Метро 2035: Питер. Битва близнецов Врочек Шимун

Глава 1

Необычный гость

Комендант Сенной, больше известный в метро под прозвищем Тертый, подошел к столу и постучал костяшками пальцев по его выгнутой от старости, расслоившейся поверхности. Раз, два, три. Только бы ничего не случилось. Только бы… Хватит пока и той задницы, в которой Большое метро оказалось спустя месяц с лишним военных действий. Тьфу-тьфу-тьфу.

«Обстановка мрак, короче».

«Восстание» и «Маяк» потеряны безнадежно. «Достоевская» переходит из рук в руки, баррикадами забиты туннели до самого верха; мины, ловушки – живая душа не проскочит. Приморцы и веганцы схватились лоб в лоб. Веганский десант штурмовал несколько вентшахт и отдельных станций в тылу фронта. И в двух местах им даже удалось достичь успеха. Пусть и временного. Тертый поморщился.

Пора и нам сделать ответный ход. Пора-пора, порадуемся… на своем веку…

– Так он говорит правду? – Тертый повернулся к Олегу Лесину, министру обороны, ранее бывшему его заместителем.

– Думаю, да.

– Думаешь? Или знаешь?

– Это очень вероятно, – дипломатично ответил Лесин. Он всегда был по природной склонности политиком.

Тертый провел рукой по подбородку. Шершаво и царапается. Когда бриться-то? Времени совсем нет. Тут пожрать не успеваешь… А побриться все-таки надо. Небритый глава целой станции, председатель совета Большого метро, он же в просторечии «сенат» – это может вызвать настоящую панику.

– Твое предложение? – сказал он.

– Собрать совет метро, обсудить перспективы… – начал Лесин. Тертый отмахнулся.

– Издеваешься, что ли? Я же хочу, чтобы мы действовали, а не как следует, от души, поработали языками. Так. – Он помедлил, раздумывая. – Хотя… ты прав. Зови. Может, так будет даже лучше. Доступнее для мозгов господ сенаторов. Да… и приморских тоже позови.

Лесин кивнул. Поднялся и вышел. Тертый помедлил, посмотрел ему вслед. «Кажется, я влезаю в большую авантюру», – подумал он.

Сенаторы собрались в течение часа. Дольше всех не могли найти Аслана Закирова, сенатора от Азерков. Даже приморцы, холодные и высокомерные, пришли раньше него.

– Итак, – сказал Тертый. – Вы все знаете, что происходит. Веган жмет и давит. У него большой запас резервов и отлично отлаженная военная машина. Мы несем потери – даже во время Перемирия. А что будет, когда оно закончится? Мы цепляемся за каждый метр туннеля, за каждый тюбинг, но нас все равно выдавливают. Что можно сделать?

Поднялся шум.

– Морячки предлагают применить фосген, – сказал Тертый. Сенаторы очень удивились – как он и добивался.

– Что?!! – сказал за всех Аслан.

Все зашумели разом. У всех в памяти был тот ультиматум – после уничтожения атомной бомбой острова Мощный. Моряки тогда здорово всех напугали. «Уроды сраные», – подумал Тертый.

Именно тогда уцелевшие морячки заняли пустующую станцию. И пригрозили пустить в остальное метро отравляющий газ. Если тот, кто взорвал остров, не будет выдан им с потрохами… Тертый вздохнул. «Тогда мы нашли единственно правильное решение. А сейчас? Где ты, Таран, когда ты так нужен?» Таран был последней надеждой – и тогда, и сейчас. Сейчас бы он ой как пригодился.

Но Тарана больше нет. Сбежал в свой Владивосток.

Доберется ли? Через всю разрушенную войной страну? Тертый не знал. Но где-то в глубине души он надеялся, что у Тарана все получится. Такие просто не сдаются.

«Алфей». Или как там его? Тертый задумчиво проследил взглядом трещину на стене.

Сенаторы все шумели.

– Фосген – это вариант, – сказал вдруг один из сенаторов. Другие вдруг вполне одобрительно зашумели.

Вот оно. Стоит немного подождать, и любое народное собрание додумается до людоедских мер.

Тертый медленно опустил голову, оглядел господ сенаторов. Разговоры смолкли. У него пока еще хватало авторитета, чтобы удерживать совет в действенном режиме.

– Вы чокнулись? – спросил он спокойно. – Отравляющий газ в замкнутом пространстве? Как вы себе это представляете?

– Но моряки… – начал Аслан.

– К черту моряков!

Молчание.

– Тогда что делать? – спросил один из сенаторов.

Тертый оглядел собравшихся. «Мда, и с этим людьми нам придется противостоять Вегану? С этим жалкими, нерешительными, всего опасающимися и жадными людьми?»

– У нас гость, – сказал Тертый.

Сенаторы переглянулись.

– И что? – выразил Аслан общее мнение.

Начальник «Сенной» оглядел всех, наклонил голову на плечо и хмыкнул.

– Зажрались! Сейчас проснетесь. Гость очень необычный.

Он повернулся к телохранителю:

– Толя, веди гостя.

Охранник кивнул. Он был немногословный и – надежный. Рослый, крепко отлитый, такой цельный парень, голова-монолит – в такую голову, казалось, никакие ненужные мысли не проникнут, потому что в ней нет ни единой щелочки для этого. Анатолий, Толя. Это все, что о нем знали посторонние. Кто-то говорил, что Толик раньше служил в подземных войсках ФСБ. Но, скорее всего, этот кто-то ошибался. Иначе бы Тертый точно это знал.

– Есть. – Толик кивнул и вышел.

Через несколько минут дверь снова отворилась, и вошел человек. Усталым неровным шагом, подволакивая ноги. Одежда на нем была чистая и ладная, новенький армейский камуфляж, но словно с чужого плеча. Тощие, как спички, руки и ноги. Но главное – не это…

На шее у человека виднелись уродливые зеленые наросты, они шевелились от дыхания, словно мох под порывами ветра. Сенаторы начали переглядываться. Аслан Закиров поднялся, тяжело упер кулаки в столешницу. Глаза его сверкнули недобро:

– Мутант?! Здесь?!

Тертый поморщился.

– Сядь, Аслан. Я прошу.

Тертый дал сенаторам время насмотреться и перешел к делу.

– Кто вы? – обратился он к гостю. Сенаторы слушали. «А куда вы денетесь у меня, – подумал Тертый зло. – Могу еще, могу».

– Я – адаптант, – сказал человек. – Зовут меня Евгений Коврин… Женя.

– Адаптант, – повторил Тертый. – Что это значит? То есть… вы не человек?

Адаптант выпрямился. Голос зазвенел сталью:

– Я – человек.

– Человек он, – скривился Лесин. – Ихтиандр хуев.

Сенаторы засмеялись.

– Олег! – повысил голос Тертый. Он чувствовал, как из его рук чуть не выдернули руль. Иногда господ сенаторов стоит поставить на место.

– Олег, помолчи, пожалуйста, – сказал Тертый. – Или у тебя есть предложение?

– Молчу, молчу. Я вообще думал, у нас демократия…

– Демократия – это право на слово, не на пиздеж, – сказал Тертый жестко. Помощник заерзал под его взглядом. – Чуешь разницу, Олег?

– Д-да, – сказал Лесин. Он пока сдался, не рискнул пойти против Тертого в открытую. – Прошу прощения, виноват. Больше не повторится.

– Зачем вы здесь? – спросил Тертый. Он повернулся к адаптанту.

Женя кивнул.

– Я представляю восставшее «Обухово». Мы, бывшие рабы Вегана, взяли в руки оружие и восстали против империи.

Зал собрания словно взорвался. Вот это новости. Сенаторы загалдели.

Так это были не слухи! В тылу всемогущей зеленой Империи пылает пожар восстания.

– Веган прислал солдат, но мы заблокировали туннели и продолжаем сражаться. Меня отправили к вам с просьбой о помощи.

– И вы шли по поверхности? – спросил Лесин.

– Да.

– Без оружия, в одиночку?

– И без противогаза, – кивнул Женя. – Все верно. Я, как вы уже заметили… – Он показал на свои аросты. – Не совсем человек. Я адаптант. Я могу жить на поверхности без маски и защиты.

Один из сенаторов, тот самый опоздавший Аслан Закиров, заговорил:

– Мы думали, «Обухово» вымерло уже. Как давно вы бунтуете?

Гость вздохнул. Тертый едва сумел отвести взгляд от колеблющихся зеленых волокон на его шее. Гипнотизирует, черт.

– Два месяца.

Общий вздох. Старейшины переглянулись.

– Два месяца? – Тертый повел плечами. Два сенатора от Приморского Альянса молчали, но смотрели цепко, словно на допросе. Старший из них улыбался – почти не открывая рта, одними губами. Глаза при этом оставались удивительно холодными.

«Чертовы вояки. Воспитал покойный Генерал волчат», – подумал Тертый с раздражением.

– И вы еще… живы? – Тертый вдруг не смог подобрать слов. Он хотел сказать «не передохли от голода», но в последний момент передумал. Может, зеленожаброго это заденет? Как опытный политик, Тертый не видел никакой проблемы в своих словах – но ее могли увидеть другие.

Адаптант поднял голову. В упор посмотрел на сенаторов. Голоса стихли.

– Мы еще живы, – сказал он негромко. – И мы просим Большое метро о помощи.

Глава 2

Право приговоренного

– Внимание! Внимание! Великое Перемирие закончится через пять дней, – объявил репродуктор. – С этого момента объявляется режим чрезвычайного положения и вводится дополнительный комендантский час. Все по местам. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

Толпа женщин, детей, подростков, стариков вздохнула. Нехотя стала расходиться. Тусклый свет фонарей – режим экономии энергии – плохо рассеивал мрак. Все вокруг казалось мрачным и зыбким, как в страшном сне. Неудивительно, что люди подавлены.

– Начинается война, – сказал Тертый. – Так?

Они с начальником разведки вышли размять ноги и оценить обстановку.

– Уже началась. – Таджик кивнул. – Правда, она, скорее, толком и не прекращалась…

Таджик доложил подробности. Оказалось, за время Великого Перемирия режим прекращения огня нарушался больше шестнадцати раз. Единичные выстрелы, отдельные стычки, случайные обстрелы и даже самые настоящие сражения – все было.

– Война изменилась, – сказал Таджик задумчиво. – Джентльмены больше на ней не выживают.

Тертый зябко укутался в ватник.

– Современная война – дело не для джентльменов. А для шакалов.

Артем по прозвищу Мимино лежал на своей койке и слушал темноту, на верхней койке Убер тихонько и мелодично насвистывал какую-то мелодию.

Блюз. Артем удивился.

– Она скучает… возле стойки… – негромко напевал Убер, – …в фартуке, с салфеточкой… Свежа на удивление… от туфелек до бус…

Артем слушал. Негромкий, высокий и чистый голос скинхеда выводил:

– …как приглашение на очень странный блюз…

В этот день Артем почувствовал себя странно – как-то не так. Гнетущее ощущение в груди, полуобморочное состояние, мрак и ужас – все это вылилось в упадок сил. Он просто сонно лежал лицом к стене и ждал худшего.

Когда загрохотали сами стены, Артем прищурился. Сердце болезненно сжалось. Какое-то чудовище глухо завыло за стеной, застонало. И вдруг словно пошло на взлет… Все ближе и выше. Артем почувствовал вибрацию, вскочил.

– Землетрясение?! – От ужаса у него заледенел затылок. Скинхед стоял рядом, слушал. Затем кивнул сам себе.

– Лифт, – сказал Убер. – Большой и мощный лифт. Просто им давно не пользовались. И он, видимо, у нас за стеной.

– Я не знал, что лифты где-то еще остались, – осторожно сказал Артем. Он, конечно, представлял, что это такое. Отец когда-то давно ему даже рассказывал о ракетах в шахтах… и что они тоже выезжают на поверхность в лифте… Ну… Чтобы взлететь в Судный день.

Убер пожал плечами.

– Вот и я не знал, – задумчиво протянул он. Почесал затылок. – Интересно.

– Я думал, это легенда, – сказал Артем. – У нас рассказывали на станции.

– Какая именно?

– Ну… что из метро есть лифт в преисподнюю… и прямо в кабинет к дьяволу.

Убер захохотал.

– Вот это был бы номер!

– Ничего смешного. – Артем даже немного обиделся. Легенда казалась ему красивой. Хотя и довольно… мрачной. А тут за стеной – лифт. Может, тот самый?

– А ты не думал, – спросил Убер, – что раз на этом лифте можно попасть к Сатане, то и Сатана в любой момент может подняться и выйти в метро, а?

Артем заморгал.

– Скажешь тоже…

Звук за стеной прекратился. Тишина. Убер с Мимино переглянулись.

– Ладно, клоун, – сказал Убер. – Харэ прохлаждаться. Вставай. Давай сначала разминку, потом поработаем над связками.

Лучшее, что с нами случается, – случается не с нами.

Убер повернулся на другой бок, потер заледеневшее плечо ладонью и выдохнул. Подтянул одеяло. От стен тянуло холодом, словно его посадили в бетонную банку жизни и все заканчивается, все, а он, Убер, так и должен остаться здесь, в темном мрачном подземелье. В темнице, куда даже нормальные люди не заглядывают… Конечно, куда им проведывать таких отпетых преступников, как он. Знаете, сказал бы он смельчаку – а лучше, конечно, смельчачке, если бы таковая нашлась: «Я ценю ваше внимание, но лучше бы вы потратили время как-то по-другому. Спасибо за визит, можете идти, но оставьте фонарь. Благодарю».

Убер чертыхнулся сквозь сон. Он даже понимал, что это сон – тяжелый, мучительный, но проснуться не мог.

Заскрипел засов. Через томительную минуту дверь щелкнула и открылась. Вот тебе раз.

Вошли два охранника, оба с автоматами. Один здоровый, другой – еще здоровее.

– Заключенный Артем, на выход, – приказал охранник. – Шевелись.

Мимино угрюмо поднялся на ноги. Накинул рубашку и застегнул пуговицы. Сложил руки за спиной, как положено, и пошел.

– Куда вы его? – спросил Убер.

– Не твое дело, – огрызнулся охранник. Другой, тот, что повыше, мотнул головой. Убер насторожился.

– На прогулку, – сказал другой. Явно врал.

Убер сел на койке. Незаметно подобрался, но автоматчики оказались опытные.

– Я тя пристрелю, – пообещал высокий автоматчик ласково. Так, что мурашки побежали по коже. – Тока дернись. Лег и стих.

– Упал и поэма, – съязвил Убер.

– Чего?!

– Не обращай внимания, сложный юмор. А когда вы этого дурачка вернете? Мне тут одному скучно.

Высокий автоматчик пожал плечами. Здоровый парень, крепкий. И видно, настороже. Знает, на что способен скинхед, но при этом спокоен, как танк «тигр».

– Обещай мне писать, – крикнул Убер вдогонку.

– Убер!

Дверь закрылась. С грохотом задвинули засов, повернули ключ. Скинхед остался в одиночестве. Отвернулся к стене.

– Вы, блин, еще свет выключите, – пробормотал Убер. Отвернулся к стене.

И тут свет погас.

– Гниды! – сказал Убер в темноте.

Через пару часов дверь опять заскрипела, начала открываться. Убер обрадовался, что Мимино вернули обратно… Но ошибся.

Сначала загорелся фонарь под потолком. Затем в камеру вошел смуглый коренастый человек. Света было многовато, глаза еще не привыкли, поэтому Убер не сразу его узнал. А когда узнал… Руки сразу зачесались его удавить.

– Прогулка по тюремному двору, Ван Гог, – насмешливо процитировал Убер речь Таджика во время последней встречи. – Спорим, это твоя любимая картина?

Бывший Таджик, ныне товарищ Ким, вздохнул.

– Убер, ты можешь хоть иногда побыть серьезным? – спросил он устало.

– Могу, но обычно это плохо заканчивается. Чего приперся?

– Скажу, – согласился Таджик. – Но давай сначала договоримся, что ты не будешь пытаться меня убить. Хотя бы минут пять.

– Ничего не могу обещать, – задумчиво произнес Убер. – Ничего личного.

Таджик прошел в камеру и уселся на стул. Внимательно оглядел койку, самого Убера, жалкий столик, жестяную тарелку с остатками баланды, ложку с дыркой, но от комментариев воздержался.

– У меня есть для тебя работа, – сообщил Таджик. – Задание.

Убер молчал. Он так и не встал с койки, только вытянулся, прикрыл глаза. «Вот сукин упрямый сын», – подумал Таджик с восхищением. Скинхед откинулся на подушку, руки заложил за голову. Таджик знал, что за две недели Убер отъелся и подкачался и теперь целыми днями, чтобы спастись от скуки, натаскивал в рукопашке мальчишку-клоуна. Таджику докладывали об этих тренировках.

«Давай сделаем вот так… И твоему противнику будет не очень приятно. Как говорил мой сенсей. Мы его так и звали за глаза: Мистер Неоченьприятно».

– Уберзадание для уберзольдата, однако, – сказал Таджик с нарочитым акцентом. Он часто пользовался этим приемом – как специалист, при желании он бы мог изобразить любой акцент из тридцати восьми вариантов. Этот акцент был говором простого парня из Ташкента. – Ты слюшаешь, да?

– Пошел ты, – сказал Убер, не открывая глаз.

– А ты все же послушай. – Акцент пропал.

– На. Хуй, – повторил скинхед раздельно.

– Всегда приятно пообщаться с тобой, Убер, – произнес Таджик холодно, с насмешливой вежливостью, своим обычным дикторским баритоном. И тотчас понял, что выбрал верный тон. Лицо Убера изменилось.

Убер выпрямился на койке, почесал затылок. Открыл глаза – ярко-голубые, жесткие.

– Еще раз меня пошлешь? – спросил Таджик с интересом.

– А смысл? Ты ж не уходишь.

Таджик хмыкнул.

– Ладно, что там у тебя? – поинтересовался скинхед.

– Подвиг, Убер. Вот что у меня. Под-виг.

– А я надеялся: сифилис. Но, кажется, ошибся. – Убер критически оглядел смершевца. – Это явно гонорея, причем головного мозга. У какого молодца тихо капает с конца… Детская загадка. Про самовар. Знаешь такую? Или у тебя детей никогда не было?

Таджик, он же товарищ Ким, всегда считал себя выдержанным человеком. Работа такая…

И вдруг – нахлынуло. В глазах потемнело.

Громкий стук. Таджик вдруг понял, что встал – когда? он не помнил – и отшвырнул стул в сторону. Бум! Тот с грохотом врезался в стену, развалился, щепки и куски штукатурки разлетелись по камере. На ровно окрашенной стене появилась безобразная белая вмятина.

Ярко-голубые глаза Убера смотрели на него, не мигая.

Некоторое время Таджик молчал. Затем проговорил тихо:

– Пошел ты на хер, Убер. Понял?

Молчание. Убер смотрел пристально.

– Во, слышу родные слова. – Скинхед откинулся на койке, заложил руки за бритую голову. Вытянул босые ноги, положил их на спинку кровати. Пятки у него были совсем черные от грязи. – Другое дело. А теперь рассказывай.

– О чем?! – Таджик никак не мог успокоиться. – О гонорее?!

Убер сел, размял шею, хрустнул позвонками. В глазах скинхеда загорелся зловещий веселый огонек.

– О подвиге, младший гэндальф Таджик. О твоем героическом на хрен походе за золотым руном. А за детей извини. Я не знал. И это… я тупой придурок иногда. Рассказывай про свое задание. Но сначала – о детях. Что там случилось?

Таджик помедлил. И Таджик рассказал.

Глава 3

Медосмотр человеков

Доктор был пожилой, но еще крепкий мужик – в некогда белом халате на голом мускулистом торсе. Черные кудрявые волосы выбивались из ворота. Лицо профессионально равнодушное.

Осмотр для Убера затянулся. «Какие-то анализы еще придумали», – в сердцах подумал скинхед. Он уже начал забывать, что совсем недавно валялся с кровавым кашлем. А сейчас он с комфортом возлежал на отдельной койке, застеленной белой простыней и полиэтиленовой пленкой. Как царь и бог. «Как Ахмет, не к ночи будь помянут». Впрочем, о мертвых или хорошо, или ни хрена. Убер выпрямился, заложил руки за голову.

На соседней койке лежал человек. Убер решил, что соседу лет шестьдесят – он и отсюда видел помятое, серое лицо. Живой хоть? И тут сосед наконец вдохнул – Убер успокоился. «Нормально тогда, че. Лежит себе».

– Снимите рубашку, – велел доктор.

Человек в белом халате покачал головой. Убрал блестящую трубку в кармашек халата. Вдел стетоскоп в уши. Послушал дыхание Убера. От холодного металлического кружка Уберу опять стало щекотно и смешно.

– Дышите, – командовал доктор. – Не дышите. Теперь покашляйте.

Убер старательно покашлял. Кхм, кхм.

«Вроде все нормально».

– Теперь опять дышите.

Убер вдохнул.

– Док, вы меня что, троллите?

Доктор не ответил. Вернулся к столу и начал заполнять страницу в общей тетради – неразборчивым, как шифровка древних майя, почерком. Тишина. Убер слышал, как шелестит карандаш по бумаге. Нервно. Иногда доктор останавливал карандаш, пару секунд медлил – и снова начинал писать.

Убер выпрямил спину, расправил плечи.

– Что, док? – спросил он. – Плохо?

– Вам сколько лет? – поинтересовался врач, не отвечая.

– Не так много, как ему. – Убер мотнул головой в сторону пожилого соседа. И осекся…

Врач поднял глаза и смотрел серьезно. Печально.

– Что-то не так, док? – Убер прищурился.

– Ему двадцать пять лет.

Убер вскинул взгляд.

– Этой развалине?! Прости, чувак.

– Эта, как вы говорите, – сказал доктор, – развалина пришла сюда на своих двоих от Обухово. И скоро пойдет туда обратно – с вами, насколько понимаю.

Убер присвистнул. Так вот оно что.

– А я могу отказаться?