Вся ярость Хантер Кара
– Конечно.
– У вас хорошая команда, – говорит Галлахер, присаживаясь.
– Я тоже так думаю.
Она кладет на стол большую картонную папку.
– Я только что ознакомилась с материалами по Блейк и Эпплфорд. Ваше предложение помощи – оно еще в силе?
Я киваю, но, должно быть, на лице у меня написана тревога, потому что Галлахер поспешно продолжает:
– Послушайте, я понимаю, ситуация дерьмовая, но, надеюсь, вы отдаете себе отчет, что я хочу этого не больше вас. Насколько я могу судить по документам, Аластер Осборн сделал все, что на его месте должен был сделать хороший суперинтендант. Как и вы. Я не представляю себе, как любой компетентный следователь мог бы прийти к другому заключению.
Значит, Галлахер ознакомилась с делом. Просто она не стала выкладывать это в первые пять минут. Мое уважение к ней возрастает.
– Послушайте, я знаю, зачем вы пришли, – хотите спросить насчет моей жены, о том, что говорится в стенограммах заседаний. Но защита просто действовала наугад – пыталась выбить почву у меня из-под ног. Мы с Алекс сошлись спустя много времени после окончания процесса. На момент нападения она была помолвлена с другим мужчиной. Они разошлись через несколько недель после того, как это случилось, – он не смог это принять. Если вы переговорите с Алекс, она все это подтвердит. Но я бы предпочел, чтобы вы этого не делали.
– Не думаю, что в этом есть необходимость, – говорит Галлахер, глядя мне в глаза. – Но все равно спасибо.
Я снова откидываюсь назад.
– Хорошо. Итак, о чем вы хотели поговорить?
Она встает.
– Не знаю, как вы, но я смерть как хочу приличного кофе. Ну, а после этого можно будет начать.
Фиона Блейк сидит в темноте, одна, за задернутыми шторами. В углу светится экран телевизора, однако программа, которую она как бы смотрела, уже давно закончилась, и с тех пор она не удосужилась переключить канал. На тарелке перед ней покрывается коркой давно остывший обед, нетронутый. Фиона чувствует сильный аромат большого букета лилий, кое-как засунутый в вазу, которой она почти не пользуется; Фиона никогда не любила лилии, но их принесла Изабель, а ей не хотелось обидеть девушку, выбросив цветы. Особенно после всего того, через что пришлось пройти подругам. На кухне сотрудник службы социального обеспечения наверняка наливает себе очередную чашку чая, черт бы его побрал. От звуков, которые он издает, у Фионы сводит зубы.
– Миссис Блейк?
Медленно обернувшись, Фиона видит в дверях неуверенно застывшую Патси. Время уже перевалило за четыре часа дня, но девушка все еще в пижаме, и у нее помятый вид человека, не потрудившегося даже умыться. Фиона видит ее впервые за весь сегодняшний день.
– Все в порядке, Патс? – Она хмурится.
Девушка делает шаг вперед. И теперь уже очевидно: что-то определенно не так.
– Я, Из и Лия, – говорит Патси. – Мы говорили…
Фиона ставит стакан на стол.
– Так, – осторожно говорит она.
– Я подумала об этом, когда снова смотрела то обращение. Ну, с которым выступили, когда Саша пропала. В котором просят связаться с полицией – понимаете, тех, кто ее видел.
Фиона ждет, затаив дыхание. Патси что-то вспомнила? Или Изабель?
– И там был журналист… он сказал, что была еще одна девушка, ее увезли в фургоне. – Щеки у Патси красные. – Мы собирались рассказать раньше, но…
– Но что? – говорит Фиона. Ей кажется, что воздуха не хватает. – Ты о чем, Патси?
Девушка опускает взгляд.
– Из говорит, что это не может быть он, поскольку у него не фургон… ну, другая машина…
Фиона вскакивает на ноги, хватает Патси за руки, принимается ее трясти.
– Что ты хочешь сказать? О ком ты говоришь?
Адам Фаули
6 апреля 2018 года
16:52
Рут Галлахер пьет черный кофе без сахара, и, похоже, разговоры она также предпочитает вести без подсластителей. Переходит прямо к делу, задавая неудобные вопросы и отвечая на них.
К тому времени, как мы заканчиваем разбор дела Пэрри, я уже становлюсь «Адамом», а она – «Рут», и я начинаю думать, что Харрисон разбирается в людях лучше, чем я полагал прежде.
– Как прошло совещание? – наконец спрашиваю я, когда Галлахер откладывает ручку и закрывает записную книжку. Желание спросить об этом свербило меня с самого начала, но я не хотел показаться параноиком.
– По-моему, сержант Гислингхэм разобрал все аспекты. Хотя я потом переговорила с ним и предложила провести реконструкцию – я имею в виду Сашу Блейк.
Другими словами, она предложила это наедине, чтобы не выставлять его в неблагоприятном виде в присутствии подчиненных. Эта женщина нравится мне все больше и больше, что, пожалуй, лучшее из того, что произошло сегодня. Правда, нельзя сказать, что конкуренция в этом вопросе была особенно острой.
– И Харрисон согласился раскошелиться?
Она хитро смотрит на меня.
– Скажем так: я намекнула, что он перед тобой в долгу.
Что, разумеется, совершенно справедливо.
– Попробовать имеет смысл, – продолжает Галлахер, – учитывая то, как мало отправных точек мы имеем. И это отвлечет внимание от пересмотра дела, что также неплохо.
Я тянусь за кофе, однако тут же останавливаюсь и смотрю ей в лицо, но не вижу никаких признаков насмешки. Ни во взгляде, ни в тоне также нет никаких скрытых намеков.
– Сержант Гислингхэм попробует организовать все завтра.
Я жду, что Галлахер повернется и уйдет, но она не двигается с места. Вместо этого улыбается. Улыбается и снова садится.
– Ну, а теперь, когда мы разобрались с этими проклятыми документами, я хочу узнать то, что в них не попало. Хочу узнать, что же произошло на самом деле.
И я ей рассказываю. Одну правду, и ничего кроме правды.
Вот только не всю целиком.
Когда Галлахер открывает входную дверь, вид у нее растерянный. В одной руке коробка разноцветных сахарных шариков для украшения торта, а в другой – кухонное полотенце. И щека, похоже, в муке.
– Извините, – говорит Сомер. – Мне сказали, что вы уже ушли домой, и я пробовала дозвониться, честное слово…
– Прошу прощения, – Галлахер смеется. – Мне пришлось уехать, чтобы забрать дочь. А затем та уговорила меня заняться выпечкой. Похоже, я забыла телефон наверху. – Она отступает в сторону. – Проходите!
Эрика колеблется.
– Послушайте, если я не вовремя…
Галлахер машет рукой, останавливая ее.
– Если б речь шла о каких-то пустяках, вы не пришли бы ко мне домой.
Кухня в дальнем конце. На решетке остывает противень с кексами, вторая партия все еще стоит в духовке. Воздух горячий и сладкий, пахнет шоколадом. За большим деревянным столом пристроилась девочка лет восьми, аккуратно украшающая кексы бледно-голубыми глазированными цветками, на лице у нее застыло сосредоточенное выражение. Где-то поблизости работает телевизор. Слышится рев футбольных трибун.
– Мой сын на таэквондо, – говорит Галлахер, вытирая руки о фартук. – А это футбольный хулиган – мой муж. – Она открывает холодильник и достает бутылку вина. – Вы за рулем?
Сомер молча кивает.
Галлахер наполняет маленький бокал и большой, маленький вручает Сомер.
– Итак, что у вас?
– Мне только что позвонила Фиона Блейк. Патси Уэбб ей кое-что сказала – то, что до этого она не говорила.
Галлахер поднимает брови.
– Вот как?
Эрика оглядывается на девочку и понижает голос.
– Один из учителей Саши проявлял к ней повышенный интерес. Его фамилия Скотт. Грэм Скотт.
– Элиза, – обращается к дочери Галлахер, – будь добра, отнеси кекс папе.
Девочка отрывается от работы.
– А можно и я возьму?
– Но только один, – Галлахер кивает.
Когда девочка уходит, она поворачивается к Сомер.
– Разве мы уже не говорили с учителями Саши?
Эрика морщится, затем качает головой.
– Со всеми, кроме этого Скотта. Сержанту Гислингхэму сказали, что он отпросился домой с головной болью.
Галлахер поднимает брови.
– Вот как? Очень кстати.
– Я только что разговаривала по телефону с директрисой. Судя по всему, такое с ним уже бывало. Так что, быть может, тут все чисто.
Галлахер заглядывает в духовку, проверяя кексы, после чего снова поворачивается к Сомер.
– Что именно сказала Патси?
– По ее словам, этот Скотт какое-то время пытался заставить Сашу обратить на него внимание, но девушки просто смеялись над ним. Подначивали Сашу, называли Скотта извращенцем – ну, вы знаете, как ведут себя девушки. Помимо всего прочего, они называли его Прыщавым Скотти.
Галлахер печально улыбается.
– Господи, как же я рада, что мне больше никогда не будет опять пятнадцать лет… Вы выяснили, Саша рассказывала кому-нибудь об этом?
– Только не своей матери и, похоже, никому из учителей.
– Что у нас есть на этого Скотта? Он ведь должен был проходить СОП[61], правильно?
Эрика кивает.
– Да, но там ничего не нашли. – Она раскрывает папку и протягивает Галлахер распечатку. На подколотой сверху фотографии мужчина лет под сорок. Его нельзя назвать некрасивым, но вид у него как у побитой собаки.
– Определенно, выглядит он каким-то безрадостным, – говорит Галлахер. – Но неопасным – навредить по-настоящему такой не сможет. И хотя я знаю, что девочки-подростки иногда западают на взрослых мужчин, – говорит она, скорчив гримасу, – я буду просто поражена, если это и есть тот неуловимый кавалер Саши, которого мы никак не можем найти. Если хотите знать мое мнение, этого мужчину никак нельзя считать соблазнителем молоденьких девушек.
Сомер кисло усмехается. Эв сказала то же самое практически слово в слово.
Галлахер пробегает взглядом страницу.
– Живет один, женат никогда не был, неприятностей с законом не имел. Не было даже штрафов за неправильную парковку. – Она поднимает взгляд на Сомер. – Вы уже отправили это Брайану Гоу?
Эрика кивает.
– Гоу вернется только в воскресенье, но он обязательно этим займется и, как только сможет, свяжется со мной. И есть еще кое-что. Мы выяснили, на чем ездит этот Скотт. – Она бросает на Галлахер угрюмый взгляд. – У него «Моррис Трэвеллер».
Та сразу понимает, что она имеет в виду.
– Конечно, это гораздо меньше фургона, но когда у тебя на голове мешок и тебя запихнули назад, сможешь ли ты это определить? Я не уверена, смогла бы я.
– И я тоже, – Сомер качает головой. – А Фейт прямо сказала, что, как ей показалось, машина, в которой ее увезли, была не очень большой.
– Правильно, – твердо заявляет Галлахер. – У нас есть его адрес?
– И это тоже интересно. Грасмер-клоуз, семьдесят три.
Адрес говорит о многом. Это в Лейкс. Не более чем в полумиле от дома Эпплфордов, еще меньше от дома Блейков.
– О боже, – причитает Галлахер. – О боже, о боже, о боже…
– Бакстер сейчас пытается получить послужной список Скотта, чтобы выяснить, был ли он как-нибудь связан и с Фейт, не только с Сашей. Может быть, работал в колледже или одной из тех школ, где училась Фейт…
– Отличная работа, – Галлахер кивает. – Именно так я и поступила бы.
Эрика заливается краской, услышав похвалу.
– Но даже если мы ничего тут не получим, Скотт запросто мог видеть Фейт на улице. По дороге в саммертаунскую среднюю школу он должен ежедневно проезжать мимо той остановки, на которой Фейт садится на автобус.
– Ну, а насчет тех, старых нападений, – говорит Галлахер, пригубив вино, – Придорожный Насильник – можем ли мы и тут иметь дело со Скоттом?
– В девяносто восьмом году ему было восемнадцать, – говорит Сомер. – Так что да, можем.
– Хорошо, – говорит Галлахер. Из гостиной внезапно доносится громкий крик – очевидно, кто-то забил гол. – Выясним об этом Скотте все, что можно: где он жил, начиная с конца девяностых, где работал, есть ли какие-либо причины, почему у него в машине могла оказаться цементная пыль. И есть ли что-либо, связывающее его хотя бы с одной из жертв Пэрри.
Сомер записывает последнее замечание – записывает и одобрительно кивает: Галлахер по-прежнему на стороне Фаули. По крайней мере, пока что.
– И будем надеяться, что нам удастся что-либо найти, поскольку у нас нет ордера на обыск его дома и машины, и вряд ли мы его получим. – Галлахер ставит бокал на стол и встает. – Но почему бы просто мило не поговорить с ним?
– Вы хотите, чтобы мы привезли Скотта к нам?
– Да, – Галлахер кивает. – И захватите с собой констебля Куинна.
– Куинна? – Эрика хмурится. – Я хочу сказать, – поспешно добавляет она, – а почему бы и нет, просто я подумала…
Галлахер улыбается.
– Каждому коню своя дорожка, констебль Сомер. Я хочу, чтобы мистер Скотт почувствовал себя не в своей тарелке. А что-то подсказывает мне, что констебль Куинн заденет его за живое.
К О Р О Н А
против
Гэвина Фрэнсиса Пэрри
_____________________
Мистер Р. Барнс, королевский адвокат, и мисс С. Грей
представляют обвинение
Миссис Б. Дженкинс, королевский адвокат, и мистер Т. Катберт
представляют защиту обвиняемого
______________________
Расшифровка стенограммы, выполненной
компанией «Чапмен Дэвисон»,
официально уполномоченной для работы на судебных заседаниях
______________________
Четверг, 11 ноября 1999 года
(20-й день)
ДЖЕННИФЕР ГОДДАРД, принесшая присягу
Вопросы задает МИСТЕР БАРНС
В.: Ваше полное имя Дженнифер Годдард?
О.: Да.
В.: Ваша дочь Эмма стала жертвой сексуального насилия 14 ноября 1998 года, это так?
О.: Да.
В.: На тот момент Эмма жила вместе с вами?
О.: Да. Ей было всего девятнадцать. Мы тогда жили в Хедингтоне. В Уонтедж я переехала потом, после того, что произошло.
В.: Насколько я понимаю, в тот вечер, о котором идет речь, Эмма должна была вернуться домой как обычно?
О.: Совершенно верно. Она работала в «Джей-Ар».
В.: Вы имеете в виду больницу имени Джона Рэдклиффа?
О.: Да. Эмма училась на акушерку. Она всегда возвращалась домой между половиной седьмого и семью вечера, если только не звонила, что задержится.
В.: Однако в тот день она не позвонила?
О.: Нет. Вот почему, когда она не вернулась к восьми, я начала беспокоиться.
В.: Вы позвонили в полицию?
О.: Да, но позже. Я боялась, что меня сочтут чрезмерно заботливой мамашей.
В.: И что произошло, когда вы позвонили в полицию?
О.: Мне ответили, что пришлют кого-нибудь. Вот тогда я поняла, что дела плохи. Потом мне в дверь позвонила женщина в форме. Она сказала, что мне нужно поехать с ней. Эмма подверглась нападению и лежит в реанимации.
В.: Что с ней произошло?
О.: Сначала мне не говорили. Пока мы не приехали в больницу. Только тогда я узнала, что Эмму изнасиловали.
В.: Какое воздействие это нападение оказало на вашу дочь, миссис Годдард?
О.: Эмма была опустошена. Она перестала выходить из дома – не только одна, но даже вместе со мной или со своими подругами. Она была запугана до смерти. К декабрю уже почти не выходила из своей комнаты. В «Джей-Ар» ее отпустили в продолжительный отпуск, но я начала бояться, что она никогда не сможет вернуться на работу. Эмма говорила, что не может находиться рядом с младенцами. У меня сердце разрывалось…
В.: А 24 декабря прошлого года, что случилось тогда?
О.: Я вернулась домой с работы и обнаружила Эмму лежащей на кровати. Она приняла таблетки. Таблетки и водку. Оставила трогательную записку, сказав, что любит меня и сожалеет о том, что вынуждена так поступить, но терпеть дальше она просто не может. Но сожалеть должна была не она, а он, этот подонок вон там, Гэвин Пэрри…
МИССИС ДЖЕНКИНС: Ваша честь…
ДОСТОЧТИМЫЙ ХИЛИ: Миссис Годдард, я понимаю, как вам тяжело, и все-таки вам следует ограничиться лишь ответами на вопросы, которые вам задают. Вы понимаете?
МИССИС ГОДДАРД: Да, ваша честь.
МИСТЕР БАРНС: Миссис Годдард, вашей дочери удалось покончить с собой?
О.: Я позвонила по «999», и Эмму забрали в «Джей-Ар», но меня сразу же предупредили, что ее состояние критическое.
В.: А когда вы приехали в больницу?
О.: Врач вышел ко мне примерно через час. Он сказал, что они сделали все возможное, но это не помогло. Медсестры плакали. Понимаете, они знали Эмму…
По их виду никто не сказал бы, что они из полиции. Начнем с того, что женщина просто красавица, ну а мужчина – в общем, у него тот наглый и самодовольный вид, который всегда выводил Скотта из себя. Такие мужчины – они считают, что весь мир создан исключительно для них.
– Да? – говорит Скотт, держа дверь так, чтобы ее можно было захлопнуть в любой момент.
– Констебль Эрика Сомер, – представляется женщина. – Я хочу знать, не согласитесь ли вы ответить кое на какие вопросы. Насчет Саши Блейк.
– Это не может подождать до завтра?
Мужчина высокомерно смотрит на Скотта, словно ему известно нечто такое, о чем тот даже не догадывается.
– Боюсь, нет. Мы можем поговорить здесь, а можем поехать в участок Сент-Олдейт. Решать вам.
Скотт колеблется. Что хуже – позволить запихнуть себя в мерзкую крохотную комнату для допросов или дать этим ублюдкам возможность заявиться к нему в дом и под предлогом сходить в туалет повсюду совать свой нос? Он оглядывает улицу. Кажется, поблизости никого нет. А машина без маркировки. По крайней мере любопытная корова напротив не сложит два плюс два и не получит сорок шесть.
– Дайте мне пять минут, – говорит Скотт, – чтобы я привел себя в порядок.
Протокол допроса Грэма Скотта, произведенного в полицейском участке Сент-Олдейт, г. Оксфорд, 6 апреля 2018 года, 19:55
Присутствуют: детектив-констебль Э. Сомер, детектив-констебль Г. Куинн
Э.С.: Прежде чем мы начнем, мистер Скотт, я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы приехали сюда поздно вечером, собравшись так быстро.
Г.С.: Вы не оставили мне выбора. Но, разумеется, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Это просто ужасно. Я имею в виду мать Саши.
Э.С.: Вы преподавали у Саши живопись?
Г.С.: Совершенно верно. Последние два года.
Г.К.: Ей тогда было тринадцать лет.
Г.С.: Верно. Она очень талантливая. Я постоянно говорил ей, что она должна сдать профильный экзамен.
Э.С.: Вы поддерживали ее?
Г.С.: Разумеется. Это моя работа.
Г.К.: И значит, вы давали ей дополнительные уроки? Индивидуальные занятия?
Г.С.: (Смеется.) У нас не частная школа, дружище. Я просто делал то, что в моих силах, чтобы ее растормошить.
Г.К.: Ну, определенно, у всех сложилось именно такое впечатление.
Г.С.: (Хмурится.) Не совсем понимаю, к чему вы клоните. Я просто проявлял к ней интерес. Как ее учитель.
Э.С.: Насколько мы поняли, этим дело далеко не ограничивалось. Если верить тому, что нам рассказали, все это было совершенно неприлично.
Г.С.: Так, подождите-ка минутку…
Э.С.: Вам сколько – тридцать восемь? А Саше было пятнадцать.
Г.С.: Ничего такого не было! Послушайте, я не знаю, откуда у вас такие сведения… нет, подождите, я знаю, откуда они у вас. Это все Патси и Изабель, не так ли? И эта Лия? Они болтают сами не зная что…
Э.С.: «Болтают», мистер Скотт? Думаю, я буду права, если скажу, что одно из значений этого слова – «раскрывать информацию». Конкретно ту информацию, которую хотят скрыть. Например, секреты.
Г.С.: (Краснеет.) Я имел в виду совсем другое – раскрывать было нечего. Потому что на самом деле ничего не было.
Э.С.: Но вам бы хотелось, чтобы что-то было, не так ли? Я хочу сказать, Саша была очень привлекательной девушкой.
Г.С.: Ей было пятнадцать лет! Даже если б это было законно – а это противозаконно, – это все равно было бы неэтично. Саша была талантливой ученицей. Только и всего.
Г.К.: Вы знаете девушку по имени Фейт Эпплфорд?
Г.С.: (Морщит лоб.) Прошу прощения?
Г.К.: Фейт Эпплфорд. Также способная ученица. Очень способная. (Протягивает фотографию.)
Г.С.: В моих классах такой ученицы нет. Я ее не знаю.
Э.С.: Раньше у нее было другое имя. Быть может, вы напряжете свою память?
Г.С.: Я же вам сказал, что не знаю ее! Послушайте, если у вас ко мне больше ничего нет, меня ждут дела.
Г.К.: Долго мы вас не задержим. И вы сами сказали, что хотите помочь.
Г.С.: (Пауза.) Ну хорошо. Если только через десять минут я буду свободен.
Э.С.: Мы спрашиваем у всех, кто знал Сашу, где кто находился вечером в среду. Вы не могли бы сказать, где вы были? Для протокола?
Г.С.: Я был дома. По вечерам я, как правило, бываю дома.
Э.С.: С вами никого не было?
