Время уходить Пиколт Джоди
Я открываю защитный экран с москитной сеткой, чтобы постучать во входную дверь. Легкая рамка отваливается от косяка. Приставляю ее к стене.
– Если Гидеон Картрайт и жил здесь, то это в прошлом, – замечает Серенити. – Как говорится, убыл много лет назад в неизвестном направлении.
Я согласно киваю, не желая делиться с ней своими соображениями: если Гидеон окажется узловым звеном во всей этой загадочной истории со смертью Невви, исчезновением Элис и внезапной вспышкой гнева Томаса Меткалфа, тогда ему есть что терять, и он вполне может переступить черту, когда соплячка вроде Дженны начнет задавать ему неудобные вопросы. А если он захочет от нее избавиться, то лучшего места не найти: сюда вряд ли кто-нибудь заглянет в ближайшее время.
Я снова стучу, на этот раз громче, и прошу напарницу:
– Позволь мне поговорить с хозяевами, если вдруг таковые все-таки обнаружатся.
Не знаю, кто из нас удивляется больше, когда мы слышим звуки приближающихся к двери шагов. Потом дверь распахивается, и на пороге возникает растрепанная женщина. Седые волосы кое-как заплетены в косичку, блузка вся в каких-то пятнах, на ногах башмаки от разных пар.
– Что вы хотите? – спрашивает она, не глядя мне в глаза.
– Простите, что беспокою вас, мэм. Мы ищем Гидеона Картрайта.
Мой ум детектива так и кипит, я вбираю в себя взглядом все детали обстановки, которую вижу за спиной хозяйки: похожую на пещеру, совершенно пустую прихожую; паутину по углам дверных проемов; побитые молью ковры; валяющуюся на полу корреспонденцию – то ли газеты, то ли письма.
– Гидеона? – переспрашивает женщина и качает головой. – Давненько я его не видела. – Она хохочет и стучит тростью по оконной раме. Только тут я замечаю, что палка белая. – Правда, я вообще никого не вижу вот уже много лет.
Старуха слепая.
Самая подходящая соседка для Гидеона, если он живет здесь и ему есть что скрывать. Мне очень хочется зайти внутрь и проверить, не сидит ли Дженна взаперти где-нибудь в подвале.
– Но это дом Гидеона Картрайта? – Мне необходим точный ответ, чтобы, прежде чем в открытую нарушить закон и ворваться в чужое жилище без ордера, иметь на то веские основания.
– Нет, – говорит женщина, – дом принадлежит моей дочери Грейс.
Картрайт Г.
Серенити косится на меня. Я хватаю ее руку и крепко сжимаю, пока моя напарница не успела открыть рот и что-нибудь ляпнуть.
– А как, вы сказали, вас зовут? – спрашивает старуха, морща лоб, будто силится припомнить.
– Я еще не успел представиться. Но, вообще-то, странно, что вы не узнали меня по голосу. – Протянув женщине руку, я добавляю: – Невви, это же я, Томас Меткалф.
У Серенити такой вид, словно она проглотила собственный язык, что, пожалуй, даже к лучшему.
– Тома-ас? – ахает старуха. – О, как же давно это было!
Серенити толкает меня локтем и произносит одними губами: «Ты что творишь?»
Ответ простой: понятия не имею. Я беседую с женщиной, труп которой десять лет назад на моих глазах упаковали в специальный черный мешок, застегнув его на молнию, и которая сейчас, судя по всему, живет с дочерью, якобы незадолго до этого совершившей самоубийство. Мало того, я притворяюсь ее бывшим боссом, который, вполне вероятно, тогда напал на нее в приступе безумия.
Невви искательно протягивает руку и находит мое лицо – ощупывает пальцами нос, губы, скулы.
– Я знала, что когда-нибудь вы придете за нами.
Поспешно отодвигаюсь назад, пока старуха не догадалась, что я не тот, за кого себя выдаю, и говорю:
– Конечно, мы же когда-то были одной семьей.
– Заходите в дом. Грейс скоро вернется, а мы пока поболтаем…
– С удовольствием, – поспешно соглашаюсь я.
Мы с Серенити следом за Невви заходим внутрь. Все окна наглухо закрыты, никакой циркуляции воздуха.
– Вас не затруднит дать мне стакан воды? – обращаюсь я к хозяйке.
– Ничуть не затруднит, – отвечает она, провожая меня в гостиную – просторную комнату со сводчатым потолком, где стоят несколько диванов и столов, покрытых белой тканью. С одного дивана защитный чехол снят. Серенити садится на него, а я быстро заглядываю под накидки: ищу письменный стол с ящиками, какую-нибудь тумбу с документами – да что угодно, лишь бы получить объяснение столь неожиданному повороту событий.
– Какого черта тут происходит? – шипит на меня Серенити, как только Невви, шаркая ногами, уходит на кухню. – Грейс скоро вернется? Я думала, она умерла. А Невви затоптал слон.
– Я тоже так думал, – признаюсь я, – поскольку лично видел труп.
– Чей труп?
Вот тут я затрудняюсь с ответом. Когда я оказался на месте преступления, Гидеон держал голову жертвы у себя на коленях. Помню расколотый, как дыня, череп, пропитанные кровью волосы. Но подходил ли я достаточно близко, чтобы рассмотреть лицо? Даже если и подходил, то не смог определить, была ли это действительно Невви Руэль, потому что ни разу не видел ее фотографий. Я поверил Меткалфу, когда тот назвал имя жертвы, ведь не мог же он ошибиться, опознавая свою сотрудницу.
– Кто в ту ночь вызвал полицию? – спрашивает Серенити.
– Томас.
– Значит, это ему нужно было, чтобы ты поверил в гибель Невви.
Но я качаю головой:
– Если бы тогда в вольере на Невви напал Томас, она сейчас нервничала бы гораздо сильнее и уж точно не стала бы приглашать нас в дом.
– Если только не замыслила отравить.
– Тогда не пей воду, – советую я. – Тело обнаружил Гидеон. Значит, либо он ошибся, но это исключено, либо хотел, чтобы все приняли убитую женщину за его тещу.
– Не могла же Невви воскреснуть, очутившись на столе у патологоанатома, – говорит Серенити.
Я встречаюсь с ней взглядом. Ну что тут скажешь.
Так что же все-таки случилось в заповеднике много лет назад? Одну пострадавшую женщину увезли с места происшествия в мешке для трупов. Другую нашли без сознания со следом удара на голове, который вполне мог впоследствии привести к слепоте, и доставили в больницу.
Тут в комнату входит Невви с подносом, на котором стоят графин и два стакана.
– Позвольте вам помочь, – предлагаю я, забираю поднос из рук хозяйки и пристраиваю его на покрытый простыней кофейный столик, беру графин и наливаю нам обоим воды.
Где-то в доме тикают часы. Я слышу их, хотя и не вижу. Наверное, спрятаны под одним из чехлов. Вся комната словно бы наполнена призраками когда-то стоявшей здесь мебели.
– Давно вы тут живете? – спрашиваю я у Невви.
– Уже и со счета сбилась. Грейс взяла на себя заботы обо мне после того несчастного случая, ну, вы понимаете, о чем я. Не знаю, что бы я без нее делала.
– Какого несчастного случая?
– Ну, я говорю о той страшной ночи в заповеднике. Когда я потеряла зрение. Я так сильно ударилась головой, что все могло закончиться гораздо хуже. Мне еще повезло. По крайней мере, так утверждают врачи. – Она опускается в кресло, не обращая внимания на чехол. – Я ничего толком не помню, но, наверное, это даже к лучшему. Вот вернется Грейс, она все объяснит. – Невви смотрит в мою сторону. – Надеюсь, вы знаете, Томас, что я никогда ни в чем не винила ни вас, ни Мауру.
– Кто такая Маура? – вдруг подает голос Серенити.
До этого момента она не открывала рта в присутствии Невви. Хозяйка дома оборачивается, на ее губах играет неуверенная улыбка.
– Какая же я невежливая. Не заметила, что вы привели с собой еще одну гостью.
Я в панике гляжу на Серенити. Надо как-то представить ее, не противореча легенде о том, что я – Томас Меткалф. И я говорю первое, что приходит в голову:
– Нет, это я проявил неучтивость. Вы помните мою жену Элис?
Стакан выскальзывает из руки Невви и разбивается об пол. Я встаю на колено и начинаю вытирать воду одной из накинутых на мебель простынок, но, видимо, действую недостаточно проворно – ткань быстро пропитывается влагой. Джинсы у меня уже мокрые насквозь, а лужа постепенно превращается в небольшой пруд. Вода доходит Невви до щиколоток.
