Метро 2035: Питер. Битва близнецов Врочек Шимун

Глава 11

– Давай, фашист, просыпайся, – сказал голос. – Открой глаза, гад!

Свет пробивался даже сквозь закрытые веки. Убер сначала подумал, что на фиг надо, сейчас какое-нибудь чувырло будет ему морду бить и задавать дурацкие вопросы – но глаза все-таки открыл.

И кажется, зря. Он сидел на стуле, голый по пояс, руки стянуты за спиной. Пятки холодило. Убер скосил глаза. «И ботинки сняли, гандоны». Он задумчиво пошелевил босыми пальцами ног, поднял голову.

– Все останется между нами, – сказал голос. Когда Убер наконец проморгался – глаза слезились от белого, обжигающего, словно неразбавленый спирт, света, то увидел перед собой двух человек в масках.

– Мы не собираемся тебя убивать, – сказал левый. Он был пониже ростом.

– Точно, пока не собираемся, – сказал правый. Он был повыше.

Убер поднял брови. Смешные все-таки животные эти люди. Куда смешнее обезьян. Интересно, в Африке кто-нибудь выжил?

– Почему? – спросил с интересом.

Левый и правый замялись.

– Ээ…

– То есть вы еще сами не определились? – вежливо поинтересовался Убер. Незаметно напряг мышцы рук. Крепко держит. Его связали не веревками, а скотчем. Умные, суки.

Люди в масках переглянулись.

– Нет. То есть да. То есть… заткнись тут вообще!

Страх убивает половину жизни, как сказал кто-то из великих. «У этих двоих сейчас точно меньше половины останется».

Убер засмеялся. Качнулся на стуле – мысленно отметил, хорошо привязали, мерзавцы. Не шелохнется. Стул тоже крепкий.

Стремительно, как в дурной оперетте, в комнату ворвался Соловей. Оба бандита выпрямились, Соловей оглядел Убера, затем повернулся к своим людям.

– Идиоты, – сказал Соловей холодно. – Маски-то вам зачем?

– Ну, мы… – сказал левый. Потом стянул с головы черную маску, ладонью пригладил волосы. «А, так это Синий, – подумал Убер. – А где Желтый, наш друган?»

Правый тоже снял маску. «А вот и Желтый», подумал Убер. Давно не виделись, придурок. Как сам?

– А вдруг он нас узнает? – сказал Желтый.

– Вы что, собираетесь оставить его в живых?! – Соловей не поверил своим ушам. – Вы совсем дебилы?

Убер присвистнул.

– Вот это поворот. А ничего, что я все слышу?

Соловей проигнорировал. Желтый и Синий начали наперебой оправдываться, но бесполезно.

– Соловей, ну чего ты… Да мы… Да вот он… – Голоса сливались в единый бубнящий поток. Убер снова аккуратно напряг мышцы, даже в глазах потемнело. Расслабил.

В комнате горела лампа, качаясь на длинном шнуре. Желтое подрагивающее пятно в центре комнаты. Убер незаметно огляделся. «Видимо, я где-то в служебных помещениях, за станцией…» Комната показалась ему знакомой. Они точно заглядывали сюда с Юрой. «Эх, Юра, что же ты…» В правом углу комнаты белел, лежа на боку, брошенный унитаз, покрытый пылью и грязью. Вот таким бы в кого-нибудь из этих тварей запустить… С размаху. В Соловья этого… Убер чуть повернул голову. Так, слева стол с конторкой, завален всяким хламом. У стола – железная бочка вроде жаровни, черные угли, рядом гора щепы, смятая бумага, железный прут. «Шашлыки они здесь делать собирались, что ли?», подумал Убер. «Жрать охота, черт».

– А это что? – спросил вдруг Соловей. Холодным безжизненным голосом.

Стол был завален едой: куски хлеба, открытые банки тушенки, какие-то пакеты, обертки, нож, грязные тарелки и даже носки. Бутылка из-под сивухи, железные кружки. Ребята ни в чем себе не отказывали. Ели и выпивали.

В жаровне высилась гора холодных углей. Сверху воткнуты два окурка.

Соловей прошелся, оглядел весь этот бардак и вдруг заорал:

– Огонь почему не развели?! А?! И место освободите, блять! Почему стол весь заставлен, как тут работать?! Что за бардак, бля?! Ни хуя как всегда не сделано!

– Пидоры, – поддержал его Убер. – Просто пидоры.

Желтый с Синим оглянулись на него. Как скинхеду показалось, с обидой в глазах. «Какие ранимые пошли бандиты, просто беда», подумал Убер со вздохом. Снова напряг мышцы. Отпустил. Старый способ, но, похоже, сейчас бесполезный. Чертов скотч. «То есть его изобрел гений, конечно…» Только этого гения никогда, видимо, не привязывали к стулу в темном подземелье, чтобы затем пытать и убить.

А Соловей тем временем бушевал.

– Какого хера я постоянно должен делать все сам?! – орал он. – Не скажешь, никто ничего не сделает! Никому на хер ничего не надо! Что, только мне это нужно?! Да мне на хер ничего не нужно! Живите, блять, сами как хотите! На хуй. На-хуй.

Желтый с Синим бросились к столу, начали торопливо сгребать все с него. Хлам полетел на пол. Бутылка опрокинулась, покатилась по столу, разливая сивуху… До Убера донесся резкий аромат сивушных масел и слегка – портянок. Синий едва успел ее поймать, но локтем снес кружку. Железная кружка упала на пол, грохнулась и отлетела к ногам Убера. Соловой закатил глаза.

– Сейчас, Соловей. Все сделаем… – бормотал Синий. Желтый молча орудовал тряпкой.

– Блять! – заорал Соловей с новой силой. Врезал Синему, тот пригнулся, втянул голову в плечи. – Не говори мне «сейчас»! Я ненавижу слово «сейчас». Будешь мне «сейчаскать», я тебя убью на хер, придурок сраный! Понял? Почему огонь не развели?!

– А жаровня для кого тут стоит?! – поддакивал Убер, радуясь. – Для других пидоров?!

– Убер, да ты хоть, блять, помолчи! – Соловей повернулся. – Без тебя тошно! Ну, никому ведь ничего блять не надо, а?! Вот как так? Если Соловей не сделает, никто ничего не сделает… Представляешь?

– И огонь разведите, уебки! – крикнул Убер.

Желтый с Синим суетились. Вокруг все летело и падало. До Соловья вдруг дошло, к кому он обращается. Он посмотрел на Убера, словно только сейчас его увидел, сплюнул и повернулся к своим.

– И железо нагрейте, – велел он уже спокойнее, только с остаточным раздражением в голосе. Словно муть на дне стакана.

– Хули железо не нагрели?! – возмутился Убер вдогонку. Соловей покосился, но только вздохнул. Желтый кинулся разводить огонь, выронил зажигалку. Руки у него не слушались. Соловей вздохнул. Желтый нагнулся, поднял зажигалку… И, вставая, треснулся головой о край стола.

– Бля!

Соловей зарычал.

– Ты уж как-нибудь наведи порядок, – попросил Убер проникновенным голосом. Соловей обернулся. – Ведь пиздец какой-то. По дурной дорожке идут ребята. Скоро, глядишь, и курить начнут…

Пауза.

– Убер, ты, сука, уникум, – сказал наконец Соловей. Взгляд у него был застывший, словно ледок пронизал уже всю глубину озера.

Убер расхохотался.

Соловей повернулся к Желтому с Синим, и те замерли, как под взглядом голодного тигра.

– Мне сейчас некогда с ним возиться, – сказал Соловей тихо и устало. – Потом с вами разберусь. Без меня его не убивать. Скоро вернется Викинг, он его подготовит.

И стремительным подергивающимся шагом вышел из комнаты. Убер посмотрел ему вслед.

Нэнни стояла, как статуя. Лицо бледное, на лбу бисеринки пота.

– Нэнни, помоги! – закричала Мика. – Мы должны ему помочь! Нэнни!

– Я… я не могу…

– Нэнни! Пожалуйста!

Она вдруг сорвалась с места и бросилась вперед. С силой толкнула казаха, сбила с ног. Йобанаджизнь покатился по полу, как мешок с гнилой картошкой.

– Мика, за мной! – Она схватила девочку за руку. Они бросились к выходу из палатки. Казах поднялся.

– Нэнни! – закричала Мика. Нэнни миновала порог и вдруг…

– Нэнни!

Блекс лезвия.

Няня вскрикнула, ноги ее подкосились. Мика по инерции пробежала еще несколько шагов, остановилась. Повернулась. Казах держал няню на руках, словно огромного ребенка.

Казах вынул нож из спины Нэнни. Лезвие было красным. Нэнни без сил опустилась на пол, скорчилась на граните. Дернулась, кровь растекалась огромной лужей…

– Йобанаджизнь, – устало сказал казах. – Что за женщин. Совсем дурной. Савсэм-савсэм дурной.

– Кто придет? – спросил Убер. – О чем он?

Сладкая парочка переглянулась, потом засмеялась. После ухода Соловья они снова осмелели. «Шакалы», подумал Убер. «Ну ничего».

Огонь развели. Угли тлели, по комнате полз запах каленого железа и дыма. Наконец Синий положил в жаровню железный прут. Убер видел, как прут медленно набирает свет, наливается яростью.

Скинхед тоже продолжал работать. Напрягал и расслаблял мышцы. Раз за разом. Затылок ныл немилосердно, во рту снова появился привкус железа и тошноты.

Через полчаса Синий с Желтым встрепенулись. Впервые они что-то заметили раньше Убера.

Дверь скрипнула. Убер слышал, как в темноте неторопливо и уверенно звучат шаги пришедшего. А у него, по ходу, шахтерские ботинки, оценил Убер. Или гриндера. Характерный такой звук.

– Явление Командора, – прокомментировал Убер. – Как сказал бы Дон Гуан – ходят тут всякие, а потом люди пропадают.

Шутка получилась так себе. Убер скривился.

– Ну что, фашист, готовься, – сказал гость. Он вышел на свет. На нем был потертый рабочий комбинезон и армейские штаны. Рукава клетчатой рубахи закатаны. Лет двадцати. Худое, острое лицо с запавшими, как каньоны, щеками. Суровая, в линию, складка губ, желваки у рта. Он был коротко стрижен, явно подготовлен и подтянут, и вполне мог бы сойти за брата Убера по скин-движению, но он был другой.

Он был здесь, чтобы пытать Убера. Викинг поставил на стол металлический лоток наподобие тех, что использовали в советское время для стерильного хирургического инструмента. Затем медленно обошел вокруг скинхеда.

– Я Викинг, – сказал парень. – Я – антифа.

– А я – анти-ля, – сказал Убер. – Нот еще много, можем побегать по октавам. Или ты о чем?

Но Викинга не так просто было смутить. Он встал перед Убером, оглядел его. Молчание.

– Я вас, фашистов, ненавижу, – сказал Викинг негромко. – Понял? Я бы вас зубами рвал, железом прижигал, щипцами давил, каждую косточку, каждый палец, чтобы вас, гнид таких, на свете больше не было.

Звучало довольно… маньячно. И устрашающе.

– Уберите этого психа, пожалуйста, – попросил Убер. Желтый и Синий засмеялись.

– Что, уже не такой крутой? – сказал Синий.

– Ни хера он не крутой, – сказал Желтый. – Викинг, задай ему!

– Готовься, фашист, – сказал Викинг. Полез за инструментами, загремел в ванночке. Потом вынул из жаровни раскаленный докрасна железный прут. Пошел к Уберу.

– Да ты сам фашист, – сказал Убер. – Не так, что ли? Ты сейчас что делаешь – убеждаешь меня добром и лаской? Перевоспитываешь личным примером? Ни-ху-я. Ты в меня раскаленным железом тыкать собрался, гуманист хренов. Фашист ты и есть. Ну, давай, убеди меня в обратном.

