Пыль грез. Том 2 Эриксон Стивен

– Разумеется, сэр.

– Во время последней кампании беглый оул'дан, известный под именем Красная Маска, проник в Дрен. Пролилась кровь, во время последовавшей погони солдаты гарнизона попали в засаду. Я все верно излагаю?

– Да, сэр.

– В последующих рапортах упоминались два демонических создания, служивших Красной Маске телохранителями.

– Да, сэр. Ящеры, передвигались на двух ногах и быстро, как лошади. Их видели уже непосредственно во время кампании. Атри-седа включала их описания в сообщения, передававшиеся вплоть до первой значительной битвы. С тех пор ни один посыльный обратно уже не возвращался.

– Тебе случайно не знаком солдат по имени Гордец?

– Нет, сэр.

– Оул'дан по рождению, но воспитан в семье из Дрена. Попал туда уже достаточно большим, чтобы не забыть оул'данские легенды о том, как в древности их народ сражался за территории с армией демонов примерно того же вида. Успеха в войне оул'даны не добились, и она окончилась, лишь когда демоны мигрировали к востоку, в сторону Пустоши. Бывшие враги сделались союзниками? Так бывает. Известно ли нам, что случилось с Красной Маской? Он еще жив?

– Предполагается, что мертв, сэр, поскольку и оул'данов больше нет.

– И однако прямых свидетельств тому не имеется.

– Нет.

– Благодарю вас, Хенар Вигульф. Можете идти.

Всадник отсалютовал, бросил на Лостару Йил еще один взгляд и вышел.

Капитан-малазанка звучно выдохнула.

– Уф-ф.

– Прошу принять мои извинения, – сказал ей Брис. – Женщин в моей армии несколько меньше, чем в вашей, – дело тут не в намеренных ограничениях, просто летерийские женщины, похоже, предпочитают иные профессии. Вероятно, Хенар уже давно…

– Я уже поняла вас, командующий, простите, что перебиваю. Кроме того, мужчина он весьма впечатляющий, так что и извиняться тут не за что. – Она поднялась со стула. – Так или иначе, упомянутые им ящеры по описанию явно соответствуют к'чейн че'маллям. Вы уверены, что они были живыми? Или все же неупокоенными?

– Нет никаких свидетельств, противоречащих версии, что они были живы. В частности, в первой битве обоих удалось ранить.

– В таком случае Быстрый Бен, вероятно, прав, – кивнула Лостара.

– Так и есть. – Откинувшись на спинку стула, Брис задумчиво взглянул на стоящую перед ним рослую женщину, потом произнес: – Был один бог… Я знаю его имя, хотя к нашим делам оно особого отношения не имеет. Зато для нас важно, где он обитал: это были земли, что мы сейчас зовем Пустошью. Там он жил, там и сгинул. Жизни его лишили силой, магией цивилизации к'чейн че'маллей – о которых он до того, к слову, даже не слышал, но в памяти его осталось само это название и отдельные… картинки. – Покачав головой, он продолжил: – Может статься, эта магия, – тут он бросил взгляд на Араникт, – была одним из тех Путей, что сейчас принесли нам вы, малазанцы. Или неким ритуалом. Называлась она Акраст Корвалейн. И она, капитан, выпила жизненную силу из самой земли. По сути, весьма вероятно, что именно она и создала Пустошь, уничтожив всех духов и богов, что там проживали, вместе с теми, кто им поклонялся.

– Любопытно. Все это надо будет сообщить адъюнкту.

– Да, нам необходимо объединить все знания, которыми мы обладаем. Будьте любезны, капитан, отправляйтесь сейчас к адъюнкту и предупредите ее, что мы собираемся нанести визит.

– Немедленно поскачу, командующий. А время визита?

– Скажем, обед?

– Тогда мне следует поторопиться, сэр. – Она отсалютовала.

Брис улыбнулся ей.

– Здесь, внутри, это необязательно. Будьте добры, капитан, по пути наружу отправьте ко мне кого-нибудь из штабных.

– Разумеется. И – до встречи около полудня.

Когда она вышла, Брис махнул рукой в сторону опустевшего стула.

– Присядьте, атри-седа. Мне кажется, вы несколько бледны.

Чуть поколебавшись, та повиновалась и с очевидной Брису неловкостью присела на самый краешек сиденья. Ну, для начала хоть так.

За пологом что-то шаркнуло, внутрь комнаты ступил капрал Гинаст и застыл в ожидании приказаний.

– Капрал, переведите Хенара Вигульфа в распоряжение штаба. Более того, когда я отправлюсь к обеду в малазанский лагерь, он будет частью моего эскорта. Выдайте ему соответствующий плащ и объявите, что отныне он – младший капрал.

– Прошу прощения, командующий, речь о том Вигульфе, что из Синецветья?

– Именно. Почему это вас беспокоит?

– Согласно воинскому уставу, сэр, уроженцы Синецветья не имеют права продвижения по службе в регулярной летерийской армии. Только среди синецветских конных копейщиков, причем чин не может быть выше лейтенантского. Так записано в договоре о капитуляции, составленном после завоевания Синецветья.

– Речь о том самом договоре, по которому мы получаем из Синецветья лошадей и сбрую со стременами, да и само подразделение конных копейщиков именно согласно ему и создано?

– Да, сэр.

– Причем стремена, которые они нам поставили, оказались никуда не годными?

– Это было с их стороны весьма гнусной проделкой, сэр. Удивительно, что король не потребовал репараций.

– Вы имеете полное право удивляться, Гинаст, – но не говорить о короле в подобном неодобрительном тоне. Насчет стремян же не могу не признать, что сам я хитрости синецветцев лишь аплодирую. Мы эту их месть вполне заслужили. Что касается ограничений в званиях, хочу объявить следующее: отныне любой солдат летерийской армии, независимо от его происхождения, имеет равные права в продвижении по службе, которое будет основано лишь на личных достоинствах и безупречном служении королевству. Пришлите ко мне писца, и мы немедленно зафиксируем это на бумаге. Что до вас, Гинаст, рекомендую поторапливаться, вам еще следует своевременно отыскать Хенара, чтобы он был готов меня сопровождать. Вы меня поняли?

– Сэр, высокородным офицерам может не понравиться…

– Насколько я понимаю, малазанская императрица провела кампанию по очищению рядов своих армий от тех, кому звание досталось на основании рождения или привилегий. Известно ли вам, капрал, как именно она это сделала? Все соответствующие офицеры были арестованы и либо казнены, либо пожизненно отправились на рудники. Решение, на мой взгляд, весьма изящное, и если благородное сословие внутри моих войск позволит себе недовольство, я могу посоветовать брату принять аналогичные меры. Это все, можете идти.

Капрал отсалютовал и поспешно удалился.

Брис кинул взгляд на Араникт и обнаружил ту в состоянии, близком к шоку.

– Будет вам, атри-седа, вы же не думаете, что я в действительности способен предложить нечто подобное?

– Сэр? Конечно, нет! То есть дело совсем не в этом! Прошу простить меня, сэр. Простите.

Склонив голову набок, Брис пристально вгляделся в нее.

– В чем же, тогда? Вероятно, атри-седа, вас удивило, что я позволил себе заняться чем-то вроде сводничества?

– Да, сэр. Немного.

– Сегодня я впервые за все время знакомства с капитаном Йил увидел у нее в лице что-то живое. Что до Хенара, мне он кажется мужчиной вполне ее достойным, а вам?

– О, да, сэр! То есть…

– Экзотика его явно привлекает. Как вы полагаете, есть у него шансы?

– Откуда мне знать, сэр?

– Просто скажите, что вы обо всем этом думаете как женщина.

Глаза ее забегали, на лице появилась краска.

– Она видела, как он смотрит на ее ноги, сэр.

– Но не попыталась их прикрыть.

– Я это заметила.

– Я тоже.

В комнате повисло молчание. Брис разглядывал Араникт, та же изо всех сил старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на командующего.

– Во имя Странника, атри-седа, воспользуйтесь уже этим стулом как положено. Усядьтесь поудобнее и расслабьтесь.

– Слушаюсь, сэр.

Из-за капитанского шатра донесся визгливый, с присвистом смех Горлореза. Снова. Спрут поморщился и подтащил к себе свой клепаный хауберк. Напяливать доспех до выхода на марш смысла не было, однако смазать все же стоило.

– Где ведро со смазкой?

– Вот. – Битум протянул ему ведерко. – Только не бери слишком много. Смазка кончается, а раз теперь припасами распоряжается Порес…

– Ничем этот поганец не распоряжается, – буркнул Спрут. – Просто самочинно назначил себя посредником, а мы знай в узел закручиваемся, чтобы хоть чего-то получить. Квартирмейстер доволен: он запросов теперь почти не видит. К тому же у него доля на черном рынке. Надо, чтобы кто-то сказал Сорт, а она пусть скажет Добряку, чтоб…

– Добряк больше над Поресом власти не имеет, Спрут.

– А кто имеет?

– Насколько я знаю, никто.

В лагерь вернулись Улыбка с Кориком. Хотя какой это уже лагерь – тлеющий костерок да сваленные в кучу вещмешки, оружие и доспехи.

– Первый колокол пополудни, не раньше, – сообщила Улыбка.

– Есть новости про Геса с Ураганом? – спросил у нее Спрут.

– Пускай Скрип говорит что хочет, – сказал Корик, – но они, скорее всего, смылись. И другие тоже.

– Не неси чушь, – осадил его Спрут. – Ветераны не уходят, на то они и ветераны.

– Ага, пока их все в конец не достанет.

– Иди к Флакону, – мрачно посоветовал Битум. – Он тебе то же самое скажет. Их похитили.

– Ну хорошо, их похитили. Дальше что? Они все равно не здесь – возможно, даже мертвы. Кто следующий?

– Если повезет, то ты, Корик, – сказала Улыбка, присаживаясь на свой мешок. Повернулась к Битуму. – У него весь мозг выжгло. Я больше не узнаю нашего Корика. Уверена, вы все думаете так же.

Она снова поднялась.

– А, катись оно все в Бездну, пойду прогуляюсь.

– Можешь не возвращаться, – сказал ей вслед Корик.

Снова послышался резкий смех Горлореза. Спрут шумно выдохнул.

– Какого Худа он там ржет?

Корабб, который до этого спал – или притворялся, что спит, – поднялся.

– Схожу разберусь. Меня он тоже выводит из себя.

– Если он это назло, Корабб, проломи ему башку.

– Понял тебя, Спрут. Не вопрос.

Спрут проводил Корабба взглядом, потом усмехнулся и пихнул локтем Битума.

– Слыхал?

– Конечно, я ж тут сижу.

– Он больше не дичится нас. Он теперь наш силач. Это радует.

– Согласен. Радует, – сказал Битум.

– Я главный силач в этом взводе, – сказал Корик.

Битум продолжил шнуровать сапоги. Спрут отвернулся, почесал проплешину и только тогда понял, что все пальцы у него в смазке.

– Худов дух!

Битум поднял голову и прыснул.

– Не, так ты ее от трещин не защитишь.

– Кого – ее?

– Черепушку свою.

– Ха-ха, как смешно.

Корик стоял у костра, словно неприкаянный. Потоптавшись на месте, он ушел. Не туда, куда до этого ушла Улыбка, а в противоположную сторону.

Спрут продолжил смазывать хауберк. Когда смазка закончилась, он просто провел пальцами по макушке.

– Удерет.

– Не-а, – отозвался Битум.

– Ну как же. Геслер с Ураганом пропали. А еще Целуй.

– Целуй никогда не было дела ни до кого, кроме нее самой.

– А Корику было? Раньше – да, но теперь он весь в себе. А мозги, как сказала Улыбка, у него выгорели. Осталась только зола.

– Не сбежит он.

– Почему ты так уверен, Битум?

– Потому что даже среди этой золы что-то еще теплится. Ему еще есть, что доказывать. Не себе – себя он может убедить в чем угодно, – нам всем. Хочешь не хочешь, нравится не нравится, а никуда он не сбежит.

– Что ж, ладно, поглядим.

Битум взял смазку с виска у Спрута и принялся начищать сапоги.

– Смешно, – произнес Спрут.

Корабб обошел командный шатер и увидел за ним Горлореза, Непоседу и Смрада. Те сидели кружком прямо за выгребной канавой. Корабб подошел к ним.

– Перестань ржать, Горлорез, или я тебе череп проломлю.

Троица виновато подняла голову. Горлорез кисло усмехнулся.

– Ну-ну, солдат, попробуй.

– И попробую. Что вы тут делаете?

– Играемся с чешуйчатыми крысами. Что, нельзя?

Корабб протиснулся к ним поближе. В траве возились три тощих зверька, связанных хвостами.

– Да вы над ними издеваетесь.

– Дурень, – сказал Непоседа. – Мы собираемся зажарить их на обед. А так они никуда не денутся.

– Вы их мучаете.

– Вали отсюда, Корабб, – сказал Горлорез.

– Либо развяжите им хвосты, либо сверните шею.

Горлорез вздохнул.

– Смрад, может, ты ему объяснишь?

– Корабб, у них нет мозгов, одна жижа вроде гноя. Они как термиты или муравьи. Могут соображать только толпой. Трех, как видишь, маловато. К тому же от них чем-то несет: как будто магией, только более склизкой. Вот мы с Непоседой и пытаемся разобраться, так что уйди, а?

– Мы едим склизкую магию? – переспросил Корабб. – Фу, гадость какая. Больше ни куска в рот не возьму.

– Тогда очень скоро проголодаешься, – сказал Непоседа и перевернул одну из крыс брюшком кверху. Товарки начали тянуть ее, но не договорились, в какую сторону. – Их тут миллионы. Худ знает, чем они питаются. Утром мы видели целую стаю – натуральная сверкающая река. Убили с полсотни, остальные разбежались.

Крыса наконец сумела перевернуться обратно, и вся троица снова попыталась разбежаться в разные стороны.

– Их с каждым днем все больше и больше. Как будто они нас преследуют.

По спине у Корабба пробежал холодок – он, правда, не понял отчего. Никакой угрозы эти крысы не представляли. Даже еду не воровали.

– Слышал, они больно кусаются.

– Если подставиться под укус, то да, – сказал Смрад.

– Ну что, Горлорез, отсмеялся?

– Да, да. Вали уже.

– Смотри у меня. Еще раз услышу твой смех – вернусь уже не для разговоров.

– Это просто смех, Корабб. Каждый смеется по-своему…

– Но от твоего пробирает дрожь.

– И правильно. Именно такой звук издают ублюдки, которым я вспарываю горло.

Корабб шагнул между Непоседой и Смрадом и, наклонившись, подхватил крыс. Быстро свернул им шеи. Бросил связанные хвостами тельца на землю.

– В следующий раз заслышишь мой смех… – угрожающе прохрипел Горлорез.

– И он будет последним, – произнес Корабб. – Я просто снесу твою дурную башку, ты даже вздохнуть не успеешь.

Он ушел. Еще чуть-чуть, и дошло бы до драки. Что с ними со всеми стало? Когда-то у этой армии, невзирая на все невзгоды, было достоинство. Звание «охотника за костями» чего-то стоило. Теперь же они превратились в толпу скучающих задир и бузотеров.

– Корабб.

Он поднял глаза и увидел, что путь ему преграждает Фарадан Сорт.

– Капитан?

– Скрипач уже вернулся?

– Нет, кажется. Четверть колокола назад его еще не было.

– Где твой взвод?

– Там же, где и был. – Он ткнул большим пальцем за спину. – Вон там.

– А ты куда идешь?

– Никуда. Куда-нибудь. Не знаю.

Капитан нахмурилась и прошла мимо. Корабб задумался, не должен ли он идти за ней – все-таки она направлялась к его сослуживцам. С другой стороны, Фарадан Сорт ничего не сказала, поэтому Корабб пожал плечами и продолжил бесцельное блуждание. Может, снова прибиться к тяжам? Побросать костяшки. А зачем? Я ведь всегда проигрываю. Знаменитое везение Корабба распространяется на все, кроме самого важного. Он положил ладонь на рукоять новенького летерийского меча, чтобы проверить, что тот никуда не делся. Нет, уж его-то я не потеряю. Это мой меч, и отныне я буду им пользоваться.

В последнее время он частенько вспоминал Леомана. Без особой причины – точнее, пытался понять, как тому удавалось вызывать в солдатах фанатичную преданность. Раньше Корабб верил, что это талант, дар. Теперь сомневался. Такие таланты делают человека бесчувственным. Быть последователем очень опасно, особенно когда узнаешь правду. А правда в том, что командирам вроде Леомана плевать на тех, кто идет за ними. Они собирают фанатиков, как богатый торговец копит монеты, а потом без сожалений тратит их.

Нет, что бы там ни говорили, адъюнкт лучше. Народ требовал себе кого-то вроде Леомана, но Корабб знал, каково это. Врагу не пожелаешь. С Леоманом всех бы поубивали до единого. Адъюнкт же заботилась о своих солдатах, возможно, даже чересчур. И если выбирать, он не задумываясь выбрал бы ее.

Недовольство – это болезнь. Именно оно разожгло Вихрь, в котором погибли сотни тысяч. Был ли хоть кто-то доволен, стоя над могильными ямами? Никто. И недовольство же заставило малазанцев поедать друг друга. Хорошо, виканцы истреблены, но кто в здравом уме поверит, что новая земля, которую поселенцы застолбили для себя, не отомстит? Рано или поздно она обратит пришельцев в прах, а ветер его развеет.

И даже здесь, в лагере Охотников за костями, недовольство распространялось как зараза. Просто так – от скуки и незнания. Что в этом плохого? Скука значит, что никого не порубят на куски. А незнание – это самая что ни на есть правда жизни. Раз – и сердце остановилось. Или беглая лошадь затоптала на ближайшем перекрестке. Или в черепе лопнул сосуд. Или с неба упал камень. Сама суть будущего – в незнании. Кто способен настолько разобраться в прошлом, чтобы все понять, и, все поняв, предсказать все что будет?

Кто там недоволен? Сейчас по роже двину, полегчает. Да, Спрут был суров и нелюдим, но Кораббу он начинал нравиться. Жалуется много, конечно, но это не то же самое, что выражать недовольство. Спруту явно нравится сама возможность жаловаться. Без этого он бы пропал. А так он выглядит вполне себе удовлетворенным. Втирает жир в кожаный доспех, точит гладий, заостряет наконечники арбалетных болтов. Снова и снова пересчитывает «шрапнели» и «дымари», перекладывает единственный «огневик» да косится на сумку Скрипа, где спрятана как минимум одна «ругань». В общем, счастливый человек. По хмурой мине сразу видно.

Спрут хороший. Понятно, чего от него ждать. Он не горячее железо, но и не холодное. Он – горькое железо. Как и я. Горькое и еще более горькое. Только попробуй со мной связаться, Горлорез.

Капитан Добряк пригладил оставшиеся волосинки на гладком черепе и поудобнее уселся на своем складном стуле.

– Чем обязан, Сканароу?

– Я из-за Рутана.

– Я и не сомневался. Тут уже все про вас знают.

– Да не в этом дело. Не только в этом. В общем, кажется, я в нем ошиблась.

– Поспешила, с кем не бывает.

– Да нет. По-моему, у него ненастоящее имя.

– А у кого настоящее? Я, например, свое заработал путем многолетних взвешенных рассуждений. Думаю, и «Сканароу» неспроста появилось. Этим словом канцы в древности называли суку холмовой собаки, разве нет?

– Да не о том я, Добряк! Он что-то скрывает… Да, на первый взгляд история у него складная. Во всяком случае, в том, что касается временных рамок…

– Каких-каких рамок?

– Ну, в смысле, когда, где и что он делал. Все вроде бы сходится, но это-то и настораживает. Уж слишком гладко, как будто хорошо придумано.

– Или же все именно так и было.

– Сомневаюсь. Врет он, Добряк, нутром чую.

– Ладно, Сканароу, допустим. С каких пор вранье в малазанской армии стало преступлением?

– А если за его голову назначена цена? Если Когти спят и видят, как бы его прикончить, или Императрица послала за ним тьму соглядатаев?

– За Рутаном Гуддом?

– За тем, кто он на самом деле.

– Даже если и так, что с того? Какая теперь разница, Сканароу? Мы сейчас все дезертиры.

– У Когтей длинная память.

– После Малаза от них мало что осталось. Думаю, они приберегут яд для адъюнкта и других важных офицеров-предателей, героических ветеранов вроде меня и, конечно же, Кулаков – за исключением разве что Блистига. Ты, сдается мне, – добавил Добряк, – смотришь в будущее. Как вы двое остепенитесь, построите себе дом с видом на канские пляжи. Дымок из трубы там и выводок бородатых ребятишек, играющихся с огненными муравьями. Знаешь, Сканароу, я думаю, у тебя не будет проблем с тем, чтобы спокойно спать по ночам.

– Кажется, я начинаю понимать, каково было лейтенанту Поресу в твоем подчинении, Добряк. Все пускаешь на самотек?

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Ну да, ну да, – проворчала Сканароу. – А на это что скажешь: Рутан становится дерганым. Чем дальше, тем больше. Расчесывал бороду и чуть не стянул ее с подбородка. Ему снятся кошмары. А еще он во сне разговаривает на совершенно незнакомых мне языках.

– Хм, а вот это уже любопытно.

– И я про то же. Ты, к примеру, слышал про Акраст Корвалейн?

Добряк наморщил лоб.

– Нет, кажется, но такие словечки есть у тисте. Очень похоже на название какого-нибудь Старшего Пути вроде Куральд Галейна или Куральд Эмурланна. Надо поинтересоваться у Высшего мага.

Сканароу вздохнула и отвела взгляд.

– Ясно. Ладно, вернусь к своим взводам. Пропажа Геслера с Ураганом, к тому же вскоре после Масан Гилани и той, другой… В общем, положение очень шаткое.

– Полностью согласен. Будешь выходить, Сканароу, попроси капрала Громилу принести мой набор.

– Набор чего?

– Гребней, Сканароу. Гребней.

Мастер-сержант Порес приподнялся, утирая кровь из-под носа. Перед глазами все еще плясали непонятные точки, но даже сквозь это марево он видел, что его личный фургон разграблен. Двое волов в упряжке глядели на Пореса, отрешенно пожевывая удила. Он мимолетом задумался, возможно ли выдрессировать волов как сторожевых собак, но образ скотины, скалящей квадратные зубы и грозно мычащей, показался ему недостаточно устрашающим.

Порес встал, отряхиваясь от земли и травы, как вдруг услышал за спиной шаги. Он сначала дернулся, потом развернулся, закрывая лицо от удара.

Обошлось. Компания, которая к нему подошла, страха почти не внушала: Вал и с ним четверо его «мостожогов».

– Что это с тобой стряслось? – спросил Вал.

– Сам не знаю. Кто-то принес ордер, который я, эм-м, не смог подписать.

– Не та восковая печать?