Серенити изумленно крутит головой, оглядывая комнату.
– Господи Иисусе!..
По обоям тонкими струйками течет вода. Она капает с потолка. Я смотрю на Невви: старуха откинулась на спинку кресла, вцепилась руками в подлокотники, лицо у нее мокрое – на нем ее собственные слезы смешались со слезами этого дома.
Я застываю на месте. Не могу понять, что здесь происходит. Вижу внезапно образовавшуюся на потолке трещину, она появляется в центре и быстро увеличивается. Такое ощущение, что еще немного – и штукатурка отвалится.
Серенити хватает меня за руку и кричит:
– Бежим!
Я шлепаю ногами по лужам, растекшимся по деревянному полу. Мы останавливаемся только на тротуаре, тяжело дыша.
– Кажется, от чертовой завивки ничего не осталось, – говорит Серенити и трогает свой затылок.
Розовые волосы намокли, и это наводит меня на мысль о залитом кровью черепе женщины, погибшей в слоновьем заповеднике.
Я нагибаюсь вперед и никак не могу отдышаться. Дом на холме выглядит таким же ветхим и неприветливым, как в момент нашего приезда. Единственное свидетельство того, что мы здесь были и в панике бежали прочь, – следы мокрых ног на дорожке, но они быстро высыхают на жаре, словно мы тут вообще никогда и не появлялись.
Элис
Два месяца отсутствия – это долгий срок. За два месяца много всего может случиться.
Я понятия не имела, где находится Томас, да мне и не хотелось этого знать. Я сомневалась, вернется ли он вообще. Однако мой супруг предоставил самим себе не только нас с Дженной, он бросил на произвол семерых слонов плюс сотрудников заповедника. А это означало, что кто-то должен был позаботиться о делах.
За два месяца можно обрести былую уверенность в себе.
И открыть, что ты не только ученый, но и вдобавок к этому еще и успешная бизнес-леди.
За два месяца твоя дочка начнет болтать без умолку, составляя из слов-кирпичиков заковыристые фразы, чтобы описать мир вокруг, который для нее столь же нов, как и для тебя самой.
За это время вполне можно начать все сначала.
Гидеон сделался моей правой рукой. Хотя мы обсуждали необходимость нанять нового сотрудника, но денег на это не было. Ничего, сами справимся, заверил меня он. Если мне удастся совместить свои научные исследования с ведением бухгалтерии, что требует умственных усилий, то он будет мускульной силой. В результате Гидеон часто работал по восемнадцать часов в сутки. Однажды после ужина я взяла с собой Дженну и пошла в тот конец заповедника, где он чинил изгородь. Я прихватила плоскогубцы и принялась ему помогать.
– Ты не обязана этим заниматься, – сказал он.
– И ты тоже, – ответила я.
Это вошло у нас в обычай. После шести вечера мы трудились бок о бок, выполняя различные задачи из списка неотложных дел, которые остались незавершенными. Мы брали с собой Дженну, и она рвала цветы или гонялась за сновавшими в высокой траве дикими кроликами.
И постепенно это стало привычкой.
Все произошло как-то само собой.
Маура и Хестер снова жили вместе в вольере для африканских слонов. Они начали привязываться друг к другу, и теперь их нечасто можно было видеть порознь. Маура явно стала главной в этой паре: когда она бросала вызов Хестер, та, будучи младшей, поворачивалась к приятельнице задом, демонстрируя покорность. После того вечернего купания в пруду я только один раз видела, чтобы Маура возвращалась к могиле слоненка. Ей удалось задвинуть свое горе в какой-то дальний отсек памяти и двинуться дальше.
Каждый день, отправляясь наблюдать за слонами, я брала Дженну с собой, хотя и знала, что Томас считал это опасным. Но его тут не было, и он больше не имел права голоса. Моя малышка росла как прирожденный естествоиспытатель. Она гуляла по вольеру, собирала камушки, травинки и полевые цветы, а потом раскладывала их на кучки. Обычно в это послеобеденное время Гидеон находил себе занятие где-нибудь поблизости, чтобы во время передышки немного посидеть с нами. Я стала приносить сэндвичи и для него тоже и наливала в термос побольше холодного чая.
Мы с Гидеоном беседовали о Ботсване, о слонах, которых я изучала там, обсуждали, чем они отличаются от здешних. Он рассказывал мне истории, которые слышал от людей, доставлявших слонов в заповедник, как животных в процессе дрессировки били или загоняли в узкий проход. Однажды он заговорил о Лилли – слонихе, у которой после перелома ноги неправильно срослась кость.
– Она жила в цирке. Корабль, на котором ее везли, стоял у причала в Новой Шотландии. Внезапно на нем возник пожар. Корабль затонул, некоторые звери погибли. А Лилли выбралась живой, но у нее на спине и на ногах были ожоги второй степени.
Кто бы мог подумать, что слониха, о которой я заботилась уже почти два года, пережила такие ужасы.
– Просто удивительно, – сказала я, – что они не обвиняют нас в том, что вытерпели от других людей.
– Думаю, слоны умеют прощать. – Гидеон посмотрел на Мауру, и уголки его рта опустились. – Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Думаешь, она помнит, как я забирал ее детеныша?
– Конечно помнит, – прямо ответила я, – но больше не держит на тебя зла.
Гидеон собрался было что-то возразить, как вдруг лицо его окаменело, он резко вскочил и бросился бежать.
Дженна, прекрасно знавшая, что не нужно подходить близко к слонам, и до сих пор ни разу не пытавшаяся проверить, насколько строги наложенные мамой запреты, сейчас стояла в двух футах от Мауры и как зачарованная глазела на нее. Она обернулась и с радостной улыбкой пролепетала:
– Слоник!
Маура опустила хобот и обнюхала светлые хвостики Дженны.
Этот момент был одновременно полон волшебства и опасности. Дети и слоны непредсказуемы. Одно неловкое движение – и слониха могла затоптать Дженну.
Я встала, во рту у меня пересохло. Гидеон уже был рядом, он двигался медленно, чтобы не испугать Мауру. Подхватил на руки Дженну, как будто это была игра.
– Пойдем-ка обратно к мамочке, – сказал он, оглядываясь через плечо на слониху.
И тут Дженна заверещала:
– Слоник! Хочу туда!
Она брыкалась, пинала Гидеона ножками в живот, билась и извивалась, как рыбка на крючке.
Это была настоящая истерика. Крики девочки испугали Мауру, и она метнулась в сторону леса, громко трубя.
– Дженна! – рявкнула я. – Нельзя подходить близко к животным! Я же тебе объясняла!
Но в моем голосе звучал страх, и от этого малышка разрыдалась пуще прежнего.
Гидеон крякнул – обутая в кроссовку ножка попала ему прямо в пах.
– Прости… – произнесла я, протягивая руки, чтобы забрать у него ребенка, но он отвернулся и продолжал качать Дженну и подбрасывать ее вверх, пока крики не стихли, а плач не перешел в икоту. Малышка схватилась ручонками за воротник его красной форменной рубашки и начала тереться об него щекой, так же она делала с одеялом, когда засыпала.
Через несколько минут Гидеон положил спящую девочку на траву у моих ног. Щечки у Дженны раскраснелись, а ротик был приоткрыт. Я присела на корточки рядом. В этот момент моя дочка была как будто сделана из фарфора, вся соткана из лунного света.
– Она переутомилась, – сказала я.
– Она испугалась, – поправил меня Гидеон, опускаясь на землю, – но не в тот момент, когда все случилось, а уже потом.
– Да. – Я с благодарностью взглянула на него. – Спасибо тебе.
Он всмотрелся в заросли, где скрылась Маура:
– Она убежала?
Я кивнула:
– Тоже испугалась, уже после того как все случилось. Знаешь, я столько лет наблюдала за слонами и ни разу не видела, чтобы слониха рассердилась на детеныша. Не важно, насколько он капризный, непослушный или взбалмошный. – Я протянула руку и вытащила из волос Дженны распустившуюся ленточку, она протянулась по земле запоздалым штрихом к картине недавнего бурного всплеска эмоций. – К сожалению, меня природа не наделила столь безграничным терпением.
– Дженне повезло, что у нее есть ты.
– Ну да, – усмехнулась я, – лучше уж плохая мать, чем совсем никакой.
– Не наговаривай на себя, – возразил Гидеон. – Я же постоянно наблюдаю, как ты с ней общаешься. Ты хорошая мать.
Пожав плечами, я хотела было проявить скромность и отшутиться, но эти его слова слишком много значили для меня, и я вдруг без всякой задней мысли, абсолютно искренне, сказала:
– Из тебя бы тоже получился хороший отец.
