Освобождение Несс Патрик
Зато теперь фавн знает, что Королева никуда не исчезла. Она на месте, и сила по-прежнему с ней.
Второго шанса он не упустит.
– Я вижу долю вины в себе, – слышит Королева свои слова. – Да-да, вижу!
Она знает, что такое вина – человеческий домысел, один из самых зловещих, пагубных и эгоистичных, – и начинает думать, видеть, нащупывать все новые ее частицы в окружающем мире, ибо люди отрицают и разделяют вину в равной степени.
– Да, да, доля вины есть и в тебе, – говорит она Саре.
Та явно страшится приговора, но и рада ему. Она привыкла к гнету вины и втайне мечтает о нем, ибо это что-то привычное и знакомое, пусть и гибельное.
– Однако в тебе вины гораздо меньше, чем ты думаешь, – молвит Королева. – Во мне ее больше, но и это не самая большая доля.
У Сары словно открываются глаза. Она наконец-то понимает, кто перед ней.
– Так это ты?.. – Она резко садится – от шока стихают судороги и даже резкая боль в глазах, ибо она наконец-то видит свою покойную подругу. – Это правда ты?
Она берет Королеву за руку.
В этот миг фавн совершает прыжок.
– Все хорошо, – сказал Линус, обнимая его сзади и дыша ему в загривок.
– Я даже не знаю, с чего расплакался, – сказал Адам. – Правда, не знаю.
– Из-за Уэйда, наверное.
– Ох, не произноси вслух его имя.
– Дома тоже не все ладно?
– Подружка Марти залетела.
Линус резко сел в кровати.
– Вот это да! Что же ты сразу не сказал?!
– Про Уэйда зато сказал. И про Анджелу.
– Хм. Конечно, весть о том, что Марти уже не девственник, потрясла меня до глубины души, но вряд ли это могло довести тебя до слез. Верно?
– Верно.
– Так в чем же дело?
Адаму и самому хотелось бы знать. В книжках и фильмах всегда все ясно и понятно. А в настоящей жизни – сплошная неразбериха. За примером далеко ходить не надо – достаточно вспомнить сегодняшний день. Да, Линус помог, встреча с ним принесла чудесное и кратковременное освобождение (в постели Линуса его сразу отпустило, а в самый ответственный момент накрыло так, что пришлось остановиться). Уэйд, отъезд Анджелы, напряженка с родителями, необходимость ехать к отцу в церковь и…
– Ты из-за Энцо, да? – тихо, слишком тихо спросил Линус.
– Нет, – слишком быстро ответил Адам. И тут же задумался: если отмести все остальное, сегодня ему как-никак придется попрощаться с Энцо.
– Я пойму, если так. Не парься, все нормально, – сказал Линус, хотя сам явно запарился.
– Нет, ненормально. Ты не должен с этим мириться. Да я и сам не хочу!
Линус положил голову Адаму на грудь.
– Знать бы, как ему удалось загнать крючок в твое сердце. Его ведь даже хорошим человеком не назвать!
– Угу, – кивнул Адам. – Ну, то есть он может быть хорошим… Местами.
Линус постучал средним пальцем по его груди, там, где сердце.
– Однако он по-прежнему здесь.
– Дело не в нем, Линус. Я плачу не из-за него.
– Разве что самую малость.
– Разве что самую малость. Но только самую-самую. – Адам не знал, правду ли говорит. Хотелось бы самому в это верить.
– Тогда в чем дело?
– Линус…
– Во мне?
– Нет!..
– Я точно знаю, что он тебе лгал. Может, тогда он думал, что говорит правду, но потом сам же все переиграл. Я никогда так с тобой не поступлю, Адам. Я не ангел, даже близко, но я тебе не вру. Про нас, про мои чувства – это все чистая правда.
– Знаю…
– Тебя волнует разница в росте?
– Боже, нет!..
– Или тебе не по душе моя выраженная гомосексуальность? Знаешь, у людей бывает скрытая, внутренняя гомофобия…
– Вот это здесь точно ни при чем.
