Гробница тирана Риордан Рик
Шестеренки у меня в голове двигались со скрипом, и я не сразу понял, что «никого» означает меня.
В памяти всплыло одно из первых воспоминаний Мэг, явившееся мне в видении: ей пришлось смотреть на бездыханное тело ее отца, распростертое на ступенях Центрального вокзала, а Нерон, его убийца, в это время обнимал ее и обещал позаботиться о ней.
Я вспомнил, как она предала меня в Роще Додоны, перейдя на сторону Нерона, потому что боялась Зверя, его темного альтер-эго, и то, как ужасно она переживала потом, когда мы снова встретились в Индианаполисе. Вытесненные гнев, чувство вины и безысходности она впоследствии выместила на Калигуле (и поделом ему, честно говоря). Не имея возможности дать отпор Нерону, она вознамерилась во что бы то ни стало убить Калигулу. Но вместо этого погиб Джейсон, и это разбило ей сердце.
И теперь, помимо того что римская обстановка в Лагере Юпитера всколыхнула тяжелые воспоминания, она могла потерять и меня.
Изумленный, как в тот раз, когда, открыв глаза, я узрел перед собой морду единорога, я понял, что, несмотря на несчастья, которые Мэг приносит мне, на то, как она мной командует, я все-таки ей дорог. На протяжении трех месяцев я был единственным другом, который всегда был рядом с ней, и она была для меня тем же.
Кроме меня таким другом для Мэг был разве что Персик, служащий ей фруктовый дух, но он не появлялся с самого Индианаполиса. Поначалу я думал, что Персик просто капризничает и показывается лишь когда захочет, как большинство сверхъестественных существ. Но если он и попытался последовать за нами в Палм-Спрингс, где даже кактусам приходится нелегко… вряд ли у персиковых деревьев есть хорошие шансы выжить там, не говоря уж о Горящем Лабиринте.
Мэг ни разу не заговорила со мной о Персике. Теперь я понял, что его отсутствие, должно быть, тяготит ее как и другие тревоги.
Какой же я отвратительный друг.
– Иди сюда. – Я протянул к ней руки. – Пожалуйста.
Мэг заколебалась. По-прежнему шмыгая, она встала со своей койки и, с трудом переставляя ноги, подошла и упала ко мне в объятия, словно я был мягким матрасом. Я крякнул, удивившись, насколько тяжелой она оказалась. От нее пахло яблочной кожурой и землей, но меня это не смущало. Меня не смущали сопли и слезы, которые текли мне на плечо.
Мне всегда было интересно, каково это: иметь младших брата или сестру. Иногда я вел себя с Артемидой как с младшей сестренкой, потому что родился на пару минут раньше, но по большей части я просто пытался ее подразнить. А с Мэг все было как по-настоящему. Теперь у меня был кто-то, полагающийся на меня, кто-то, кому я нужен несмотря на то, как сильно мы друг друга бесим. Я подумал о Хейзел и Фрэнке и о проклятиях, которые можно смыть. И мне пришло на ум, что такая любовь может возникнуть в самых разных отношениях.
– Так. – Она отстранилась, яростно вытирая щеки. – Хватит. Спи. А я… я пойду типа найду ужин.
После того как она ушла, я долго лежал на койке, глядя в потолок.
Из кофейни доносилась музыка: умиротворяющие звуки саксофона Хораса Сильвера[32], прерываемые шипением кофемашины и сопровождаемые пением двухголового Бомбило. После нескольких дней здесь эти звуки стали казаться мне убаюкивающими и, можно сказать, уютными. Я погрузился в сон, надеясь, что мне приснится что-нибудь приятное, например как мы с Мэг бежим по залитым солнцем полям со своими друзьями: слоном, единорогом и металлическими борзыми.
Но вместо этого я снова увидел императоров.
Яхта Калигулы была в числе тех мест, где я меньше всего хотел оказаться – наряду с гробницей Тарквиния, бесконечной бездной Хаоса и фабрикой, производящей лимбургский сыр в бельгийском городе Льеж, где даже у вонючих спортивных носков улучшится самооценка.
Коммод сидел, лениво откинувшись в шезлонге, на шее у него висел алюминиевый нагрудник, отражающий свет дневного солнца прямо ему в лицо, чтобы оно быстрее загорело. Обезображенные рубцами глаза были прикрыты солнечными очками. Из одежды на нем были лишь розовые плавки и розовые «Кроксы». Я не обратил ни малейшего внимания на то, как масло для загара блестит на его бронзовом теле.
Рядом стоял Калигула в форме капитана: безупречно выглаженных белом пиджаке, темных широких брюках и полосатой рубашке. Теперь его жестокое лицо казалось почти ангельским – он любовался странным приспособлением, которое занимало всю кормовую часть палубы. Это была мортира размером с наземный бассейн, ствол которой был настолько широким, что сквозь него могла запросто проехать машина, а толщина его стенок была не меньше двух футов. Внутри сиял заряд – большая зеленая сфера, напоминающая гигантский радиоактивный шар для хомячка.
По палубе носились панды, их огромные уши хлопали на ветру, а мохнатые руки двигались с невероятной скоростью, когда они подсоединяли кабели и смазывали механизм у основания орудия. Некоторые были совсем молодые, с белой шерстью на лицах, и у меня сжалось сердце от воспоминаний о нашей короткой дружбе с Крестом – юным амбициозным музыкантом, погибшим в Горящем Лабиринте.
– Великолепно! – улыбнулся Калигула, обходя мортиру кругом. – Уже можно сделать пробный выстрел?
– Да, повелитель! – ответил пандос Буст. – Конечно, каждая сфера с греческим огнем очень-очень дорогая, поэтому…
– СТРЕЛЯЙ! – крикнул Калигула.
Буст заскулил и бросился к панели управления.
Греческий огонь. Я терпеть его не мог, а я, между прочим, был богом солнца, разъезжавшим в огненной колеснице. Вязкий, зеленый, неугасимый – греческий огонь был сущей мерзостью. Одной чашки было достаточно, чтобы спалить дотла целое здание, а в той светящейся сфере было столько греческого огня, сколько я никогда не видел в одном сосуде.
– Эй, Коммод, – позвал Калигула. – Может, тоже посмотришь?
– Я весь внимание, – сказал Коммод и повернул лицо к солнцу.
Калигула вздохнул:
– Буст, приступай.
Буст громко раздал инструкции на своем языке. Его товарищи-панды принялись крутить ручки и рычаги, и мортира начала медленно двигаться, разворачиваясь к морю. Буст перепроверил данные на панели управления и скомандовал:
– nus, duo, trs![33]
Прогремел выстрел. Корабль содрогнулся от отдачи. Реактивный шар для хомячка взмыл вверх так высоко, что стал похож на зеленую бусинку, и начал падать в сторону запада. Небо озарила изумрудная вспышка. Мгновение спустя горячий ветер обдал корабль запахом горелой соли и вареной рыбы. Вдали столб зеленого пламени закручивал воронкой кипящую морскую воду.
– Ах, красота. – Калигула с улыбкой взглянул на Буста. – Ты обеспечил каждый корабль зарядом?
– Да, повелитель. Как вы приказали.
– Какова дальность полета?
– Когда минуем Трежер-Айленд, можно будет направить все орудия так, чтобы Лагерь Юпитера оказался в зоне досягаемости, мой повелитель. Такой залп пробьет любую магическую защиту. Полное уничтожение!
– Прекрасно, – сказал Калигула. – Всё как я люблю.
– Но помни, – подал голос Коммод, который по-прежнему нежился в шезлонге и даже не повернулся, чтобы посмотреть на взрыв, – сначала попробуем наземный штурм: вдруг они поступят мудро и сдадутся! Если получится, нужно захватить Новый Рим целым и невредимым, а гарпию и циклопа взять живыми.
– Да-да, – ответил Калигула. – Если получится. – По его лицу было видно, какое удовольствие ему доставляет такая приятная ложь. Его глаза блестели в свете искусственного зеленого заката. – Так или иначе, повеселимся.
Я проснулся в одиночестве, солнце светило прямо в лицо. Еще секунду мне казалось, что я сижу в шезлонге рядом с Коммодом, а на шее у меня такой же нагрудник. Но нет. Времена, когда мы с Коммодом тусовались вместе, давно прошли.
Сонный, сбитый с толку, обезвоженный, я сел. Почему на улице до сих пор светло?
И тут, заметив, под каким углом солнечные лучи проникают в комнату, я сообразил, что сейчас около полудня. Я снова проспал целую ночь и еще полдня. И был по-прежнему измотан.
Я слегка надавил на перевязанную рану – и с ужасом обнаружил, что она снова открылась. Пурпурные линии потемнели. Это могло значить только одно: пора надевать кофту с длинным рукавом. Не важно, что произойдет в ближайшие стки – добавлять Мэг тревог я не собираюсь. И если придется, буду терпеть до самой смерти.
Ого. Да я ли это?
К тому времени когда я переоделся и, хромая, вышел из кофейни Бомбило, большая часть легиона собралась в столовой на обед. Там, как обычно, все кипело. Полубоги, разбитые на когорты, полулежали на кушетках вокруг низких столов, а ауры носились над ними с тарелками еды и кувшинами. Ветерок колыхал флаги для военных учений и штандарты когорт, закрепленные на кедровых балках. Те, кто успел пообедать, осторожно вставали и уходили, пригнувшись, чтобы им случайно не отхватила голову летящая тарелка с мясной нарезкой. Это, конечно, не касалось ларов. Им было все равно, какие деликатесы проносятся сквозь их эктоплазменные мозги.
За столом командиров я увидел Фрэнка, увлеченного разговором с Хейзел и другими центурионами. Рейны нигде не было – возможно, она отсыпалась или готовилась к дневным военным учениям. Учитывая, что нас ожидало завтра, вид у Фрэнка был на удивление расслабленным. Болтая с центурионами, он даже слегка улыбнулся, что, похоже, успокаивало его собеседников.
Я подумал о том, как легко мне лишить их этой хрупкой веры в собственные силы, просто рассказав о флотилии вооруженных яхт из сна. Не сейчас, решил я. Зачем портить им трапезу.
– Эй, Лестер! – завопила Лавиния с другого конца столовой, махая мне рукой словно официанту.
Я присоединился к ней и Мэг, расположившимся за столом Пятой когорты. Аура вложила мне в руку кубок с водой и поставила на стол целый кувшин. По всей видимости, было сильно заметно, насколько я обезвожен.
Лавиния наклонилась и подняла брови, отчего они стали похожи на розово-каштановые радуги:
– Так это правда?
Я хмуро взглянул на Мэг, гадая, какой из множества позорных историй из моей жизни она с ней поделилась. Но та была слишком занята кучей хот-догов и не обратила на меня никакого внимания.
– Что «правда»? – спросил я.
– Про туфли.
– Туфли?
Лавиния взмахнула руками:
– Танцевальные туфли Терпсихоры! Мэг рассказала, что случилось на яхтах Калигулы. О том, что вы с Пайпер видели пару туфель Терпсихоры!
– Ах, это.
Я совершенно забыл о них и о том, что Мэг вообще об этом знала. Как ни странно, остальные события, произошедшие на кораблях Калигулы – то, как мы попали в плен, как на наших глазах убили Джейсона, как мы едва унесли оттуда ноги, – вытеснили из моей памяти воспоминания об императорской коллекции обуви.
– Мэг, – сказал я, – ты столько всего могла им рассказать, но выбрала именно это?!
– Я тут ни при чем. – Мэг каким-то образом удавалось говорить с половиной хот-дога во рту. – Лавиния любит обувь.
– А по-твоему, о чем я должна была спросить?! – возмутилась Лавиния. – Мне заявляют, что у императора есть целый корабль с обувью – естественно, я поинтересуюсь, нет ли там танцевальных туфель! Значит, это правда, Лестер?
– Ну… да. Мы видели пару…
– Подумать только! – Лавиния откинулась на спинку кушетки, скрестила руки на груди и уставилась на меня. – Нет, подумать только! И ты ничего мне не сказал?! Ты хоть знаешь, какая это редкость? Какое значение… – Она захлебнулась от возмущения. – Подумать только!
Ее товарищи, сидящие за столом, реагировали на происходящее по-разному. Кто-то закатил глаза, кто-то ухмылялся, кто-то продолжал есть, будто выходки Лавинии их уже не удивляют.
Мальчик постарше с лохматыми каштановыми волосами осмелился вступиться за меня:
– Лавиния, у Аполлона были другие проблемы.
– О боги, Томас! – огрызнулась Лавиния. – Уж тебе-то этого точно не понять! Ты же не вылезаешь из своих ботинок!
Томас, нахмурившись, взглянул на свои стандартные боевые ботинки:
– И что такого? В них хорошие супинаторы.
– О боги. – Лавиния посмотрела на Мэг. – Нужно придумать, как пробраться на тот корабль и достать туфли.
– Не. – Мэг слизнула соус с пальца. – Слишком опасно.
– Но…
– Лавиния, – перебил я, – этого делать нельзя!
Наверное, она услышала прозвучавшие в моем голосе страх и напряжение. За последние дни Лавиния почему-то стала мне симпатична. Мне не хотелось, чтобы она попала в мясорубку, особенно после того, как во сне я увидел мортиры, заряженные греческим огнем.
Она повозила по цепочке кулон в виде Звезды Давида:
– Ты узнал что-то новое? Выкладывай.
Не успел я ответить, как мне в руки влетела тарелка с едой. Ауры решили, что я хочу куриного филе с жареной картошкой. И побольше. Или просто восприняли слово «выкладывай» как приказ.
Мгновение спустя к нам присоединились Хейзел и второй центурион Пятой когорты – темноволосый юноша со странными красными пятнами у рта. Ах да. Дакота, сын Вакха.
– Что происходит? – спросил Дакота.
– У Лестера есть новости. – Лавиния выжидающе смотрела на меня, словно я скрывал от нее местонахождение волшебной пачки Терпсихоры (которую я, прошу заметить, не видел уже несколько веков).
Я сделал глубокий вдох. Возможно, это было не лучшее место, чтобы рассказывать о том сновидении. Наверное, сначала мне следовало доложить обо всем преторам. Но Хейзел кивнула, разрешая мне говорить, и я посчитал, что этого разрешения мне достаточно.
Я описал то, что увидел – первоклассный тяжелый миномет из «ИКЕА», полностью собранный, стреляющий гигантскими шарами с зеленой огненной смертью, способной вскипятить Тихий океан, – и объяснил, что, по всей видимости, таких мортир у императоров штук пятьдесят, по одной на каждый корабль, и они готовы стереть Лагерь Юпитера с лица земли, как только войдут в залив.
Лицо Дакоты стало таким же красным, как его рот:
– Мне нужно выпить еще Кул-Эйд.
Судя по тому, что кубок не появился у него в руке, ауры считали иначе.
У Лавинии был такой вид, словно ее шлепнули пуантом матери. Мэг продолжала поедать хот-доги, как будто они последние в ее жизни.
Хейзел сосредоточенно закусила нижнюю губу, вероятно, пытаясь найти хоть что-то хорошее в моем рассказе. И похоже, это было сложнее, чем извлекать алмазы из земли.
– Значит, так, ребята, слушайте: мы знали, что императоры собирают секретное оружие. И теперь мы в курсе, что это за оружие. Я передам эту информацию преторам, но это ничего не меняет. Вы все прекрасно себя показали на утренних учениях, – она замолчала, но великодушно не стала добавлять «кроме Аполлона, который проспал все утро», – а днем мы потренируемся брать вражеские корабли на абордаж. Мы можем подготовиться.
Судя по лицам ребят из Пятой когорты, она их не убедила. Военно-морскими успехами римляне никогда не славились. Насколько я помню, «флот» Лагеря Юпитера состоял из нескольких старых трирем, которые использовались лишь во время постановочных морских сражений в Колизее, и одной гребной лодки, стоящей в доке в Аламиде. Так что военно-морские учения нужны были не столько для разработки подходящего плана боя, сколько для того, чтобы отвлечь легионеров от мыслей о неминуемой гибели.
Томас потер лоб:
– Ну что за жизнь, а?
– Возьми себя в руки, легионер, – сказала Хейзел. – Это наш долг – защитить наследие Рима.
– От его же императоров, – несчастным голосом проговорил Томас.
– К сожалению, – вставил я, – наибольшую угрозу империи зачастую представляли именно ее императоры.
Мне никто не возразил.
Фрэнк Чжан встал из-за командирского стола. Летающие кувшины и тарелки застыли в воздухе в почтительном ожидании.
– Легионеры! – объявил Фрэнк, сумев изобразить уверенную улыбку. – Через двадцать минут на Марсовом поле снова начнется эстафетная тренировка. Тренируйтесь так, словно от этого зависит ваша жизнь, потому что так оно и есть!
21
Видали, ребятки?
Вот так не делайте
Нет вопросов? Свободны
– Как твоя рана? – спросила Хейзел.
Я знал, что она хотела как лучше, но этот вопрос начал мне докучать даже больше, чем ранение.
Мы вместе вышли из главных ворот и направились к Марсовому полю. Впереди нас, то и дело делая «колесо», двигалась Мэг, и я не представлял, как ее при этом не тошнит съеденными хот-доами.
– Ну, – ответил я, безуспешно пытаясь излучать оптимизм, – учитывая все обстоятельства, я в порядке.
Прежний бессмертный я бы посмеялся: «В порядке?! Шутишь, что ли?» За последние месяцы я стал намного скромнее в своих ожиданиях. В данный момент «в порядке» означало «все еще могу ходить и дышать».
– Мне стоило сообразить раньше, – сказала Хейзел. – У тебя аура смерти с каждым часом становится все сильнее…
– Давай не будем о моей ауре смерти, ладно?
– Извини, просто… Был бы здесь Нико – возможно, он смог бы тебе помочь.
Я был не прочь повидаться с единокровным братом Хейзел. Нико ди Анджело, сын Аида, оказался весьма полезен, когда мы сражались с Нероном в Лагере полукровок. И конечно, его парень, мой сын Уилл Солас, был превосходным целителем. И все же что-то мне подсказывало, что они не сумели бы помочь мне больше, чем Праньял. Будь Уилл и Нико здесь, мне пришлось бы волноваться еще за двух любимых людей, с тревогой наблюдающих за мной, гадая, когда я окончательно превращусь в зомби.
– Спасибо за заботу, – поблагодарил я, – но… А что это делает Лавиния?
Примерно в ста ярдах от нас на мосту через Малый Тибр, который был совсем не по пути к Марсовому полю, стояли Лавиния и фавн Дон и, похоже, яростно о чем-то спорили. Возможно, не стоило привлекать к ним внимание Хейзел. Но все же если Лавиния хотела быть незаметной, ей следовало выбрать другой цвет волос, скажем камуфляжный, и не размахивать так сильно руками.
– Не знаю. – Своим видом Хейзел напомнила мне усталую мать, чей малыш в десятый раз пытается забраться в вольер к обезьянам. – Лавиния!
Лавиния обернулась и, помахав рукой, словно говоря «Сейчас, минуточку!», снова принялась спорить с Доном.
– У людей в моем возрасте бывает язва? – громко поинтересовалась Хейзел.
Учитывая все, что происходит с нами, поводов для веселья у меня было не так много, но ее замечание меня рассмешило.
Когда мы подошли к Марсовому полю, я увидел легионеров, которые, разбившись на когорты, расходились по разным тренировочным площадкам, устроенным на пустыре. Одна группа рыла оборонительные окопы. Другая стояла на берегу искусственного озера, которого еще вчера здесь не было, готовясь брать на абордаж два импровизированных корабля, совсем не похожих на яхты Калигулы. Легионеры из третьей группы катались на щитах с горки из грязи.
Хейзел вздохнула:
– Это мои хулиганы. Прости, мне нужно научить их убивать гулей. – Она побежала к ним, оставив меня наедине с моей крутящей «колеса» подругой.
– А нам куда? – спросил я Мэг. – Фрэнк сказал, что у нас будут… э-э… особые задания.
– Ага. – Мэг указала на дальний конец поля, где на стрельбище ждала Пятая когорта. – Ты будешь учить стрельбе из лука.
Я вытаращил глаза:
– Чего-чего?!
– Ты спал целую вечность, и утреннее занятие провел Фрэнк. Теперь твоя очередь.
– Но… Я же Лестер и не могу никого учить, особенно учитывая мое состояние! И потом, для римлян лук не самое любимое боевое оружие. Они считают, что стрелять – это ниже их достоинства!
– Если хочешь победить императоров, нужен новый подход, – сказал Мэг. – Как у меня. Я делаю боевых единорогов.
– Ты… погоди-ка… что?
– Потом.
Мэг припустила по полю к большой площадке для верховой езды, где ее ждали, с подозрением глядя друг на друга, легионеры из Первой когорты и табун единорогов. Я не мог себе представить, как Мэг собирается сделать этих мирных существ боевыми и кто вообще разрешил ей подобное, но вдруг с ужасом вообразил, как римляне и единороги нападают друг на друга, вооруженные большими терками. И решил не совать нос в чужие дела.
Вздохнув, я повернулся к стрельбищу и направился к своим новым ученикам.
Страшнее, чем обнаружить, что я разучился стрелять, было понять, что я вдруг снова мастерски овладел этим умением. Казалось бы, в чем проблема? Но став смертным, я пережил уже несколько вспышек божественной силы. И каждый раз сила быстро иссякала, оставляя мне лишь горечь и разбитые надежды.
Да, я, может, и поразил все цели в гробнице Тарквиния – но это не значит, что у меня получится снова. Если бы я попробовал показать класс в стрельбе из лука, а в итоге на глазах у всей когорты попал бы лишь в зад одному из единорогов Мэг, то умер бы от стыда гораздо раньше, чем меня бы доконал яд зомби.
– Так, ладно, – сказал я. – Думаю, можем начинать.
Дакота копался в промокшем колчане, пытаясь отыскать ровную стрелу. Видимо, он решил, что хранить принадлежности для стрельбы в сауне – самое то. Томас и другой легионер – Марк? – сражались, используя вместо мечей луки. Джейкоб, знаменосец легиона, натянул тетиву, положив стрелу так, что ее древко было направлено прямо ему в глаз, и это объясняло, почему после утренних занятий у него на левом глазу красуется повязка. Сейчас он, похоже, вознамерился ослепить себя окончательно.
– Давайте, ребята! – воскликнула Лавиния. Она опоздала, но умудрилась незаметно присоединиться к собравшимся (это одна из ее суперспособностей) и решила помочь мне призвать воинов к порядку. – Может, Аполлон что-нибудь и знает!
Я понял, что ниже падать некуда: высшей похвалой, которой я мог удостоиться от смертной, было то, что я «может, что-нибудь и знаю».
Я прочистил горло. Мне случалось выступать и перед куда большей аудиторией. И почему я так нервничал? Ах да. Потому что был парнем шестнадцати лет от роду, и притом жутким неумехой.
– Так… давайте поговорим о том, как прицеливаться. – Мой голос, естественно, сорвался. – Ноги пошире. Лук натянуть до упора. Теперь посмотрите на цель ведущим глазом. В случае Джейкоба – здоровым глазом. Если у вас есть прицел, используйте его.
– У меня прицела нет, – сказал Марк.
– Это вон та круглая штучка, – показала ему Лавиния.
– У меня есть прицел, – исправился Марк.
– Тогда стреляй, – велел я. – Вот так.
Я выстрелил в ближайшую мишень, затем в следующую, затем в следующую, выпуская стрелы снова и снова словно в каком-то трансе.
Только после двадцатого выстрела я понял, что попал точно в яблочко, поразив каждую мишень в центр дважды, причем самая дальняя находится от меня примерно в двухстах ярдов. Для Аполлона это детская забава. Для Лестера – непосильная задача.
Легионеры смотрели на меня разинув рты.
– Нам надо сделать так же?! – выпалил Дакота.
Лавиния стукнула меня по руке:
– Видите? Я же говорила, что Аполлон не такой уж и лузер!
Я не мог с ней не согласиться. Странным образом я не чувствовал себя лузером.
Демонстрация меткости не истощила мою энергию, и я ощущал себя совсем не так, как во время прежних вспышек божественной силы. Мне хотелось попросить еще один колчан, чтобы проверить, смогу ли я стрелять так же метко, но побоялся испытывать удачу.
– В общем… – запинаясь, проговорил я, – я, э-э, не рассчитываю, что вы станете сразу же так хорошо стрелять. Я просто показал, чего можно добиться, усердно практикуясь. Давайте попробуем?
Наконец, к моему великому облегчению я перестал быть в центре всеобщего внимания. Я выстроил когорту в линию и ходил между стрелками, помогая советом. Несмотря на покореженные от воды стрелы, Дакота стрелял не так уж плохо. Он даже несколько раз попал в мишень. Джейкоб умудрился не лишить себя второго глаза. Стрелы Томаса и Марка улетали в основном в грязь, отскакивали от камней и падали в траншеи, вызывая недовольные крики «Эй, осторожно!» легионеров из Четвертой когорты, которые их копали.
После часа отчаянных попыток справиться с обычным луком Лавиния сдалась и взяла свою манубаллисту. Первым же болтом она снесла мишень, находящуюся в пятидесяти ярдах от нее.
– Почему ты так прикипела к этой неповоротливой громадине? – спросил я. – Если дело в СДВГ, то ведь с обычным луком не нужно столько возиться.
Лавиния пожала плечами:
– Может, и так, зато манубаллиста эффектней. Кстати, – она с серьезным видом наклонилась ко мне, – нам нужно поговорить.
– Не нравится мне это.
– Да нет же. Я…
Вдали прозвучал горн.
– Так, ребята! – крикнул Дакота. – Пора сменить занятие. Отличная работа, моя команда!
Лавиния снова заехала мне по руке:
– До скорого, Лестер.
Легионеры Пятой когорты побросали оружие и побежали на следующую тренировку, а мне пришлось собирать стрелы. Вот кретины.
Остаток дня я провел на стрельбище, занимаясь по очереди с каждой когортой. Со временем я перестал бояться стрелять и обучать воинов. К тому моменту, когда я заканчивал работу с последней группой, Первой когортой, я был убежден: я отлично стреляю и этот навык никуда не исчезнет.
Почему так случилось, я не знал. Я по-прежнему не мог сравниться в этом деле с собой-богом, но определенно стрелял лучше обычных полубогов или спортсменов, завоевавших золото на Олимпиаде. Время, когда я мог «танцевать и петь», пришло. Мне почти захотелось вытащить Стрелу Додоны и похвастаться: «Смотри, как я могу!» Но я боялся сглазить. К тому же понимание того, что я умираю от яда зомби накануне великой битвы, несколько омрачало радость от вновь обретенной способности поражать мишени точно в яблочко.
Впечатление на римлян я произвел. Некоторые даже чему-то научились, например стрелять, не лишая себя глаз и не убивая соседа. И все же другие тренировки им явно больше по душе. Краем уха я слышал, как они шептались о единорогах и суперсекретной технике сражения с гулями, которой владела Хейзел. Ларри из Третьей когорты так понравилось брать корабли на абордаж, что он решил стать пиратом, когда вырастет, и заявил об этом всем. Я подозреваю, что даже копание траншей большинству легионеров нравится больше, чем мои уроки.
Только поздно вечером по сигналу горна когорты с шумом направились обратно в лагерь. Я был вымотан и голоден. Неужели смертные учителя так себя чувствуют каждый вечер после целого дня занятий? Если да, то мне невдомек, как они такое выдерживают. Надеюсь, им сполна за это платят золотом, бриллиантами и редкими специями.
Но хотя бы когорты были в приподнятом настроении. Если цель преторов – отвлечь воинов от их страхов и поднять боевой дух накануне битвы, то наш день прошел успешно. Если они хотели научить легион отражать атаки врагов… то здесь результаты менее обнадеживающие. К тому же весь день все старательно избегали разговоров о самом страшном, чем грозит завтрашняя битва. Римлянам предстоит сразиться с бывшими товарищами, ставшими зомби и оказавшимися во власти Тарквиния. Я помнил, с каким трудом Лавиния заставила себя выстрелить из арбалета в Бобби. Не знаю, как долго продержится боевой дух легиона, когда им раз пятьдесят – шестьдесят придется столкнуться с той же этической дилеммой.
Я уже собирался свернуть на Виа Принципалис и пойти в столовую, но тут услышал чей-то голос:
– Псст!
В переулке между кофейней Бомбило и мастерской по ремонту колесниц притаились Лавиния и Дон. Поверх вываренной футболки фавн нацепил самый настоящий плащ, из-за чего вид у него, конечно же, сразу стал совсем неприметным. Лавиния спрятала розовые волосы под черной кепкой.
– Сюда! – прошипела она.
– Но ужин…
– Ты нам нужен.
– Это ограбление?
Лавиния резво подошла ко мне, схватила за руку и потянула в тень.
– Не волнуйся, чувак, – успокоил меня Дон, – это не ограбление! Но если у тебя в самом деле есть лишняя мелочь…
– Заткнись, Дон, – сказала Лавиния.
– Хорошо, заткнусь, – согласился Дон.
– Лестер, – обратилась ко мне Лавиния, – ты должен пойти с нами.
– Лавиния, я устал. И проголодался. Лишней мелочи у меня нет. Можно это подождет…
– Нет. Потому что завтра мы все можем погибнуть, а это важно. Мы потихоньку выберемся наружу.
– Потихоньку выберемся наружу?
– Да, – кивнул Дон. – Это когда идешь потихоньку. Наружу.
– Зачем?! – возмутился я.
– Увидишь.
Тон у Лавинии был зловещий, словно она не могла подобрать слов, чтобы описать мой гроб, и мне предстояло увидеть его собственными глазами.
– А если нас поймают?
– О! – оживился Дон. – Это я знаю! За первое нарушение будешь месяц чистить уборные. Но знаешь, если завтра мы все умрем, то какая разница.
Сообщив мне эти прекрасные новости, Лавиния и Дон схватили меня за руки и потащили в темноту.
22
Пою о мертвых растениях
Кустарниках-героях
Воодушевляет
Тайком выбраться из римского лагеря оказалось подозрительно просто.
Мы благополучно пролезли в дыру в заборе, прошли по траншее, затем по туннелю, миновали патрули и незамеченными пробрались мимо дозорных башен. После этого Дон с готовностью раскрыл свой секрет:
– Чувак, это место устроено так, чтобы не впускать в него вражеские армии. А запирать тут легионеров или не впускать время от времени дружески настроенного фавна, который не отказался бы от горячей еды, вовсе не предполагалось. Если знать расписание патрулей и всегда пользоваться разными входами, ничего сложного в этом нет.
– Похоже, ты весьма старательный фавн, – заметил я.
Дон улыбнулся:
– Знаешь, чувак, безделье – непростое занятие.
