Гробница тирана Риордан Рик

16

Вот новый Тарквиний

Он все такой же

Только чуть поистлел

Значит… никаких веселых песенок на укулеле.

Ладно.

Я молча последовал за Хейзел в гробницу под каруселью.

Пока спускался, я думал о том, почему Тарквиний выбрал именно это место. Он наблюдал, как его жена переехала собственного отца колесницей. Возможно, ему хотелось, чтобы кони и монстры, свирепо скалясь, неслись по бесконечному кругу и над его могилой, даже если их всадниками будут в основном смертные детишки. (Которые, на мой взгляд, тоже по-своему свирепы.) Тарквиний любил жестокие шутки. Ему нравилось разлучать родных, превращать семейное счастье в муку. С него сталось бы прикрываться детьми как живым щитом. И наверняка его позабавила идея устроить свою гробницу под ярким детским аттракционом.

От ужаса у меня стали подкашиваться ноги. Я напомнил себе, что у меня есть веская причина, чтобы полезть в логово этого убийцы. Какая, я сейчас не помнил, но она точно есть.

Лестница привела нас в длинный коридор с известняковыми стенами, украшенными рядами гипсовых посмертных масок. Поначалу это не показалось мне странным: богатые римляне часто хранили у себя посмертные маски, почитая таким образом память предков. Но потом я увидел выражения их лиц. Как и на мордах животных на карусели, на гипсовых лицах застыли паника, агония, ярость, ужас. Почитанием предков тут и не пахло. Это были трофеи.

Я оглянулся на Мэг и Лавинию. Мэг стояла у подножия лестницы, загораживая путь к отступлению. Блестящий единорог на ее футболке мерзко мне улыбался.

Лавиния посмотрела мне в глаза, словно говоря: «Да, маски отвратительные. Шагай дальше».

Вслед за Хейзел мы пошли по коридору, где каждый звук – будь то лязг или стук, – издаваемый нашим оружием, эхом отдавался от вогнутого потолка. Я был уверен, что сейсмографы в Ливерморской лаборатории, расположенной в десятках миль от нас, засекли мой пульс и разослали предупреждение о грядущем землетрясении.

Несколько раз в туннеле нам встречались развилки, но Хейзел каждый раз уверенно сворачивала в нужный коридор. Время от времени она останавливалась, оглядывалась назад и выразительно указывала нам на какую-нибудь часть пола, напоминая, чтобы мы шли точно по ее следу. Понятия не имею, что было бы, наступи я не туда, куда нужно, но пополнять коллекцию посмертных масок Тарквиния своей мне не хотелось.

Казалось, прошло несколько часов – и вдруг где-то впереди раздался звук капающей воды. Туннель вывел нас в круглое помещение, похожее на большую цистерну, все пространство под ногами занимал глубокий темный пруд, через который вела узкая каменная дорожка. На дальней стене висело с полдюжины клеток, напоминающих ловушки для омаров, и в дне каждой было отверстие, в которое свободно могла пройти… о боги. В каждой клетке было отверстие, в которое свободно пройдет человеческая голова.

Я тихонько заскулил.

Хейзел, обернувшись, посмотрела на меня и одними губами спросила: «Чего?»

Из глубин моей смутной памяти всплыло полузабытое воспоминание о том, как Тарквиний казнил одного из своих врагов, утопив его в священном источнике. Он накрыл ему голову корзиной и медленно наполнял ее камнями до тех пор, пока человек не мог больше держать голову над водой.

Видимо, Тарквинию по сей день нравится так развлекаться.

Я покачал головой: «Ты не хочешь этого знать».

Мудрая Хейзел поверила мне на слово. И повела нас вперед.

Перед тем как войти в следующее помещение, она подняла руку. Мы остановились. Проследив за ее взглядом, я увидел в дальнем конце помещения двух стражников-скелетов стоящих по бокам арки, украшенной изысканной резьбой. Стражники были развернуты друг к другу, их лица были закрыты боевыми шлемами, и, видимо, поэтому они до сих пор нас не заметили. Издай мы малейший шорох, или приди им в голову посмотреть в нашу сторону – и нас обнаружат.

От них нас отделяло футов семьдесят. Пол здесь был усеян старыми человеческими костями. Незаметно пробраться мимо стражников было просто невозможно: это были воины-скелеты – спецназ в мире нежити. И сражаться с ними у меня не было никакого желания. Я вздрогнул, задумавшись о том, кем они были до того, как эвриномы содрали плоть с их костей.

Поймав взгляд Хейзел, я указал туда, откуда мы пришли: «Отступаем?»

Она покачала головой: «Ждем». А потом сосредоточилась и закрыла глаза. По щеке у нее стекла капля пота.

Стражники вытянулись по стойке «смирно», затем повернулись к арке и, плечо к плечу, шагнули в темный проход.

У Лавинии чуть жвачка изо рта не выпала.

– Как? – прошептала она.

Хейзел приложила палец к губам и знаком приказала следовать за ней.

Теперь в помещении остались только валяющиеся на полу кости. Возможно, воины-скелеты приходили сюда за запчастями.

На противоположной стене над каменной аркой был балкон, на который с обеих стороны вели лестницы. Перила представляли собой решетку из скорчившихся человеческих скелетов – что меня совсем не пугало, нет-нет. На балкон выходило две двери. Похоже кроме арочного прохода покинуть зал можно было еще и через них.

Хейзел повела нас по левой лестнице. Но потом по одной ей известной причине прошла по балкону и вошла в правую дверь. Мы последовали за ней.

В конце короткого коридора, примерно в двадцати футах впереди, отсветы огня освещали еще один точно такой же балкон со скелетными перилами. Зал под балконом мне был почти не виден, но было ясно: там кто-то есть. Низкий голос эхом отдавался от стен – и этот голос был мне знаком.

Мэг взмахнула руками, превратив мечи в кольца – не потому, что опасности не было, а потому, что поняла: даже едва заметный блеск может нас выдать. Лавиния вытащила из заднего кармана клеенку и завернула в нее манубаллисту. Хейзел бросила на меня предостерегающий взгляд, в чем не было никакой необходимости.

Я знал, что там, впереди. Тарквиний Гордый и его придворные.

Скорчившись за костяной решеткой, я выглянул в простирающийся внизу тронный зал, молясь, чтобы никто из нежити не посмотрел наверх и не заметил нас. Или не учуял. О человеческое тело, тебе обязательно так вонять после нескольких часов пешего похода?!

У дальней стены между двух огромных каменных колонн стоял саркофаг, украшенный барельефом с изображением монстров и диких зверей, сильно напоминающих тварей с парковой карусели. Откинувшись на крышку саркофага, там полулежало существо, когда-то бывшее Тарквинием Гордым. Его одежды, не знавшие стирки уже несколько тысячелетий, свисали с него истлевшими лохмотьями. Иссохшее тело превратилось в почерневший скелет. Череп порос мхом, кажущимся карикатурными бородой и прической. Из грудной клетки то и дело показывались протуберанцы пурпурного газа: кольцом закручиваясь вокруг его шеи, они проникали в череп, отчего глазницы царя светились зловещим фиолетовым пламенем.

Чем бы ни было это пурпурное свечение, оно не давало Тарквинию рассыпаться в прах. Возможно, это была его душа. Правда, я сомневаюсь, что у Тарквиния она была. Скорей уж огромные амбиции, ненависть, упорное нежелание сдаваться – несмотря на то, что он уже давно был мертв.

Царь отчитывал двух стражников-скелетов, которых Хейзел заставила прийти сюда.

– Разве я вас звал?! – разорялся царь. – Нет, не звал. Чего же вы явились?!

Скелеты недоуменно переглянулись.

– Возвращайтесь на свой пост! – рявкнул Тарквиний.

Стражники отправились обратно тем же путем, которым пришли.

Теперь в зале ошивались три эвринома и полдюжины зомби, хотя я подозревал, что под нашим балконом тоже кто-то есть. Хуже того: эти зомби – или вриколакасы, если угодно – были когда-то римскими легионерами. На многих до сих пор была помятая боевая броня, разорванная одежда, их кожа взбухла, губы посинели, а на груди и конечностях зияли раны.

Боль в животе стала почти нестерпимой. В голове отдавались слова пророчества из Горящего Лабиринта: «Аполлон зрит смерть, Аполлон зрит смерть».

Рядом со мной вздрогнула Лавиния, в глазах ее стояли слезы. Она не отрываясь смотрела на одного из мертвых легионеров – юношу с длинными каштановыми волосами и огромным ожогом на левой стороне лица. Бывший друг, догадался я. Хейзел положила руку ей на плечо: возможно, хотела утешить, а возможно, напоминала, что нужно сидеть тихо.

С другой стороны от меня, опустившись на колени, сидела Мэг. Ох, как жаль, что у меня нет маркера, чтобы закрасить стразы, поблескивающие в ее очках! Похоже, она считала врагов, прикидывая, как быстро сможет их всех положить. Я не сомневаюсь, что она мастерски владеет мечом, по крайней мере если перед этим ей не приходилось управлять эвкалиптами, но еще я знаю, что сейчас врагов слишком много и они слишком сильны.

Я потрогал Мэг за колено, привлекая ее внимание, покачал головой и похлопал себя по уху, напоминая, что мы пришли шпионить, а не сражаться.

Она показала мне язык.

Вот такие мы чуткие.

Тарквиний внизу ворчал что-то о том, как трудно найти хороших слуг:

– Кто-нибудь видел Целия? Где он? ЦЕЛИЙ!

Через секунду из бокового туннеля выскочил эврином. Он рухнул перед царем на колени и завопил:

– ПОЕДАТЬ ПЛОТЬ! СКООООРО!

– Целий, мы об этом уже говорили, – зашипел Тарквиний. – Держи себя в руках!

Целий отвесил себе оплеуху.

– Да, повелитель, – проговорил он с легким британским акцентом. – Нижайше прошу прощения. Флот прибудет вовремя. Через три дня, как раз к восходу кровавой луны.

– Отлично. А что наши войска?

– ПОЕДАТЬ ПЛОТЬ! – Целий снова ударил себя по щеке. – Простите, ваше величество. Да, все готово. Римляне ни о чем не подозревают. Когда они отвлекутся на императоров, мы нанесем удар!

– Хорошо. Крайне важно взять этот город первыми. Я хочу завладеть им к тому моменту, когда прибудут императоры. Если им хочется, могут сжечь все вокруг залива, но город будет моим.

Мэг с такой силой сжала кулаки, что они стали цвета костяных перил. После нашей встречи с иссушенными дриадами в Южной Калифорнии она несколько остро реагировала на тех, кто страдает манией величия и угрожает выжечь все вокруг. Я сверлил ее взглядом, пытаясь внушить мысль о том, что нужно сохранять спокойствие, но она не смотрела на меня.

Внизу звучал голос Тарквиния:

– …а что Безмолвный?

– Под надежной охраной, ваше величество, – заверил его Целий.

– Хмм, – задумчиво протянул Тарквиний. – Пошли туда стаю вдвое больше. На всякий случай.

– Но, мой повелитель, откуда римлянам знать о Сютро…

– Молчать! – приказал Тарквиний.

Целий заскулил:

– Да, ваше величество. ПЛОТЬ! Простите, ваше величество. ПОЕДАТЬ ПЛОТЬ!

Светящийся пурпурным череп Тарквиния повернулся к нашему балкону, и я взмолился, чтобы он нас не заметил. Лавиния прекратила жевать жвачку. Хейзел была донельзя сосредоточенна – возможно, пыталась мысленно приказать царю отвернуться.

Секунд десять спустя Тарквиний усмехнулся:

– Что ж, Целий, возможно, поесть плоти тебе удастся раньше, чем я предполагал.

– Повелитель?

– У нас тут нарушители. – Тарквиний заговорил громче. – Эй, вы, четверо, спускайтесь! Предстаньте перед вашим новым царем!

17

Мэг, не смей, МЭГ!

Ты же могла нас угробить

Впрочем, тоже вариант

Я надеялся, что на балконе притаились еще какие-то четверо нарушителей. И конечно, Тарквиний обращается к ним, а не к нам.

Хейзел указала большим пальцем на выход – всем понятный знак «СМЫВАЕМСЯ!». Лавиния на четвереньках двинулась к двери. Я собирался последовать за ней, но тут Мэг все испортила.

Она встала во весь (хоть и невысокий) рост, вооружилась мечами и перепрыгнула через перила.

– МЭЭЭЭЭЭЭЭЭГ! – заорал я, и в этом вопле звучали и боевой клич, и недоумение: какого Аида ты творишь?!

Ничего толком не обдумав, я вскочил, наложил стрелу на тетиву и выпустил ее, а потом еще одну и еще одну. Хейзел, пробормотав ругательство, которого не следует знать приличной леди из 1930-х, выхватила меч и ринулась в бой, чтобы Мэг не пришлось сражаться в одиночку. Лавиния поднялась и попыталась расчехлить манубаллисту, но клеенка, похоже, приклеилась к крестовине.

Из-под балкона к ним повалила нежить. Сабли-близнецы Мэг крутились и сверкали, отрубая конечности и головы, превращая зомби в прах. Хейзел, обезглавив Целия, повернулась – и столкнулась с еще двумя эвриномами.

Бывший легионер, а теперь мертвец с обожженным лицом, подобрался к Хейзел сзади и заколол бы ее, если бы Лавиния вовремя не выстрелила в него из арбалета. Золотой болт вонзился зомби между лопаток, и он разлетелся пылью, оставив после себя груду доспехов и одежды.

– Прости, Бобби! – всхлипнула Лавиния.

Про себя я решил никогда не рассказывать Ганнибалу, каким был конец его бывшего погонщика.

Я стрелял, пока в колчане не осталась лишь Стрела Додоны. Только тогда я сообразил, что за полминуты выпустил дюжину стрел и каждая поразила цель насмерть. Мои пальцы в буквальном смысле дымились. Такой стрельбы я не выдавал с тех самых пор, как перестал быть богом.

Это должно было меня порадовать, но радость отравил смех Тарквиния. Когда Хейзел и Мэг сразили его последних приспешников, он встал с саркофага, служащего ему кушеткой, и зааплодировал. Нет более зловещего звука, чем издевательские размеренные хлопки скелета.

– Очаровательно! – сказал он. – Ах, это было чудесно. Все вы станете ценными членами моей команды!

Мэг бросилась на него.

Царь, не касаясь Мэг, взмахнул рукой – и незримая сила швырнула ее в дальнюю стену. Мечи Мэг со звоном упали на пол.

У меня вырвался гортанный крик. Я перепрыгнул через перила и приземлился, наступив ногой на древко одной из своих стрел (которые так же опасны, как банановая кожура). Поскользнувшись, я упал и больно ударился бедром. Не самый героический мой выход. Тогда к Тарквинию ринулась Хейзел – ее отбросило в сторону ударом той же невидимой силы.

Хохот Тарквиния прокатился по залу. В коридорах, расположенных по бокам от его саркофага, все громче и ближе звучали шаркающие шаги и лязг доспехов. Наверху, на балконе, Лавиния яростно пыталась перезарядить манубаллисту. Если бы я мог выиграть для нее еще минут двадцать, она бы, наверное, сумела выстрелить во второй раз.

– Ну что ж, Аполлон, – проговорил Тарквиний, и кольца пурпурного тумана, вылетев у него из глазниц, потянулись к его рту. Фу, гадость. – Не очень-то хорошо мы с тобой сохранились, да?

Сердце у меня в груди заколотилось сильнее. Я пошарил вокруг в поисках целых стрел, но нащупал лишь сломанные древки. У меня мелькнула мысль выстрелить в Тарквиния Стрелой Додоны, но не хотелось рисковать, отправляя прямо ему в руки оружие, обладающее даром предвидения. Можно ли пытать говорящую стрелу? Выяснять это мне не хотелось.

Мэг с трудом поднялась на ноги. Кажется, она не пострадала, но вид у нее был сердитый – впрочем, так обычно и бывало, когда ее швыряли об стену. Наверное, она думала о том же, о чем и я: ситуация была слишком знакомой, слишком напоминающей наше пребывание на яхте Калигулы, когда Мэг и Джейсона удерживали вентусы. Я не мог допустить повторения случившегося. Мне надоело, что злые правители отбрасывают нас в сторону как тряпичных кукол.

Хейзел стояла, с ног до головы покрытая прахом зомби. Вряд ли это полезно для ее дыхательной системы. У меня невольно мелькнула мысль, не попросить ли Юстицию, римскую богиню правосудия, подать от нашего имени коллективный иск против Тарквиния за создание опасных для здоровья условий в гробнице.

– Все назад! – приказала Хейзел – как тогда, в туннеле, прямо перед тем, как превратить эвринома в потолочное украшение.

Тарквиний лишь рассмеялся:

– Хейзел Левеск, твои ловкие трюки с камнями здесь не сработают. Здесь властвую я! Мои воины вот-вот будут здесь. Мой вам совет: примите смерть не сопротивляясь. Говорят, тогда боль не так сильна.

Наверху Лавиния по-прежнему пыталась взвести свое оружие.

Мэг подняла мечи:

– Сражаемся или бежим, ребята?

По свирепому взгляду, которым она прожигала Тарквиния, было очевидно, что предпочитает она сама.

– Ах, дитя, – усмехнулся Тарквиний. – Беги, если хочешь, но скоро ты со своими чудесными клинками будешь сражаться на моей стороне. Что касается Аполлона… он никуда не пойдет.

Он сжал кулак – и, хотя я стоял довольно далеко, рану у меня на животе скрутило так, что мне показалось, будто в грудь и пах вонзились раскаленные шампуры. Я закричал. Глаза Мэг наполнились слезами.

– Прекрати! – завопила Лавиния. Она спрыгнула с балкона и приземлилась рядом со мной. – Что ты с ним делаешь?!

Мэг снова попыталась напасть на царя-мертвеца, вероятно, надеясь застать его врасплох. Но даже не глядя на нее, Тарквиний отбросил ее в сторону очередной волной силы. Хейзел стояла неподвижно, как известняковый столб, и не сводила глаз со стены позади царя. Крохотные трещины паутиной поползли по камню.

– В чем дело, Лавиния? – спросил царь. – Я зову Аполлона домой! – Он улыбнулся – и это была единственная эмоция, которую мог выразить безликий труп.

– В конце концов, когда яд добрался бы до его мозга, бедняжка Лестер вынужден был бы отправиться меня искать. Но вы привели его сюда так скоро – вот это подарок!

Он крепче сжал костлявый кулак. Боль усилилась втрое. Я застонал и всхлипнул. Мир перед глазами потонул в красном вазелине. Как вообще возможно испытывать такую сильную боль и при этом не умереть?!

– Оставь его в покое! – взвизгнула Мэг.

Из боковых туннелей в зал начали сходиться зомби.

– Бегите! – выдохнул я. – Выбирайтесь.

Теперь я понимал строки из Горящего Лабиринта: я должен узреть смерть в могиле Тарквиния, или нечто похуже смерти. Но я не позволю своим друзьям погибнуть вместе со мной.

Но они – вот же упрямцы! – не побежали.

– Аполлон теперь мой слуга, Мэг Маккаффри, – заявил Тарквиний. – Тебе не стоит о нем печалиться. Он приносит ужасные страдания тем, кого любит. Можешь спросить у Сивиллы. – Царь наблюдал, как я корчусь, словно жук, пришпиленный к пробковой доске. – Надеюсь, Сивилла протянет достаточно, чтобы увидеть твои унижения. Может быть, это ее наконец сломает. А когда явятся эти бездари-императоры, они увидят, что такое поистине грозный римский царь!

Хейзел закричала – и стена позади саркофага обрушилась, увлекая за собой половину потолка. Тарквиний и его воины исчезли под грудой камней, каждый размером с танк.

Моя боль немного утихла, превратившись в среднестатистическую агонию. Лавиния и Мэг подняли меня на ноги. По рукам у меня вились воспаленные пурпурные линии. Вряд ли это хороший признак.

Хейзел, хромая, подошла к нам. Глаза у нее были нездорового серого цвета.

– Надо идти.

Лавиния посмотрела на груду обломков:

– Но разве он не…

– Не умер, – проговорила Хейзел с горьким разочарованием. – Я чувствую, как он корчится там, внутри, пытается… – Она вздрогнула. – Не важно. Скоро здесь снова появится нежить. Идемте!

На деле все оказалось не так просто.

Едва передвигая ноги и тяжело дыша, Хейзел вела нас назад по другим туннелям. Мэг прикрывала нас, кроша зомби, которые время от времени попадались на пути. Лавиния тащила меня почти в одиночку, но неожиданно она оказалась столь же сильной, сколь и проворной. Казалось, будто волочь за собой по гробнице мое бренное тело ей не составляет никакого труда.

Я смутно понимал, что происходит вокруг. Мой лук, ударившись об укулеле, сыграл дребезжащий открытый аккорд, идеально вторящий звону в моей голове.

Так что же произошло?

Сначала я показал поистине божественное владение луком, а потом рану на животе пронзила жуткая, едва ли не смертельная боль. Стоило признать: лучше мне не стало. Тарквиний говорил о яде, медленно подбирающемся к моему мозгу. Несмотря на старания целителей из лагеря, я обращался, становясь одной из этих царских тварей. А встретившись с ним лично, я, очевидно, ускорил процесс.

Я должен был прийти в ужас. Уже одно то, что я мог так бесстрастно размышлять об этом, внушало беспокойство. Часть моего мозга, отвечающая за медицинские знания, заключила, что я впал в шоковое состояние. А может, просто умираю.

Хейзел остановилась перед развилкой:

– Я… не уверена.

– В смысле? – спросила Мэг.

Глаза Хейзел по-прежнему были цвета влажной глины.

– Не могу понять. Тут должен быть выход. Мы почти на поверхности, но… простите, ребята.

Мэг спрятала мечи:

– Ничего. Покарауль пока.

– Что ты делаешь? – спросила Лавиния.

Мэг прикоснулась к стене. Потолок шевельнулся и треснул. У меня перед глазами промелькнула картинка: нас, как Тарквиния, погребает под собой многотонная масса камней – что в нынешнем состоянии казалось мне весьма приятной смертью. Но вместо этого сквозь трещины пробились десятки корней. Они постепенно утолщались, расталкивая камни. Даже меня, бывшего бога, привыкшего к магии, это зрелище заворожило. Корни вились и переплетались, тесня землю – и вот уже к нам пробился тусклый лунный свет, а через некоторое время мы оказались у подножия пологого желоба – корневого желоба? – с опорами для рук и ног.

Мэг принюхалась:

– Опасностью не пахнет. Пошли.

Хейзел стояла на страже, а Мэг и Лавиния потащили меня наверх. Мэг тянула, Лавиния толкала. Все это было очень унизительно, но мысль о том, что полузаряженная манубаллиста Лавинии болтается где-то в районе моего нежного зада, придавала мне сил двигаться вперед.

Выбравшись на поверхность, мы оказались посреди леса, под секвойей. Карусели не было видно. Мэг помогла Хейзел подняться к нам, а потом коснулась ствола секвойи. Корни, образовавшие желоб, сплелись плотнее, отверстие закрылось и исчезло в траве.

– Где мы? – спросила Хейзел, пошатнувшись.

– Нам туда, – заявила Лавиния.

Несмотря на мои уверения, что со мной все хорошо, она снова взвалила меня к себе на плечо. Серьезно, я ведь умираю самую капельку, подумаешь. Мы заковыляли по тропинке между деревьев. Я не видел ни звезд, ни каких-либо ориентиров и понятия не имел, куда мы направляемся, но Лавиния была невозмутима.

– Откуда ты знаешь, где мы? – спросил я.

– Я же говорила, – ответила она. – Мне нравится изучать окрестности.

«Похоже, ей очень нравится Ипритка», – в который раз подумал я. А может быть, Лавиния просто уютнее чувствовала себя на природе, чем в лагере. Они бы с моей сестрой поладили.

– Кто-нибудь ранен? – спросил я. – Гули вас не достали?

Девочки отрицательно покачали головой.

– А ты как? – Мэг бросила на меня хмурый взгляд и указала на мой живот. – Я думала, тебе полегчало.

– Видимо, я рано обрадовался.

Мне хотелось отругать ее за то, что она ринулась в бой, едва не погубив нас всех, но у меня не было сил. К тому же она так на меня смотрела, что мне показалось, будто сердитая маска на ее лице может в любой момент рассыпаться, как потолок в гробнице Тарквиния, и она разрыдается.

Хейзел настороженно посмотрела на меня:

– Ты же должен был выздороветь. Ничего не понимаю.

– Лавиния, можно мне жвачку? – попросил я.

– Ты серьезно? – Лавиния порылась в кармане и протянула мне пластинку.

– Ты дурно на меня влияешь.

Негнущимися пальцами мне удалось развернуть жвачку и закинуть ее в рот. Она оказалась приторно сладкой. И розовой на вкус. Но это было куда лучше, чем кислый привкус яда, стоящий у меня в горле. Я принялся жевать, радуясь возможности сосредоточиться на чем-то, кроме мыслей о костяных пальцах Тарквиния, которые одним движением прожигают мои внутренности мучительным огнем. И что он там говорил про Сивиллу… Нет. Сейчас я не мог об этом думать.

Через несколько сотен мучительных ярдов мы вышли к небольшому ручью.

– Уже недалеко, – сказала Лавиния.

Хейзел оглянулась:

– За нами с десяток преследователей, и они быстро приближаются.

Я ничего не слышал и не видел, но верил Хейзел на слово:

– Идите. Я вас задерживаю.

– Ни за что, – отрезала Мэг.

– Держи Аполлона. – Лавиния передала меня Мэг словно мешок с продуктами. – Переходите через ручей и поднимайтесь вон на тот холм. Оттуда увидите Лагерь Юпитера.

Мэг поправила перепачканные очки:

– А ты?

– Я отвлеку их. – Лавиния погладила манубаллисту.

– Ужасная идея, – сказал я.

– В этом вся я, – ответила Лавиния.

Не знаю, что она имела в виду: что она отвлекает врагов или что придумывает ужасные идеи.

– Она права, – решила Хейзел. – Будь осторожна, легионер. Встретимся в лагере.

Лавиния кивнула и побежала в лес.

– Ты уверена, что это разумно? – спросил я Хейзел.

– Нет, – призналась она. – Но что бы Лавиния ни делала, она всегда возвращается без единой царапины. А нам сейчас нужно отвести тебя домой.

18

Готовим с Праньялом

Мокричник и тертый рог

Зомби-жаркое без спешки

Дом. Какое прекрасное слово.

Я понятия не имею, что оно значит, но звучит оно приятно.

Очевидно, на обратном пути в лагерь мой разум отделился от тела. Я не помнил, как потерял сознание. Не помнил, как мы добрались до долины. Но в какой-то момент мое сознание увлекло куда-то в даль как наполненный гелием шарик.

Я видел сон о доме. Был ли он у меня хоть когда-то?

Родился я на Делосе, но так случилось лишь потому, что моя беременная мать Лето вынуждена была бежать туда от гнева Геры. Остров стал убежищем и для нас с сестрой, но я никогда не чувствовал себя там дома: с тем же успехом ребенок, рожденный на пути в больницу, мог считать домом заднее сиденье такси.

Гора Олимп? У меня был там дворец. Я бывал там по праздникам. Но Олимп всегда казался мне местом, где жили отец с мачехой.

Солнечный дворец? Старое пристанище Гелиоса. Я просто сделал там ремонт.

Даже Дельфы, мой величайший Оракул, изначально были логовом Пифона. И как ни старайся, запах старой змеиной кожи из вулканической пещеры ничем не выведешь.

Увы, за всю жизнь в четыре с лишним тысячи лет все моменты, когда я чувствовал себя как дома, случились за последние месяцы: когда я жил в домике со своими детьми-полубогами в Лагере полукровок; когда сидел за столом на Станции вместе с Эмми, Джо, Джорджиной, Лео и Калипсо и резал овощи к обеду; в Цистерне в Палм-Спрингс вместе с Мэг, Гроувером, Мелли, тренером Хеджем и колючими дриадами-кактусами; и вот теперь в Лагере Юпитера, где встревоженные, убитые горем римляне, несмотря на множество собственных проблем, несмотря на то, что я всегда несу с собой страдания и несчастья, приняли меня с уважением, поселили в комнате над кофейней и обеспечили одеждой из постельного белья.