял рядом с ней, пока Джеймс рассказывал свою историю, и она была ему благодарна за это. Она пребывала в полной растерянности, не знала, как себя вести, что говорить и вообще как жить дальше.

Корделия чувствовала гордость за Джеймса, который не побоялся пойти против Инквизитора, выступил перед всем Анклавом, мгновенно сочинил правдоподобную историю, в которой ни словом не упомянул ни о призраках, ни о видениях, обошел молчанием ее глупый, позорный поступок. Она невольно восхищалась его смелостью, но одновременно страшилась того, что будет дальше. Они ступали по тонкому льду, и она понимала, что они не смогут лгать бесконечно. Рано или поздно истина должна была выйти наружу.

После окончания сражения с демонами Корделия несколько раз ловила на себе странный взгляд Джеймса – как будто он хотел обратиться к ней с какими-то словами, но не смел. Она даже не могла представить себе, что такого он хотел ей сказать. Сейчас он был занят разговором с Джемом и вообще не смотрел на нее.

– Oun dorough nemigoft, – ответила она Алистеру на персидском языке. Она не думала, что кто-то услышит их разговор, поскольку они стояли в укромном углу, за шкафом с книгами по магии цифр; однако Корделия решила, что лишняя осторожность не помешает. – Это была не ложь. Просто он сказал не всю правду.

Темные глаза Алистера смеялись.

– Да, я понял. Я прекрасно знаю, как надо правдоподобно лгать, Лейли.

Корделии захотелось свернуться в клубок и спрятаться подальше, забиться в какую-нибудь нору. Захотелось крикнуть, чтобы брат больше не называл ее этим именем. Оно слишком походило на имя Матери Демонов, а кроме того, оба слова означали «ночь».

– Сейчас я не могу открыть тебе всего, – ответила она. – Но одну вещь ты должен узнать. Несколько дней назад я сказала тебе, что недостойна Кортаны; сегодня я окончательно убедилась в этом.

– Разве не ты ранила и изгнала демона, вселившегося в тело Джесса Блэкторна?

– Да, изгнала, – пробормотала Корделия, – но я не…

Алистер качал головой.

– Ты должна взять себя в руки и прекратить это, – перебил он сестру. – Если ты будешь повторять, что недостойна, рано или поздно ты действительно станешь недостойной. Наши страхи имеют свойство становиться реальными, Лейли.

Корделия вздохнула.

– Когда собрание закончится, мне хотелось бы сначала поехать с тобой на Корнуолл-Гарденс, – сказала она. – Я уже давно не видела Mmn. Там мы с тобой обсудим…

– Алистер, – раздался у нее за спиной голос Мэтью.

Брат и сестра в недоумении оглянулись; они не слышали его шагов. В комнате было много людей, кто-то уходил, кто-то приходил, все переговаривались вполголоса. Должно быть, Мэтью только что вернулся из лазарета. Он стоял, сунув руки в карманы, и пристально разглядывал Алистера и Корделию. Его золотистые волосы были растрепаны, на одежде виднелись большие пятна крови. Корделия знала, что это кровь Чарльза, но все равно смотреть на Мэтью было жутковато.

– Мэтью, – обратилась она к нему, – у тебя все в порядке?

Он бросил на нее какой-то странный, пронизывающий взгляд, после чего повернулся к Алистеру.

– Послушай, Карстерс, – заговорил он. – Я, конечно, не знаю, что там у вас, и знать не желаю, но мой брат лежит в лазарете в тяжелом состоянии и просит, чтобы ты пришел. Мне хотелось бы, чтобы ты выполнил его просьбу.

Алистер нахмурился.

– У нас с Чарльзом… – медленно произнес он. – Я бы не сказал, что мы находимся в хороших отношениях.

– К дьяволу хорошие отношения! – рявкнул Мэтью. – Алистер, Корделия уверяет меня, что у тебя есть сердце. Она сказала, что ты изменился с тех пор, как закончил школу. Тот мальчишка, с которым мы учились вместе, отказался бы навестить моего брата только ради того, чтобы позлить меня. Не поступай так, иначе ты выставишь свою сестру лгуньей. Она гораздо лучше и выше тебя, и если она в тебя верит, ты должен постараться оправдать ее ожидания. Я бы, по крайней мере, поступил так на твоем месте.

Алистер был потрясен до глубины души; в его случае это выражалось в том, что он застыл, как изваяние, и медленно моргнул несколько раз.

– Хорошо, – наконец пробормотал он. Потом погладил Корделию по волосам. – Ta didar-e bad[80], – сказал он и ушел, больше не взглянув на Мэтью.

Корделия смотрела вслед брату. Он подошел к Джему и заговорил с ним. При этом Джем время от времени поднимал голову, и Корделии казалось, что кузен на нее смотрит. Она не могла разглядеть его лицо с такого расстояния, но услышала его голос:

«Ты не присоединишься к нам? Я давно не видел тебя, Корделия. Нам многое нужно сказать друг другу».

У Корделии заныло сердце. С той самой минуты, когда она узнала о смерти Элиаса, она мечтала поговорить с Джемом, попросить его поделиться воспоминаниями об отце, спросить совета. Но он был Безмолвным Братом, следовательно, мог читать чужие мысли и угадывать эмоции. Она знала, что если сейчас он заглянет в ее сознание, то узнает правду о Лилит, а такого унижения она не вынесет.

Она едва заметно покачала головой.

«Не сейчас. Идите без меня».

Ей показалось, что Джем разочарован и расстроен ее ответом; он положил руку на плечо Алистера, и вместе они направились к выходу из библиотеки. В дверях они столкнулись с Томасом, и он посмотрел вслед кузенам с каким-то непонятным Корделии выражением. Что это было: удивление? Гнев? Возможно, он до сих пор не мог понять, почему Алистер вчера добровольно пришел в Институт, чтобы подтвердить его невиновность.

– Мэтью, – начала она. – Это было…

– Не сердись на меня.

Он вытащил руки из карманов, и Корделия поняла, почему он их прячет – они сильно тряслись. Он расстегнул жилет и кое-как достал из внутреннего кармана исцарапанную флягу.

Ей захотелось закрыть глаза, спрятаться, провалиться сквозь землю. У ее отца точно так же дрожали руки – каждое утро. Но почти никогда по вечерам. Теперь она понимала почему. Она знала, хотя предпочла бы не знать этого о своем отце, о Мэтью.

– Я на тебя вовсе не сержусь, – возразила она. – Я хотела сказать, что это было очень мило с твоей стороны. Ты так добр.

– К Чарльзу? Возможно, – усмехнулся он и приложился к фляге.

Корделия смотрела, как он глотает бренди, и вспоминала слова Соны, сказанные об отце: «Он был так прекрасен в молодости». Но алкоголизм – это болезнь, которая уродует и калечит даже самых прекрасных людей.

Мэтью продолжал:

– Однако мне не кажется, что они с Алистером подходят друг другу.

– Не подходят, – согласилась Корделия. – Но, может быть, твое отношение к Чарльзу изменилось? Теперь он тебе больше нравится?

Мэтью облизал палец, на который попала капля бренди, и криво усмехнулся.

– Потому, что он чуть не умер? Нет. Однако эта история послужила мне напоминанием – о том, что я люблю Чарльза, хотя он мне и не нравится. С этим ничего не поделаешь. Странно, как оно бывает в жизни, верно?

– Алистер!

Томас видел, как Алистер и Джем вместе вышли из библиотеки, и незаметно выскользнул вслед за ними. Он подумал, что кузены представляют собой странную пару: Алистер в пыльной, рваной одежде и Джем в аккуратной чистой мантии цвета старого пергамента. Не зная их, нельзя было догадаться о том, что они родственники. Они шли по коридору молча, но Томас понимал: скорее всего, они разговаривают.

– Алистер! – снова крикнул он, и тогда Алистер обернулся. Лицо у него было удивленное. Потом он сказал что-то своему кузену, и Джем отошел в сторону, давая им возможность поговорить наедине.

Алистер вопросительно смотрел на Томаса. Томас только в этот момент сообразил, что не знает, с чего начать, и несколько секунд смущенно переминался с ноги на ногу.

– Ты не ранен? – заговорил он наконец. – Мне не удалось спросить у тебя после того, как битва кончилась.

Это было правдой. Когда Левиафан скрылся, Томас поспешил к Анне, Кристоферу и родителям, а потом появился Джеймс и остальные. Друзья и родные окружили его, и никому из них даже в голову не могло прийти, что Томасу интересно самочувствие Алистера.

– Я цел и невредим, – ответил Алистер. – Сейчас мне нужно в лазарет, повидаться с Чарльзом. Мне сказали, что он просил меня прийти.

– Ах, вот как, – пролепетал Томас. У него возникло такое чувство, будто он пропустил ступеньку, спускаясь по лестнице. Голова закружилась, и на мгновение ему почудилось, что он проваливается куда-то. С большим трудом он взял себя в руки.

– Я должен это сделать, – бесстрастно продолжал Алистер. Он смотрел прямо в лицо Томасу, не дрогнул, не отвел взгляда, не покраснел. – Помнишь, что ты сказал мне в Святилище? Что нам нужно притвориться, будто прошлого не было, что мы встретились в Париже в первый раз?

Томас кивнул. Холод медленно расползался по его телу.

– Но мы не можем притворяться вечно, – говорил Алистер. – Рано или поздно нам придется взглянуть правде в глаза. Все твои друзья ненавидят меня, Томас, и не без причины.

«Мэтью», – подумал Томас. Он видел, как его друг подошел к Алистеру и Корделии с каменным лицом, и еще тогда задал себе вопрос относительно его намерений. Нет, конечно, он не мог злиться на Мэтью, который всего лишь выполнял просьбу брата.

– Никакие извинения не смогут исправить того, что я сделал, – орько промолвил Алистер. – С моей стороны будет некрасиво принуждать тебя выбирать между мной и друзьями, поэтому я сделаю выбор сам. Возвращайся в библиотеку. Они ждут тебя.

– Ты ходил за мной по городу потому, что волновался за меня, – хрипло произнес Томас. – Ты был рядом со мной в ночь смерти Лилиан. А ты понимаешь, что именно благодаря тебе я остался жив? Демон всегда нападал только на тех Сумеречных охотников, которые патрулировали в одиночку. Но я был не один, хотя сам не догадывался об этом.

– Все это пустые разговоры. – На шее у Алистера пульсировала голубая жилка. – Том, ты выходил один по ночам потому, что тебе нравится подвергать себя опасности и связываться с теми, от кого лучше держаться подальше. Я не хочу быть одним из таких людей.

Он сделал движение, чтобы уйти. Томас протянул руку и поймал его, и когда он почувствовал тепло тела Алистера сквозь одежду, самообладание оставило его. Он вспомнил, как прикасался к нему в Святилище, как руки его лежали на плечах Алистера, вспомнил их поцелуи.

– Не стоит, – произнес Алистер, не глядя на него. – У нас нет будущего. Это невозможно.

Он выдернул у Томаса руку и зашагал к Джему. Томас стоял и смотрел им вслед. Несмотря на холодные, жестокие слова Алистера, он почему-то надеялся, что возлюбленный все-таки обернется и взглянет на него хотя бы один, последний раз. Но Алистер так и не сделал этого.

«Ты глупец и ведешь себя неразумно», – мысленно произнес Малкольм Фейд, выйдя во двор Института.

Он твердил себе эту фразу в течение последних нескольких дней, но все было бесполезно. На лазурном небе не было ни облачка. Северный ветер стряхивал с деревьев хлопья снега, и крошечные кристаллики сверкали в лучах декабрьского солнца, словно бриллианты. Маг прикидывал про себя, сколько времени уйдет у Сумеречных охотников на ремонт здания. Не так уж много, решил он, несмотря на то, что Левиафан здесь основательно похозяйничал. Удивительно одаренный и сильный народ, эти нефилимы – и упрямый к тому же. В отличие от чародеев. Ведь тем, кто живет вечно, нет смысла упрямиться. С годами понимаешь, что лучше склониться перед испытаниями, которые посылает тебе судьба, иначе рано или поздно сломаешься.

Он подумал, что сам согнулся под тяжестью своего несчастья тогда, много лет назад, когда лишился Аннабель. «Она решила стать Железной Сестрой, – так ему сказали. – Ты никогда больше не увидишь ее. Это ее выбор».

С той минуты, утратив смысл жизни и единственное, что было ему дорого на этой земле, Малкольм Фейд изменился навсегда. Он не умер, но ему пришлось учиться жить заново. Пища и напитки не имели вкуса, ветер и солнечный свет не радовали его; даже стук собственного сердца раздражал его, как сломанный метроном. Такова была его жизнь в последние девяносто лет; он постепенно смирился с этим убогим существованием и просто доживал свой век, дожидаясь смерти.

До того дня, пока в его жизни не появились Люси и Грейс. Услышав о том, что Аннабель мертва, Малкольм вдруг ожил. Это противоречило здравому смыслу, но вместе с известием о ее гибели у него появилась надежда на то, что после всех этих лет он сумеет каким-то образом спасти ее.

Он снова видел ее: простое ситцевое платье, ленты шляпки развеваются на ветру. Майский праздник в Пэдстоу. Прошло столько лет, но он до сих пор помнил девушек с букетами весенних цветов, безмятежное синее море. Ее каштановые волосы. Аннабель.

«Глупец», – снова выбранил себя чародей. Дойдя до ворот, он плотнее закутался в пальто. Он еще несколько минут назад заметил человека, прислонившегося к железной ограде. Приблизившись, он понял, что это не Сумеречный охотник – перед ним был высокий мужчина, одетый в зеленое с черным, с изумрудной булавкой в галстуке.

– Магнус, – произнес Малкольм и остановился. – Как странно видеть тебя здесь.

Магнус, скрестив руки на груди, мрачно осматривал поле боя.

– Правда?

– Я ожидал, что ты явишься на помощь своим друзьям чуть раньше, – с иронией заметил Малкольм. Он любил Магнуса – настолько сильно, насколько еще мог кого-то любить в этом мире. Однако ему не слишком нравилось, что приятель почти всю свою энергию тратил на возню с Сумеречными охотниками. – Не сожалеешь о том, что пропустил самое интересное?

Золотисто-зеленые кошачьи глаза Магнуса сверкнули, как два изумруда.

– Можешь смеяться надо мной, сколько угодно, но я действительно чувствую себя виноватым. После летних событий я примчался в Лондон, обосновался здесь и стал ждать продолжения. Но ничего не произошло. Когда меня попросили доставить кое-какие магические книги из Корнуоллского Института в Спиральный Лабиринт, я подумал, что с чистой совестью могу уехать на время. Но пока меня не было в Лондоне, произошло это.

– Ты задержался в Лабиринте, – сказал Малкольм. – Имей в виду, что Гипатия… недовольна.

Магнус улыбнулся уголком рта.

– Оказалось, что переместить собрание книг с могущественными заклинаниями из одного места в другое, не привлекая внимания древнего зла, – довольно сложная задача.

Эти слова вызвали у Малкольма слабый интерес.

– Древнего зла?

Магнус покосился на лужи морской воды, среди которых торчали расколотые каменные плиты.

– Нет, мой противник не имел отношения к этому демону, а кроме того, он не склонен к разрушениям. – Магнус наклонил голову. – Кстати, о разрушениях. Мне показалось, что ты изменился, Малкольм. Неужели на тебя тоже произвела впечатление эта зловещая картина?

В другое время, в другой жизни визит Левиафана, конечно, взволновал бы Малкольма. Но сейчас он мог думать только об Аннабель, о прибрежных утесах Корнуолла, о своем будущем.

– Пока тебя не было, я кое-что узнал. Нечто такое, что уже отчаялся узнать когда-либо.

Лицо Магнуса было непроницаемым. Он не стал выпытывать у Малкольма подробности; он прекрасно знал, что делать этого не следует.

– И кто же снабдил тебя этими ценными сведениями?

– Неважно. Ты его не знаешь, – быстро ответил Фейд. – Один… фэйри. – И он с заинтересованным видом уставился на пролом в стене Института.

– Магнус, – задумчивым тоном заговорил он через несколько секунд. – Как ты считаешь, нефилимы понимают до конца, что с ними произошло? Миновало несколько тысяч лет с тех пор, как Принцы Ада появлялись на Земле. Нефилимы – потомки ангелов, но для них ангелы давно превратились в персонажей детских сказок. Могущественные создания, которые обитают где-то там, на Небесах, но которых никто никогда не видел. – Он вздохнул. – Забывать и терять веру – это нехорошо.

– Это же люди, – пожал плечами Магнус. – Они неспособны понять то, что почти недоступно разуму смертных. Они рассматривают демонов как монстров, в которых надо воткнуть меч. Они забывают о том, что существуют первобытные силы, не подчиняющиеся законам Вселенной. Боги спустились на Землю, Малкольм, но оказалось, что никто из нас не готов к этому.

В конце концов было решено, что все – «Веселые Разбойники», Анна и Корделия – отправятся в дом на Керзон-стрит, хотя Корделия собиралась сначала ненадолго заглянуть к матери на площадь Корнуолл-Гарденс. Все, кроме Люси.

Люси с самого начала решила, что никуда не поедет. У нее было крайне мало времени, и ей хотелось провести в родительском доме хотя бы несколько часов до заката, побыть с отцом и матерью. Уилл и Тесса уговаривали ее поехать к Джеймсу – им предстояло долгое и утомительное общение с любопытными и разгневанными членами Анклава. Все же Люси сказала Корделии, что не может поехать на Керзон-стрит, потому что очень устала. Чувствовала она себя при этом отвратительно.

«Как это гадко, лгать лучшей подруге, – уныло размышляла она, когда Корделия обняла ее и сказала, что все понимает. – Ненавижу себя за это».

– Жаль, что тебя со мной не будет, – произнесла Маргаритка, сжимая ее руку. – Никто еще не знает о… о Лилит, кроме тебя, Джеймса и Мэтью. Не знаю, что скажут остальные, когда узнают. Скорее всего, они перестанут общаться со мной. Они теперь могут испытывать ко мне лишь презрение.

– Ни в коем случае! – воскликнула Люси. – Они поддержат тебя, все как один, а если кто-нибудь хотя бы слово скажет против тебя, я прибью этого человека шляпкой.

– Только не бери свою лучшую шляпку, – мрачно сказала Корделия. – Она пропадет зря.

– Не зря. То есть не совсем зря, – улыбнулась Люси и смущенно смолкла. – Знаешь, на Сумеречном базаре… когда я сказала тебе, что пытаюсь помочь одному человеку, но хочу сохранить это в тайне… тогда я имела в виду Джесса.

– Да, я догадалась, – серьезно ответила Корделия.

Взгляд ее упал на золотой медальон, украшавший грудь Люси. Люси успела перевернуть его лицевой стороной наружу, так что был виден выгравированный на крышке терновый венец.

– Люси, я понимаю, что он тебе… небезразличен… Наверное, ты немало времени провела в его обществе. Но ничего мне не рассказывала.

– Маргаритка…

– Я вовсе не обижена, – быстро сказала Корделия, глядя Люси прямо в глаза. – Просто мне жаль, что я ничего не знала. Ты горюешь о нем, а я знаю его только по имени. Ты могла бы рассказать мне все, Люси, и я не стала бы тебя осуждать.

– А ты могла бы рассказать мне правду о своих чувствах, – тихо ответила Люси. – Сегодня я поняла, что тебе не хуже меня знакомы страдания, которые причиняет невозможность быть с любимым человеком.

Корделия покраснела.

– В следующий раз во время тренировки, – сказала Люси, – мы все обсудим.

Но при упоминании о тренировке у Корделии тоскливо сжалось сердце.

– Да… – пробормотала она, и в эту минуту подошел Джеймс; они распрощались с Люси и отошли к друзьям, собиравшимся ехать в Мэйфэр.

Люси молча смотрела им вслед. Она хотела поехать с братом и друзьями, очень хотела, но ее долгом было спасти Джесса. Никто другой не мог этого сделать; только она обладала способностью призывать в этот мир души ушедших. Используя свое могущество, Люси часто причиняла страдания призракам; и теперь она поняла, что если не воспользуется им для доброго дела, то не сможет больше жить в мире с собой.

Джеймс не раз пользовался своей силой, чтобы спасать других людей.

Настала ее очередь.

– Ты напрасно тревожилась, видишь, Mmn? – сказала Корделия, осторожно прикасаясь рукой к щеке матери.

Сона взглянула на нее снизу вверх и улыбнулась. Приехав на Корнуолл-Гарденс, Корделия нашла мать, закутанную в бархатный халат, у камина в гостиной. Сегодня Сона не стала надевать покрывало, ее темные волосы были распущены; она выглядела моложе, чем обычно, но вид у нее был усталый.

– Вы оба такие грязные, – заметила она, кивая на Алистера, который остановился в дверях. – Мать всегда начинает волноваться, когда дети возвращаются домой в таком виде, будто валялись в луже.

«Когда дети возвращаются домой». Но для Корделии это место больше не было домом. Дом был на Керзон-стрит. А здесь, в этом холодном, чопорном особняке, она испытывала лишь тревоги и сердечные страдания с того самого дня, как они въехали сюда.