Метро 2035: Питер. Битва близнецов Врочек Шимун
Стукнула дверь. Они все повернулись. Там стоял Чечен. Крутой, дерзкий, как всегда. Правая кисть в гипсе. Чечен улыбнулся.
– Смена пришла, – сказал он.
– Нэнни! – закричала девочка, бросилась к ней. Казах отошел, понурый и грустный, он вытирал нож от крови.
– Йобанаджизнь, – пробормотал он.
Она с трудом открыла глаза. Лицы было бледное, полупрозрачное.
– Холодно, девочка. Ох, как я намучилась с твоей девчонкой, Марта.
– Нэнни, это я! Я, Мика!
– Почему ты не вернулась, Марта? Она так тебя ждала.
Мика наклонилась к няне.
– Нэнни, там ворота. – Мика плакала беззвучно, слезы катились по лицу. – Видишь, ворота! Все, как ты хотела!
– Ворота, – сказала Нэнни. Тяжело открыла веки, они отяжелели, слипались, как сонные. – Ворота… я так люблю ворота…
– Видишь? Это они! Там завитки такие, бронзовые… Нэнни, не спи! видишь?!
– Да… за… витки, – повторила няня.
– И там написано… видишь? Там написано: «Привет, Нэнни».
Няня улыбнулась. Ее глаза смотрели сквозь девочку, сквозь бетонный низкий свод, сквозь сотню метров земли и камня, сквозь мертвый город… и пронизанный рентгенами воздух… и облака… почерневшие, с мертвыми ангелами… туда, где были Ворота. Туда, где был покой.
Внезапно на несколько мгновений взгляд ее стал осмысленным.
– Где тут лысый? По… позови его.
– Здесь, – сказала Мика. – Ангел тут сидит.
– Береги… ее.
– Да, – ответила Мика за ангела. – Я все сделаю, Наталья Васильевна.
– Вижу, – сказала Нэнни. Лицо ее осветилось. – Я так люблю ворота. Привет, Марта. Я так люблю твою дочку… несносная она… у тебя… у нас…
Нэнни замерла. Открытые глаза смотрели в небо, полное ангелов. Туда, где были ворота с бронзовыми листьями. Туда, где, возможно, ее ждали.
Мика заплакала. Она бросилась и обняла ее:
– Нэнни! Нэнни! Я тебя люблю! Нэнни, не умирай! Ну пожалуйста!
Наконец Мика устала. Вытащила черное перо, зажала в руках и начала качаться, баюкая его.
Казах смотрел на нее, затем отвернулся.
Чечен покачал головой, взгляд его не отрывался от привязанного к стулу Убера. Он облизнул обветренные губы. Медленно пошел вперед.
– Я сам. А вы идите. Викинг! – позвал он тощего.
– Чего?
– Тебя тоже Соловей зовет.
– Зачем? – Викинг обернулся, удивленно поднял брови. Чечен поежился. Этого психа он давно недолюбливал.
– Да я хуй знает, – сказал Чечен. – Зовет, значит, надо. Я че, спрашивать буду? Ты же его знаешь, психанет – мало не покажется.
Викинг с сожалением окинул взглядом Убера, жаровню, инструменты, разложенные на столе, на чистой белой тряпке. Неторопливо надел армейскую куртку, кивнул Уберу.
– Мои инструменты не трогать, – предупредил Чечена.
– Говно вопрос.
Убер крикнул:
– Не бросайте меня, пацаны!
Они засмеялись и вышли.
Викинг повернулся в дверях.
– Тебе бы юмористом быть, – сказал он. – Жаль, что ты ебаный блядский фашист.
И вышел. Скрипнула металлом дверь.
– Я красный! – крикнул Убер запоздало.
Они остались наедине. Чечен спокойно, с предвкушением оглядел окровавленного Убера, привязанного к стулу. Снял и повесил на стул кожаную куртку. Загипсованная правая кисть ему не слишком мешала. Подумаешь. «С левой я еще лучше бью», подумал Чечен.
– Пиздеть еще будешь? – спросил он Убера.
– А ты как думаешь?
Чечен покивал. Добродушный и улыбчивый.
– Это хорошо.
Он снял рубашку и размялся. Попрыгал, побил воздух кулаками.
– Обычно я включаю магнитофон, чтобы было не так скучно. Но он недавно сломался.
Убер мотнул головой, сплюнул. Кровь и осколок зуба. «Блять, так на вас зубов не напасешься».
– Жаль твой магнитофон, – сказал он. – Я бы послушал музыку.
– Я тоже. Но ты все равно пиздишь без продыху. – Чечен остановился, с хрустом размял пальцы, посмотрел на Убера издевательски – сверху вниз. Помогая загипсованной рукой, начал наматывать на кулак боксерский бинт. – Не думаю, что я буду скучать в этот вечер.
– О, – сказал Убер беспечно. – Время со мной летит незаметно.
Убер засмеялся – весь в крови. Чечен остановился, перевел дыхание.
Он уже запыхался его бить.
– Что ты ржешь? – спросил он у скинхеда. – Давай, хватит отлынивать, начинай пиздеть.
Чечен приблизился, посмотрел в глаза Убера, затем размахнулся и ударил. В последний момент Убер убрал голову, кулак только скользнул по скуле, содрав кожу. Убер засмеялся.
– Уфалла, – сказал Чечен в сердцах. Он согнулся, видимо, неудачно потянул мышцы во время удара.
– Ну ты же не думал, что все будет так просто? – Убер показал розовые от крови зубы. – Стой, стой! Ладно, ты хотел историю, я расскажу тебе историю… – Скинхед на мгновение задумался. – …скажем, про ангелов. Как тебе?
– Про ангелов? – Чечен даже остановился. С интересом посмотрел на Убера. Тот поднял голову.
– И про их чудесные имена. – Скинхед растянул губы в улыбке. – У вас же, мусульман, тоже есть ангелы?
– Только без богохульства. Я этого не люблю, – предупредил Чечен.
– Никакого бого… фак!
Чечен врезал ему прямой в нос. Голова Убера мотнулась назад. Брызги крови разлетелись по всей комнате.
– Для вдохновения, – пояснил он.
Глаза Убера осоловелые. Голова мотнулась обратно, из носа хлынула кровь. Убер как после нокдауна начал заваливаться влево, затем вправо. Затряс головой.
«Хорошо, что привязан», подумал он невпопад. Ха-ха-ха. Смешно.
Несколько мгновений он видел все словно со стороны. Темная комната с ободранными стенами, которые покрывают древние граффити – времен еще до Катастрофы. В комнате единственная лампа, свисающая на проводе с потолка. Лампа медленно раскачивается, световое пятно пробегает туда-обратно по грязному полу. На полу окурки и мусор. Черные пятна крови.
Убер сидит под лампой, полуголый, в крови и порезах. Он привязан к стулу, руки стянуты за спиной. Рядом стоит мучитель по прозвищу Чечен. На самом деле он то ли татарин, то ли грузин. Чечен вынимает нож из ножен, медленно обходит Убера по кругу. Словно примеряясь, с чего начать.
Лампа качается. Качается. Качается.
Убер заговорил – мягко, проникновенно. Он смотрел на Чечена и говорил.
– Понимаешь, все ангелы сделаны из света. Так уж повелось.
– Что это значит? – Чечен нахмурился. Он, похоже, вообще не любил загадок.
– Что они не из какой-нибудь дешевой хренотени.
Чечен кивнул.
– А!
Убер откинул голову, чтобы кровь не заливала глаза. Затем снова выпрямился и продолжил:
– А когда ты из сделан из света, то у тебя должно быть соответствующее имя. Нельзя быть ангелом по имени Толик. Только представь: Эм си в квадрате Толик. Равно энергия. Как-то несерьезно. Следишь за моей мыслью?
– Ну? – сказал Чечен.
– В общем, такое дело. Я тут подумал, что если бы я был настоящим ангелом, там, на небесах… меня бы звали… знаешь как? Тебе понравится.
Чечен склонил голову на плечо, оглядел Убера.
– Ну и?
– Видишь ли, у каждого ангела есть имя, – сказал Убер. – Которое отражает что-то в нем. Какую-то важную черту. Скажем, Метатрон означает Глас Божий. Абаддон – Истребление, Губитель. Это ангел-убийца, разрушитель. Селафиил – Молитва к Богу, он побуждает людей молиться. Теперь понятно?
Чечен, заинтересовавшись, опустил нож.
– Как-как? Повтори.
– Селафиил, – сказал Убер.
Чечен поднял густые брови.
– Села… Охренеть имечко. И это означает… молитва к Богу?
Убер кивнул.
– Совершенно верно. Рад, что ты следишь за ходом моей мысли, брат. Теперь я должен вернуться к началу и напомнить: если бы я был ангелом, то у меня должно было бы быть соответствующее имя…
– Да. И какое?
Убер сплевывает кровь, голос его звучит слабее.
– Меня бы звали… слышишь?
Чечен заинтригованный, наклонился, чтобы лучше слышать. В следующее мгновение Убер ударил его головой в нос. Страшный хруст. Чечен отлетел назад и упал. Нож со звоном проскользил по полу.
Убер, весь забрызганный кровью Чечена, жуткий, сказал:
– Меня бы звали: ОТЪЕБИСЬ.
– Мика, – позвал Убер. – Мика, ты где? Это я, Убер.
Тишина.
Затылок Убера заледенел. Сердце замерло так, что он испугался, что оно превратилось в стекло и сейчас от боли треснет, развалится на тысячу, миллион кусков.
– Мика!
На полу в луже крови лежало черное перо. Рядом скорчилась Нэнни. Глаза ее были открыты – и пусты. Кажется, в них отражались небеса и ворота.
Убер наклонился. Поднял перо.
Весь перевязанный, Хвост сидел за столом и закусывал. Нос у него перебит и заклеен пластырем, под глазами страшными синяки. Сломанная нога примотана бинтами к палке. На столе лежал огромный нож, кукри в ножнах. Нож того… голубоглазого фашиста…
Хвост иногда вспоминал тот момент, когда шлюха оттолкнула его на рельсы и побежала. Он открыл дверь, чтобы принести ей еду и воду – как обычно. Даже не собирался трахать, сегодня он был в благодушном настроении. А она выскользнула из цепей и ударила его палкой. Обычной палкой. Боль была страшная. Хвост ощупал шишку на голове. Даже в глазах потемнело.
Конечно, он разозлился. Это было… обидно. Возможно, он единственный относился к шлюхе как к человеку. Он пришел покормить шлюху, а она его так… Он тогда потерял самообладание, это правда. Но это все от обиды. Хвост схватил палку – она была скользкая от крови, в два шага догнал ее и ударил в затылок. Он всего лишь хотел вернуть – око за око. Наказать. Удар был совсем легким, нестрашным, почти беззвучным. Шлюха упала. Хвост иногда слышал этот звук в темноте – без всякого повода, он возникал и зудел. Звук, когда ломается шея. Звук, когда она сложилась на полу туннеля. Мерзкое смутное ощущение. Кррак.
Шлюха упала. Затем встала на четвереньки и ее начало тошнить. Хвост стоял над ней и морщился. Грязная. Он затащил ее обратно в комнату, закрыл дверь и оставил лежать. Он не помнил, оставил в тот раз воды или нет. Оставил, точно оставил. Когда он вернулся в следующий раз, шлюха была уже мертва. Глаза смотрели в потолок – застывшие. Лицо заляпано кровью. Страшная, худая.
Возможно, она умерла от обезвоживания? Хвост отогнал эту мысль. Он тогда пошел и доложил Соловью. Соловей разозлился. Впрочем, он всегда психует, когда что не по его… Можно подумать, это его, Хвоста, вина? Они держали ее почти месяц в той каморке, а ему приходилось таскаться. Носить ей воду и еду, убирать ее дерьмо… Иногда он трахал ее там, но это только по доброте. Без жестокости. Он, Хвост, совсем не жестокий человек. Ему вдруг опять стало муторно.
Хвост поднял железную кружку и выдохнул… Это надо залить водкой.
Убер вошел. Выпрямился. Голубые глаза смотрели холодно и мертвенно.
– Сука. – Хвост произнес это даже не с удивлением, а обреченно. Убер остановился на пороге, размял шею.
– Не вставай, я сегодня без чинов, – сказал Убер.
Хвост забыл про кружку, начал подниматься со стула. Убер сделал шаг, второй… Глаза Хвоста расширились. На третьем шаге Убер врезал ему кулаком в лицо. Хвост рухнул обратно на стул. Кружка улетела на пол и покатилась. Хвост мотнул головой, из уголка глаза потекла кровь. Боль была адская, но словно в другой вселенной.
Убер потер кулак.
– Да кто ты вообще такой? – спросил Хвост обреченно. – А?
– Кто я? Я… – На мгновение Убер задумался.
Убер поднял черное грязное перо. Оно в крови девочки. «Мика мертва», подумал Убер. И осознание этого накатило на него, как волна на мертвый гавайский пляж. Мики больше нет. Нет. Нет. И волна убегает обратно, оставляя на песке скелетики крабов.
Он заговорил медленно и спокойно:
– Кто я, спрашиваешь? – Он вдруг сделал шаг к Хвосту и сказал: – Я, мать твою, гребаный ангел! Я автоответчик Бога!
В следующий момент Убер ударил его головой в лицо. Хрустнуло. Хвост отлетел, с грохотом опрокинул стол, покатился по полу.
Убер закончил фразу:
– Ты со скинами связался, понял?!
Скинхед наклонился, вздернул Хвоста выше, плюхнул его на табурет. Плавным айкидошным движением оказался у него за спиной.
– Ч-что? – сказал Хвост.
Убер взял Хвоста за затылок одной ладонью, другой – за подбородок. Тот вяло трепыхался, пытался отмахнуться, встать. Бессильно махнул кулаком, попытался ударить. Убер напряг мышцы, выдохнул…
– Я… – прохрипел Хвост. – Я… не плохой… я… не…
Убер сказал негромко:
– Вот так.
Он на мгновение прикрыл глаза. «Мика, Мика». Хотелось плакать, но слез не было. Убер открыл глаза. Голубые и холодные, смерть.
– Жалости не существует, – сказал он.
Убер резко крутанул, мышцы вздулись.
Жуткий, нечеловеческий хруст.
Обмякшее, как кукла, тело Хвоста завалилось на бок, медленно упало на пол.
Глава 12
Я лежу и вижу: все меняется. Плавится под напором времени человеческая плоть, и ветшают каменные мостовые заброшенного города. Что с них взять? Все умирает.
Пресли. Пресли. Король. Убер вспомнил бархатный голос Короля, и ему вдруг захотелось танцевать. Послушать рок-н-ролльчик. Гавайи. Черт знает, что там теперь. Радиоактивный песок? Серый радиоактивный океан накатывает на радиоактивный пляж. Скелеты гавайцев в венках из засохших цветков встречают гостей.
Гавайи… какой-то там штат США. Забыл.
Убер прикрыл глаза. Вот он стоит на песке, а вокруг мертвые пальмы. «Почему я так уверен, что Гавайи мертвы? Мертвые Гавайи, мертвый Элвис». И звуки бархатного темного голоса Элвиса звучат над мертвым пляжем, полным мертвых крабов и моллюсков.
«Или кто там выжил? Интересно». Может, крабы как раз мутировали, и гигантские клешни их, полные темного яда, только и ждут путника.
Убер вдруг ясно увидел, как в серых водах покачивается округлая атомная подлодка с характерным уродливым горбом ракетного отсека за рубкой. Стратегический ракетоносец. И там люди в противогазах и оранжевых противоатомных костюмах моряков неловко вылезают из рубки. А потом эти люди, среди которых явно есть девушка – Убер опознает ее по особой пластике движений, вообще, он бы опознал женщину даже за свинцовой плитой, стоят на узкой палубе лодки и смотрят на мертвые Гавайи… Или это все-таки Куба? Точно, Куба. Залив Свиней. Теперь мертвых свиней.
За две сотни морских миль оттуда лежит мертвый солнечный Майями. Мертвые полуистлевшие сэндвичи со свининой.
Убер смотрит вдаль и видит. Он много чего видит. Свое прошлое. Черное воронье перо. Кровь. Снова кровь. Леденящий крик в темноте туннелей. Плач. И снова крики.
Удар в лицо.
Убер – только помоложе и понаглее – хотя куда наглее? – идет по туннелю, держа в одной руке горящий факел, а другой – сжимая кукри. Словно кукри, гуркский нож, нож умерших непальских гвардейцев Ее Величества, может что-то изменить в раскладе сил. Нет, в руке у него уже не нож, а черное, грязное, воронье перо…
Ты ангел.
Я не ангел.
Впрочем, почему нет.
Ты их всех убьешь?
Ты права, странная девочка. Я их всех убью.
Хотя я не ангел. Ну, по крайней мере, я так думаю. Я могу ошибаться. Но, черт побери, разве ангелы не должны помнить, что они ангелы?!
Разве нет? Это было бы…
Это было бы… Убер поворачивает голову.
«Справедливо».
Они нашли Чечена в комнате – он лежал на спине, переносица вбита в лицо. Мертвый. Рядом валялся разломанный на куски стул с прилипшими лентами скотча. Похоже, их рвали зубами. Все залито кровью.
– Ты живой, что ли? – Глаза Желтого округлились. Он поднял автомат, направил на Убера.
– Не, чувак, ты охренел. Я долго умирать буду.
Желток сказал:
– Что ты несешь?
– Божественное правосудие несу, – сказал Убер. – Для всех.
Желток засмеялся. Автомат в его руках затрясся, как в лихорадке.
– Вот ты чудила, честное слово. Эй, чувак, алле! Проснись! Ты в каком мире живешь, а? Ты вот эту срань вокруг видел? Видел? Очнись тогда. Бога нет! Бога сука нет, ясно?
– Ясно, – сказал Убер. Медленно поднял руки и пошел на бандитов.
– Да кто ты вообще такой? – спросил Синий. Поднял автомат. Убер склонил голову на плечо, с интересом посмотрел на него. И продолжал идти.
– Я? Я – Автоответчик Бога.
– В смысле? – Синий растерялся.
– Пока Бога нет, я за него.
Убер оглядел людей Соловья, прищурился.
– А где этот ваш… Викинг?
– Он не с нами, – сказал Синий.
– Нет, не с нами, – сказал Желтый.
– В каком смысле не с вами? – удивился Убер. – Как людей железом прижигать, так с вами, а как пиздиться, так не с вами?
– Да вот так. – Желток сплюнул. С презрением. – У него, сука, принципы. Представляешь?
– Принципы, – сказал Синий. – Сука.
– Принципы я уважаю, – сказал Убер. – Но что-то не совсем понятно… Как это, друзья пошли на махач, а я не пошел?
– Да он, как про эту девку узнал, че-то завелся. Чистоплюй, бля. И свалил на хер… Вон Синюхе морду разбил. Ниче, вот тебя завалим к хуям, разберемся и с ним.
– А, – сказал Убер. Медленно оглядел собравшихся. – Хорошо, что напомнили.
Ухмыльнулся. Медленно достал из ножен кукри.
– Сдавайся, Убер, – сказал Соловей устало. – Нас девять человек. У нас оружие. На что ты рассчитываешь? Опять фокус с гранатой?
– А мэр ваш говно, – сказал Убер. С какой-то даже нежностью произнес. – Слышите? Гов-но.
Молчание.
Слышен только шум дыхания девяти взрослых мужиков. И как вдалеке капает вода. В метро такой парадокс, подумал Соловей. Куда бы ни пошел, везде будет капать вода. Это закон. Но ты ее не найдешь. Даже если ты будешь умирать в этот миг от жажды.
Воды ты не найдешь, а звук останется.
Пауза.
Соловей почувствовал, как изнутри поднимается волна. «Твою мать», подумал он. Дракон проснулся.
– Мэр! – крикнул Убер. – Гов-но!
– Мэр лучший! Охуительный! Мэр!
Люди Соловья, мучительно перекосившись, роняли оружие и вытягивались по стойке «смирно» и орали:
– Мэр! Мэр! Мэр!
Блять, подумал Соловей и в следующую секунду понял, что тоже орет вместе со всеми:
– Мэр! Мэээр!
В следующий момент он увидел, как Убер двигается и бьет стоящих по пути крикунов. Они разлетаются как кегли, кто-то пытается защититься, ударить в ответ. Но скинхед неостановим. Он горит холодным яростным огнем, как сварочный электрод. От ударов непальского ножа люди падают, в воздухе словно висит завеса из капель крови… Убер весь в черной крови, с ног до головы.
Он движется к нему, Соловью.
Вот он уже рядом.
Убер ударил.
Убер видел, как Викинг вошел. На ходу тот вынул нож – не такой, как у Убера, длинный и тонкий, как стилет. Деловито перерезал глотку одному человеку Соловья, второму… «Черт», подумал Убер.
Соловей упал на пол, скрючился и завыл. Убер встал над ним, перекинул дробовик из-за спины в руки. Викинг наклонился и добил еще одного, вогнал нож, выдернул. Брызнула кровь. Викинг посмотрел на скинхеда.
– Чего пришел? – спросил Убер. Выпрямился. Дробовик он держал небрежно, но в любой момент мог вскинуть его и выстрелить.
Викинг развел руки в стороны.
– Утюг забыл выключить.
– Вот ты… шутник, – не выдержал Убер. – Ладно, в расчете. Собака ты бешеная.
Викинг невозмутимо кивнул.
Читать бесплатно другие книги:
