Хроники лечебницы Киз Дэниел

Глава семидесятая

Алексий повернул на дорогу, ведущую к уэйбриджской лечебнице. На парковке стояли синий «Мерседес» и красный «Ягуар». Значит, Рэйвен здесь. Но кто еще? Выходя из фургона, он взял с собой посылку и кейс. Он не полагался на везение.

Когда он шел по засохшему саду мимо ржавого фонтана, с деревьев вспорхнула стая черных дроздов. Ему на ум пришла пословица «Ворон ворону глаз не выклюет».

У главного входа дверь и окна были заколочены.

– Эй! – крикнул он. – Есть тут кто?

Нет ответа.

– Есть кто внутри? – крикнул он.

Только шелест листвы.

– Хватит кричать! Разбудишь мертвых! – раздался голос Рэйвен из кустарника слева от него. – У меня пушка! Говори, кто ты, или стреляю!

Берет на понт? Лучше не рисковать.

– Это я, Алексий.

– Иди медленно к западной части здания, но руки держи в воздухе, чтобы я их видела.

– Это ты, Никки? Я тебя искал.

Он увидел, как она встает из-за кустов. Если у нее пистолет, ей ничего не стоит уложить его.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Там, где сидит стая птиц, – сказала она, – противника нет. Шум в темноте выдает тревогу.

– А, так ты запомнила, как я цитировал «Искусство войны» Суня Цзы. Ты всегда только притворялась дурочкой.

– В картах Таро дурак – он же Шут – это нулевой козырь, – она рассмеялась. – Но это не Башня, пораженная молнией. Видишь: моя башня на семи ветрах все еще стоит, а я Верховная жрица.

Значит, она помнила катрены Тедеску. Нужно действовать осторожно, чтобы не спугнуть ее.

– Можно мне подойти, Ваше Святейшество?

– Зачем ты пришел, Алексий?

Он подошел к ней по тропинке.

– Чтобы найти родную душу.

Она указала на упаковку.

– Что ты несешь?

– Подарок тебе, милая.

– Дай посмотреть.

– Потом, дорогая. Это сюрприз в честь примирения.

– Входи в тайное убежище моего детства.

– Вход запечатан. Как нам попасть внутрь?

Она провела его через пещеру и коридор. Он не ожидал, что можно вот так проникнуть в подвал, а оттуда – в вестибюль.

– Куда ты меня ведешь? – спросил он.

– В комнату за сестринским постом.

Когда они поднялись на второй этаж, она провела его мимо конторки в маленькую комнату.

– Здесь отдыхали медсестры. Теперь я часто провожу здесь время.

Он почувствовал, как его рука дрогнула в ее руке. Осторожно, нельзя, чтобы она что-то заподозрила. Если она вспомнила все загадки Тедеску, он не мог допустить, чтобы она выдала это ФБР.

Ему стало жаль ее, но он отбросил это чувство. Ему хотелось насладиться последними моментами вместе с ней и запомнить их.Глава семьдесят первая

Она знала, что Кайл ошибался. Алексий любил ее. Они могли бы начать жизнь вместе.

– Тебе, наверное, было больно, – сказал Алексий, – быть здесь одной, заново переживать ужасы прошлого.

Ей хотелось сказать, что в этом месте она никогда не была одна, но был ли он готов услышать о ее духах-хранителях? Она прильнула к его руке.

– Теперь, когда ты здесь, чтобы защитить меня, я больше никогда не буду одна.

– Звучит как пророчество.

Когда его лоб прорезала морщина, она поняла, что что-то не так. Он оглядывал сестринский пост.

– Все бытовые удобства. Только одна проблема. Та кушетка слишком узкая для нас двоих.

– В квартире моего отца на пятом этаже двуспальная кровать.

Она заметила его удивление.

– Ты можешь подниматься?

– Я работала над тем, чтобы побороть страх высоты.

Она пошла с ним на пятый этаж. Они так давно не были вместе. И вдруг она увидела себя со стороны и почувствовала близость смерти.

«…хватит этих больных мыслей. а то все испортишь…»

Ее рука задрожала, когда она потянулась к дверной ручке.

– Когда-то я увидела в этой комнате что-то слишком ужасное, чтобы помнить.

– Сними груз с души. Тебе ни к чему переносить это ужасное видение в…

– Правильно ли предавать память отца? Он бы не хотел, чтобы кто-то знал.

– Он изменял твоей матери?

– Хуже.

– С одной из медсестер?

– Гораздо хуже.

– Мы с тобой родственные души, Никки. Он тебя обижал?

Она запнулась, когда он назвал ее Никки. Затем она взглянула на руку на дверной ручке. Ее? Она не могла открыть дверь.

– Меня он никогда не трогал. Это был пациент. Мальчик, о котором я заботилась. Отец называл это щенячьей любовью. Я видела, как он насиловал моего щеночка.

– Извращенец.

– Он был сверху, а мальчик кричал: «Хватит, доктор Слэйд! Мне больно! Я расскажу!»

– Твой отец заслуживал смерти.

– Это еще не все, – сказала она и, подойдя к кровати, стянула покрывало. – Если я снова это увижу, может, это очистит мой разум.

На простыне было коричневое пятно.

– Он, наверное, обделался, – сказал Алексий.

– Нет. Это засохшая кровь моего щеночка. Он не совершил самоубийство, как написал в отчете отец. Я видела, как он перерезал мальчику горло. После этого он второй раз посадил меня в лечебницу…

– Почему он не выбросил простыню?

– Не думаю, что он с тех пор был в этой комнате.

Она выскользнула из джинсов и трусиков, сняла рубашку, расстегнула лифчик.

– Что ты делаешь?

– Готовлюсь заняться любовью.

Она расстегнула его ремень, стащила с него брюки.

– На этой кровати? В этом есть что-то больное.

– А я такая. Больная. Доктор Кайл говорит, я должна погрузить разум в образы. Если мы сделаем это на пятне, где мой отец изнасиловал и убил, может, я смогу изгнать зло. Если бы я только родилась мальчиком.

– Я не могу заняться с тобой любовью на этой кровати, Никки.

– Я знаю тебя, Алексий. Ты сможешь, – она стащила с него трусы. – Видишь? Конечно, сможешь.

– Я хочу, Никки, но я не запорю нашу последнюю…

– Почему последнюю?

– Я люблю тебя, Никки.

– Если бы любил, не отрезал бы мне крылья. Ты хочешь потом убить меня?

– Не говори чушь, Никки.

– Тогда покажи мне.

Она легла и притянула его к себе. Она задрожала, когда он поцеловал ее горло, груди, пупок. Провел руками вниз по талии, между ног и стал ласкать ее, пока она не затряслась всем телом.

– В меня, – простонала она. – Ты нужен мне как никогда.

Он скользнул в нее. Мягко. Все быстрей и быстрей, пока она не закричала.

Киноэкран стал двигаться в замедленном темпе; затем камера отъехала на облака, плывущие по небу.

Он перекатился на спину и положил руки под голову.

– Обычно засыпаю после секса, но сейчас совсем не хочется.

– Тебе поможет стакан теплого молока. Я принесу.

Он кивнул.

– День был такой долгий. Мне нужно поспать.

Не надевая халата, она прошла в сестринскую комнату отдыха и проверила свои запасы. Сгодится порошковое молоко. Она поставила чайник на горелку и быстро зажгла ее. Хорошо. Она держала себя в руках. Наливая молоко в стакан, она вспомнила про снотворное. Это поможет ему хорошенько выспаться. Она добавила порошок и отнесла молоко в спальню.

– Это поможет тебе расслабиться.

Он все выпил.

– Я ценю твою заботу.

– Теперь я буду о тебе как следует заботиться.

Его веки отяжелели, глаза закрылись. И вскоре он захрапел. Она накрыла его одеялом и легла рядом. Она ожидала, что скоро заснет, но Алексий застонал и отвернулся от нее. Он бормотал во сне: «Уборщики… Трубки… Кондёры дуют… Мы надуем врагов…»

Он бормотал это снова и снова. Что он такое говорил? Уборщики? Трубки? Кондёры?

Она вспомнила слова Кайла о том, как умирают от сибирской язвы. Как она убивает детей, даже младенцев. Медленно. Ужасно.

Ей стало любопытно, что за подарок ей принес Алексий. Она выскользнула из спальни и зашла в кабинет отца. Ей почему-то не хотелось, чтобы кожи касалась одежда. Возможно, она чувствовала себя Евой в Эдемском саду. До того, как она увидела древо познания, до яблока, до падения.

Сняв с упаковки коричневую обертку, она увидела алюминиевый кейс. Что это был за подарок? Она попробовала его открыть, но он был заперт на кодовый замок.

«…попробуй семнадцать…»

Она отсчитала. 1–7. N – двадцать четвертая буква английского алфавита. 1–7–24. Она набрала комбинацию. Замок открылся. Внутри она увидела завернутые в хлопок десятки тонких стеклянных трубок. На каждой имелся кожаный поясок с металлическими шипами, точно собачий ошейник.

Алексий собирался распространить сибирскую язву в трех определенных зданиях. Кайл заставил ее увидеть последствия этого. Люди – мужчины, женщины, невинные дети – задыхаются, их кожа синеет.

Она заметила что-то зеленое под хлопковой подкладкой. Осторожно приподняв край, она увидела пачки сотенных банкнот. Не те ли это деньги, что она помогла украсть из банка «Афины»? Деньги, которыми оплачены ужасные смерти.

Она обратила внимание, что шипы на ошейниках почему-то направлены внутрь, касаясь стеклянных трубок.

И тогда… пришло воспоминание… мальчишка в школе, с которым она целовалась, подарил ей кожаный напульсник. Шел дождь. Они забежали в амбар. Целовались, обжимались. Спустя какое-то время, когда кожаный напульсник высох, она почувствовала, как он впивается в запястье.

«…Когда три ошейника лютого пса выпустят смерть из стекла…»

Она вспомнила из одной лекции Тедеску, что двенадцатый подвиг Геракла состоял в том, чтобы поймать трехголового пса.

Но шипы на этих кожаных ошейниках были направлены в сторону трубок. Если их намочить и высушить, шипы разобьют стекло. Но как должны распространяться споры язвы?

«…горяче-хладное дыхание Эола…»

Кондиционеры! Она взяла мобильник Алексия и открыла список контактов. Имена и цифры со словом «кондёры».

«…не «актеры» – «кондёры», которые должны распространить по воздуху заразу…»

Она решила рассказать об этом Марти. Дрожащими пальцами она набрала его номер.

– Что? – сказал он сонным голосом.

– Не возвращайтесь в лечебницу, – прошептала она. – Здесь Алексий. Он говорил во сне. Когда он проснется, я уверена, он собирается убить меня. Он принес с собой трубки, наполненные порошком сибирской язвы. Он собирается распространять ее через кондёры (а мне слышалось «актеры»), то есть кондиционеры в трех выбранных объектах. И сделают это не смертники, а ночные уборщики. У них будет время уйти. Как я понимаю, они должны будут намочить кожаные браслеты с шипами на этих трeбках и установить их в кондиционеры. Когда кожа высохнет и сожмется, шипы разобьют стеклянные трубки. Горяче-хладное дыхание Эола в кондиционерах распылит споры язвы по всему зданию.

Она услышала его вздох изумления.

– Тысячи умрут.

– Что мне делать?

– Беги.

– Куда? Я его ненавижу, но не могу оставить.

– Я вызываю спецназ и судебных приставов.

– Некогда. Я сама разберусь.

– Как?

«…разобью чертовы трубки…»

– И не вздумайте – и всем скажите – не входить в это здание, – сказала она. – Эта зараза охватит всю лечебницу.

– Подожди, Рэйвен!..

Она сбросила звонок. Она услышала, как Алексий приходит в себя.

– С кем ты говоришь?

Она бросила его мобильник и схватила трубки из кейса.

– Что случилось, Никки? Зачем ты вылезла из постели?

Она взглянула ему в лицо.

– Ты мной манипулировал. Я знаю, ты собираешься меня оставить.

– Неправда. Я возьму тебя с собой, нас не найдут. У меня уйма денег. Мы сможем долго быть вместе.

Она подняла одну трубку над головой.

– Согласно тому, что мне говорили о сибирской язве, если я это разобью, нам останется жить где-то неделю.

– Клянусь, я планировал взять тебя с собой.

– Скажи, что любишь меня.

– Я люблю тебя.

Она раскрыла объятия.

– Иди ко мне последний раз.

Он обнял ее. Она сжала трубку в левой руке.

– Я вижу, ты еще хочешь меня, – прошептала она, – поцелуй меня.

Она подняла руку ко рту. Взяла трубку в зубы. Прежде, чем он ее остановил, она просунула язык ему в рот и раскусила трубку. Осколки с порошком наполнили их рты. Она испытала пронзительную боль.

Один самоубийственный поцелуй в обмен на тысячи жизней.

– Нет!

– Ты меня никогда не оставишь, Алексий, – прошептала она кровавыми губами.

– Ты снова помешалась. Я выбираюсь отсюда.

– Слишком поздно, Алексий. Это был поцелуй смерти.

– Тогда я умру как мученик. У меня еще есть время посеять драконье семя с оставшимися трубками.

Она схватила кейс и подбежала к лестнице. Остановилась у перил. Взглянула вниз. Закрыла глаза. Глубоко втянула воздух. Какого черта. Она уже обречена.

Спотыкаясь вниз по лестнице, она разбила несколько трубок о стену. Поднялась на ноги и побежала вниз. Он пытался схватить ее. Она бросила еще несколько трубок и побежала дальше.

Четвертый этаж. Третий. Второй. Первый. Разбросала все.

Он схватил ее.

– Ты не знаешь, что наделала.

– Ты сказал, мы родственные души. Я спасла тысячи душ, таких же, как наши.

– Ты безумна.

Она рассмеялась.

– Конечно. Никто еще много лет не сможет тронуть наш зачумленный приют. Мы можем заниматься здесь любовью до посинения, Алексий. Давай не будем терять последние дни, пока у нас еще есть плоть на костях.

Он оттолкнул ее.

– Я ухожу.

– Куда тебе бежать? Ты уже приговорен. Смерть, которую ты принес с собой, заразила весь дурдом. У нас впереди примерно неделя любви в нашем надежном склепе.

– Дура! Что ты несешь? У нас нет времени.

– Ты веришь в загробную жизнь, Алексий?

– Да, но я предпочитаю эту.

– Мы вместе надолго, Алексий.

– О чем ты? Что значит «надолго»?

Она прошептала ему на ухо:

– …молвил ворон «навсегда»…

Постскриптум

Реальные события

После взрыва в Пирее греческая полиция обнаружила тайник с оружием в убежище (на хате) террористов. Большинство членов 17N были пойманы и предстали перед судом. 7 декабря 2003 года пятнадцать из них были признаны виновными и приговорены к пожизненному заключению. Четверо были оправданы.

Вскоре после этого в средства массовой информации попал текст: «Мы еще живы».

В 6:00 утра 12 января 2007 года американское посольство в Афинах было обстреляно из ручного гранатомета. Ответственность взяла на себя террористическая группировка «Борцы революции», представляющая собой второе поколение 17N.

Согласно «Нью-Йорк таймс», в июне 2007 года в Афинах были задержаны двое мужчин и женщина при установке самодельных бомб в полицейскую машину. С этих арестов началась череда ночных взрывов банков и налоговых служб. Были замечены десять террористов, бросавших коктейли Молотова в филиал «Евробанка». Огонь был потушен, но злоумышленники скрылись.

Предводитель 17N (в романе названный Мирон Коста) так и не был найден. Предполагается, что он скрывается на одном из более чем 1400 греческих островов в Эгейском и Ионическом морях.

Предводители «Моджахедин-э халк» в своем Ашрафе все еще ждут, что решат Госдепартамент и Пентагон относительно места МЕК в списке террористических организаций^[25]. Предводители МЕК надеются, что Пентагон одобрит их участие в неизбежной, по их мнению, войне с Ираном.

Сержант Уильям Сазерлэнд высказался о МЕК в газете «Вашингтон пост» 9 ноября 2003 года: «Они не террористы – скорее, патриоты». С другой стороны, бывший госсекретарь Колин Л. Пауэлл высказался в разговоре с бывшим министром обороны Дональдом Х. Рамсфелдом, что «Моджахедин-э халк» – не союзники, а заложники США.

Согласно статье «Нью-Йорк таймс» от 27 июля 2004 года, Вооруженные силы США рассматривают «Моджахедин-э халк» как «подзащитных лиц», охраняемых четвертой Женевской конвенцией против изгнания. Газета «Вестник Христианской науки» написала 29 июля 2007 года: «…статус подзащитных лиц – это победа для «ястребов», желающих использовать МЕК против Ирана».

Согласно статье «Ньюсуик» от 14 февраля 2005 года, администрация Буша намерена использовать боевиков МЕК против Ирана, и Пентагон надеется «…сделать шпионов…» из некоторых заключенных MEK.

Член парламента Ирака был заочно осужден и приговорен к смерти в Кувейте за подготовку нападений на американское и французское посольства, в ходе которых были убиты пятеро американцев. Согласно статье «Нью-Йорк таймс» от 7 февраля 2007 года, он был признан террористом со стороны «…консультантов стратегической политики, иранской диссидентской группы в Вашингтоне, получающей большую часть информации от народных моджахедов (sic), самой многочисленной и воинственной группировки, противостоящей Тегерану».