Гробница тирана Риордан Рик
Прозвучало это совсем не так насмешливо, как обычно. И это пугало.
– Мне… мне нужно показать силу, – ответил я. – По словам Лупы, я должен каким-то образом всех спасти, иначе стая – то есть Новый Рим – погибнет. Но как мне это сделать?
Я рассказал стреле обо всем, что случилось в последние дни: о стычке с эвриномами, снах об императорах и Тарквинии, разговоре с Лупой, квесте, порученном нам сенатом. К моему удивлению, рассказав о своих тревогах, я почувствовал облегчение. Учитывая, что у стрелы нет ушей, она была хорошей слушательницей. Она не выражала скуки, изумления или отвращения – ведь у нее не было лица.
– Я увидел Тибр, – подытожил я, – как было сказано в пророчестве. И как мне теперь «танцевать и петь»? На человеческом теле есть кнопка перезагрузки?
Стрела зажужжала:
– МНЕ НУЖНО ПОДУМАТЬ.
– И все? Совета не будет? И едких замечаний тоже?
– ДАЙ МНЕ ВРЕМЯ ПОРАЗМЫСЛИТЬ, О НЕТЕРПЕЛИВЫЙ ЛЕСТЕР.
– Но у меня нет времени! Мы отправляемся искать гробницу Тарквиния примерно… – я посмотрел на запад, где солнце уже начало скрываться за холмами, – сейчас!
– СХОЖДЕНИЕ В ГРОБНИЦУ НЕ СТАНЕТ ПОСЛЕДНИМ ТВОИМ ИСПЫТАНИЕМ. ЕЖЕЛИ ТЫ, КОНЕЧНО, НЕ ОБЛАЖАЕШЬСЯ САМЫМ ПРИСКОРБНЫМ ОБРАЗОМ.
– И мне что, от этого должно полегчать?!
– НЕ БЕЙСЯ С ЦАРЕМ, – сказала стрела. – УСЛЫШЬ ТО, ЧТО НАДОБНО ЗНАТЬ ТЕБЕ, И ВАЛИ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЯ.
– Ты сказала «вали без промедления»?
– ПЫТАЮСЬ Я СКАЗАТЬ ТЕБЕ ВСЕ ЯСНО, ЧТОБЫ ТВОЙ ЖРЕБИЙ БЫЛ УДАЧЕН, А ТЫ ЛИШЬ НОЕШЬ.
– Как и все остальные, я буду рад удачному жребию. Но если я хочу отправиться в квест и не просто сидеть там, забившись в угол, мне нужно понять, как… – мой голос дрогнул, – как снова стать мной.
Дрожание стрелы было похоже на мурлыканье кошки, которая старается успокоить больного.
– УВЕРЕН ЛИ, ЧТО ЭТОГО ЖЕЛАЕШЬ?
– В смысле?! – возмутился я. – Это ведь самое главное! Все, что я делаю…
– Ты разговариваешь со стрелой? – раздался голос позади меня.
У подножия башни стоял Фрэнк Чжан. Рядом с ним недовольно топтался в грязи слон Ганнибал.
Я так увлекся, что позволил слону незаметно к себе подобраться!
– Привет, – пискнул я. От переживаний голос у меня все еще дрожал. – Я просто… Эта стрела дает мне пророческие советы. Она говорит со мной. Мысленно.
Фрэнк, да благословят его боги, сумел сохранить бесстрастное лицо:
– Ладно. Я уйду, если…
– Нет-нет. – Я сунул стрелу обратно в колчан. – Ей нужно время, чтобы все обдумать. А ты что здесь делаешь?
– Слона выгуливаю. – Фрэнк указал на Ганнибала – на тот случай, если я не пойму, о каком слоне речь. – Он с ума сходит, когда у нас нет учений. Раньше погонщиком слонов у нас был Бобби, но… – Фрэнк сокрушенно пожал плечами.
Я его понял: Бобби был одним из тех, кто пал в битве. Был убит… а может, и того хуже.
Ганнибал издал низкий утробный звук, обернул хобот вокруг сломанного тарана, поднял его и начал колотить им в землю как пестом.
Я вспомнил о своей подруге – слонихе Ливии, оставшейся на Станции в Индианаполисе. Она тоже горевала, потеряв своего друга во время жестоких игр Коммода. Если мы переживем следующую битву, может быть, мне стоит познакомить Ливию с Ганнибалом. Из них вышла бы чудесная пара.
Я мысленно влепил себе пощечину. О чем я только думаю! Мне и так есть чем заняться, а я тут набиваюсь в свахи к пахидермам.
Стараясь не потревожить рану на животе, я осторожно слез с башни.
Фрэнк внимательно посмотрел на меня: возможно, мои скованные движения встревожили его.
– Готов к квесту? – спросил он.
– А разве на этот вопрос можно ответить «да»?
– Верно подмечено.
– Чем займетесь вы, пока нас не будет?
Фрэнк провел рукой по коротко остриженным волосам:
– Всем, чем сможем. Подновим укрепления в долине. Элла и Тайсон будут работать над Сивиллиными книгами. Отправим орлов следить за побережьем. Продолжим тренировать легионеров, чтобы у них не было времени переживать о грядущем. Но если говорить в общем, то главное – быть со своими воинами и убеждать их, что все будет в порядке.
«Иными словами, врать им», – подумал я, хотя это было обидно и жестоко.
Ганнибал воткнул таран в яму и похлопал по старому дереву, словно говоря: «Вот так, малыш. Теперь ты снова можешь расти».
Даже слон был безнадежным оптимистом.
– Не понимаю, – признался я, – как тебе это удается: сохранять позитивный настрой, несмотря на все, что случилось.
Фрэнк пнул камешек:
– А какие еще есть варианты?
– Нервный срыв? – предположил я. – Еще можно убежать. Но я новичок во всех этих человеческих делах.
– Ну да. Не буду врать, что это не приходило мне в голову, но если ты претор – все это не выход. – Он нахмурился. – Хотя я волнуюсь за Рейну. Она несет это бремя на несколько лет дольше, чем я. Такое напряжение… не знаю. Я хотел бы как-то еще ей помочь.
Мне вспомнилось предупреждение Венеры: «Держи свою гадкую, недостойную божественную физиономию подальше от нее». Не знаю, что пугало меня больше: что я могу сделать жизнь Рйены еще хуже или что я могу совершить что-то, что сделает ее жизнь лучше.
Фрэнк неправильно расценил беспокойство, отразившееся у меня на лице:
– Эй, с тобой все будет хорошо. Хейзел тебя защитит. Она сильная полубогиня.
Я кивнул, стараясь проглотить горечь. Как я устал оттого, что меня все защищают! Я решил обратиться за советом к стреле, чтобы выяснить, как мне снова стать тем, кто защищает других. Когда у меня были божественные силы, это было так просто.
«А правда ли так было? – спросила другая часть моего мозга. – Защитил ли ты Сивиллу? Или Гиацинта и Дафну? Или своего сына Асклепия? Мне продолжать?».
«Заткнись, Аполлон», – подумал я.
– Думаю, Хейзел больше беспокоится о тебе, – осмелился сказать я. – Она упоминала о кое-чьих сумасшедших выходках во время последней битвы.
Фрэнк поежился, словно к нему под футболку попал кубик льда и он пытался стряхнуть его.
– Ничего такого. Я просто делал то, что должен.
– А как же твой кусок дерева? – Я указал на мешочек, висящий у него на ремне. – Тебя не тревожат слова Эллы… что-то там про огонь и мосты?
Фрэнк сдержанно улыбнулся:
– Что? Я тревожусь? – Он небрежным движением достал из мешочка деревяшку размером с пульт от телевизора, от которой зависела его жизнь, подбросил ее и поймал, едва не вызвав у меня паническую атаку. С таким же успехом он мог вынуть из груди бьющееся сердце и начать им жонглировать.
Даже Ганнибал занервничал. Слон стал переминаться с ноги на ногу и замотал огромной головой.
– Разве не лучше хранить ее в сейфе принципии? – спросил я. – Или хотя бы сделать ее огнеупорной с помощью магии?
– Мой мешочек огнеупорный, – ответил Фрэнк. – Подарок Лео. Некоторое время ее хранила Хейзел. Мы обсуждали, где безопаснее это держать. Но, честно говоря, я претерпелся к опасности. И лучше уж пусть деревяшка будет при мне. Сам знаешь, как бывает с этими пророчествами. Чем больше стараешься от них убежать, тем хуже для тебя все обернется.
С этим спорить я не мог. И все же между тем, чтобы принять свою судьбу и чтобы искушать ее, была очень тонкая грань.
– Мне кажется, Хейзел считает, что ты слишком безрассуден.
– Это вечный спор. – Он опустил деревяшку обратно в мешочек. – Клянусь, я не ищу смерти. Просто я… Я не могу позволить страху меня сдерживать. Каждый раз, когда я веду легион в битву, я должен рисковать всем. Мы все рискуем. Только так можно сражаться по-настоящему. И только так можно победить.
– Очень в духе Марса, – заметил я. – Несмотря на наши с ним разногласия, это был комплимент.
Фрэнк кивнул:
– Знаешь, в прошлом году примерно на этом самом месте Марс появился на поле и заявил, что я его сын. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. – Он бросил на меня быстрый взгляд. – Поверить не могу, что раньше думал, будто…
– …я твой отец? Ну да, мы ведь так похожи.
Он рассмеялся:
– Просто будь осторожен, ладно? Мир, в котором нет Аполлона, меня не устраивает.
Он говорил так искренне, что я едва не прослезился. Я уже начал привыкать к мысли, что никто не желал возвращения Аполлона: ни мои собратья-боги, ни полубоги, ни, возможно даже, моя говорящая стрела. А вот Фрэнк Чжан все еще в меня верил.
Прежде чем я успел сделать что-то неловкое – обнять его, разрыдаться или поверить, что я хоть на что-то гожусь, – к нам приблизились мои спутницы.
На Лавинии были пурпурная лагерная футболка и потрепанные джинсы, надетые поверх серебристого спортивного купальника. Ее кроссовки были зашнурованы блестящими розовыми шнурками, которые наверняка ей необходимы, чтобы передвигаться бесшумно. На плече у Лавинии была манубаллиста, глухо стучащая на ходу.
Хейзел больше походила на ниндзя: черные джинсы, черный кардиган на молнии, прикрепленный к ремню меч. Я вспомнил, что она любому другому оружию предпочитает спату, потому что порой ей приходится сражаться верхом на бессмертном жеребце Арионе. Увы, я сомневался, что сегодня Хейзел призовет Ариона: от волшебного коня мало толку, если нужно тайком проникнуть в подземную гробницу.
Что касается Мэг, то она выглядела как обычно. Красные кеды и желтые легинсы особенно жутко сочетались с ее новой единорожьей футболкой, которую она, по всей видимости, не собиралась снимать, пока та не расползется на лоскутки. На скулы она прилепила пластыри, словно какой-нибудь футболист или воин. Возможно, считает, что так она похожа на бойца спецназа, хотя на пластырях была изображена Даша-путешественница.
– Это еще зачем? – спросил я.
– Они защищают глаза от света.
– Скоро ночь. А мы спустимся под землю.
– С ними у меня устрашающий вид.
– Ни капельки.
– Заткнись, – приказала она, и мне, конечно, пришлось подчиниться.
Хейзел тронула Фрэнка за локоть:
– Можно тебя на секунду?
Это не был вопрос. Она отвела его в сторонку, Ганнибал последовал за ними, очевидно, решив, что их личный разговор не может обойтись без слона.
– Ну вот. – Лавиния повернулась к нам с Мэг. – Это надолго. Эти двое как начнут квохтать друг над другом… Если бы они могли обложить друг друга пенопластом, они бы точно так и сделали.
Несмотря на раздраженный тон, в голосе ее звучали нотки зависти, как если бы ей тоже хотелось иметь подружку, мечтающую обложить ее пенопластом. И я ее понимал.
Хейзел и Фрэнк встревоженно о чем-то разговаривали. Слов я не слышал, но думаю, их диалог был примерно таким:
«Я за тебя волнуюсь».
«Нет, это я за тебя волнуюсь».
«Нет, я волнуюсь больше».
«Нет, это я волнуюсь больше».
Наблюдающий за ними Ганнибал довольно топал и кряхтел.
Наконец Хейзел положила ладонь на руку Фрэнка, словно боялась, что он вот-вот рассеется как дым. А потом отпустила его и вернулась к нам.
– Ладно, – мрачно сказала она. – Давайте найдем эту гробницу, пока я не передумала.
15
Жуткая карусель
Пусть детишки прокатятся
Ничего не случится
– Отличная ночь для пешей прогулки, – сказала Лавиния.
Самое грустное, что, похоже, она и правда так думает.
К этому моменту мы уже час пробирались по холмам Беркли-Хиллз. И хотя погода была прохладной, я обливался потом и тяжело дышал. Почему к вершине обязательно идти в гору? А в долины Лавиния спускаться не желала. О нет! Непонятно почему, но ей нужно было покорить каждую возвышенность. Мы же как дураки следовали за ней.
Границу Лагеря Юпитера мы перешли без проблем. Даже Терминус не появился, чтобы проверить у нас паспорта. И ни гули, ни фавны-попрошайки к нам пока не приставали.
Вокруг было довольно красиво. Вдоль тропинки благоухали шалфей и благородный лавр. Слева светящийся серебристый туман застилал залив Сан-Франциско. Впереди посреди пустыни городских огней темным архипелагом выделялись холмы. Лавиния объяснила, что благодаря региональным паркам и заповедникам природа здесь во многом сохранилась в нетронутом виде.
– Будьте начеку, – предупредила она. – На холмах водятся пумы.
– Мы идем в логово нежити, – ответил я, – а ты хочешь напугать нас пумами?
Во взгляде, которым одарила меня Лавиния, читалось «Слышь, чувак».
Она, конечно, права. С моим везением будет неудивительно, если, пройдя весь этот путь, сразившись с монстрами и злыми императорами, я стану закуской кошки-переростка.
– Далеко еще? – спросил я.
– Ты опять?! – возмутилась Лавиния. – Сейчас ты ведь даже гроб не тащишь. Еще полпути.
– Полпути. Неужели нельзя было добраться туда на машине, на орле или на слоне?
Хейзел Левеск похлопала меня по плечу:
– Расслабься, Аполлон. Пешком легче оставаться незамеченными. И потом, этот квест совсем простой. Мне по большей части выпадали задания типа «отправляйся на Аляску, по пути сразившись со всеми, с кем возможно», или «плыви на другой конец света, месяцами страдая от морской болезни». А тут всего-навсего «проверьте, что там с каруселью за холмом».
– С кишащей зомби каруселью, – поправил я. – И мы взобрались уже на несколько холмов.
Хейзел посмотрела на Мэг:
– Он всегда столько жалуется?
– Раньше он ныл куда больше.
Хейзел тихонько присвистнула.
– Да уж, – согласилась Мэг. – Как дитя малое.
– Я бы попросил! – сказал я.
– Тсс! – Лавиния надула и лопнула большой розовый пузырь. – Идем тихонько, помните?
Мы шли по тропинке еще примерно час. По пути мы увидели между холмов серебристое озеро, и я невольно подумал, что это место наверняка понравилось бы моей сестре. Ох, как бы я хотел, чтобы сейчас она вышла к нам со своими Охотницами!
Хотя мы были очень разными, Артемида меня понимала. Ну ладно – терпела. Большую часть времени. Ну хорошо-хорошо – иногда. Мне до ужаса хотелось снова увидеть ее прекрасное лицо, которое меня так бесило. Вот каким я стал одиноким и жалким.
Мэг шла немного впереди, прикрывая Лавинию с фланга так, чтобы они могли делиться жвачкой и болтать о единорогах. Хейзел шла рядом со мной, и мне казалось, что она боится, как бы я не упал в обморок.
– Неважно выглядишь, – заметила она.
– Что навело тебя на эту мысль? Холодный пот? Частое дыхание?
В темноте золотые глаза Хейзел напоминали совиные, в них отражалась готовность мгновенно среагировать, взлететь или при необходимости ринуться в атаку.
– Как твоя рана?
– Лучше, – ответил я, хотя убеждать себя в этом мне становилось все труднее.
Хейзел заново стянула хвостик, что было совершенно бесполезно. Волосы у нее были такие длинные, кудрявые и роскошные, что так и норовили вырваться из резинки.
– Только не подставляйся больше, ладно? Можешь рассказать мне еще что-нибудь о Тарквинии? Есть у него какая-нибудь слабость? Больная мозоль?
– Разве легионеров не обучают римской истории?
– Вообще – да. Но на лекциях я порой отключаюсь. В 1930-х в Новом Орлеане я училась в католической школе, поэтому отключаться и пропускать мимо ушей то, что говорят учителя, отлично умею.
– Ммм. Понимаю. Сократ. Такой умник. Но вот его семинары… не лучшее развлечение.
– Так что Тарквиний?
– Да, точно. Он был помешан на власти. Заносчив. Жесток. Был готов убить любого, кто встанет у него на пути.
– Как императоры?
– Да, но он не был таким изысканным, как они. А еще он был одержим строительством. Решил возвести храм Юпитера. И построить канализацию в Риме.
– Есть чем гордиться.
– В конце концов его подданные, измученные налогами и принудительными работами, восстали против него.
– Им не нравилось рыть канализацию? С чего бы это.
Мне пришло в голову, что Хейзел не очень-то интересна вся эта информация – просто она отвлекала меня от тревожных мыслей. Я был ей благодарен, но улыбнуться в ответ не сумел: я все думал о гуле из туннеля, который заговорил голосом Тарквиния. Он знал имя Хейзел и пообещал ей особое место в рядах своей нежити.
– Тарквиний коварен, – сказал я. – Как любой психопат, он отлично умеет манипулировать людьми. А вот о слабостях его я не знаю. Разве что неуемность. Даже после того как его вышвырнули из Рима, он не оставлял попыток вернуть себе корону. Собирал вокруг себя новых союзников, снова и снова нападал на город, хотя было ясно, что для победы у него недостаточно мощи.
– Судя по всему, он и сейчас не сдался. – Хейзел отвела в сторону ветку эвкалипта. – Что ж, будем действовать по плану: потихоньку проберемся внутрь, разузнаем что нужно и уйдем. Я рада, что хотя бы Фрэнк в безопасности в лагере.
– Потому что его жизнь ты ценишь больше наших.
– Нет. Хотя…
– «Нет» вполне достаточно.
Хейзел пожала плечами:
– Просто в последнее время Фрэнк все время лезет на рожон. Он наверняка не рассказал тебе, что было во время Битвы в новолуние?
– Он сказал, что перелом в сражении наступил у Малого Тибра. Зомби не нравится проточная вода.
– Это Фрэнк переломил ход битвы, практически в одиночку. Вокруг него гибли полубоги. А он продолжал биться, оборачиваясь гигантским змеем, потом драконом, потом гиппопотамом. – Она вздрогнула. – Гиппопотам из него получается жуть какой страшный. Когда мы с Рейной привели подкрепление, враг уже отступал. Фрэнк был бесстрашен. И я… – Голос у нее надломился. – Я не хочу потерять его. Особенно после того, что случилось с Джейсоном.
Я попытался увязать рассказ Хейзел о Фрэнке Чжане, бесстрашном гиппопотаме-убийце, с образом добродушного симпатяги и здоровяка-претора, который спит в желтой шелковой пижаме с орлами и медведями. Мне вспомнилось, как беззаботно он подбрасывал свою деревяшку. Он уверял меня, что не ищет смерти. Но Джейсон Грейс тоже ее не искал.
– Я не собираюсь больше никого терять, – сказал я Хейзел.
Но обещать ничего не стал.
Богиня реки Стикс и так устроила мне разнос за нарушенные клятвы. Она предупредила, что расплачиваться за мои преступления придется моим близким. Лупа тоже предрекла новые кровопролития и жертвы. Как же я мог пообещать Хейзел, что кто-то из нас уцелеет?
Лавиния и Мэг остановились так резко, что я едва не налетел на них.
– Видишь? – Лавиния указала на просвет между деревьями. – Мы почти пришли.
Внизу в долине виднелась поляна, окруженная секвойями. Там была устроена парковка и место для пикников, а на дальнем конце поляны стояла тихая неподвижная карусель, освещенная яркими огнями.
– Почему огни включены? – удивился я.
– Может, кто-то дома, – предположила Хейзел.
– Люблю карусели, – заявила Мэг и начала спускаться в долину.
Карусель располагалась под куполообразным навесом, похожим на пробковый шлем. За синими и желтыми металлическими ограждениями сотнями огней сверкал аттракцион. Раскрашенные животные отбрасывали на траву длинные искаженные тени. Лошади, казалось, застыли в панике: в глазах у них стоял ужас, передние ноги поднялись в воздух. Зебра задрала голову словно в агонии. Гигантский петух сверкал красным гребнем и показывал когти. Там был даже гиппокамп, такой же как друг Тайсона Радуга, только морда этого пони-русалочки сердито скалилась. Какой родитель отпустит детей кататься на таких кошмарных тварях?! Может, Зевс отпустил бы, подумал я.
Мы осторожно приблизились, но навстречу нам никто не выскочил, ни живой, ни мертвый. Тут, похоже, никого нет, только неизвестно почему горят огни.
У Мэг в руках засияли мечи, бросая блики на траву у нее под ногами. Лавиния держала наготове заряженную манубаллисту. Благодаря розовым волосам и нескладной фигуре она могла легко смешаться с толпой зверей на карусели, но я решил не делиться с ней этой мыслью, опасаясь, как бы меня не подстрелили. Хейзел не стала вынимать меч из ножен, но даже без оружия в руках вид у нее был гораздо более устрашающим, чем у любого из нас.
Я подумал, не снять ли со спины лук. Но опустив глаза, понял, что непроизвольно схватился за боевое укулуле. Что ж, ладно. Смогу сыграть веселую песенку, если все же начнется битва. Это считается героическим поступком?
– Что-то не так, – пробормотала Лавиния.
– Думаешь? – Мэг присела, положила один из мечей и кончиками пальцев коснулась травы. – От ее руки по поляне пошли круги – как по воде, когда в нее бросишь камень. – Почва тут странная, – объявила она. – Корни не хотят расти в глубину.
Хейзел выгнула брови:
– Ты можешь разговаривать с растениями?
– Не то чтобы разговаривать, – сказала Мэг. – Но да. Даже деревьям не нравится это место. Они пытаются как можно дальше уйти от карусели.
– Правда, деревьям едва ли удается делать это быстро, – заметил я.
Хейзел осмотрелась по сторонам:
– Посмотрим, что удастся выяснить мне. – Она опустилась на колени у основания карусели и прижала ладонь к бетону. Круги по нему не пошли, рокота и дрожи мы тоже не заметили, но через три секунды Хейзел отдернула руку и попятилась, чуть не свалившись на Лавинию. – О боги. – Хейзел била дрожь. – Там… там под землей огромный комплекс туннелей.
У меня пересохло во рту:
– Часть Лабиринта?
– Нет. Не думаю. Похоже, они сами по себе. Они древние, но… но здесь появились недавно. Понимаю, это звучит как бред.
– Нет, – заверил ее я, – гробница переместилас.
– Или выросла заново, – предположила Мэг. – Как посаженная ветка. Или грибная спора.
– Гадость, – поморщилась Лавиния.
Хейзел обняла себя за локти:
– В этом месте царит смерть. Я ведь дочь Пултона и была в Подземном мире. Но тут почему-то все еще хуже.
– Не нравится мне это, – пробормотала Лавиния.
Я посмотрел на укулеле, сожалея, что не могу прикрыться инструментом побольше. Скажем, контрабасом.
– Как нам попасть внутрь?
Я надеялся, что мне ответят «Вот засада, никак не получится».
– Вон там. – Хейзел указала на участок бетона, ничем не отличающийся от остальных, и подвела нас к нему.
Она провела пальцами по темной поверхности, обрисовав светящийся серебристый прямоугольник размером с гроб. Нет, ну почему мне в голову пришло именно это сравнение?!
Ее рука застыла над центром прямоугольника:
– Похоже, я должна тут что-то написать. Может, код?
– «Дверь откройте пошире, – вспомнила Лавиния, – два, пятьдесят четыре».
– Погодите! – Я подавил волну паники. – «Два, пятьдесят четыре» можно написать по-разному.
Хейзел кивнула:
– Попробуем римскими цифрами?
– Да. Но «пять, два, четыре», «двести пятьдесят четыре» и «два, пятьдесят четыре» римскими цифрами записываются по-разному.
– Что выбираем? – спросила Мэг.
Я попытался порассуждать:
– Тарквиний выбрал это число не случайно. Оно должно быть связано с ним.
Лавиния тихонько лопнула маленький розовый пузырь:
– Типа как когда ставишь паролем дату рождения?
– Именно, – подтвердил я. – Но он бы не стал использовать день рождения. Это же гробница. Может, дата смерти? Только она не подходит. Доподлинно неизвестно, когда он умер – его изгнали и похоронили тайно, – но это должно было быть примерно в 495 году до нашей эры, а не в 254-м.
– Не та система летосчисления, – сказала Мэг.