– Вот ты болтун, – сказал Синий.

– Ага, – сказал Желтый. – Попиздеть – это про него.

– Тот, кто пытает фашистов, – убежденно произнес Викинг, – не может быть фашистом.

Железо все ближе. Жар волнами бежал по обнаженной коже скинхеда.

– Я бы тебя разочаровал, чувак, но мне щас некогда, – сказал Убер. – Я щас орать буду. Потом поговорим. О’кей?

Раскаленный добела наконечник приблизился к плечу Убера… помедлил, словно решаясь… и вонзился. Ш-ш-ш. Ужасающая вонь горелого мяса. Вопль Убера был чудовищным, даже отдаленно похожим на крик Дракона.

Синий блевал в углу.

Убер проорался. Потом вдруг начал ржать.

– Ты чего?

– Ой, не могу!

– Чего ты? – спросил Желтый. Синий вернулся, вытирая рот. Воняло от него блевотиной.

– Чего он? – спросил Синий.

– Да я хуй его знает, – сказал Желтый. – Может, крыша поехала.

Убер лучезарно улыбнулся ему. Желтый осекся, отступил на шаг. Викинг равнодушно пошевелил кочергой в жаровне. Щелкнуло. Взвились искры.

Убер откинулся назад. Боль была невероятная, он стиснул зубы, чтобы не закричать снова.

Иногда ему, как любому человеку, становилось жаль себя. Он представил, как выглядит сейчас со стороны. Темная каморка, усыпанная битом кирпичом и мусором, вода хлюпает по углам, крысы шурудят. Из-под потолка свисает одинокая лампа на длинном шнуре. Свет качается, качается. Качается.

А он, Убер, чертов проклятый скинхед, привязанный, сидит на стуле. Весь его затылок в старых шрамах, и алеет один новый. Свежая кровь. Развороченное плечо дымится и воняет. Перед ним в лучах белого света стоят двое. Убер страшно избит. И его так жаль, он такой несчастный…

«Да ну на хер», Убер вскинул голову. «Не дождетесь».

Убер оскалился, засмеялся:

– Вы мальчики небось решили ужаснуть меня своими мазохисткими играми? Что ж… Надеюсь, вы делаете это для себя, а не для меня. Потому что меня вам не удивить. Врубаетесь? Я видел столько немецкой порнухи, что для меня ваши «жесткие» игры – так, ковыряние в песочке. Розовой пластикой лопаточой. Ферштейн, уроды?!

Викинг повернулся. Показал Уберу большой палец. Снова отвернулся.

– А теперь, – сказал Убер. – Следующая часть марлезонского балета…

Люди Соловья настороженно переглянулись.

– Теперь я буду читать вам стихи.

Викинг пожал плечами. Отвернулся, бросил прут в жаровню, загремел в ванночке инструментами. Угли потрескивали. От железного прута поднимались в полутьму искры, таяли.

Убер начал читать, размеренно и просто. Викинг ковырялся в инструментах, замер, слушая. Голос Убера звучал так, словно он рассказывает это на свободе, среди друзей и товарищей. Спокойно и проникновенно, без привычной насмешки:

– Стихотворение Николая Гумилева, называется «Пять быков». Знаете, кто такой Гумилев? Это поэт и солдат. Он был по-настоящему крутой. Однажды он побывал в Африке.

Убер заговорил. Негромко и с чувством:

– Чего это он? – спросил Синий.

– Не знаю, – сказал Желтый. Викинг застыл рядом, слушая. В его руках остывал железный прут.

– Не везет парню, – сказал Синий с сочувствием.

– Эт точно, – кивнул Желтый.

– Заткнитесь вы оба, – приказал Викинг резко. – Дайте послушать.

Двое замолчали.

И тут голос Убера начал набирать силу, зазвенел, как колокол:

Когда Убер закончил, в комнате воцарилась тишина.

Затем Викинг запрокинул голову и гулко захохотал. Желтый и Синий переглянулись.

– Ай, хорошо! – сказал он.

– Кто, говоришь, написал? – заговорил Викинг. Голос у него охрип. Убер прищурился, мотнул головой.

– Николай Гумилев.

– Я запомню. Толковый чел. Аж мурашки пошли. – Викинг встал, повел плечами. – Вот ты фашист, так и не понял, что это мог написать только настоящий антифа. Наш человек.

– Я красный скинхед вообще-то, – сказал Убер. – Редскинс! Какой блять на хер фашист?! Ты с дуба рухнул?

– Все вы, фашисты, так говорите, – сказал Викинг рассудительно. – Как запахнет жареным, все фашисты сразу становятся белыми, пушистыми и какают исключительно бабочками. Но стихи зачетные. Око за око. Справедливость. Возмездие. Все дела.

– Насчет запахнет жареным – отлично сказано. – Убер засмеялся. Лицо у него было смертельно белое, на лбу выступила испарина. Зрачки огромные от боли, так что глаза скинхеда казались глубокими, как бездна. Он повернул голову, втянул ноздрями запах от своего развороченного, обожженого плеча, засмеялся. – Уфф. Красота!

Люди Соловья переглянулись, синхронно отодвинулись подальше. В глазах мелькнул ужас.

– Ты… чего? – спросил Желтый.

– Обожаю запах напалма по утрам, – сказал скинхед.

При виде их вытянувшихся лиц Убер засмеялся. Желтого затошнило, он убежал в угол. Звуки рвоты.

Викинг кивнул.

– А ты крутой, фашист. – Он помедлил, переступил с ноги на ногу. Поднял блестящие щипцы, показал Уберу. – Продолжим?

– Ушел! – Соловьев в сердцах сплюнул, прижал обрез ладонью. – Ушел, бля! Архангел хуев. Лейкин!

– Ч-что? – Худощавый помятый Юра в испуге вытянул тонкую шею.

– Он тебя бил?

Узкие брови Юры поднялись еще выше, изогнулись страдальчески.

– Н-нет… А!

Бум! Юра упал. Затем повернулся, с трудом сел, зажав рукой половину лица. Сквозь пальцы потекла кровь. Удар рассек ему бровь.

– Теперь бил, – сказал Соловьев. – Понял?

Юра вдруг поднял голову. В его взгляде появилась необычайная решимость. Соловей отступил, удивленный. Как тигр в зоопарке, которого тяпнул тупыми зубами крошечный козленок.

Юра поднялся на ноги, встал, шатаясь. Выпрямился, оскалил окровавленные зубы:

– Нет. Больше никогда.

– Нет? – Соловей сначала не поверил. Он сделал шаг назад, застыл. – Что ты сказал?

– Я больше не хочу делать то, что ты приказываешь. Я больше не буду отступать.

– Дуралейкин, а ты не охренел, случаем?

– Это всего лишь боль. Боль можно терпеть… – Удар опрокинул его на пол. Соловей подошел и ударил ногой – точно в лицо. Юра закричал. Еще удар. Юра кричал дико, нечеловечески.

– Хватит? – спросил Соловей.

Юра барахтался на полу, весь в крови, Затем начал подниматься…

– Парень, не надо, – сказал Круглый. Голос заместителя дрогнул. Он сделал шаг к Соловью, протянул было руку… опустил.

– От боли можно кричать, – сказал Юра окровавленным ртом. Половины зубов там не было. Лицо перекошено, один глаз заплыл и сполз вниз. – Боль – это всего лишь боль. Ты убил Марту, урод.

Соловей смотрел на него, не веря. Шагнул вперед, зверея.

– Соловей, ты… – начал Круглый.

– Пошел на хуй, – отрезал Соловей с ненавистью. Круглый увидел его глаза и отошел в сторону. – Добренькие все, сука! Н-на, урод! – Он ударил. А потом еще и еще. Склонился над телом, поднял Юру за рубашку, спросил:

– Что теперь скажешь?

Глаз Юры блеснул из-под кровавой пелены. От лица мало что осталось.

– Тебе… конеф, – сказал Юра. И засмеялся. – Фтрафно?

– Ах ты! – Соловей ударил.

Соловей выпрямился. Он стоял над тем, что раньше было Юрой, тяжело дыша. Соловей оглядел себя. Он был весь забрызган кровью – с ног до головы. Он медленно повернул голову, его люди отшатывались, отводили глаза. Соловей медленно вытер рукой лицо. Костяшки разбиты до такой степени, что руки кажутся в два раза больше. Что-то было во рту, мешало. Он выплюнял это что-то… и сам отшатнулся.

Это был кусок уха. Соловей вдруг понял, что не помнит, когда сделал это. Как помутнение. Провал. И только дракон успокаивающе урчал во тьме. Дракону нравился вкус плоти…

– Соловей, ты чего? – Круглый отступил назад. – Ты его… за что?

– Тебя не спросил. Борзые все стали, как я посмотрю. Да?!

Круглый покачал головой:

– Да я что? Я ничего.

– У кого-то, блять, еще есть вопросы?!

Соловей быстро оглядел своих людей. Многие отводили взгляды, прятали глаза. Соловей сжал зубы.

Вошел Викинг. Оглядел компанию, шагнул к Соловью.

– Ты меня зачем звал… – Он остановился, увидев изуродованное тело Юры. Лицо Викинга на мгновение дрогнуло и застыло.

– Это кто? – спросил он равнодушно. Круглый скорчил мучительную гримасу, отошел в сторону.

– Я тебя не звал, – медленно сказал Соловей. – С чего ты решил?

Викиг поднял брови. Лицо невозмутимое.

– Чечен сказал.

– Что? – Соловей увидел, что вслед за Викингом входят Желток и Синюха, эти два придурка.

– А вы зачем здесь… – Он вдруг понял. Все опять пошло наперекосяк. Неужели Убер опять над ним посмеялся?!

– Где лысый?! – Желток и Синюха переглянулись. Викинг вдруг понял, засмеялся, отошел в сторону. Люди Соловья молчали.

Соловей закричал в бешенстве:

– И вся эта хуйня из-за какой-то шлюхи?! Не верю! Что встали, блядь?! Не в телевизоре. На выход, быстро! Вперед! Вперед, уебки!

Когда они ушли, Викинг нагнулся над Юрой, помедлил. Что-то привлекло его взгляд. Викинг пошарил и достал из кармана зажигалку «Зиппо». Вытер кровь рукой, отщелкнул крышку, задумчиво посмотрел. Так его и застал Синюха.

– Ты… чего? Идешь?!

– Расскажи мне о мертвой девушке, – сказал он. Синюха испуганно заморгал.

– Мы слишком часто выбираем не то, что хотели выбрать, – сказал Убер. – Понимаешь, брат? Мы выбираем про запас, мы выбираем «а что обо мне подумают», мы выбираем «этот мой выбор понравится тому-то». Жене, родителям, некой женщине… обществу, не знаю.

– Мы выбираем не себя.

Он помедлил, снова заговорил:

– А я выбираю себя. Я практик. Быть практиком и выбирать то, что нужно именно тебе – или хочешь именно ты – это, бля, лучший выбор.

Викинг покачался с носка на пятки. Ботинки у него были тяжелые, с закругленными тупыми носами. Грейдера или как их там. Рабочие ботинки. Подтяжки свисали вдоль штанин.

Кровь стекала из рассеченного лба Убера. Капала на грязную белую майку.

– Кто мы? Кто я? Что мы на самом деле выбираем, выбирая вещь? Даже самый ничтожный выбор что-то говорит о человеке. Цвет шнурков, наконец. Были бы у меня красные шнурки – кое-где это означает мою смерть. В нашем подземном мире любая мелочь может привести к смерти. Или к увечью. А кому-то просто понравятся твои шнурки, и за порогом станции тебя ждет темнота и удар чем-то тяжелым по голове. Тоже вариант. Так что, брат, решай сам. Выбирай с чувством, как говорил Крутой Эш из Армии Тьмы.

– Откуда? – заинтересовался Викинг.

– Не волнуйся, парень, тебя тогда еще на свете не было.