Время уходить Пиколт Джоди

Элис

Умереть от горя – величайшая жертва, но с точки зрения эволюции совершенно неоправданная. Если бы горе было таким всепоглощающим, некоторые биологические виды просто исчезли бы с лица земли. Нельзя сказать, что подобные случаи неизвестны в царстве животных. Я слышала о внезапно скончавшейся лошади, следом за которой ушел в мир иной ее давний сосед по стойлу. Была одна пара дельфинов, которые работали вместе в парке аттракционов; когда умерла самка, самец несколько недель плавал кругами, не открывая глаз.

После того как у Мауры погиб детеныш, боль утраты отобразилась во всем ее облике и в том, как осторожно она двигалась, словно трение воздуха о кожу было для нее мучительным. Она не уходила далеко от места, где закопали слоненка, по ночам не возвращалась в сарай. У нее не было соплеменниц, которые могли бы ее утешить и вернуть в мир живых.

Я решила, что не позволю Мауре пасть жертвой горя.

Гидеон приделал к изгороди огромную щетку, подаренную нам Департаментом общественных работ, после того как муниципалитет приобрел новую машину для мойки улиц. Раньше Маура наверняка с удовольствием бы потерлась о нее боками. Однако сейчас слониха даже не посмотрела в ту сторону, откуда доносился стук молотка. Грейс пыталась подбодрить Мауру, предлагая ей любимую пищу – красный виноград и арбуз, но та вообще перестала есть. Пустой взгляд слонихи и то, как она вся словно бы съежилась и усохла, заставили меня вспомнить о Томасе, как через три дня после смерти слоненка он сидел у себя в кабинете и бессмысленным взглядом смотрел на пустую страницу гроссбуха. Физически он был там, но мыслями находился где-то совсем в другом месте.

Невви считала, что нужно запустить в вольер Хестер, вдруг она сможет как-то утешить Мауру, но, по-моему, время для этого еще не настало. Я видела, как матриархи нападали на слоних из своего стада, если те слишком близко подходили к их живому и здоровому слоненку. Кто знает, на что способна погруженная в горе Маура ради защиты умершего детеныша?

– Не сейчас, – сказала я Невви. – Сделаем это позже, как только увижу, что она готова двигаться дальше.

С научной точки зрения, бесспорно, было интересно зафиксировать, сколько времени слониха будет оправляться от утраты без поддержки стада. Но чисто по-человечески это надрывало мне сердце. Много часов я описывала поведение Мауры, поскольку именно в этом и заключалась моя работа. Я брала с собой Дженну всякий раз, когда Грейс не могла присматривать за ней, потому что Томас был очень занят.

Пока все мы действовали как заторможенные, попав в ловушку окружавшей Мауру вязкой тоски, Томас вдруг резко переключился в режим образцовой деловитости. Он был так собран и энергичен, что я даже подумала: уж не привиделся ли мне в тот вечер после смерти слоненка образ супруга, впавшего в ступор за письменным столом? К сожалению, рассчитывать на пожертвования от восхищенных рождением в заповеднике малыша спонсоров не приходилось, однако у Томаса появилась новая идея, как пополнить бюджет, и она его полностью захватила.

Если говорить начистоту, я была согласна взять на себя часть забот по управлению заповедником, чтобы немного разгрузить супруга. Я была готова на все, лишь бы только не видеть его раздавленным и сломленным, каким-то чужим и непостижимым. Мне хотелось верить, что такой Томас существовал лишь до нашего с ним знакомства, а с моим появлением в его жизни все изменилось к лучшему, что теперь депрессия уже больше не вернется. И, дабы не сыграть ненароком роль спускового крючка для нового нервного срыва, я охотно бралась выполнять то, что он считал необходимым. Я решила всячески поддерживать мужа.

Через две недели после смерти слоненка – вот как я начала отсчитывать время – я поехала в оптовый магазин Гордона забрать наш заказ на неделю. Но когда начала расплачиваться кредиткой, платеж не прошел.

– Попробуйте еще раз, – предложила я, но результат оказался прежним.

Смутившись – ни для кого не было тайной, что у заповедника вечно не хватало средств, – я сказала Гордону, что доеду до банкомата, сниму деньги и заплачу наличными.

И вновь попытка оказалась неудачной, автомат не выдал мне ни одной купюры. «Счет закрыт», – появилась на экране надпись. Тогда я отправилась в банк, чтобы выяснить, в чем дело.

– Ваш муж снял все деньги с этого счета, – сказала мне служащая.

– Когда? – ошарашенно спросила я.

Она сверилась с компьютером:

– В прошлый четверг. В тот же день он обратился за второй ссудой под залог.

Лицо у меня запылало. Я – жена Томаса. Как он мог принять такое решение, даже не посоветовавшись со мной? У нас на попечении семь слонов, их рацион будет серьезно урезан, если сегодня не купить продукты. Кроме того, трое наших сотрудников рассчитывают в пятницу получить зарплату. И насколько я могла судить, больше денег у нас не было.

Возвращаться обратно к Гордону я не стала. Вместо этого поехала домой и, припарковавшись, так резко вытащила Дженну из автомобильного кресла, что она заплакала. Я влетела в дверь нашего коттеджа, окликая Томаса, но он не отозвался. Я нашла Грейс, которая рубила тыкву в сарае азиатских слонов, и Невви, подрезавшую лозы дикого винограда, но ни одна из женщин не видела моего мужа.

Когда я вернулась домой, меня поджидал Гидеон.

– Ты в курсе насчет доставки из питомника? – спросил он.

– Питомника? – повторила я, занятая своими мыслями.

– Да, там привезли какой-то заказ из питомника растений.

– Ничего не бери, – распорядилась я. – Попроси их подождать.

Тут мимо нас прошел Томас, махавший водителю грузовика, чтобы въезжал в ворота.

Я передала Дженну Гидеону и схватила мужа за руку:

– Есть у тебя минутка?

– Вообще-то, нет, – ответил он.

– Придется найти, – возразила я и потащила его в кабинет, прикрыв за собой дверь. – Что в этом грузовике?

– Орхидеи, – сказал Томас. – Ты можешь себе это представить? Целое поле фиолетовых орхидей, тянущееся до самого азиатского сарая? – Он заулыбался. – Я давно мечтал об этом.

Он приобрел целый фургон совершенно не нужных нам экзотических растений, исполняя свою давнюю мечту? Но орхидеи вряд ли приживутся на такой почве. Да и стоят они недешево. Этот грузовик с цветами – выброшенные на ветер деньги.

– Ты купил цветы… когда наша кредитная карта заблокирована, а на банковском счете не осталось ни цента?

К моему изумлению, Томас не только не смутился, а, напротив, преисполнился энтузиазма:

– Элис, я не просто купил цветы. Я инвестировал в будущее. Не знаю, почему мне раньше не пришла в голову эта мысль. Вот слушай: пространство на чердаке над африканским сараем зря пропадает, да? Я превращу его в наблюдательный пункт. Устрою там обсерваторию. – Он говорил быстро-быстро, слова путались и слетали с губ порывисто, как разматывается нить, когда клубок скатился с колен. – Оттуда можно будет увидеть все. Весь заповедник. Я чувствую себя владыкой мира, когда выглядываю в окно. Представь, десять окон. Целая стена из стекла. Это привлечет спонсоров. Денежные мешки охотно приедут понаблюдать за слонами с этой крыши. Или арендуют место для проведения каких-нибудь торжеств…

Идея в целом была неплохая. Но пришлась явно не ко времени. У нас не было свободных средств, чтобы заниматься реконструкцией. Нам едва хватало денег на покрытие текущих расходов.

– Томас, но мы не можем себе этого позволить.

– Можем, если не станем никого нанимать для строительных работ.

– Но у Гидеона нет времени, чтобы…

– А при чем тут Гидеон? – Муж засмеялся. – Не нужен мне никакой Гидеон. Я и сам прекрасно справлюсь.

– Интересно, как? – усомнилась я. – Ты же ничего не знаешь о строительстве.

Он повернулся ко мне, дико вращая глазами.

– А ты ничего не знаешь обо мне.

Глядя, как Томас выходит из кабинета, я подумала, что, вероятно, так оно и есть.

Гидеону я сказала, что произошла ошибка и орхидеи нужно вернуть. Не знаю, как ему удалось совершить это чудо, но вскоре он явился с пачкой полученных назад денег, и они прямиком отправились в магазин Гордона – в уплату за ящики капусты, громадные тыквы и перезрелые дыни. Томас даже не заметил, что его орхидеи исчезли, – был слишком занят: с восхода до заката пилил, сверлил и стучал молотком на чердаке над сараем африканских слонов. Каждый раз, когда я просила разрешить мне посмотреть, как продвигается его работа, муж недовольно рявкал на меня.

Рассуждая как ученый, я попыталась подыскать всему научное объяснение: такова реакция Томаса на горе. Может быть, он с головой окунулся в новое дело, чтобы не думать об утрате. В таком случае, решила я, лучший способ отвлечь его от глупостей – это помочь вспомнить о том, что у него осталось. Поэтому я принялась готовить разные изысканные блюда, хотя раньше ни за что, кроме макарон с сыром, не бралась. Я складывала все в корзинку для пикника, приходила вместе с Дженной к африканскому сараю и звала Томаса пообедать с нами. Однажды я завела разговор о его проекте.

– Позволь мне взглянуть хоть одним глазком, – упрашивала я. – Я никому ничего не скажу, пока ты не закончишь.

Однако Томас покачал головой и заверил меня:

– Это стоит того, чтобы подождать.

– Я могла бы помочь тебе. Я умею красить…

– Ты много чего умеешь, – сказал он и поцеловал меня.

Мы много занимались любовью. Когда Дженна засыпала, Томас возвращался из африканского сарая, принимал душ и забирался ко мне в постель. Наши соития всегда были каким-то отчаянными: если я пыталась укрыться в сексе от воспоминаний о слоненке Мауры, то муж словно бы хотел сохранить связь с чем-то. Казалось, что я тут вроде бы и ни при чем, подошло бы любое женское тело. Но, с другой стороны, разве могла я предъявить ему какие-то обвинения, если и сама пользовалась им, чтобы забыться. Я засыпала, утомленная, а ночью протягивала руку, ощупывала постель и не находила его.

Тогда, на импровизированном пикнике, я сперва поцеловала его в ответ. Но потом Томас запустил руку мне под рубашку и стал расстегивать лифчик.

– Эй, – шепнула я, – мы не одни.

Да, мы сидели в тени африканского сарая, где мог пройти любой из сотрудников, но, кроме того, на нас смотрела Дженна. Она вдруг поднялась на ножки и, пошатываясь, заковыляла к нам – этакая крошечная зомби.

Я ахнула от удивления:

– Томас! Ты только посмотри: она научилась ходить!

Он уткнулся лицом мне в шею, положил руку на грудь.

– Томас! – Я недовольно отпихнула его. – Да посмотри же на нашу дочку!

Муж раздраженно отодвинулся. Глаза за стеклами очков стали почти черными, и, хотя он ничего не сказал, я отчетливо услышала его слова: «Как ты смеешь?» Но потом Дженна повалилась ему на колени, он поднял ее на руки, поцеловал в лобик и в обе щечки.

– Какая умница, – сказал он, пока дочка лепетала что-то, уткнувшись ему в плечо, потом поставил ее на землю и направил в мою сторону. – Интересно, это просто случайность или новый приобретенный навык? Повторим эксперимент?

– Эта девочка обречена, оба ее родителя ученые, – засмеялась я и, протянув руки, поманила малышку: – Возвращайся ко мне!

Я говорила со своей дочерью, но вполне могла бы обратиться с такими же словами и к Томасу.

Через несколько дней, помогая Грейс готовить еду для азиатских слонов, я спросила ее, ссорятся ли они когда-нибудь с Гидеоном.

– А что такое? – насторожилась она.

– Просто со стороны кажется, что вы с ним очень хорошо ладите, – ответила я. – Ну просто идеальная пара.

Грейс расслабилась:

– Он не опускает сиденье унитаза. Меня это бесит.

– Если это единственный его недостаток, то тебе крупно повезло с мужем. – Я замахнулась секачом и разрубила пополам дыню, стараясь, чтобы из нее при этом вытекло поменьше сока. – А Гидеон что-нибудь держал от тебя в секрете?

– Вроде того, что подарит мне на день рождения? – Грейс пожала плечами. – Конечно.

– Я не о таких секретах говорю.

– А о каких?

– Ну, когда ты начинаешь думать, что муж от тебя что-то скрывает. – Положив нож, я посмотрела ей в глаза. – В ту ночь, когда умер слоненок… ты ведь видела Томаса в кабинете?

Мы никогда не говорили об этом. Но я знала, что Грейс наверняка видела, как он раскачивается на стуле: взгляд пустой, руки трясутся. Недаром она тогда побоялась оставить Дженну наедине с отцом.

Моя собеседница отвела глаза и тихо проговорила:

– У всех свои демоны.

По тому, как Грейс произнесла эти слова, я поняла: она уже не в первый раз заставала Томаса в подобном состоянии.

– Такое случалось и раньше?

– Он всегда приходит в норму.

Интересно, во всем заповеднике только я одна была не в курсе того, что творится с боссом?

– Мне он говорил, что это было с ним всего один раз, после смерти отца. – Сказав это, я покраснела. – Знаешь, я всегда думала, что брак – это партнерство. В горе и в радости. В болезни и в здравии. Зачем Томасу обманывать меня?

– Держать что-то в секрете – это не всегда означает лгать. Иногда это единственный способ защитить любимого человека.

– Со стороны легко судить, – усмехнулась я. – Ты говоришь так, потому что никогда не оказывалась на моем месте.

– Это верно, – тихо сказала Грейс. – Но я была тем, кто хранит секрет. – Она начала ловко и уверенно накладывать кокосовое масло в пустые брюшки располовиненных дынь, а потом вдруг добавила ни с того ни с сего: – Мне нравится сидеть с вашей дочкой.

– Я знаю. И очень благодарна тебе за помощь.

– Мне нравится сидеть с вашей дочкой, – повторила Грейс, – потому что своих детей у меня никогда не будет.

Я взглянула на нее, и в тот момент она напомнила мне Мауру. На глаза Грейс наползла тревожная тень. Я и раньше замечала нечто подобное, но всегда приписывала юности и неуверенности в себе, однако теперь мне показалось, что это могла быть тень утраты того, чего Грейс никогда не имела.

– Ты еще совсем молодая, – сказала я. – У тебя вся жизнь впереди.

Грейс покачала головой.

– У меня поликистоз яичников, – пояснила она, – гормональное нарушение.

– Можно нанять суррогатную мать. Или взять приемного ребенка. Вы обсуждали варианты с Гидеоном?

Она молча смотрела на меня, и я поняла: Гидеон ничего не знает. Вот что она держала от мужа в секрете.

Вдруг Грейс схватила меня за руку и сжала ее крепко, до боли:

– Ты ведь не скажешь ему?

– Нет, конечно, – пообещала я.

Она успокоилась, снова взяла нож и принялась резать дыни. Некоторое время мы работали молча, а потом Грейс сказала:

– Муж не говорит тебе правды не потому, что не любит. Наоборот, он слишком любит тебя и боится потерять.

В тот вечер Томас, как обычно, вернулся в коттедж после полуночи и заглянул в спальню. Я притворилась спящей и подождала, пока не польется вода в душе. Тогда я вылезла из постели и осторожно, чтобы не разбудить Дженну, вышла из дому. Когда глаза привыкли к темноте, я пробежала мимо коттеджа Гидеона и Грейс, свет у них в окнах не горел. Я представила, как они лежат в постели, крепко обнявшись.

Винтовая лестница была окрашена в черный цвет, я ударилась о нее голенью и только тогда поняла, что добралась до дальнего конца африканского сарая. Передвигаясь бесшумно, чтобы не разбудить слонов, иначе они неизбежно поднимут тревогу, я прокралась вверх по ступенькам, закусив губу от боли. Дверь на чердак была заперта, но имелся один универсальный ключ, который открывал все замки в заповеднике, и я не сомневалась, что смогу попасть внутрь.

Первым, что я заметила, был залитый лунным светом пейзаж: вид из окон, как и говорил Томас, и впрямь открывался великолепный. Хотя рамы со стеклами еще не были установлены, он уже прорезал оконные проемы и затянул их прозрачным пластиком. Сквозь них я видела весь заповедник, который царственно освещала полная луна. Легко было представить смотровую площадку, обсерваторию, откуда посетители могли наблюдать за удивительными животными, которых мы приютили, и при этом нам не пришлось бы нарушать привычную среду обитания слонов или специально выставлять их напоказ, как происходит в зоопарках и цирках.

Может быть, я преувеличивала опасность и Томас просто пытался сделать то, о чем говорил, – спасти свой бизнес. Я повернулась, ощупывая рукой стену в поисках выключателя. Вспыхнул свет, такой яркий, что сперва я ничего не могла разглядеть.

В помещении было пусто – ни мебели, ни коробок, ни инструментов, ни обрезка доски. Стены выкрашены в ослепительно-белый цвет, пол и потолок тоже. Но при этом каждый дюйм поверхности исписан буквами и цифрами – загогулистым кодом:

С14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S.

Я как будто вошла в какой-то храм и обнаружила оккультные символы, написанные кровью на стенах. Дыхание застряло у меня в горле. Комната сжималась вокруг меня, цифры мерцали и смешивались друг с другом. Опускаясь на пол, я поняла: это оттого, что глаза наполнились слезами.

Томас болен.

Томасу срочно нужна помощь.

Хоть я и не психиатр и ни с чем подобным до сих пор не сталкивалась, мне не казалось, что это похоже на проявление депрессии.

Это выглядело… сумасшествием.

Я встала и, пятясь, вышла из помещения, оставив дверь незапертой. Времени было в обрез. Но вместо того чтобы вернуться домой, я пошла к коттеджу, где жили Гидеон с Грейс, и постучалась в дверь. Открыла Грейс, одетая в мужскую футболку, со спутанными волосами.

– Элис? – удивилась она. – Что случилось?

У моего мужа плохо с головой. Заповедник гибнет. Маура потеряла малыша.

Выбирай.

– Гидеон дома? – спросила я, прекрасно зная ответ.

Не у всех же мужья тайком уходят посреди ночи, чтобы писать всякую чушь на полу, стенах и потолке пустой комнаты.

Он подошел к порогу в одних шортах, с голым торсом, держа в руках рубашку.

– Мне срочно нужна твоя помощь, – сказала я.

– Что-то со слонами? Какие-то проблемы?

Я не ответила, просто развернулась и пошла к африканскому сараю. Гидеон поспешил за мной, на ходу одеваясь.

– Которая из девочек?

– Со слонами все в порядке, – дрожащим голосом произнесла я; мы оказались внизу винтовой лестницы. – Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, и, прошу, не задавай вопросов. Договорились?

Гидеон взглянул мне в глаза и кивнул.

Я поднималась по ступенькам как на плаху. Теперь, оглядываясь назад, могу сказать: вероятно, так оно и было. Возможно, именно тогда я сделала первый шаг к долгому и фатальному падению. Я открыла дверь, чтобы Гидеон мог заглянуть внутрь.

– Черт возьми, – выдохнул он. – Это что такое?

– Понятия не имею. Но ты должен закрасить это к утру. – Тут нити самоконтроля порвались, я согнулась пополам, не в силах вдохнуть и не способная более сдерживать слезы. Гидеон потянулся было утешить меня, но я отшатнулась, с трудом выдавила из себя: – Поторопись! – И кинулась вниз по лестнице, обратно в коттедж.

Томас как раз открывал дверь ванной, его тело окружали клубы пара.

– Я тебя разбудил? – спросил он и улыбнулся той своей фирменной улыбкой, которая заставляла меня затаив дыхание слушать его в Африке, которая стояла у меня перед глазами, стоило только смежить веки.

Если у меня есть шанс спасти Томаса от себя самого, нужно заставить его поверить в то, что я ему не враг. Надо, чтобы он знал, что я верю в него. Поэтому я налепила на лицо подобие улыбки.

– Мне показалось, Дженна плачет.

– С ней все в порядке?

– Спит крепко, – сказала я Томасу, сглотнув застрявшую в горле кость правды. – Наверное, страшный сон приснился.