– А что тогда при чем?
Адаму вдруг показалось, что он падает. Словно кровать под ним разверзлась, и он полетел в пропасть, а Линус остался на краю и смотрел вниз, далекий, недосягаемый. Нет, это случилось не вдруг, он чувствовал себя так постоянно. Каждый божий день. Все остальные были вне досягаемости. И Линус, и порой даже Анджела, и, конечно, родные…
– Не оставляй меня без любви, – повторил Линус его слова. – Что ты имел в виду? Не мог же Энцо быть единственным, кто тебя любил…
– Нет, что ты, нет.
– Тогда о чем ты?
Адам перевел дух. Вот оно – неосознанное, невысказанное.
– Черт! Кажется, до меня дошло.
– Что?
– Почему я не могу ответить тебе такой же любовью.
Линус поморщился – словно его ударили под дых.
– Нет, я не в том смысле!
– А в каком?
– Линус, я…
– Я не могу любить тебя больше, чем уже люблю, – с грустью произнес Линус. – Я просто не умею! Мне остается только надеяться, что этого достаточно, но если нет…
– Достаточно. Тут все дело во мне.
Линус начал отстраняться:
– Я так и знал. Я знал, что ты не сможешь его забыть…
– Энцо здесь ни при чем, клянусь.
Линус уже сел и смотрел на него – с печалью и болью во взгляде. Однако он не стал ему мешать, позволил выговориться.
– Сегодня утром Марти выследил меня на пробежке и сообщил, что его новая подружка залетела. Что они скоро поженятся и ее имя означает «счастье» или что-то в этом роде.
– Это та русская?
– Белоруска. Нет, не она, другая.
– Молодец Марти.
– И еще он сказал… Мы разговаривали, а он возьми и скажи… – У Адама пересохло в горле, он поморщился. – …мол, моя любовь – ненастоящая. Я считаю ее настоящей, но это не так. Я просто себя дурачу, да и…
Линус закончил:
– …да и как твоя любовь может быть настоящей, то ли дело его любовь – от него-то вон даже девчонка залетела, с которой они познакомились пять минут назад!
Адам в отчаянии посмотрел на Линуса широко распахнутыми глазами.
– Господи, Линус! Я ведь ему поверил. Поверил. И до сих пор верю. Мой внутренний голос говорит мне, что все это – ненастоящее, не может быть настоящим.
– Потому что я – не девчонка?
– Да, и к тому же… – Он не смог закончить: грудь сдавило, лицо перекосило, к горлу снова подступили слезы. Линус тихо положил голову ему на грудь.
– К тому же, – опять договорил он за Адама, – Адам Терн не достоин любви. И никогда не будет достоин.
– Прости…
– Вот уж кто точно не должен извиняться. – Линус поцеловал Адама в нос, подбородок, губы. Тот еще поплакал, а потом стал целовать Линуса в ответ. Он чувствовал свой вкус во рту Линуса, запах собственного тела на его губах и понимал, что Линус чувствует то же самое. Их поцелуи стали глубже, неистовее. Адам ощущал растущее возбуждение – свое и Линуса…
Теперь все стало по-другому. Если раньше они просто занимались чем-то приятным, развлекались, то это была уже настоящая близость.
Он гладил тело Линуса, прижимал его к себе, вдыхал его запах, слушал стук его сердца – и вновь и вновь возвращался за поцелуем. На этот раз они молчали. Линус был здесь, рядом, в мире Адама, проникал в каждую сокровенную трещинку, притягивал его все ближе к себе, будто пытаясь слиться с ним воедино, и мягкими толчками возвращался внутрь Адама – и это было не столько проникновение, сколько воссоединение.
Вот он, Линус, прямо здесь. Шрамики на спине – в детстве ему делали операцию, удаляли легочные узлы. Едва заметная полоса волос между ягодицами. Родинка на правом бедре. И этот запах, запах секса – не пота, а чего-то другого, чего-то сокровенного, предназначенного лишь для Адама.
– Кончаю, – прошептал Линус, почти вопросительно глядя Адаму прямо в глаза. Адам кивнул. Линус напрягся, как струна, на миг затаил дыхание, потом резко выдохнул. Ни о чем не спрашивая, не говоря ни слова, он тут же помог Адаму кончить. Это заняло всего несколько мгновений. А потом они просто лежали, тяжело дыша и приходя в себя, прежде чем окончательно расцепиться – и до последнего откладывая этот миг.
– Моя Королева, – твердит фавн, обнимая ее – запрещенный, гибельный прием! – и пытаясь физически вырвать ее из хватки духа. Однако разъединяет их в итоге Сара. Сара, что сейчас смотрит на них во все глаза, невзирая на ослепительное сияние Королевы.
– Как ты посмел меня тронуть! – гремит Королева. – Как ты посмел!..
Она умолкает. Фавн, ощутив неожиданное сопротивление, тоже замирает на месте.
Сара (мудро прекратившая все попытки разобраться в происходящем) по-прежнему держит за руку духа, а с ним и Королеву, которая и дух, и Королева одновременно.
– Подожди, – тихо, но властно приказывает Королева. Фавн подчиняется. Она наполовину выходит из духа – словно бы слегка откидывается назад, отделяется от него. – Подожди, – повторяет она.
Все прислушиваются.
– Ты должна меня освободить, – говорит дух.
– Ты должна меня освободить, – вторит Королева ей в унисон, немигающим взором следя за происходящим, так глядят ее щуки-охотницы перед тем, как нанести удар.
– С кем ты говоришь, моя Королева? – вопрошает фавн.
– Кейти? – робко произносит Сара. – Я ужасно соскучилась! Иногда… иногда мне так плохо, что жить нет больше сил.
– Ты должна меня отпустить, – молвит дух, молвит Королева.
Сара опускает глаза на свою ладонь, в которой до сих пор стискивает запястье подруги.
– Я сейчас не про руку, – говорит дух, говорит Королева.
– Ваше Величество, – не унимается фавн, – нас всех ждет погибель, если вы не…
– Я ведь сказала: жди, – не глядя на него, отвечает Королева.
– Ты должна меня отпустить, иначе и сама не сможешь обрести свободу, – молвит дух, молвит Королева, обращаясь к Саре. – Ты должна меня отпустить. Ты ни в чем не виновата.
Сара рыдает, по-прежнему держа Королеву за руку.
– Вы тоже должны ее отпустить, миледи, и как можно скорей, – бормочет фавн.
– Королева никому ничего не должна. – Она все еще пристально наблюдает за духом и девушкой на диване.
– Вы в ней застряли, затерялись. Дух влечет вас к погибели. К погибели всего и вся.
– Дух вышел на охоту – на поиски того, что позволит ей освободиться. – Королева едва поднимает мизинец, и фавн тут же расцепляет руки. Она вновь сплетается с духом, но прежде успевает сказать: – Я пойду с ней. Куда бы она ни направилась.
– Поехал в церковь? – спросил Линус, заглядывая в салон автомобиля сквозь открытое окно.
– Да. Надо подготовиться к завтрашней проповеди. Оба помощничка заболели, а я типа всегда на подхвате.
Линус сунул голову в салон.
– От тебя все еще пахнет… нами.
– Ну и ладно, отец не поймет. – Адам поднял голову. – Или поймет?..
– Можешь еще раз принять душ, если хочешь.
– Да я и так уже опаздываю.
– Увидимся на вечеринке?
– Так ты идешь? После всего…
– Мы ведь сможем там увидеться. Да еще наливают бесплатно – ясное дело, иду! – Линус вновь поцеловал его на прощание. – Я сказал правду. Понимаю, мы еще школьники и в нашем возрасте любые отношения ненадолго. Наверное, оно и к лучшему. Но я действительно тебя люблю, Адам Терн. Сегодня, сейчас – люблю.
– И я тебя люблю, – ответил Адам, ничуть не лукавя.
– Может, пока еще не совсем, – улыбнулся Линус. – Но уже скоро.
Адам уехал, не забыв помахать в зеркало Линусу, которого прямо сейчас любил, любил по-настоящему. До боли в сердце. И ему очень хотелось, чтобы это оказалось надолго.
Чтобы он был этого достоин.
Выезжая на дорогу, Адам бросил взгляд на экран мобильника. Пропущенный звонок от Марти. Ни одного от родителей. Совсем ничего от Анджелы (хотя у нее, наверное, запарка на работе). Одно сообщение от Карен из мегакорпорации «Зло интернэшнл» – с вопросом, как у него дела. И…
«Ты хороший человек, Адам. Никому не позволяй убедить себя в обратном».
От Линуса.
Адам положил телефон и поехал в церковь. Там он припарковался и лишь тогда заметил, что красная роза, купленная в подарок Линусу, так и осталась лежать на сиденье.
6
«Дом на камне»
– Ставь скамьи поближе друг к другу, это слишком далеко, – сказал Здоровяк Брайан Терн. – Сюда еще пятнадцать рядов впихнуть надо.
– Как человек высокий, клянусь тебе: это не слишком далеко.
– Да ты вообще на балконе отсиживаешься! Думал, я не замечаю?
– Я не самый высокий из твоих прихожан.
– Уж повыше среднего. Короче, ты меня понял: пятнадцать рядов.
Зал для прихожан, не поместившихся в главном зале, располагался слева от алтаря. Здесь же проводились почти все мероприятия: утром в будни – развивающие занятия для малышей, а по вечерам – встречи Анонимных алкоголиков. И то и другое было источником дополнительных доходов для «Дома на камне», без которых церковь давно бы загнулась. Ранним субботним утром мужчины изучали здесь Библию (к счастью для Адама, он был еще слишком юн для этих занятий и мог со спокойной совестью их не посещать). Сразу после них сегодня состоялась репетиция юношеского хора. Они ставили мюзикл, которым собирались терзать уши прихожан по случаю Дня труда (Адаму посчастливилось увильнуть и от этого: слух у него отсутствовал настолько, что даже отец не просил его петь). Ну, а дальше Здоровяк Брайан Терн в компании двух помощников должен был подготовить помещения церкви к воскресенью. Но одному из них на днях прооперировали щитовидку, а второй упал с лестницы (видимо, спьяну). В общем, расставлять пятнадцать рядов – каждый состоял из пяти длинных скамеек – пришлось Адаму. Куда столько? Тех, кто не поместится в главном зале, хватит от силы рядов на пять.
– А почему Марти не помогает? – спросил Адам, водружая на место шестнадцатую по счету скамью.
– Я сейчас не готов обсуждать Марти, – буркнул отец, даже не поглядев на него.
– Но помощь в церкви может сойти за епитимию.
Тут уж он удостоился косого взгляда:
– Мы не католики, Адам. Наша церковь – не про наказание, а про прощение.
– Ну, если ты его простил, тогда тем более он должен быть здесь и помогать!
– Я его не простил. – Брайан Терн замер на месте, вцепившись в тележку со сборниками гимнов, которые Адаму предстояло разложить по скамьям. – Видит Бог, я пока его не простил.
Адам при всем желании не смог бы вспомнить, когда отец делал такое лицо из-за проступка Марти. Обычно этого выражения удостаивался Адам, в очередной раз сошедший с пути истинного, точнее, узенькой тропки, которой не разглядел бы даже самый истовый прихожанин «Дома на камне». От удивления у Адама вырвалось:
– Хочешь об этом поговорить?
– Нет, – ответил Здоровяк Брайан Терн, возвращаясь к работе.
Дополнительный зал был только началом. Дальше следовало проверить камеры для онлайн-трансляций, убедиться в исправности аудиосистемы (юношеский хор имел обыкновение не возвращать ее к исходным настройкам после репетиции), а еще – почистить и наполнить свежей водой джакузи за крестом, служившее купелью. Это тоже предстояло сделать Адаму, после чего он мог поехать наконец к Анджеле и помочь ей с пиццами для грядущей «встречи».
Работали в тишине, и Адама это несказанно радовало. Еще больше его радовало, что отец не лез к нему с советами и нотациями, а позволил все сделать самому – не дай бог он учуял бы запах Линуса.
– И давно ты знаешь? – спросил отец, разглядывая два сборника с гимнами и словно не понимая, что с ними делать.
Внутри у Адама все оборвалось.
– Что?
– Про Марти.
Он облегченно выдохнул:
– Сегодня утром. Он меня подкараулил на пробежке.
– Почему тебя? Почему он не рассказал сперва нам?
Адам уже хотел ответить, но до него вовремя дошло, что вопрос риторический. Папа задавал его самому себе, и версия Адама не особо его интересовала. Все же он ответил:
– Может, решил порепетировать признание. Понять, убьют его эти слова или они – всего лишь слова…
– Это не просто слова.
– В конце концов, есть ведь и плюсы! – попытался успокоить его Адам. – Ты скоро станешь дедушкой.
– Мне сорок пять. Я еще даже не начал седеть.
– Начнешь, если Марти не перестанет тебя удивлять.
Отец наконец положил книжки на скамьи.
– Не умничай. Вам, молодым, только бы языком чесать. И погляди, к чему это приводит.
Он развернулся и ушел в свой кабинет: ему еще предстояло написать проповедь. Интересно, какую тему он выберет?
Королева и пленивший ее дух хотят проникнуть в тюрьму.
У такого поступка могут быть последствия, которые фавн, вероятно, не сумеет устранить. Ломать стены и двери труда не составит: он силен, как сотня этих хрупких созданий с беспокойными, суетливыми жизнями. Но грохот и разрушения привлекут любопытных. Фавна увидят очень многие, и вряд ли он совладает с таким количеством умов разом. Создания, столь зависимые от мифов, могут оказаться беззащитны перед потоком пугающих и неопровержимых фактов.
Однако Королева настроена решительно. Она уже приближается к тюрьме по извилистой, огороженной высокими заборами дороге. Здесь могут ездить только машины охранников, и рано или поздно они им встретятся.
– Миледи, умоляю вас, – говорит фавн, не зная, доходят ли его слова до ее ушей. Солнце уже преодолело зенит и начало свой по-летнему долгий спуск к горизонту. Но и летом день не может длиться вечно. Сперва наступят сумерки, а потом солнце сядет за горизонт – и принесет погибель. Фавна утешает лишь то, что он сгинет одним из первых и не увидит самого страшного.
Тут из-за поворота выныривает полицейский автомобиль. Фавн видит потрясенное лицо человека за рулем, который замечает сперва утопленницу в лохмотьях, а затем и огромного фавна, что следует за ней на почтительном расстоянии.
«Началось», – успевает подумать фавн, прежде чем броситься в долгий бой за свою Королеву.
Почему-то автомобиль потрясает ее до глубины души – хотя не должен бы. Машина с визгом тормозит, качнувшись вперед, затем дверь открывается. Человек уже положил руку на кобуру пистолета, его лицо – маска растерянности и недоумения.
Враждебного недоумения.
– С вами все хорошо, мэм? – спрашивает он, и по его голосу ясно: нет, у нее явно не все хорошо.
И вдруг…
Полицейский ее узнает. И она его тоже.
– Это судьба, – произносит она. – Нас свела сама судьба.
– Мы знакомы, – говорит полицейский, не убирая руку с кобуры. – Но… этого не может быть. Вы – ее сестра?..
– Ты меня нашел, – молвит Королева. – Ты первый нашел меня в озере.
– Вам нельзя здесь находиться, – отвечает полицейский. – А вас, сэр, я вынужден заключить под арест за появление на публике в неподобающем…
– Какой еще сэр? – недоуменно спрашивает она, но полицейский уже лежит на земле и невидящим взором смотрит в небо. Кажется, что кто-то заботливо уложил его рядом с машиной. Девушка подходит и застывает над ним, не понимая, что произошло.
– Ты меня нашел, – отчаянно пытается объяснить она. – Вытащил меня со дна озера. Пытался вернуть к жизни, хотя это давно было не под силу уже никому. Я чувствовала твои руки на своей груди. Мое сердце сжималось под весом твоего тела. – Она опускается почти вплотную к нему, трогает его виски холодными мертвыми пальцами. – Ты арестовал моего убийцу. Посадил его сюда. – Она поднимает голову. Тюрьма стоит сразу за холмом, она это знает. – Так было суждено. Здесь действуют высшие силы.
Она встает и оставляет полицейского лежать на дороге. Теперь ей как никогда ясно, куда нужно идти.
Фавн стирает воспоминания о Королеве из разума человека, а его самого оставляет лежать рядом с машиной. Фавна пули не берут, а вот Королеву – в ее теперешнем теле – могут и брать.
Нет времени убирать с дороги машину и человека. Они останутся здесь и навлекут новый хаос, новые неприятности.
– Здесь действуют высшие силы, – говорит Королева.
«Интересно, – думает фавн, направляясь следом за ней, – она имеет в виду себя? Его? Или нечто другое – нечто ужасное, что заставляет их неумолимо двигаться вперед?»
Адам послушно ходил в церковь почти всю свою жизнь, пока в один прекрасный день не перестал. А потом снова начал. И снова перестал. Наконец – в возрасте тринадцати лет – он опять ударился в религию, уничтожив в приступе праведного гнева всю порнушку и сомнительные программы на компьютере и вновь посвятив свою жизнь Иисусу, о чем он даже написал родителям письмо (от руки!), в котором рассказал, как ему страшно за судьбу мира: несомненно, грядет пришествие Антихриста, поэтому он вновь вверяет свою душу Богу и церкви. Все долго плакали.
На следующий день он горько пожалел и о письме, и об удалении полезного и весьма редкого контента. С тех пор он отчаянно пытался пополнить свои закрома «клубничкой», а у родителей появился лишний инструмент влияния: когда Адам начинал плохо себя вести, они доставали письмо и вопрошали, куда подевалось его доброе, чуткое сердце.
«Ведь именно блудный сын был самый любимый!» – не однажды говорили они.
«А как же Марти?» – ни разу не спросил он.
Бессмысленные метания от веры к безверию прекратились, когда Адам повстречал Энцо.
– Не пойму, что мне теперь с этим делать? – спросил он Анджелу. – У меня появилась эта штука, эта любовь, которая – по идее – есть доказательство существования Бога, а они мне говорят, что все наоборот.
– Никогда не понимала твоих родителей, – ответила она.
– Видимо, я тоже.
– Моя церковь ничего подобного не говорит. У нас недавно поженились две старушки-лесбиянки – по-моему, самые древние во всем штате. Ты только представь: тебе за восемьдесят, но ты по-прежнему открыт всему новому! Круто, да?
– Вот почему по воскресеньям мне не разрешают ходить в твою церковь.
Анджела пожала плечами:
– Мы не так уж часто туда ходим. По-моему, для мамы это повод повидаться с друзьями.
– Раньше я думал, что все так живут. Что все семьи за обедом обсуждают грядущий конец света.
– Ну, мы тоже его обсуждаем. Только под концом света имеем в виду очередного президента-республиканца.
Вспомнив тот разговор, Адам улыбнулся. Он сидел в каморке, где помещался звуковой пульт: естественно, после репетиции хора басы и высокие частоты стояли на максимуме, а средние просели. Если завтра Здоровяк Брайан Терн – бас-профундо и по звучанию, и по характеру – попытается сказать что-нибудь в микрофон с такими настройками, то рискует вышибить все окна в церкви и при этом остаться совершенно непонятым.
Адам достал телефон.
«Папа, как ни странно, не слишком бесится из-за Марти. Он задет за живое, но не зол».
«Еще не вечер, – ответила Анджела. – Как Линус?»
«Не твое дело».
«Посексились?»
Читать бесплатно другие книги:
