Время уходить Пиколт Джоди
Гидеон перестал улыбаться.
– Эй, босс! – окликнул он меня и выдержал паузу.
А как только я обернулась, отпустил носик шланга, и мне в грудь ударила мощная струя холодной воды.
Она была такая сильная, что я отшатнулась назад, убирая с лица мокрые волосы и растерянно глядя на свою прилипшую к телу одежду. Гидеон перевел струю на слоних и, улыбаясь, пояснил:
– Тебе нужно было немного остыть.
Я бросилась к шлангу. Гидеон был крупнее меня, но я оказалась проворнее. Я направила струю на него и не отпускала, пока он не выставил вперед руки, защищая лицо.
– Ну ладно, ладно! – смеялся он, захлебываясь водой. – Сдаюсь!
– Ты сам первый начал, – напомнила я ему, а он пытался выхватить у меня шланг, который змеей извивался между нами.
Весь мокрый и скользкий, Гидеон наконец умудрился обхватить меня руками так, что насадка шланга опустилась вниз и струя стала бить нам под ноги. Я больше не могла держать шланг. Он упал на пол и описал полукруг, после чего замер, извергая фонтан воды в сторону слонов.
Я хохотала так, что было трудно дышать.
– Ладно, ты победил. Отпусти меня, – выдохнула я.
Я почти ничего не видела; волосы залепили глаза. Гидеон убрал их, и мне открылось его улыбающееся лицо. Зубы у него были невероятно белые. Я не могла отвести глаз от его рта.
– Отпустить? Ну уж нет, на это я не согласен, – заявил он и поцеловал меня.
Шок от этого был сильнее, чем от первого неожиданного удара водяной струи. Я замерла, всего на миг. А потом мои руки оказались у него на талии, горячие ладони прижались к влажной коже на спине. Я блуждала пальцами по рельефу его плеч, опускалась в долины, где соединяются мышцы. Я пила из него живительную влагу, как из самого глубокого колодца.
– Мокрая, – сказала Дженна. – Мама мокрая.
Она стояла внизу и хлопала ручонками по нашим ногам. В довершение к другим своим прегрешениям я еще совсем забыла о дочери.
Почувствовав, что сгораю от стыда, я – уже во второй раз – кинулась прочь от Гидеона с такой поспешностью, словно бы моей жизни что-то угрожало. Хотя на самом деле, вероятно, так оно и было.
Следующие две недели я упорно избегала Гидеона – передавала ему просьбы и поручения через Грейс или Невви, старалась не оставаться с ним наедине ни в сараях, ни в вольерах. Я оставляла ему на кухнях в слоновниках записки с перечислением необходимых дел. По вечерам тоже с ним не встречалась, а вместо этого сидела с Дженной в коттедже, помогала дочери собирать пазлы и строить дома из кубиков и играла с ней в мягкие игрушки.
Однажды во второй половине дня Гидеон связался со мной по рации.
– Доктор Меткалф, – сказал он, – у нас тут проблемы. Подойдите, пожалуйста, на сеновал.
Я не могла вспомнить, когда он в последний раз обращался ко мне так. Либо это была реакция на исходившую от меня холодность, либо действительно возник какой-то форс-мажор. Схватив Дженну в охапку и посадив ее на квадроцикл, я подъехала к сараю азиаток, где Грейс должна была готовить ужин для слонов, и попросила:
– Можешь присмотреть за ней? Похоже, у Гидеона что-то стряслось.
Грейс взяла ведро, перевернула его вверх дном и превратила в небольшую скамеечку.
– Садись сюда, солнышко, – позвала она Дженну. – Видишь вон там яблочки? Можешь передавать их мне по одному? – Потом обернулась и кивнула мне: – Не беспокойся, все в порядке.
Я подъехала к сеновалу и застала там сцену противостояния Гидеона и Клайда, у которого наш заповедник давно покупал сено. Мы доверяли этому поставщику: он не пытался, подобно многим другим фермерам, сбагрить нам заплесневелый товар: какая, мол, разница, это же все равно для слонов. Клайд скрестил на груди руки, а Гидеон стоял, поставив ногу на тюк сена. Фермер почему-то разгрузил свой фургон только наполовину.