Он взял один из одуванчиков, которые Дженна нарвала и сложила кучкой на земле до того, как отправилась знакомиться со слонами. Сделав ногтем разрез в стебле, Гидеон просунул в отверстие другой цветок.
– Вообще-то, я не против обзавестись парочкой малышей, пора уже.
Я сжала губы: не мне выдавать тайну Грейс.
Гидеон продолжил плести венок и вдруг спросил:
– Ты никогда не задумывалась, в кого мы влюбляемся: в реального человека или в его образ, который сами же и придумали?
Лично я всегда склонялась к мысли, что ни у горя, ни у любви нет перспективы. Откуда ей взяться, если один человек внезапно становится для тебя центром Вселенной – и не важно, нашел ты его или потерял?
В ожидании ответа Гидеон надел венок из одуванчиков на голову Дженны. Зацепившись за неразвязавшийся хвостик, он съехал девочке на лоб, и малышка пошевелилась во сне.
– Иногда мне кажется, что никакой любви вообще нет, – сказала я. – А есть только страх потерять кого-то.
Подул ветерок: он принес с собой запах диких яблок и луговых трав, землистый дух слоновьих шкур и навоза, а еще пахнуло ароматом персика, который Дженна съела недавно, закапав соком сарафанчик.
– Ты беспокоишься из-за мужа? – предположил Гидеон. – Думаешь, что будет, если он вдруг не вернется?
В тот раз мы с ним впервые заговорили об отъезде Томаса. Хотя еще раньше и поделились друг с другом историями о том, как встретили своих супругов, однако тогда разговор на этом застопорился, так и не достигнув точки невозврата.
Подняв голову, я посмотрела прямо в глаза Гидеону и честно сказала:
– Меня больше тревожит, что будет, если он вернется.
У Сирах приключились колики. В общем-то, это обычное дело для слонов, особенно если дать им несвежего сена или резко сменить рацион. Но в данном случае и то и другое исключалось, однако слониха лежала на боку вялая, с раздувшимся брюхом, отказываясь от еды и питья. В животе у нее урчало. Собака Герти, которая была неотлучной спутницей и компаньонкой Сирах, сидела возле ее ног и выла.
Грейс присматривала за Дженной в нашем коттедже. Мы договорились, что она останется с малышкой на ночь, чтобы мы могли следить за состоянием слонихи. Гидеон сам вызвался с ней посидеть, а я теперь отвечала за все, а потому должна была находиться там в любом случае.
Мы стояли посреди сарая, сложив на груди руки, и наблюдали, как ветеринар осматривает Сирах.
– Сейчас он скажет нам то, что и без него понятно, – шепнул мне Гидеон.
– Ага, а потом даст лекарство, чтобы ей стало лучше.
Он покачал головой:
– Что ты заложишь, чтобы оплатить счет за его услуги?
Гидеон был прав. Денег оставалось в обрез, нам приходилось сокращать текущие расходы, чтобы изыскивать средства на покрытие срочных и непредвиденных трат, вроде такой, как сегодня.
– Что-нибудь придумаю, – хмуро ответила я.
Ветеринар ввел Сирах противовоспалительное средство флуниксин и препарат, расслабляющий мышцы. Герти, поскуливая, свернулась в клубок на сене рядом со своей подругой.
– Нам остается только ждать и надеяться, что она начнет принимать жидкую пищу, – сказал ветеринар. – А пока давайте ей воду.
Но Сирах не хотела пить. Каждый раз, как мы подходили к ней с ведром воды, то горячей, то холодной, слониха недовольно пыхтела и отворачивалась. Через несколько часов бесплодных попыток напоить больную мы с Гидеоном вымотались до предела. Предпринятые ветеринаром меры результата не дали.
Печально видеть такое сильное, величественное животное, как слон, беспомощно лежащим, поверженным неведомым недугом. Это зрелище навело меня на мысль о диких слонах, подстреленных деревенскими жителями в буше или попавших в капкан. Я понимала, что к этим коликам нельзя относиться легкомысленно. Они могут привести к закупорке кишечника, а потом и к смерти. Встав на колени рядом с Сирах, я стала ощупывать пальцами ее живот – тугой и плотный.
– Такое раньше случалось?
– С Сирах – нет, – ответил Гидеон. – Но мне уже приходилось видеть подобное. – Он ненадолго призадумался, а потом взглянул на меня. – Ты смазываешь кожу Дженны детским маслом?
– Раньше добавляла в ванночку при купании. А что?
– Где ты его хранишь?
– Если что-то еще осталось, то стоит под раковиной в ванной… – (Гидеон встал и вышел из сарая.) – Куда ты? – крикнула я, но пойти за ним не могла: нельзя было оставлять Сирах.
Минут через десять Гидеон вернулся с двумя флакончиками детского масла и упакованным в коробку из фольги кексом из моего холодильника. Я пошла за ним на кухню сарая для азиаток, где мы готовили слонам еду. Гидеон начал вскрывать упаковку с кексом.
– Я не голодна.
– Это не для тебя. – Он положил кекс на стол и начал тыкать в него ножом – раз, второй, третий.
– Хватит, ты его уже убил, – пошутила я.
Гидеон открыл флакончик с маслом и вылил его содержимое на кекс. Жидкость начала впитываться в десерт, затекая в проделанные ножом щелочки.
– В цирке у слонов иногда случаются колики. Ветеринар советовал нам в таких случаях поить их маслом. Наверное, оно помогает движению пищи в кишечнике, потому что скользкое.
– Но наш ветеринар ничего такого не говорил…
– Элис… – Гидеон остановился, его рука зависла над кексом. – Ты мне доверяешь?
Я смотрела на этого мужчину, который уже не одну неделю работал со мной бок о бок, чтобы сохранить заповедник, на того, кто однажды спас меня. И мою дочь.
Помнится, как-то раз, сидя в приемной у стоматолога, я прочла в одном глупом женском журнале, что, когда нам кто-то нравится, у нас якобы расширяются зрачки. И мы склонны испытывать симпатию к людям, у которых при взгляде на нас возникает тот же эффект. Это бесконечный круговорот: мы хотим тех, кто хочет нас. У Гидеона зрачки были почти такие же, как радужка, что создавало оптическую иллюзию – черные дыры, падение в бездну. Интересно, подумала я, а как выглядят сейчас мои глаза?
И ответила:
– Да, конечно доверяю.
Он велел мне взять ведро воды, и я следом за ним вошла в стойло, где так и лежала на боку Сирах; живот ее натужно вздымался и опадал. Герти села, вдруг насторожившись.
– Эй, красотка, – сказал Гидеон, вставая на колени перед слонихой, и протянул ей кекс. – Сирах такая сладкоежка, – шепнул он мне.
Слониха обнюхала угощение хоботом, осторожно его потрогала. Гидеон отломил небольшой кусок и бросил ей в рот, а Герти стала заинтересованно тыкаться носом в его пальцы.
Через мгновение больная взяла кекс и заглотила его целиком.
– Воду, – скомандовал Гидеон.
Я поставило ведро там, где Сирах могла до него достать, и наблюдала, как та засасывает в себя полный хобот. Гидеон наклонился и сильной рукой поглаживал слониху по животу, приговаривая, какая она хорошая девочка.
Мне вдруг захотелось, чтобы он погладил так меня.
Мысль эта пронеслась в голове быстрее молнии, я испуганно отшатнулась назад и, заикаясь, пролепетала:
– Я… Мне… мне надо пойти проведать Дженну.
Гидеон поднял взгляд:
– Я уверен, что они с Грейс обе уже сладко спят.
– Мне нужно… – Голос мой оборвался.
Лицо горело, я прижала ладони к щекам, развернулась и быстро вышла из сарая.
Гидеон не ошибся: когда я оказалась в коттедже, Грейс и Дженна, прижавшись друг к дружке, спали на диване. Грейс держала в ладони ручку Дженны. Мне стало тошно. Пока эта женщина спит в обнимку с самым дорогим для меня человеком, я мечтаю переспать с тем, кого любит она сама.
Грейс шевельнулась и осторожно, чтобы не разбудить Дженну, села.
– Как там Сирах? Что случилось?
Я взяла дочку на руки. Она проснулась, но тут же снова смежила веки и уплыла в сон. Мне не хотелось беспокоить ее, но в тот момент было важно напомнить себе, кто я и что я.
Мать. И жена.
– Ты должна сказать Гидеону, что не можешь иметь детей, – заявила я Грейс.
Она прищурилась. Мы не возвращались к этой теме с тех пор, как впервые ее затронули, а прошло уже много недель. Я знала, что Грейс переживает, вдруг я уже проболталась ее мужу, но дело было совсем не в этом. Мне хотелось, чтобы они поговорили откровенно, и тогда Гидеон знал бы, что Грейс ему полностью доверяет. Мне хотелось, чтобы этот важный разговор между ними состоялся, и тогда они могли бы строить планы на будущее, включая суррогатное материнство или усыновление ребенка. Мне хотелось, чтобы супружеские узы между ними были крепкими-крепкими и я даже случайно не могла бы наткнуться на щель в стене их брака, сквозь которую можно просочиться внутрь.
– Ты должна сказать ему правду, – повторила я, – он этого заслуживает.
На следующее утро случились две удивительные вещи. Сирах встала, очевидно, колики у нее прошли, и в сопровождении скакавшей вокруг Герти вышла в азиатский вольер. А ребята из службы спасения привезли нам в подарок старый пожарный шланг, который стал им не нужен, потому что они недавно заменили оборудование.
Гидеон, который спал еще меньше, чем я, похоже, был в великолепном настроении. Если Грейс последовала моему совету и раскрыла ему свой секрет, то он либо отнесся к этому спокойно, либо слишком радовался выздоровлению Сирах, чтобы неприятная новость огорчила его. В любом случае он, кажется, благополучно забыл о моем вчерашнем неловком уходе. Забросив на плечо пожарный шланг, Гидеон с улыбкой сказал:
– Девочкам это понравится. Пойдем попробуем.
– У меня куча дел, – ответила я, – и у тебя, между прочим, тоже.
Я вела себя как стерва, но рассудила, что, если это воздвигнет между нами стену, так будет лучше.
Ветеринар, заехавший проведать Сирах, объявил, что она совершенно здорова. Я заперлась в кабинете, проверяла счета и, образно выражаясь, пыталась придумать, как бы взять взаймы у Питера, чтобы расплатиться с Полем, то есть отдать долг ветеринару. Дженна сидела у моих ног и раскрашивала фломастерами фотографии в старой газете. Невви уехала на одном из грузовиков в город, чтобы машину подремонтировали, а Грейс убирала в сарае у африканских слонов.
Прошло много времени, но я не замечала этого, пока Дженна, подергав меня за шорты, не сказала, что хочет кушать. Я сделала ей сэндвич с арахисовым маслом и желе, разделив его на кусочки, подходящие по размеру к ее ручке. Срезала с хлеба корки и сунула их в карман для Мауры. И вдруг я услышала со стороны африканского сарая очень странные звуки, словно бы там кого-то убивали.
Схватив Дженну, я бросилась туда, не зная, что и думать. В голове теснились мысли, одна другой страшнее: Маура и Хестер подрались; Маура ранена; одна из слоних напала на Грейс.
Распахнув дверь в сарай, я увидела, что Маура и Хестер находятся в своих стойлах, но разделяющие их планки сняты. В образовавшемся обширном пространстве две слонихи весело скакали, плясали и фыркали под искусственным дождем, лившимся на них из пожарного шланга. Гидеон обливал двух подружек водой, а они вертелись, подставляя ему бока, и визжали.
Никто не собирался умирать. Напротив, слонихи вовсю радовались жизни.
– Что ты делаешь?! – закричала я, а Дженна стал вырываться у меня из рук. Я поставила ее на пол, и малышка тут же принялась прыгать по лужам на бетоне.
Гидеон засмеялся, направил шланг на решетку и начал водить им между перекладинами.
– Ты только посмотри на Мауру, – сказал он. – Она просто вне себя от восторга.
Он был прав. Казалось, от горя слонихи не осталось и следа. Она трясла головой и топала ногами под душем, то и дело вскидывала хобот и радостно трубила.
– Ты уже починил котел? – спросила я. – А масло в квадроцикле заменил? Убрал загородку из африканского вольера? Выкорчевал пни на поле?
Это был список неотложных дел на текущий день.
Гидеон согнул конец шланга, так что вода почти перестала течь. Слонихи затрубили и повернулись к нему мордами, они хотели еще. Надеялись на продолжение.
– Вот о чем надо думать, – назидательно произнесла я. – Дженна, дорогая, поди-ка сюда.
Я направилась к дочке, но она убежала, громко шлепая по лужам.
Читать бесплатно другие книги:
