Метро 2035: Питер. Битва близнецов Врочек Шимун

Убер внезапно выключил фонарь. Темнота ударила по глазам. Убер мгновенно пригнулся, нырнул в сторону. Выстрел, чуть запоздалый, высветил на мгновение помещение. БУХ! Ударило по ушам.

Убер прикрыл глаза. Мягко ушел в сторону. Включим стелс-режим. Так, кажется, это называется?

Мысленно он вызвал картинку, стоп-кадр, когда вспышка выстрела осветила темноту.

Соловей, лежа на полу, крикнул:

– Не стрелять! Это я! Кто там стреляет, блять?!

Он медленно поднялся. «Не хватало, чтобы меня пристрелили свои же».

Темнота. Убер исчез.

Соловей огляделся. Ничего не видно. А Убер где-то здесь был. «Мы можем сейчас всю “Волковскую” обегать, а Убера не найти». Вот ведь бритоголовая зараза.

– Убер, выходи! – крикнул Соловей. – Мы с тобой можем найти общий язык. Я знаю!

Тишина.

– Я промазал, – крикнул казах по прозвищу Йобанаджизнь.

– Ты вообще заткнись, придурок! – закричал Соловей в ярости. – Где он?

– Не знаю я.

– Дурак. Зачем ты вообще стрелял?

Тишина. Все напряженно оглядываются. Лучи фонарей рыскают вокруг.

Вдруг казах вскрикнул. Тонко, словно подвывающее. Фонарь отлетел в сторону, Все бросились туда – никого. Казах по прозвищу Йобанаджизнь, получивший это прозвище по любимому его выражению, лежал на земле.

– Черт! Куда он делся? – Соловей разозлился. – Где он?!

– Не знаю.

– Хватит валяться, блять.

Казах сел на землю, покачал головой.

– Он меня ударил и убежал. Совсем дурной. Злой человек. Йобанаджизнь.

– Вставай, дебил. Ружье твое где?

Казах огляделся.

– Нету.

– Вот придурок. Встать, я сказал!!

– Йобанаджизнь, – уныло протянул казах. И нехотя начал подниматься. Соловей ударил с оттяжкой, так, что казаха подняло над землей и откинуло назад.

Он рухнул на платформу, застонал. Уныло зашевелился, начал вставать.

– Куда, черт подери, он мог пойти? – в сердцах сказал Соловей. – Ну же! Думайте, дебилы!

– Храбрые – это мое племя, – сказал Убер негромко. – Моя кровь.

Он наклонился, закрыл Мамеду глаза. Все-таки храбрость интересная штука. Неуловимая.

Вроде бы думаешь, что ее нет и не будет в этом человеке – а потом раз, а он кремень. А ты думал, тесто.

Или наоборот.

«Прости, брат. Я пришел слишком поздно». Когда в него выстрелили, Убер в темноте выбрался в туннель и бегом, не обращая внимания на больную ногу, добрался до «Обводного». Спросил у местного, куда идти, и нашел каморку Мамеда – она была в служебном тупичке. И вот он здесь.

Убер выпрямился. Огляделся.

Мертвый «хороший даг» лежал у его ног. Солдат. Вокруг все было разгромлено, словно тут произошла битва и сход лавины заодно. Мамед бился до последнего, похоже. Кровью забрызгано все. Сломано вокруг было абсолютно все, от раскуроченного на мелкие части стула, вот его согнутая металлическая основа, в ржавчине и старой краске, вот куски фанерных частей – до последней вещи. Вокруг щепки. Кровь. Разорванная одежда и тряпки. Осколки стекла, рассыпанная земля, раздавленный цветок, рваная бумага. Мамед жил один?

Убер наклонил голову на плечо. Что они искали?

Тот самый список, что Мамед обещал Уберу. Или просто убивали его, как дикое яростное животное? Свободное животное.

Каких даже на поверхности почти не осталось.

«Иногда я думаю, что люди заслужили свою участь. Есть в этом какая-то высшая справедливость, что ли?» – подумал Убер.

Убер посмотрел на белое, безжизненное лицо Мамеда. Спокоен.

В смерти спокоен. Возможно, они что-то хотели у него узнать.

«Он ждал меня», – подумал Убер. Возможно, он оставил где-то здесь знак.

Обычно такое бывает в детективах. Убер огляделся. Люди часто живут по законам телевизора, поступают так, как читали или видели в кино. Даже спустя десять лет после конца цивилизации. Люди умеют и любят мимикрировать. Эта способность сыграла не последнюю роль в том, что человечество выжило, перебило хищников и захватило земной шар целиком. Ну, прежде чем уничтожить его на хуй.

Убер чувствовал странное раздражающее беспокойство.

Словно это он был виноват в смерти Мамеда.

А кто еще? «Неси свою ответственность, как знамя. Мы в ответе за тех, кого приручили».

Прекрасный и горький Экзюпери. Маленький принц и мир взрослых.

Убер увидел, что Мамед что-то сжимает в левой руке. Получается, после их ухода он полз – со сломанными ногами и пальцами. И дополз почти.

Убер присел на корточки, поднял фонарь, проследил направление. Желтое пятно осветило стену. Вон туда.

Убер встал. Пошел туда. Опять ныло левое колено – черт, не вовремя. Сейчас ему понадобятся все ресурсы организма.

Убер дошел до стены. Серый бетон, ржавые трубы проходят по стене, исчезают в темноте слева и справа. Что здесь может быть?

Он провел фонарем сверху вниз. И обратно. Ничего. Ржавая табличка «Не курить» висит, покосившись. Трубы, трубы. Провода – с целой гирляндой серой пыли, свисающей вниз.

Стоп. Он вернул луч фонаря к табличке. Так и есть, один болт вывернут. Убер присел, положил фонарь на пол, тот закачался.

Взять табличку двумя руками?

Почему нет.

Убер подцепил края пальцами, уперся – поднатужился… раз, два, три… И вырвал табличку из стены. Блямц!

Табличка согнулась, но осталась в его руках.

Убер поднял брови.

– Отлично, – произнес он. За табличкой была неровная черная дыра. Она уходила в стену.

Убер осторожно сунул ладонь. Нащупал и вытащил…

Что же это такое? Еще до того, как рука с добычей показалась, Убер уже знал, что там. Бутылка виски.

Отличный улов, подумал Убер. Взял бутылку, побултыхал ей в воздухе. Отлично. Только я разве это искал?

Но теплота в груди – и мерзкое, неприятное чувство – начались одновременно.

Но стоило ли это смерти?

Он покрутил бутылку в руках, стер пыль. Если пыль, значит, бутылку положили туда очень давно.

Не за последним же глотком виски полз, преодолевая чудовищную боль, Мамед?

Что он хотел мне сказать?

Убер посветил фонарем. Круглая, приземистая. Поллитра «Уайт хорс».

Белая лошадь. Так себе виски когда-то считалось. Сейчас самое то.

Убер прочитал этикетку, надеясь, что там отмечено и написано что-то, что даст ему ключ.

Но нет. Просто бутылка, просто этикетка. Сорок градусов.

Он скрутил крышку. Пробковая основа целая, а пластик практически раскрошился в руках. С хлопком Убер выдернул пробку.

Понюхал. Да, виски. Тот самый запах. Горечь и торф.

Дракон внутри него поднял голову и вдохнул.

Убер помедлил. Злость, ледяная ярость пронизывала его насквозь. Он знал, что в моменты, когда он зол, алкоголь действует как усилитель, не снимая, а наоборот, концентрируя ненависть и жестокую злость. Никакого облегчения или мягкости. Забудьте это слово. Только ебанутый хардкор.

Убер поднес бутылку к губам и сделал глоток.

Виски провалился внутрь, как в колодец. Убер прикрыл глаза, чувствуя, как напиток летит вниз в полной, чудовищной темноте… и вдруг он зажегся и медленно разгорелся, освещая Убера изнутри. Как сверхновая звезда. Убер практически почувствовал, как невидимый свет струится из его глаз, освещает все вокруг. Всю эту всемирную срань. И разруху. И человеческую ненависть, зависть и подлость. Выжигает ее, как лазерным лучом.

Убер сделал еще глоток.

Затем встал.

Кажется, он был готов. Кое с чем разобраться, йе!

Он сделал шаг. Под ногой что-то звякнуло. Убер посмотрел вниз, подсветил фонариком.

Табличка «Не курить». Он усмехнулся. Перевернул ее носком ботинка, пошел вперед…

И остановился.

Сияние в его голове стало пугающим. И кое-что непонятное вдруг сошлось в единое целое…

– Я тебе помогу, – сказал Мамед медленно. – Чувствую, я пожалею об этом.

– Скорее всего.

– Нас убьют?

– Очень может быть. Такова судьба героев – заваливать трупами амбразуры.

– Но я помогу, – сказал Мамед.

«Вот оно что».

Убер вернулся, наклонился и подобрал согнутую жестяную табличку.

Соловья никогда не учили музыке, хотя он и хотел. Он чувствовал в себе музыкальные способности, он физически, телом ощущал движение мелодии и гармонические ряды. Но нет. Никакой музыки, мелкий засранец. Соловья с детства учили бить и терпеть боль. Но чаще терпеть. А потом случилась Катастрофа, и эти знания ему пригодились.

Он не был слабым.

Но первые месяцы в метро были жестокими. Невероятно жестокими и страшными. Зверские времена. Соловей покачал головой. Люди уже забыли, а ведь царствование Саддама Кровавого принесло метро мир. Жестокий, страшный, но мир и порядок вместо первоначального хаоса. Даже сейчас, когда империя Саддама развалилась, многое из созданного им продолжает худо-бедно существовать. Например, та же санитарная служба и служба мортусов. А демократический совет Большого метро, как они себя называют, пытается управлять метро, как при Саддаме, – только, мол, по-демократически. Но сам Совет все больше напоминает собрание местных князьков и мелких тиранов. Когда одна тварь жрет другую.

Некоторые времена лучше навсегда оставить в прошлом. Не вспоминать, не чувствовать, что там пережито и потеряно.

Унижение. Насилие. Голод. Жажда. Холод. Удушье. Болезни. Война.

«Все четыре всадника Апокалипсиса прошлись по мне, с-сука». Всеми копытами, подкованными стальными отравленными шипами.

Раскаленными спицами.

«Больше никогда, – твердил себе Соловей. – Я всегда буду на вершине пищевой цепочки. Я буду рвать зубами. Я буду безжалостен и милостив одновременно. Я буду крут».

Здесь, на «Обводном», он наслаждался властью и стабильностью, прежде чем началась эта хрень с Мартой и ее дочкой. С этим дебилом, ее любовничком…

Соловей вздохнул. Марта была сладкой изнутри. Прежде чем убить, он взял ее несколько раз сам, затем приказал это сделать своим людям. Даже этому трахнутому в голову тупому казаху.

Сейчас он об этом жалел. Надо было оставить ее в живых, для себя – или убить ее сразу после, а не отдавать этим ублюдкам. Грязные, мерзкие соратнички. Соловей чувствовал себя после этого… замаранным.

«А еще у меня есть собственный дракон».

Он знал, что умеет петь и у него великолепный, уникальной красоты и диапазона голос. Возможно, если бы не война, Соловей бы сейчас пел в опере. В Большом театре, в Ла Скала – почему нет? Шелковые обертоны в собственном голосе доставляли ему удовольствие, особенно когда женщины велись на это. А они всегда велись. Или на голос, или на уверенную силу. Власть очарования.

Ложились и принимали насилие. Потому что на самом деле хотели этого. Он уверен. Иногда Соловей заходил слишком далеко, но старался держать себя в руках. Чтобы не калечить их хотя бы. Только жестокость вызывала в нем какой-то отклик, что-то, похожее на оргазм. А с тех пор как в его голове поселился дракон, Соловей стал спокойнее. Словно он больше не был одинок.

Дракона надо кормить и лелеять.

Он будет расти. Он будет тебя любить. Он твой. А ты – его.

Он его мысленно гладил, как домашнее животное. Словно ручного крокодила. Уродливого любимца, который жрет все и смертельно опасен. Но только не для него, хозяина…

Дракон растет.

А мэр, которым управляет серый кардинал Соловей, будет придатком к этой человеческой массе. Иногда Соловей чувствовал себя драконом, который находится одновременно в десятках голов, в сотне. А потом будет и в тысячах.

И только несколько человек избежали этого.

Один из них – этот приезжий.

Уберфюрер.

Чертов скинхед. Голубоглазый нацист-ариец, с-сука.

Соловей почувствовал боль, посмотрел вниз. Разжал кулаки. Ногти впились в ладони до крови, он расправил ладони, вытянул пальцы. Ладони были мокрые от крови… и возбуждения. Соловей потянул носом запах. Медный запах крови и возбуждения. Похоже, у него встал.

– Черт, – сказал кто-то. – Соловей, слышь.

– Чего?! – Соловей обернулся.

– Там кто-то ходит.

– Не ждали? – раздался из темноты знакомый насмешливый голос. – А я вернулся. Поговорим?

– Покажись, – сказал Соловей. – Или зассал?

– Ну не то, чтобы зассал, – сказал Убер. – Но где-то рядом. Ладно… Я выхожу, не стреляйте.

– Не стрелять, – велел Соловей. – Иди на свет! – крикнул он Уберу.

Лучи фонарей осветили высокую жилистую фигуру скинхеда. Он вышел вперед.

– Руки подними! – крикнул Карим.

Убер ухмыльнулся и неторопливо, почти издевательски поднял руки. Мол, все. В одной руке у него была полупустая бутылка.

– Все, все, не надо нервничать, – сказал Убер.

Соловей принюхался. Точно, от скинхеда шел мощнейший запах спиртного. С угольными и торфяными нотками. Запах нормального алкоголя, не то, что эта сивуха в «Крабе». Убер пошатнулся, мотнул головой. Снова выпрямился.

Соловей засмеялся. Ну надо же…

– Ты что, пьяный? – спросил он.

Убер усмехнулся.

– А ты как думаешь? Конечно, пьяный.

Он помахал в воздухе почти пустой бутылкой «Белой лошади».

– Я что, похож на лошадь? – спросил Убер задумчиво. Приложился к горлышку бутылки, запрокинул голову. Кадык дернулся. Убер оторвался, вытер губы, отбросил бутылку в сторону. – А похож.

– Только на пьяную, – съязвил Соловей.

– Ага. Лошадь, послушайте, лошадь… Чего вы думаете, что вы их плоше? – процитировал Убер.

– Зачем пришел? – спросил Соловей.

– Потрепаться. Я же трепло, ты знаешь. Мне попиздеть за жизнь – хлебом не корми. Стоп, кстати…

В следующую секунду Убер сделал шаг в сторону – и словно провалился в темноту. Соловей сначала не поверил своим глазам. Он опять проделал этот трюк!

– Убер, сука, не смешно! – крикнул он. В ответ – молчание.

Всеобщий хаос. Люди Соловья испуганно оглядывались.

– Где он?! – закричал Соловой.

– Я здесь. Я давно уж здесь стою, на крылечке на краю… Жду, пока, мол, ты закончишь выступлению свою, – процитировал Убер. – Леонид Филатов, «Про Федота-стрельца». – Он вышел на свет. Бутылки в руках уже не было, зато была какая-то плоская квадратная штука. Вроде листа металла.

– Убер, блять. Твои фокусы… – Соловей с трудом сдержался. – Я тебя чуть не пристрелил.

– Да не, я тут недалеко отходил. Забыл кое-что.

Соловей помедлил.

– Что? Еще накатить?

– Не! – Убер засмеялся.

«Вот псих», – подумал Соловей.

– Сейчас поймешь. – Убер поднял погнутую металлическую табличку «Не курить», показал Соловью. Перевернул лист. Вся обратная сторона была исписана мелким почерком. Точнее, исцарапана.

– Что это? – спросил Соловей ровным голосом.

– Список блюд для вашего дракона. Имена, даты. Ну ты понимаешь.

На другой стороне таблички, на металле было выцарапано мелко и ровно – целый список имен и цифр.

И последняя запись. Крупным почерком. Соловей прищурился, но прочитать отсюда не мог.

Убер зачитал, ровным и спокойным голосом:

– «Убер, во всем виноват Соловей. Убей дракона. Убей их всех». Подпись: Мамед Нуртумбеков.

Соловей дернул щекой. Дракон в его затылке зашевелился, но не проснулся. Пока.

– И что дальше? – спросил он.

– Некоторые просьбы невероятно убедительны, – сказал Убер. В следующее мгновение на него смотрели шесть стволов. – Спокойно, пацаны, я не дочитал, – повысил голос Убер. Медленно обвел взглядом людей Соловья. Те заметно нервничали. – Думаю, это важно.

– Читай уже, бля, – сказал кто-то. Голос дрожал.

«Этот сукин сын запугал моих людей».

– Соловей, пристрелить его? – спросил Карим.

– Читай, – велел Соловей. – Только без фокусов.

Убер усмехнулся, неторопливо поднял табличку и прочитал вслух.

– «Граната за бутылкой». Все.

– Что?! Какая еще гра… – И тут Соловей сообразил, бросился в сторону.

Металлический, очень громкий щелчок. Ледяной ужас пронзил Соловья насквозь.

Фонари освещали Убера, а он держал в руке гранату-лимонку. Соловей даже отсюда видел жесткие, глубокие, словно каналы на карте города, бороздки на металлическом шаре.

Убер небрежно бросил кольцо в темноту. Оно сверкнуло на краткий миг в луче фонаря и исчезло. Соловей похолодел.

– Убер, твои фокусы начинают заебывать, – крикнул Соловей. Он медленно отступал, пользуясь тем, что в темноте не виден. Соловей уже был за спинами своих людей. Если броситься на землю, может, осколками и не заденет, а из людей получится живой щит.

– Да я, сука, идеален, – сказал Убер. Он поднял руку с гранатой над головой. – Так что на хуй критику. Раз, два…

– Что ты делаешь?! – крикнул Карим.

– Считаю до пяти, – предупредил Убер. Ослепительно улыбнулся. Соловей почувствовал, как от скинхеда расходятся волны ледяной ярости. – А потом… кто не спрятался, я не виноват.

Люди Соловья заволновались, начали переглядываться. Жалкие трусливые дебилы, подумал Соловей. И сделал шаг назад.

– Не найдете кольцо, вам пиздец, – сообщил Убер. – А пока… оружие на землю, джентльмены.

Они засуетились, замялись. Задергались.

– Я жду, – сказал Убер спокойно, так, что у Соловья мороз пробежал по коже, а волосы на затылке встали дыбом. Он вдруг понял, что почти восхищается этой бритоголовой скотиной. Этим великолепным презрением к смерти. Этой ебанутой безбашенностью.

Звяк. Кто-то положил оружие. Звяк. Второй.

– Давайте, давайте, – подбодрил Убер. – Я все слышу. Диаметр разлета осколков двести метров, ага. Я-то рискну, я везучий. А вы как знаете.

Все положили оружие на платформу. Звяк, звяк, звяк. Шесть, посчитал Соловей. Сам он звякнул обрезом по камню и только. Поднялся, держа обрез в руке. Всадить бы этому уроду с двух стволов… И чтоб кровища брызнула.

– Соловей, не выделывайся, – сказал Убер. Помахал гранатой в воздухе. – А то у меня рука устала.

«Сука, как он догадался?» – Соловей наклонился и опустил обрез на платформу. Звяк. Выпрямился.

– Вот, другое дело, – сказал Убер. – А теперь колечко… Колечко, колечко, кольцо. Ну, что стоим?

– Ищите кольцо, – приказал Соловей резко. – Давайте, живо! Кто свалит, пусть пеняет на себя. Йобанаджизнь, это тебя касается в первую очередь.

– А че я-то? – Казах едва слышно застонал, заканючил.

«Если свалит, точно урою в этот раз», – подумал Соловей.

Он отступил назад. Чем дальше от Убера, тем лучше.

– Как поживаете, долбоебы? – светским тоном осведомился Убер. – Как ваше пизданутое ничего?

Люди Соловья ползали по платформе, искали кольцо. Убер наблюдал за ними, улыбаясь и дирижируя гранатой с зажатым рычагом.

– Эй, Соловей-разбойник! – крикнул Убер. – Я же знаю, ты там филонишь. Иди сюда. Поболтаем?

Соловей нехотя встал и, пересиливая себя, пошел. Надо было сразу сваливать, как только этот тип достал гранату. Или сразу его валить, еще до этого.

Он включил фонарь и пошел. Убер стоял и улыбался. Прикрыл глаза рукой от света, Соловей опустил фонарь ниже.

– Что тебе надо?

– Кое-что узнать, – сказал Убер. Почесал бровь рукой с гранатой – Соловей похолодел.

«Вот псих».

– Убер, аккуратней, – попросил Соловей не своим голосом.

– О! – Убер словно впервые увидел, что у него в руке. – Точно. Подожди секунду.

Он левой рукой пошарил в кармане и достал… Соловей не поверил своим глазам… кольцо. Вставил в запал гранаты и загнул проволоку с той стороны.

– Вот и все, – сказал Убер и радостно, хмельно улыбнулся. Соловей охуел.

– А как же кольцо?!

– У меня было запасное, – сказал Убер. Немая сцена. Люди Соловья переглянулись.