– В чем проблема? – спросила я.
– Клайд отказывается брать чек, потому что последний у него не приняли. Наличных у меня нет, а пока я не заплачу, Клайд не позволяет забрать остальное сено, – пояснил Гидеон. – Может, ты придумаешь, как быть?
Чек не приняли, потому что у нас на счету не было денег. А наличные закончились, так как я расплатилась за необходимые на неделю продукты. Если я выпишу еще один чек, это не сработает. Последние средства я использовала для оплаты услуг ветеринара.
Я не знала, на что купить еды для дочери, не то что для слонов.
– Клайд, – умоляюще сказала я, – у нас сейчас сложные времена.
– Как и у всей страны.
– Но мы давно знаем друг друга, – продолжила я. – Вы вели дела с моим мужем не один год, верно?
– Да, и он всегда расплачивался со мной. – Фермер нахмурился. – Я не могу отдать вам сено бесплатно.
– Да, разумеется. Но я не могу оставить слонов голодными.
Я словно вязла в зыбучих песках. Медленно, но верно тонула. Нужно было где-то раздобыть денег, но у меня не хватало на это времени. Исследования давно были отложены в сторону; я неделями не бралась за свои научные заметки. Мне не справиться с финансовыми проблемами, если я не сумею хоть как-то заинтересовать новых спонсоров.
Заинтересовать.
Я взглянула на Клайда:
– Я заплачу вам на десять процентов больше, если вы отдадите мне сено сейчас и позволите расплатиться в следующем месяце.
– С какой стати я должен предоставлять вам кредит?
– С такой, Клайд, что мы с вами давно сотрудничаем, и сейчас, нравится вам это или нет, но вы просто обязаны пойти нам навстречу. Нам не к кому больше обратиться – хоть заповедник закрывай.
Я не удивилась бы, услышав от Клайда в ответ, что ничего он нам не обязан. Однако я рассчитывала на его сострадательность: не захочет же человек в самом деле, чтобы слоны умерли от голода.
– Двадцать процентов, – начал торговаться фермер.
– Ладно, по рукам.
Когда договоренность была достигнута, я забралась в кузов и начала сбрасывать на землю остальное сено.
Час спустя Клайд уехал, а я, обессиленная, присела на один из тюков. Гидеон продолжал работать – закидывал тюки друг на друга, чтобы удобнее было их хранить. На меня он даже не смотрел.
– И что, – спросила я, – ты так и будешь притворяться, что меня здесь нет?
Гидеон не обернулся:
– Беру пример с тебя. Ты ведь единолично приняла решение, со мной даже не посоветовалась – ну как же, хозяйка!
– А что я, интересно, должна была делать? Если знаешь, скажи: я с удовольствием выслушаю твой совет.
Он повернулся ко мне лицом – весь потный, к рукам прилипла сухая трава.
– Мне надоело быть для тебя мальчиком на побегушках. Возвращать орхидеи. Добывать сено за бесплатно. Превращать, мать твою, воду в вино! Что дальше, Элис?
– По-твоему, я не должна была платить ветеринару, когда Сирах заболела?
– Я не знаю, – резко бросил он. – И вообще, мне плевать!
Он прошел мимо меня. Я встала и, утерев глаза рукой, кинулась вслед за ним с криком:
– Ах вот как, плевать?! Зря я попросила тебя о помощи! Думаешь, мне все это очень нравится? Я меньше всего хочу руководить заповедником. Ломать голову над тем, где брать деньги на кормежку слонов, с каких доходов платить вам зарплату и как избежать банкротства.
Гидеон остановился у выхода из сарая и обернулся. Его силуэт, подсвеченный сзади, четко вырисовался в дверном проеме.
– Тогда чего же ты хочешь, Элис?
Когда кто-нибудь в последний раз задавал мне этот вопрос?
– Я хочу быть ученым. Хочу рассказать всему миру, что слоны умеют думать и чувствовать.
Он двинулся ко мне и поинтересовался:
– А еще чего?
– Я хочу, чтобы Дженна была счастлива.
Гидеон сделал еще шаг. Теперь он был так близко, что я почувствовала, как его вопрос словно бы коснулся моей шеи, и вся кожа откликнулась на него неслышным звоном.
– И это все?
Я, вообще-то, не робкого десятка. Я не испугалась разъяренного слона. Я рискнула, прислушавшись к собственной интуиции, покинуть Африку и начать жизнь с чистого листа в Нью-Гэмпшире. Но сейчас, решившись открыть Гидеону правду, я, пожалуй, совершила самый отважный поступок за всю свою жизнь. Глядя ему прямо в глаза, я прошептала:
– Нет, не все. И я сама тоже хочу быть счастливой.
И вот уже мы переваливаемся через неровные ступеньки из тюков сена и падаем в соломенное гнездо на полу сарая. Руки Гидеона путаются в моих волосах, блуждают под одеждой; мои вздохи смешиваются с его дыханием. Наши тела превратились в неизведанные ландшафты, в географические карты, которые воспламенялись под нашими ладонями в тех местах, где мы прикасались друг к другу. Когда Гидеон вошел в меня, я поняла: отныне мы двое всегда будем идти одним путем.
Потом мы разомкнули объятия; сено расцарапало мне спину, одежда была непонятно где. Я решила, что надо хоть что-нибудь сказать, но Гидеон воспротивился, приложив палец к моим губам:
– Не надо, Элис. Пожалуйста, не говори ничего.
Он перевернулся на спину. Моя голова лежала на его руке, как раз в том месте, где бьется пульс. Я слышала каждый удар его сердца.
– Когда я был маленьким, – вдруг произнес он, – дядя подарил мне фигурку одного персонажа из «Звездных войн». С автографом самого Джорджа Лукаса. Она была запечатана в коробку. Мне было тогда лет шесть или семь, точно не помню. Дядя велел мне не вынимать игрушку из упаковки. Тогда через много лет, пояснил он, эта фигурка будет дорого стоить.
Я приподняла подбородок, чтобы видеть Гидеона.
– Ты достал ее из коробки?
– Черт побери, конечно!
Я прыснула со смеху:
– Ну вот, а я-то думала, ты сейчас скажешь, что она так и стоит у тебя где-нибудь на полке. И ты хочешь продать ее, чтобы заплатить за сено.
– Прости. Я был ребенком. А кто в детстве станет играть с игрушкой в коробке? – Теперь он улыбался уже не так широко. – Я потихонечку вынимал ее, когда никто не видел. С этой фигуркой Люка Скайуокера я играл каждый день. Люк ходил со мной в школу, купался в ванной. Я любил эту игрушку. Может, вынутая из коробки, она и не слишком много стоила, но для меня это был целый мир.
Я понимала, о чем он говорит: да, за коллекционную фигурку с ненарушенной упаковкой можно выручить приличные деньги, но моменты счастья, которые благодаря ей удалось заполучить украдкой, просто бесценны.
Гидеон усмехнулся и заключил:
– Я очень рад, что снял тебя с полки, Элис.
Я стукнула его по руке:
– Ты говоришь обо мне, как о даме на балу, оставшейся без кавалера.
– Ну, если туфелька подойдет…
Я забралась на него сверху:
– Хватит болтать!
Он поцеловал меня и сказал, снова обвивая руками:
– А я уж боялся, что этого никогда не будет.
Звезды подмигивали нам, когда мы вышли из сарая. В волосах у меня застряли соломинки, ноги были грязные. Гидеон выглядел не лучше. Он сел на квадроцикл, а я устроилась позади, прижалась щекой к его спине и ощутила на ней свой запах.
– Что мы скажем? – спросила я.
Он оглянулся через плечо:
– Ничего, – и завел мотор.
Сперва Гидеон остановился у своего коттеджа и слез с квадроцикла. Свет в доме не горел. Грейс все еще была с Дженной. Он не рискнул прикоснуться ко мне здесь, на открытом месте, вместо этого лишь пристально посмотрел и спросил:
– Ну что, до завтра?
Это могло означать что угодно. Допустим, мы договаривались о перемещении слонов, уборке в сараях, ремонте грузовика. Но на самом деле Гидеон интересовался, не буду ли я впредь избегать его, как раньше. Повторится ли то, что случилось сегодня между нами.
– До завтра, – ответила я.
Через минуту я уже была у своего дома. Припарковала квадроцикл, слезла, попыталась пригладить волосы и отряхнуть одежду. Грейс знала, что я была на сеновале, но не похоже было, что я просто разгружала грузовик с сеном. Я выглядела так, будто участвовала в бою. Проведя рукой по рту, я стерла с губ поцелуи Гидеона, оставив одни лишь извинения.
Когда я открыла дверь, Грейс находилась в гостиной. Там же была и Дженна. Ее с улыбкой, которая могла бы осветить всю Вселенную, держал на руках Томас. Окинув меня пристальным взглядом, он передал нашу дочь Грейс и взял с кофейного столика какой-то сверток. Потом подошел ближе, и я заглянула в его глаза – большие, ясные, а муж протянул мне вместо цветов какое-то вырванное из земли растение косматыми корнями вверх, совсем как два с лишним года назад, когда встречал меня в бостонском аэропорту.
– Сюрприз! – воскликнул он.
Дженна
На главной улице города есть очень милый магазинчик при Информационном центре Слоновьего заповедника Теннесси. На стенах висят огромные фотографии всех его обитателей, а рядом помещены таблички с историей каждого слона. Странно видеть там имена животных из заповедника в Новой Англии. Дольше всего я задерживаюсь перед фотографией Мауры – любимицы моей матери – и так напряженно вглядываюсь в снимок, что картинка начинает расплываться перед глазами.
Тут есть стойка с книгами, которые можно купить, и различные сувениры, и закладки. Корзина, полная мягких игрушек-слоников. А еще тут показывают повторяющийся видеоролик: стадо африканских слонов издает звуки наподобие уличного джаз-банда из Нового Орлеана; два слона играют с пожарным шлангом, совсем как городские дети, когда летом включают гидранты. В другом ролике, покороче, объясняется, что такое свободный контакт с животными. Вместо применения крюков и прочих негативных методов принуждения, а именно с их помощью люди обычно «общаются» со слонами в неволе, сотрудники заповедника используют щадящие методы дрессировки. Слона и человека всегда разделяет барьер – не только ради безопасности дрессировщика, но и для того, чтобы животное чувствовало себя спокойно, так как в любой момент может уйти, если захочет. Такой порядок был заведен в 2010 году, и это, говорилось в ролике, очень помогало в работе со слонами, которые прежде имели негативный опыт и прониклись недоверием к людям.
«Свободный контакт» – вот, значит, как это называется, когда можно беспрепятственно входить в вольеры, как делали моя мать и другие сотрудники нашего заповедника. Только там не было защитных барьеров. Интересно, вызваны ли эти изменения в подходе к содержанию слонов смертью Невви и последовавшей за ней катастрофой?
Кроме меня, в Информационном центре еще только двое посетителей – оба с поясными сумками, на ногах носки и сандалии.
– К сожалению, экскурсии в нашем заповеднике не проводятся, – объясняет им сотрудник центра. – Мы убеждены, что наша задача – позволить слонам жить обычной жизнью, а не превращать их в выставочные экспонаты.
Туристы кивают, признавая справедливость такого подхода, но я вижу, что они разочарованы.
Потихоньку изучаю карту. Центр Хохенуолда занимает всего один квартал, тут нет и намека на две тысячи семьсот акров земли, где могли бы на свободе резвиться слоны. Если только животные не отправились коллективно закупаться в ближайший супермаркет, я не представляю, где они могут прятаться.
Выйдя на улицу раньше туристов, я, будто прогуливаясь, обхожу здание и оказываюсь на парковке для сотрудников. Тут стоят три легковые машины и два грузовичка-пикапа. Логотипов Слоновьего заповедника на дверцах не видно; значит, они могут принадлежать кому угодно. Однако я заглядываю сквозь окошки внутрь машин – нет ли там чего-нибудь такого, что подсказало бы мне, кто владелец.
Хозяйка первой машины явно молодая мамаша: бутылочки, кружки-непроливайки и баночка с детским питанием.
Еще две принадлежат парням: каталоги для охотников и игральные кости.
А вот в первом грузовичке я обнаруживаю искомое: из-под солнцезащитного козырька над водительским сиденьем торчат какие-то листки с логотипом Слоновьего заповедника.
В кузове пикапа – сбившееся в иглистое облако сено, и это хорошо, потому что на улице чертовски жарко и голый металл выжег бы клеймо на моем теле. Я залезаю в кузов, такой способ перемещения в пространстве быстро становится моим любимым.
Меньше чем через час я уже трясусь по грунтовке на подъездах к высоким металлическим воротам с электронным замком. Водитель – женщина – набирает код, и они открываются. Проехав еще сто футов, мы оказываемся перед вторыми воротами, где вся операция повторяется.
По пути я пытаюсь сориентироваться на местности. Заповедник огорожен обычным забором из ячеистой сетки, но внутренний загон сделан из стальных трубок и прутьев. Территория тянется бесконечно – холмы и леса, пруды и луга, точки слоновьих сараев. Кругом все такое ярко-зеленое, что аж глаза режет.
Грузовичок подъезжает к одному из слоновников, и я залегаю на дно в надежде, что водитель не заметит меня, когда вылезет из машины. Слышу, как хлопает дверца, раздаются шаги, а потом женщина заходит в сарай, и тут же радостно трубит слон.
Ракетой вылетаю из кузова; пригнув голову, я крадусь вдоль прочной металлической изгороди позади слоновника и наконец вижу первого слона.
Африканского. Может, я и не такой знаток, как мама, но индийского слона от африканского отличить могу. Отсюда мне не видно, самка передо мной или самец, но зверь кажется просто невероятно огромным. Хотя как еще должен выглядеть слон, который стоит почти прямо перед тобой, всего в трех футах, отделенный металлическими прутьями?
Кстати, о металле – у этого толстокожего он есть на бивнях. Их кончики будто обмакнули в расплавленное золото.
Вдруг слон встряхивает головой, хлопает ушами, и между нами повисает облако красноватой пыли. Звук громкий и неожиданный. Закашлявшись, я резко отшатываюсь назад.
– Кто тебя сюда впустил? – раздается возмущенный голос.
Я оборачиваюсь. Надо мной нависает какой-то мужик. Волосы у него обриты почти наголо, кожа красновато-коричневая. Зубы по контрасту с ней белые-белые и даже словно бы светятся, как люминесцентные лампы. Кажется, он готов схватить меня за шиворот и вытолкать из заповедника, позвать охрану или кто там у них разбирается с нарушителями. Но вместо этого незнакомец округляет глаза, будто увидел призрак.
– Как ты на нее похожа, – шепчет он.
Я не ожидала так легко отыскать Гидеона. Но, может быть, совершив столь продолжительную поездку, заслужила этот подарок судьбы.
– Я Дженна…
– Знаю, – произносит он, разглядывая меня. – А где она? Элис?
Надежда – она как воздушный шарик, дунь в него лишний раз, и он лопнет.
– Я думала, мама здесь.
– То есть она не приехала с тобой?
На его лице разочарование, а я словно бы гляжусь в зеркало и уточняю:
– Значит, вы не знаете, где мама? – И ощущаю слабость в коленях. Не могу поверить, что проделала такой путь, нашла Гидеона, однако все оказалось напрасно.
– Я пытался прикрыть ее, когда явилась полиция. Что там случилось, я толком не знал, но Невви была мертва, а Элис пропала… Вот я и сказал копам, что, она, наверное, забрала тебя и сбежала, – поясняет он. – Она, вообще-то, давно это планировала.
Внезапно мое тело наполняется светом. «Мама хотела быть со мной, хотела, хотела. Она строила планы на будущее, но не сумела воплотить их в жизнь, поскольку что-то пошло не так». Но, увы, Гидеон, на которого я возлагала столько надежд: этот человек должен был стать ключом от замка, антидотом, кодом к разгадке тайного послания – оказался совершенно бесполезным.
– А вы не были частью этого плана?
Он глядит на меня, явно прикидывая в уме, что мне известно о его отношениях с моей матерью.
– Я думал, что да, но Элис потом ни разу не пыталась связаться со мной. Она бесследно исчезла. Получается, что я был всего лишь средством достижения цели, – признается Гидеон. – Она любила меня. Но тебя любила гораздо сильнее.
Я совсем забыла, где нахожусь, но вдруг стоящий рядом слон задирает вверх хобот и громко трубит. Солнце палит, голова у меня кружится, будто я много дней дрейфовала по океану, выпустила в воздух последнюю сигнальную ракету и обнаружила, что привидевшаяся мне с предельной ясностью спасательная лодка на деле оказалась игрой света на волнах. Слон с позолоченными бивнями напоминает мне лошадку с карусели, которой я испугалась в раннем детстве. Не знаю, когда и где родители были со мной на ярмарке, но страшенные деревянные жеребцы с застывшими гривами и оскаленными зубами напугали меня до слез.
Сейчас я тоже готова разреветься.
Гидеон продолжает рассматривать меня, и это не слишком приятно: он словно бы хочет заглянуть мне под кожу или проникнуть в извилины моего мозга.
– Думаю, тебе нужно кое с кем познакомиться, – говорит он и идет вдоль изгороди.
Может, это была проверка? Просто Гидеон хотел сперва удостовериться, что я действительно очень тоскую по матери, прежде чем отвести меня к ней. Не позволяя себе ни на что надеяться, я двигаюсь вслед за ним, постепенно укоряя шаг. А вдруг, а вдруг, а вдруг?
Мы идем по немыслимой жаре, и дорога кажется мне бесконечной: миль тридцать, не меньше. Рубашка у меня уже насквозь промокла от пота. Наконец мы взбираемся на пригорок, и я вижу еще одного слона. Гидеону не нужно объяснять мне, что это Маура. Слониха мягко кладет хобот на верхнюю перекладину изгороди, «пальчики» на его концах нежно смыкаются и раскрываются, как лепестки розы, и я понимаю, что она меня помнит, так же как помню ее и я сама – на каком-то глубинном, подсознательном уровне.
Моей мамы тут действительно нет.
Глаза у слонихи темные, слегка прикрытые веками, уши на ярком солнце выглядят полупрозрачными, и я вижу вены, разбегающиеся по ним картой шоссейных дорог. От ее кожи исходит тепло. Маура выглядит каким-то доисторическим существом из мелового периода. Похожие на меха аккордеона складки хобота волной перекатываются вперед – слониха тянется ко мне, дышит в лицо, ее дыхание пахнет летом и соломой.
– Из-за нее я остался здесь, – говорит Гидеон. – Думал, Элис рано или поздно приедет проведать Мауру. – Слониха обвивает хоботом его предплечье. – Поначалу ей было здесь очень плохо. Бедняжка не выходила из сарая. Стояла в стойле, уткнувшись мордой в угол.
Я вспоминаю длинные, подробные записи мамы в журнале наблюдений.
– Вы думаете, Маура переживала из-за того, что затоптала человека?
– Может быть, – отвечает Гидеон. – Или боялась наказания. А может, скучала по твоей матери.
Слониха урчит, как мотор машины. Воздух вокруг меня вибрирует.
Маура скребет бивнем по боку лежащего на земле соснового бревна, потом приподнимает его и ставит к металлической загородке, снова царапает кору – бревно падает, и слониха начинает катать его под ногой.
– Что она делает?
– Играет. Мы специально срубаем для нее деревья, чтобы она могла обдирать кору.
Минут через десять Маура с легкостью, словно зубочистку, берет хоботом свою игрушку и поднимает ее вверх, намереваясь перекинуть через ограду.
– Дженна, берегись! – Гидеон толкает меня и сам приземляется сверху, а на то место, где я только что стояла, с грохотом падает бревно.
Теплые руки Гидеона лежат на моих плечах.
– Ты в порядке? – спрашивает он, помогая мне подняться на ноги, и улыбается. – В последний раз, когда я держал тебя на руках, ты была совсем кроха.
Я вырываюсь от него и сажусь на корточки, чтобы рассмотреть преподнесенный мне подарок. Длиной три фута, толщиной десять дюймов – тяжелая дубинка. Бивни Мауры процарапали на ней узор – хаотически пересекающиеся линии и желобки.
А ведь не такие они и бессмысленные, если присмотреться повнимательнее.
Я провожу по линиям пальцем.
Немного воображения, и можно разглядеть буквы U и S. А вот узловатые волны на древесине, напоминающие W. На другой стороне бревна – полукруг с двумя длинными царапинами по бокам: I-D-I.
«USWIDI» – на языке коса это слово обозначает «любимая».
Гидеон может не верить в возвращение моей матери, но я начинаю думать, что она всегда рядом.
Тут мой живот урчит, причем так громко – не хуже, чем Маура.
– Да ты голодная, – говорит Гидеон.
– Не беспокойтесь, я в порядке.
– Я тебя накормлю, – не отстает он. – Элис наверняка хотела бы, чтобы я это сделал.
– Ладно, – соглашаюсь я.
Мы идем обратно к сараю, который я увидела первым, когда еще только приехала в грузовике. Машина Гидеона – большой черный фургон. Хозяину приходится убрать с пассажирского сиденья ящик с инструментами, чтобы я могла устроиться.
Пока мы едем, Гидеон продолжает украдкой коситься на меня. То ли пытается запомнить мое лицо, то ли еще что. Лишь сейчас я замечаю, как он одет: на нем красная футболка и шорты – форма сотрудников Слоновьего заповедника Новой Англии. Здесь, в Хохенуолде, все носят хаки.
Ерунда какая-то!
– А сколько лет вы здесь проработали?
– О, – отвечает он, – очень много.
Каковы шансы, что в заповеднике площадью две тысячи семьсот акров, где наверняка немало сотрудников, я первым делом наткнусь именно на Гидеона?
Если только, конечно, он сам не позаботился об этом.
А вдруг это не я нашла Гидеона Картрайта, а он меня?
Общение с Верджилом не прошло бесследно: я рассуждаю, как коп. Хотя в данной ситуации это не так уж плохо, целее буду. Пытаюсь трезво все обдумать. Да, я отправилась в путь, полная решимости отыскать Гидеона. Однако теперь, когда он сидит рядом, у меня появляются сомнения, а было ли это такой уж прекрасной идеей. Ощущаю во рту привкус страха, будто сдаю экзамен. Впервые мне приходит в голову мысль, что Гидеон имел какое-то отношение к исчезновению мамы.
– Ты помнишь ту ночь? – вдруг спрашивает он, будто пытается вытянуть из моей головы ниточку правды.
Перед моим мысленным взором возникает страшная картина: Гидеон увозит мою мать из больницы, останавливается у края дороги и хватает ее за горло. Вижу, как то же самое он проделывает со мной.
Прикидываю, что сделал бы Верджил, если бы хотел выудить из подозреваемого информацию, и, следя за тем, чтобы голос ненароком не дрогнул, спокойно отвечаю:
– Нет, я же тогда была совсем маленькая. Думаю, большую часть событий я проспала. – Я пристально смотрю на него. – А вы помните?
– К несчастью, да. Лучше бы я забыл все это.
Мы уже почти в городе. Частные дома, лентой вившиеся за окном, уступают место супермаркетам и заправочным станциям.
– Потому что вы убили ее? – вдруг выпаливаю я.
Гидеон, давя на тормоза, съезжает на обочину. У него такой вид, будто я дала ему пощечину.
– Дженна… Клянусь, я любил твою маму! – уверяет он меня. – Пытался защитить ее. Хотел на ней жениться. Мечтал заботиться о тебе. И о малыше.
Из машины как будто разом выкачали весь воздух, а мне рот и нос залепили пластырем.
Может, я не так расслышала? Может, он сказал, что хотел заботиться обо мне, малышке? Только на самом деле он этого не говорил.
Машина останавливается, Гидеон, опустив взгляд на колени, тихо бормочет:
– Ты не знала.
Одной рукой я отстегиваю ремень безопасности, а другой открываю себе путь к спасению. Выскакиваю из машины и быстрым шагом иду прочь. За спиной хлопает дверца – это Гидеон, он преследует меня.
Вхожу в первое попавшееся здание – какую-то забегаловку, проношусь мимо официантки и лечу в дальний конец зала, где обычно располагаются туалеты. Запираю за собой дверь в дамскую комнату, влезаю на раковину и открываю узкое окошко, прорезанное в стене над ней. Слышу голоса в коридоре: Гидеон умоляет кого-нибудь войти внутрь и вытащить меня. Я протискиваюсь в окошко, спрыгиваю на крышку стоящего в переулке мусорного бака и пускаюсь наутек.
Бегу через лес, не останавливаясь, и вот я уже на окраине городка. Впервые за два дня я включаю мобильник.
Слава богу, связь тут есть! Обнаруживаю сорок три эсэмэски от бабушки. Но я не открываю их – набираю номер Серенити.
Она отвечает после третьего гудка. Я плачу от облегчения и говорю сквозь слезы:
– Пожалуйста, помогите мне!
Элис
Сидя на чердаке над африканским сараем, я в который раз спрашивала себя: «А не сошла ли я с ума?»
Томас уже пять месяцев как дома. Гидеон заново перекрасил стены. Пол накрыт пленкой, по краям которой стоят банки с краской, но больше здесь ничего нет. Не осталось и следа от того пролома в реальности, куда целиком засосало моего мужа. Временами мне даже удавалось убедить себя, что все это я просто выдумала.
День сегодня выдался дождливый. Дженна пошла в садик в полном восторге оттого, что ей разрешили обуть новые резиновые сапожки с изображениями божьих коровок, – подарок Грейс и Гидеона на ее второй день рождения. Слоны из-за непогоды не покидали свои сараи. Невви и Грейс раскладывали по конвертам листовки для компании по сбору средств в пользу заповедника. Томас уехал в Нью-Йорк на встречу с очередными спонсорами.
Муж так и не рассказал мне, где проходил лечение, упомянул только, что лечебница находится в другом штате и он поехал туда, так как центр, куда он изначально направлялся, оказался закрытым. Я не знала, верить ему или нет, но Томас снова был похож на себя, а потому возникавшие в душе сомнения я вслух не высказывала. Я больше не интересовалась, как он ведет бухгалтерские книги, никогда не проверяла его. Последняя попытка сделать это закончилась тем, что он едва не придушил меня.
Томас вернулся домой после курса восстановительной терапии с новым набором лекарств и чеками от трех частных инвесторов. «Интересно, они тоже были пациентами той клиники?» – молча задавалась я вопросом, хотя на самом деле меня это мало волновало: главное, что заповедник получил деньги. Муж снова взял бразды правления в свои руки, будто никуда и не уезжал. Но если на работе все быстро наладилось, то с нашим браком дело обстояло гораздо хуже. Хотя у Томаса уже много месяцев не было никаких проявлений биполярного расстройства, я не могла доверять ему, и он это понимал. Мы были кругами из диаграммы Венна, и точкой пересечения являлась Дженна. Теперь, когда мой супруг часами не выходил из кабинета, я не могла удержаться от мысли: не строчит ли он опять ту же белиберду? Когда я спросила, чувствует ли он себя стабильным, Томас обозлился, сказал, что я на него наезжаю, и стал запирать дверь. Это был порочный круг.
Я мечтала уехать, взять с собой Дженну и сбежать. Я бы забрала ее из садика и просто исчезла в неизвестном направлении. Изредка, когда мы с Гидеоном улучали время побыть вдвоем, у меня даже хватало смелости произнести это вслух.
Читать бесплатно другие книги:
