Тёмное пророчество Риордан Рик
У заграждений меня не остановили. Двое дежурных полицейских (простые смертные, предположил я), уткнувшись в смартфоны, не обращали ни малейшего внимания на дым, поднимающийся позади них. Может быть, Туман застилал им глаза. Может, они решили, что незачем останавливать бродягу-оборванца, который лезет в зону утечки газа. А может, их внимание поглотила эпичная битва за тренажерный зал в игре «Pokmon Go».
В первом же квартале огороженной зоны я увидел горящий бульдозер. Скорее всего, он наехал на мину, над которой поработал Лео Вальдес, – ведь он не просто горел и был полуразбит, но и был увешан наклейками-смайликами и заляпан взбитыми сливками.
Я захромал быстрее. По пути мне попадались другие искалеченные бульдозеры, обломки зданий, разбитые машины, груды оставшегося от монстров праха, но тел я не видел. Это меня немного приободрило. Когда до площади перед «Юнион-Стейшн» оставался всего один поворот, я услышал впереди лязганье мечей, затем выстрел и что-то похожее на гром.
Еще никогда в жизни я так не радовался звукам сражения. Ведь стало ясно, что еще не все погибли.
Я побежал. Ноги отчаянно сопротивлялись. Стоило моей ступне коснуться асфальта, как руку пронзала резкая боль.
Повернув за угол, я тут же угодил в бой. На меня бросился воин-полубог с жаждой крови в глазах – какой-то незнакомый мне подросток в римских доспехах, надетых поверх обычной одежды. К счастью, его уже до меня хорошенько потрепали. Оба глаза у него заплыли. Бронзовый нагрудник был помят, как крыша после града. Ему едва хватало сил, чтобы удержать меч в руках. Я и сам был не в лучшей форме, но меня подстегивали гнев и отчаяние. Мне удалось снять с плеча укулеле и садануть им полубога по лицу.
Воин рухнул к моим ногам.
Я был довольго горд своим героическим подвигом, пока не поднял глаза. В центре круглой площади наверху фонтана стоял, окруженный циклопами, мой любимый студент-бухгалтер Олуджими. Словно древний бог войны, он размахивал каким-то бронзовым оружием, напоминающим хоккейную клюшку, только в два раза шире. С каждым взмахом «клюшка» поражала врагов электрическими разрядами. Один взмах – один поверженный циклоп.
Таким Джейми нравился мне еще больше. Я никогда не испытывал особой любви к циклопам. И все же… Его молнии были какие-то странные. Как действует оружие Зевса, мне было хорошо известно. Я частенько получал от него удары молнией. Но электричество, которое использовал Джейми, было другим: в запахе озона чувствовалось больше сырости, красноватый оттенок вспышек был темнее. Мне хотелось расспросить его об этом, но в тот момент Джейми был немного занят.
Вокруг площади бушевали бои поменьше. И похоже, защитники Станции одерживали верх. Хантер Ковальски носилась между врагами, играючи подстреливая блеммий, волчеголовых воинов и диких кентавров. У нее была удивительная способность стрелять на бегу и при этом уворачиваться от ответных ударов и целиться в ноги противникам. Как лучник я был впечатлен. Будь у меня по-прежнему божественная сила, я бы благословил ее каким-нибудь чудесным даром вроде волшебного колчана и, возможно, даже подписал бы ей собрание моих лучших хитов на виниловых пластинках.
Рядом с отелем, прислонившись к почтовому ящику, сидела драконица Сссссара, ее змеиные хвосты обернулись вокруг тела, а шея раздулась, как баскетбольный мяч. Я бросился ей на помощь, решив, что она ранена. А потом заметил, что ком у нее в горле по форме подозрительно напоминает шлем галльского воина. Грудь и шея драконицы тоже распухли.
– Сссссалют! – лениво улыбнулась она.
– Сссссара, – сказал я, – ты что, проглотила германца целиком?
– Нет, – ответила она и рыгнула. Пахло точно варваром и чуть-чуть чесноком. – Ну, может ссссстатьссссся и так.
– А где остальные? – я пригнулся, уворачиваясь от стрелы, которая пролетела надо мной и разбила лобовое стекло стоявшей рядом «Субару». – Где Коммод?
Сссссара указала на Станцию:
– Думаю, там. Он прорубил сссссебе дорогу в здание.
Тон у драконицы был совершенно безразличный, наверное потому, что она наелась и хотела спать. Столб дыма, который я увидел еще издалека, поднимался из дыры в крыше Станции. Еще хуже было то, что на зеленой черепице, словно останки огромного насекомого, приклеевшегося к липкой ленте, лежало бронзовое драконье крыло.
Меня захлестнула ярость. Никому не позволено портить мой транспорт, будь то солнечная колесница, Фестус или школьный автобус!
Главные двери вокзала «Юнион-Стейшн» были открыты нараспашку. Я побежал внутрь, пробираясь сквозь груды оставшегося от монстров праха, разбросанные кирпичи, горящие обломки мебели и горестно ржущих кентавров, которые барахтались, повиснув вниз головой в сетке-ловушке.
На лестнице я увидел раненую Охотницу Артемиды, которая стонала от боли, в то время как ее соратница перевязывала кровоточащую рану у нее на ноге. Чуть поодаль на полу лежал без движения незнакомый полубог. Я присел рядом: это был мальчишка лет шестнадцати, примерно столько же было мне в моем нынешнем смертном обличье. Пульса у парня не ыло. Неизвестно, на чьей стороне он сражался, да это было и не важно. В любом случае его смерть была ужасной потерей. Мне стало казаться, что, возможно, жизнь полубогов все-таки следует ценить больше, чем привыкли боги.
Я побежал дальше, петляя по коридорам и надеясь, что Станция направит меня в нужное место. Наконец я оказался в библиотеке, где провел прошлую ночь. То, что я там увидел, поразило меня, как взрыв прыгающей мины Бритомартиды.
На столе лежала мертвая грифоница. Всхлипнув от ужаса, я подбежал к ней. Левое крыло Элоизы укрывало ее будто саван. Шея была согнута под неестественным углом. Пол вокруг был завален сломанным оружием, смятыми доспехами и прахом монстров. Она погибла, сразив множество врагов… но она погибла.
В глазах у меня защипало. Я обнял ее голову, вдохнув свежий запах сена и выпавших перьев.
– Элоиза, ты спасла меня! Почему я не смог спасти тебя?!
Где был ее спутник Абеляр? Что стало с их яйцом? Я не знал, что хуже: если погибла вся семья грифонов или если отцу и малышу-грифону придется жить, безутешно оплакивая смерть Элоизы.
Я поцеловал ее в клюв. Сейчас не было времени горевать. Возможно, остальным все еще нужна помощь.
С новыми силами, перепрыгивая через две ступеньки, я помчался по лестнице.
Ворвавшись в дверь, я оказался в главном зале.
В нем царило жуткое спокойствие. Дым клубами уходил вверх через зияющую в крыше дыру, он шел с чердака, где дымилась бульдозерная гусеница, почему-то перевернутая. Гнездо Элоизы и Абеляра не пострадало, но ни самого грифона, ни яйца нигде не было видно. У мастерской Джозефины валялась оторванная вместе с шеей голова Фестуса с безжизненно потухшими рубиновыми глазами. Куда подевалось его тело, оставалось только гадать.
Диваны были поломаны и перевернуты, кухонная техника изрешечена пулями.
Но хуже всего была сцена, развернувшаяся вокруг обеденного стола.
С одной его стороны, ближе ко мне, стояли Джозефина, Калипсо, Литиерс и Талия Грейс. Талия натянула лук. Калипсо вытянула вверх пустые руки, как заправский мастер боевых искусств, а Джозефина направила вперед пистолет-пулемет – Маленькую Берту.
По ту сторону стола стоял Коммод собственной персоной, лучезарно улыбающийся, несмотря на кровоточащий порез через все лицо. Поверх его пурпурной туники сияли золотые императорские доспехи. Он небрежно держал меч – золотую спату.
По обе стороны от него стояли германские стражи. Варвар справа обхватил одной рукой шею Эмми, а другой рукой держал у ее головы арбалет-пистолет. Рядом с матерью стояла Джорджина, Эмми крепко прижимала ее к себе. Похоже, не успела бедная малышка прийти в себя, как ей пришлось столкнуться с новыми ужасами.
Слева от Коммода в таком же положении стоял, схваченный вторым германцем, Лео Вальдес.
Я сжал кулаки:
– Мерзавец! Коммод, отпусти их!
– Привет, Лестер! – улыбнулся Коммод. – Ты как раз успел к началу веселья!
39
Никаких фото
Со вспышкой у стола
Ой! Простите! Ха-ха
Пальцы Талии стиснули тетиву. Капелька серебристого, как лунная вода, пота стекала у нее возле уха.
– Только скажи, – обратилась она ко мне, – и я пробью дыру прямо между глаз этого болвана императора.
Соблазнительное предложение, но я знал, что это лишь бравада. Талию, как и меня, ужасала сама мысль о том, что мы потеряем Лео и Эмми… и особенно бедную Джорджи, которая и так столько перенесла. Я сомневался, что нашим оружием можно убить такого бессмертного, как Коммод, не говоря уж о том, чтобы застрелить его вместе с двумя стражами. Не важно, как быстро мы будем действовать, друзей нам спасти не удастся.
Джозефина покрепче ухватилась за рукоятку пистолета. Ее комбинезон был измазан слизью, прахом и кровью. Короткие серебристые волосы блестели от пота.
– Все будет хорошо, малыш, – пробормотала она. – Сохраняй спокойствие.
Было не ясно, к кому она обращается: к Эмми, Джорджи или к самой себе.
Рядом с ней стояла, подняв руки, Калипсо, словно застыв в нерешительности перед невидимым ткацким станком. Не сводя глаз с Лео, она едва заметно покачала головой, может быть, желая сказать ему «Не валяй дурака!». (Она частенько ему это говорила.)
Ближе всех ко мне оказался Литиерс. Рана у него на ноге снова открылась, и кровь пропитала повязку. Его волосы и одежда обгорели, словно ему пришлось бежать сквозь строй огнеметчиков, а футболка с надписью «Кукурузник» теперь больше напоминала корочку на поджаренном маршмеллоу. От надписи осталось только «КУКУРУ».
Судя по окровавленному клинку, это он наградил Коммода жуткой раной на лице.
– По-хорошему не получится, – прошептал мне Лит. – Кто-то умрет.
– Нет, – сказал я. – Талия, опусти лук.
– Что, прости?
– Джозефина, и ты опусти пистолет. Пожалуйста.
Коммод усмехнулся:
– Да, послушайте Лестера! И Калипсо, милая, если попытаешься снова призвать дух ветра, я без колебаний убью твоего маленького друга.
Я взглянул на волшебницу:
– Ты призвала духа?
Потрясенная Калипсо рассеянно кивнула:
– Совсем небольшого.
– Важно другое, – крикнул Лео. – Никакой я не маленький! Нечего тут устраивать сцену типа «Поздоровайся с моим маленьким другом»![46] – Он поднял руки, несмотря на то, что германец крепко держал его за шею. – И вообще, ребята, не волнуйтесь. У меня все под контролем.
– Лео, – спокойно сказал я, – двухметровый варвар приставил к твоей голове арбалет.
– Ага, я знаю, – ответил он. – Это тоже часть плана.
На слове «план» он красноречиво мне подмигнул. Либо у Лео и правда был план (вряд ли, так как, сколько я его знаю, он всегда больше полагался на блеф, шутки и импровизацию), либо он думал, что план есть у меня. Как ни прискорбно, второй вариант был более вероятен. Я, наверное, говорил, что люди часто совершают эту ошибку. То, что я бог, не значит, что я должен решать все проблемы!
Коммод поднял вверх два пальца:
– Альбатрикс, если полубог снова заговорит, позволяю тебе застрелить его.
Варвар, соглашаясь, крякнул. Лео захлопнул рот. По его глазам было видно, что даже под угрозой смерти он едва сдерживается, чтобы не отпустить ответную шуточку.
– Итак, – проговорил Коммод. – Перед тем как Лестер прервал нас, я потребовал Трон Мнемозины. Где он?
Слава богам!.. Если трон спрятан, значит, у Мэг есть шанс на исцеление. Эта новость придала мне решимости.
– Ты хочешь сказать, – поинтересовался я, – что твои воины окружили это место, ворвались внутрь и не смогли даже отыскать какой-то стул? И все, с чем ты остался, – пара безмозглых германцев да горстка заложников? Что ж ты за император такой? То ли дело твой отец, Марк Аврелий – вот кто был настоящим императором!
Лицо его помрачнело. Глаза потемнели. Я вспомнил, как однажды, когда мы были у него в военном шатре, неловкий слуга пролил вино на одежды моего друга. Глаза Коммода так же потемнели, и он едва не забил юношу насмерть свинцовым кубком. Тогда я был богом и посчитал этот эпизод несколько неприятным. Теперь мне довелось испытать на себе, что чувствуют жертвы жестокости Коммода.
– Я не договорил, Лестер, – прорычал он. – Признаю, это проклятое здание доставило больше хлопот, чем я ожидал. Виной всему мой бывший префект Аларик. Он совершенно безответственно подошел к нашей подготовке. Мне пришлось его убить.
– Как неожиданно, – пробормотал Литиерс.
– А большая часть моих воинов просто сбилась с пути, – сказал Коммод. – Они вернутся.
– Сбилась с пути? – я перевел взгляд на Джозефину. – Куда же они подевались?
Она не сводила глаз с Эмми и Джорджи, но в голосе ее зазвучала гордость.
– Станция сказала мне, – ответила она, – что половина его монстров провалилась в огромный спускной желоб с табличкой «СТИРКА». Остальные попали в котельную. А из котельной еще никто никогда не возвращался.
– Не важно!
– А его наемники, – продолжала Джозефина, – оказались в Конференц-центре Индианы. Сейчас они пытаются выбраться с этажа, где проходит выставка товаров для дома и сада.
– Я найду себе новых солдат! – взвизгнул Коммод. Кровь, сочащаяся из свежей раны, капала ему на доспехи и одежду. – А вот ваших друзей заменить будет не так просто. Как и Трон Памяти. Давайте договоримся! Я заберу трон. Убью девчонку и Лестера и сровняю это место с землей. Так было сказано в моем пророчестве, а я никогда не спорю с оракулами! Взамен я отпущу остальных. Вы мне не нужны.
– Джо, – приказным тоном проговорила Эмми.
Возможно, она имела в виду «Не дай ему победить». Или «Не дай Джорджине умереть». Так или иначе, в лице Эмми я прочел то же самое пренебрежение к собственной жизни, как в то мгновение, когда она – юная царевна – бросилась с обрыва. Она была готова принять смерть, но только на своих условиях. Яркий свет ее решительных глаз не потускнел за три тысячи лет.
Свет…
У меня по спине пробежала дрожь. Я вспомнил, о чем Марк Аврелий говорил своему сыну, что потом стало известно благодаря его книге «Размышления»: «…думай о себе так, будто уже умер и прожил свою жизнь. Оставшийся тебе срок проживи достойно. То, что не пропускает свет, порождает тьму».
Коммод ненавидел этот совет. Эти слова тяготили его, казались ему лицемерными и абсурдными. Что значит «будто уже умер»? Коммод намеревался жить вечно. Он бы разогнал тьму ревом толпы и блеском представления.
Но света – сияния – в нем не было.
В отличие от Станции. Марку Аврелию здесь бы понравилось. Эмми и Джозефина жили в соответствии со своей природой и отпущенным им временем, они давали свет всем, кто бы сюда ни пришел. Неудивительно, что Коммод их ненавидел. Неудивительно, что он был помешан на том, чтобы уничтожить эту угрозу своей власти.
Аполлон же был прежде всего богом света.
– Коммод, – я вытянулся во весь свой не-слишком-впечатляющий рост. – Мы можем договориться только вот о чем. Ты отпустишь заложников. Ты уйдешь отсюда ни с чем и никогда не вернешься.
Император расхохотался:
– Это звучало бы устрашающе из уст бога, но никак не прыщавого юнца.
Его германцы, наученные в любой ситуации оставаться бесстрастными, не стали сдерживать презрительных ухмылок. Они меня не боялись. И сейчас это было как никогда кстати.
– Я все-таки Аполлон, – я развел руки в стороны. – Даю тебе последний шанс уйти добровольно.
Во взгляде императора промелькнуло сомнение.
– Что ты мне сделашь – убьешь? В отличие от тебя, Лестер, я бессмертный. Я не могу умереть.
– Мне и не нужно тебя убивать, – я приблизился к столу. – Приглядись ко мне. Разве ты не видишь во мне бога, друг мой?
Коммод зашипел:
– Я вижу в тебе предателя, который удавил меня в моей собственной ванне. Я вижу в тебе того, с позволения сказать, бога, который обещал мне свое благословение, а потом бросил меня! – В его голосе слышалась боль, которую он пытался скрыть за высокомерием и язвительностью. – Я вижу лишь пухлого тинейджера с проблемной кожей. Да и подстричься тебе тоже не помешало бы.
– Друзья, – обратился я к остальным, – отведите глаза. Я предстану в своем истинном божественном облике.
Лео и Эмми быстро сообразили, что делать, и крепко зажмурились. Эмми закрыла рукой лицо Джорджины. Я надеялся, что друзья на моей стороне стола тоже послушаются меня. Мне нужно было, чтобы они верили в меня, несмотря на все мои неудачи, несмотря на то, как я выглядел.
Коммод усмехнулся:
– Ты вымок и измазался в помете летучих мышей, Лестер. Ты жалкий юнец, которому пришлось погрузиться во тьму. Тьма все еще внутри тебя. Я вижу страх в твоих глазах. Вот твой истинный облик, Аполлон! Ты обманщик!
Аполлон. Он назвал меня по имени.
Я видел тот ужас, который он пытался скрыть, и чувствовал его трепет. Мне вспомнились слова Трофония: Коммод отправлял за пророчествами в пещеру своих слуг, но никогда не спускался туда сам. Как бы ни были нужны ему предсказания, он слишком сильно боялся увидеть то, что Темный оракул мог ему показать, то, на запах чего устремился бы рой призрачных пчел, – самые тайные свои страхи.
Я прошел по тому пути, на который он так и не отважился ступить, – и выжил.
– Узрите! – сказал я.
Коммод и его воины могли отвернуться. Но они не стали. Они приняли мой вызов с гордостью и презрением.
Мое тело раскалилось, клетки воспламенились одна за другой. Как самая мощная в мире лампочка я залил комнату сиянием. Я стал чистым светом.
Через микросекунду все прекратилось. И раздались крики. Германцы пятились, стреляя во все стороны из арбалетов. Один болт пролетел мимо головы Лео и воткнулся в диван. Другой ударил в пол, зазвенели осколки плитки.
Коммод театрально прижал ладони к глазницам и завопил:
– МОИ ГЛАЗА!
Силы меня покинули. Я схватился за стол, чтобы не упасть.
– Можно смотреть, – сказал я друзьям.
Лео вырвался из лап германца. Он кинулся к Эмми и Джорджине, и они поспешили прочь от Коммода и его воинов, ослепших, шатающихся и воющих – из глазниц у них валил пар.
Там, где мгновение назад стояли захватчики и заложники, плиточный пол почернел. На кирпичных стенах можно было разглядеть каждую трещинку в сверхвысоком качестве. Обивка ближайших диванов из темно-красной стала розовой. Пурпурные одежды Коммода выцвели и превратились в светло-лиловые.
Я повернулся к друзьям. Их одежда тоже стала на несколько тонов светлее, волосы у лица выгорели, но все они поступили благоразумно и закрыли глаза.
Талия изумленно уставилась на меня:
– Что произошло? И почему ты поджарился?
Я оглядел себя. И правда, моя кожа приобрела цвет кленовой коры. Гипс из листьев и сока сгорел, зато рука полностью восстановилась. На мой взгляд, выглядел я отлично, главное было – снова стать богом, пока меня не настигли последствия в виде какого-нибудь жуткого рака кожи, который я только что заработал. Я запоздало сообразил, какой опасности подверг себя. Мне на самом деле удалось восстановить свою истинную божественную форму. Я превратился в чистый свет. Глупый Аполлон! Удивительный, чудесный, глупый Аполлон! Это смертное тело не рассчитано на такую мощь. Мне повезло, что я тотчас же не сгорел, как старинная лампочка.
Коммод застонал. Он схватил первое, что попалось ему под руку – это оказался один из германцев, – и поднял ослепшего варвара над головой:
– Я вас всех уничтожу!
Он бросил варвара, ориентируясь на голос Талии. В отличие от него, мы зрение не потеряли и легко увернулись, не желая становиться кеглями для боулинга. Германец с такой силой ударился в стену, что взорвался облаком желтой пыли, оставив на кирпичах симпатичный абстрактный рисунок.
– Мне не нужны глаза, чтобы убить вас! – Коммод рубанул мечом, отхватив кусок обеденного стола.
– Коммод, – предупредил я, – уходи из города и никогда не возвращайся. Или потеряешь больше, чем зрение.
Он бросился на меня. Я отступил в сторону. Талия выпустила стрелу, но Коммод двигался слишком быстро. Стрела поразила второго германца, который, крякнув от неожиданности, упал на колени и рассыпался в прах.
Коммод споткнулся о стул и упал, уткнувшись лицом в ковер. Позвольте прояснить: нельзя радоваться мучениям слепого, но это был тот редкий случай, когда я не мог удержаться. Если кто и заслужил проехаться лицом по полу, так это император Коммод.
– Уходи, – повторил я. – И никогда не возвращайся. Твое правление в Индианаполисе окончено.
– Это Коммодианаполис!
Он с трудом встал на ноги. На доспехах у него появилось несколько новых царапин. Рана на лице не становилась красивее. Маленький человечек, сплетенный из ершиков для чистки трубок – вероятно, поделка Джорджины, – запутался в густой бороде императора и висел там, как альпинист.
– Ты не победил, Аполлон! – прорычал он. – Ты даже представить себе не можешь, что уготовано твоим друзьям на востоке и на западе! Они умрут. Все до единого!
Лео Вальдес вздохнул:
– Ладно, ребята. Было весело, но давайте я уже расплавлю ему лицо, хорошо?
– Постой, – сказал Литиерс.
Воин подошел к своему бывшему повелителю:
– Коммод, уходи, пока можешь.
– Я создал тебя, парень, – проговорил император. – Я спас тебя от забвения. Я стал тебе вторым отцом. Дал тебе цель в жизни!
– Второй отец оказался еще хуже первого, – ответил Лит. – А я нашел новую цель.
Коммод кинулся на него, бешено размахивая мечом.
Лит отразил удар и направился к мастерской Джозефины:
– Сюда, Новый Геркулес!
Коммод заглотил наживку и бросился на голос Лита.
Лит пригнулся и хлопнул императора по заду плоской стороной клинка:
– Мимо, ваше величество.
Коммод наткнулся на сварочный пост Джозефины, затем напоролся спиной на циркулярную пилу, которая, к счастью для него, в тот момент не работала.
Литиерс встал возле гигантского окна-розетки. Я разгадал его план, когда он крикнул:
– Я здесь, Коммод!
Император заревел и бросился в атаку. Лит отошел в сторону. Коммод мчался прямо в окно. Может, он и остановился бы, но в последний момент Калипсо щелкнула пальцами, словно хотела столкнуть что-то с невидимого стола. Поток ветра ударил Коммода в спину. Новый Геркулес, бог-император Рима, пробил стекло, когда стрелка часов показала шесть, и рухнул в пустоту.
40
Эй, Шекспир
Йоу, не тычь мне в лицо
Пятистопным ямбом!
Все подбежали к окну и выглянули наружу. Императора нигде не было. Наши друзья на площади смотрели на нас с недоумением.
– Могли бы и предупредить! – крикнул Джейми.
Всех своих врагов он уже испепелил. И теперь они с Хантер Ковальски стояли, целые и невредимые, окруженные мозаикой из осколков стекла.
– Где Коммод? – спросил я.
Хантер пожала плечами:
– Мы его не видели.
– В смысле?! – возмутился я. – Он только что вылетел из этого окна.
– Нет, – вмешался Лео. – Он вы-Лит-ел из этого окна. Правда ведь? Неплохо сражаешься, чувак.
– Спасибо, – кивнул Лит.
Они стукнулись кулаками, словно забыв, что последние пару дней только и говорили о том, как хотят убить друг друга. Из них бы получились отличные боги-олимпийцы.
– Что ж, – сказала Талия. Ей, кстати, очень шло мелирование, появившееся после моей солнечной вспышки. – Нужно прочесать окресности. Если Коммод все еще где-то поблизости… – она посмотрела в сторону Саут-Иллинойс-стрит. – Это кто, Мэг?!
Из-за угла появились три карпои, поддерживающие Мэг, которая скользила по воздуху как по морским (или персиковым) волнам. Я чуть было не выпрыгнул им навстречу. Но вовремя вспомнил, что не могу летать.
– Трон Памяти, – сказал я Эмми. – Он нам нужен, срочно!
Мы встретились с карпои в главном вестибюле. Один из Персиков вытащил Стрелу Додоны из-под сиденья «Мерседеса» и держал ее в зубах, как пиратский аксессуар. Он протянул ее мне. Не будучи уверен, благодарить мне его или проклинать, я все же отправил стрелу обратно в колчан – для сохранности.
Из смежной комнаты прибежали Джозефина с Лео, которые притащили мой старый рюкзак – Трон Памяти. Они поставили его на середину все еще тлеющего персидского ковра.
Персиковые младенцы опустили Мэг на сиденье.
– Калипсо, – позвал я. – Блокнот?
– Здесь!
Она помахала линованным блокнотиком. Из Калипсо и впрямь получилась бы отличная ученица. Она подготовилась к занятиям!
Я встал на колени рядом с Мэг. Кожа у нее совсем посинела, дыхание то и дело сбивалось. Я обхватил ее лицо руками и проверил глаза. Зрачки сузились и стали совсем крошечными. Сознание еще теплилось в ней, но таяло с каждой секундой.
– Держись, Мэг, – взмолился я. – Теперь ты среди друзей. Ты на Троне Мнемозины. Изреки пророчество!
Мэг резко выпрямилась. Она вцепилась в сиденье, словно сквозь нее пропустили сильный электрический ток.
Все отступили назад и встали вокруг нее неровным кругом. И тут у Мэг изо рта появился черный дым, опускаясь все ниже, он окутал ее ноги.
Затем Мэг заговорила – к счастью, не голосом Трофония, а низким монотонным голосом, достойным самого Дельфийского оракула:
- Сгорят слова, что память подарила,
- Едва луна над Дьяволом уснет.
- Пусть оборотень собирает силы,
- Иначе Тибр кровью изойдет.
– Нет, – прошептал я. – Нет, нет, нет.
– В чем дело? – спросил Лео.
Я посмотрел на Калипсо, которая лихорадочно записывала слова оракула.
– Нам нужен блокнот побольше.
– Зачем? – удивилась Джозефина. – Ведь пророчество уже сказано…
Мэг вздохнула и продолжила:
- На юг пусть солнце устремит свой ход
- Сквозь путаницу к смерти и огню,
- Владельца белого коня найдет —
- Загадка волю обретет свою.
Я уже несколько столетий не слышал пророчеств в такой форме, но она была мне хорошо знакома. Больше всего на свете мне хотелось прервать декламацию и положить конец страданиям Мэг, но я ничего не мог поделать.
Она задрожала и изрекла третью строфу:
- Смелее, Лестер, в западный дворец;
- Деметры чадо корни обретет.
- Укажет козлоногий удалец
- Тот путь, где вражья обувь лишь пройдет.
И жуткой кульминацией стал четвертый дистих:
- Известны три и Тибр перед тобой —
- Тогда лишь, Аполлон, танцуй и пой.
Темный дым рассеялся. Я бросился вперед и успел подхватить Мэг. Теперь она дышала ровнее, кожа ее была не такой холодной. Слава Мойрам! Пророчество покинуло ее.
Первым заговорил Лео:
– Что это было? Четыре пророчества по цене одного? Строчек было немерено.
– Это сонет, – сказал я, все еще не желая верить в случившееся. – Да помогут нам боги! Это был шекспировский сонет.
Я-то думал, что лимерик Додоны – это плохо. Но шекспировский сонет с рифмовкой ABAB и сонетным замком, к тому же написанный пятистопным ямбом? Такой ужас мог родиться только в пещере Трофония.
Я вспомнил, как часто спорил с Уильямом Шекспиром.
«Билл, – говорил я. – Никому не понравится такая поэзия! Та-ДА, та-Да, та-ДА, та-Да, та-Да. Ну что это за ритм?!»
Никто не будет говорить вот так!
Хм… хотя последнее предложение я сам написал пятистопным ямбом. Какой же он прилипчивый! Брр!
Талия повесила лук на плечо:
– Это было одно стихотворение? Но в нем же было несколько частей.
– Да, – сказал я. – В виде сонетов изрекаются самые сложные пророчества со множеством изменчивых частей. И боюсь, ни одна не предрекает нам ничего хорошего.
Мэг захрапела.
– Разберемся с нашей судьбой потом, – решил я. – Мэг нужно отдохнуть…
Читать бесплатно другие книги:
