Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета Риордан Рик
Младший визгливо рассмеялся:
– А ты мне нравишься. Прямой и грубый! Давай-ка взглянем на меч, раз такое дело.
Я продемонстрировал ему фокус с кулоном. В тусклом неоновом свете руны на клинке отливали оранжевым и зелёным.
Старый гном втянул воздух сквозь зубы:
– Да, это меч Фрейра, всё верно. Печальные новости.
– Тогда, может быть, – сказал Блитцен, – ты согласишься помочь нам?
– Помочь тебе? – прохрипел Младший. – Твой отец был моим заклятым врагом. Ты запятнал моё доброе имя. И теперь ты хочешь, чтобы я помог тебе? Да, Блитцен, в дерзости тебе не откажешь.
Жилы на шее Блитцена напряглись так, что казалось, накрахмаленный воротничок рубашки того и гляди лопнет:
– Вражда между нашими семьями не имеет к этому отношения, Младший. Сейчас главное – путы. Главное – не дать освободиться Фенриру.
– О, ну конечно. – Младший усмехнулся, обернувшись к телохранителям. – Тот факт, что у моего отца хватило гениальности, чтобы создать Глейпнир, а твой отец всю жизнь только и делал, что ставил под сомнение надёжность этих пут, – ну конечно, оба этих факта тут совершенно ни при чём.
Блитцен сжал в кулаке горлышко кошеля с золотыми слезами. Я испугался, как бы он не треснул Младшего этим мешком золота по маковке.
Но он сказал:
– Меч Лета перед тобой. Всего через шесть мидгардских ночей Сурт собирается освободить Волка. Мы, конечно, постараемся ему помешать, но ты сам знаешь, что у старых оков давно истёк срок эксплуатации. Нам нужно знать всё о путах, связывающих Волка. И нам нужны запасные путы – просто на всякий случай. А сделать их можешь только ты, остальные недостаточно искусны.
Младший приставил ладонь к уху:
– Повтори-ка, что ты сказал в конце?
– Ты гений, старый и вредный… – Блитцен заставил себя остановиться. – Только у тебя одного хватит умения создать новые путы.
– Верно, – усмехнулся Младший. – И так уж вышло, что у меня уже готовы запасные путы. Но заруби себе на носу: я сделал их не потому, что с Глейпнир что-то не так, и не потому, что меня беспокоят обвинения по части их качества со стороны вашей семейки, а просто потому, что предпочитаю быть готовым ко всему. Должен добавить – в отличие от твоего отца, который как последний дурак отправился в одиночку проверять, надёжно ли связан Фенрир, и позволил себя сожрать.
Я встал между ним и Блитценом, чтобы мой друг не бросился на старика с кулаками.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Ребята, сейчас не время. Младший, если у вас есть запасные путы, это просто класс. Давайте обсудим цену. И кстати, нам нужна ещё… пара серёжек.
– Хе! – Младший утёрся. – Ну конечно. Серьги. Для матери Блитцена, надо полагать. А что вы предлагаете в качестве платы?
– Блитцен, – сказал я, – покажи ему.
У Блитцена всё ещё глаз дёргался от злости, но он развязал кошель и высыпал немного золота себе на ладонь.
– Ха! – крякнул Младший. – Хорошая цена… если бы покупателем был не Блитцен. Ладно, я продам вам то, что вы хотите, но сначала я должен отомстить за опороченное доброе имя моей семьи. Сейчас самое время раз и навсегда решить всё между нами. Что скажешь, сын Фрейи? Состязание: ты и я. Ставка и правила обычные.
Блитцен попятился к барной стойке и вжался в неё. Он так заизвивался, что я почти поверил, что он произошёл от червя. (Стереть! Эй, долговременная память, я кому сказал?!)
– Младший… – промямлил он. – Знаешь, я не могу, никак не получается…
– Скажем, завтра, на мохосвете? – предложил Младший. – Жюри пусть возглавит кто-нибудь незаинтересованный, к примеру, Набби, который, уверен, не подслушивает нас сейчас, прячась под стойкой.
Что-то ударилось о помост за стойкой, и приглушённый голос Набби произнёс:
– Сочту за честь.
– Значит, решено, – улыбнулся Младший. – Ну, Блитцен? Я бросил тебе вызов по всем правилам наших древних обычаев. Согласен ли ты защитить честь своей семьи?
– Я… – Блитцен повесил голову. – Где встретимся?
– В кузнях на площади Кеннингов, – ответил Младший. – Будет весело. Пока, мальчики. Мне не терпится рассказать обо всём сестре Бемби. – И старый гном поковылял на выход, а его телохранители пристроились в кильватере.
Едва они вышли, Блитцен мешком рухнул на Дом Афедрона и залпом осушил Златую Чару.
Набби вылез из-под стойки и заново наполнил кубок Блитцена. Его брови-гусеницы при этом озабоченно извивались.
– Это за счёт заведения, Блитцен. Ты был хорошим парнем.
И он удалился на кухню, бросив нас с Блитценом и Тейлор Сфит, которая к тому времени распевала: «Я знаю места». В подземном гномьем мире слова песни обретали новый смысл.
– Может, всё-таки объяснишь, что это было? – спросил я Блитцена. – Что ещё за состязание на мохосвете? И кстати, что такое «мохосвет»?
– Мохосвет… – Блитцен упрямо смотрел в свой кубок, – это то, что у гномов заменяет рассвет, время, когда мох начинает светиться. А состязание… – Он чуть не плакал. – Ничего страшного. Уверен, дальше ты справишься со своим квестом и без меня.
В эту самую минуту двери распахнулись, и в бар ввалились Хэртстоун и Сэм. Выглядело это так, будто их выкинули из машины на полном ходу.
– Они живы! – закричал я. – Блитц, смотри!
Хэртстоун от радости не мог говорить даже на языке жестов. Он бросился к Блитцену и так его обнял, что чуть не уронил со стула.
– Ну-ну, дружище. – Блитцен рассеянно похлопал его по спине. – Я тоже рад тебя видеть.
Сэм не стала бросаться мне на шею, но хоть постаралась улыбнуться. Она была вся исцарапанная, с ног до головы в листьях и веточках, но вроде бы цела.
– Магнус, я рада, что ты ещё не умер. Не хотела опоздать к этому моменту.
– Спасибо, аль Аббас. Что с вами произошло, ребята?
Она пожала плечами:
– Мы прятались под хиджабом сколько могли.
Во всей этой кутерьме я и забыл про фокус с платком.
– Да что это было-то? У тебя хиджаб-невидимка?
– Он не делает меня невидимой. Это просто маскировка. Всем валькириям выдают лебяжьи плащи, чтобы мы могли спрятаться, когда нужно. А я ношу свой как хиджаб.
– Но ты не превратилась в лебедя. Вы с Хэртом стали точь-в-точь как мох на дереве.
– Он разное умеет. В общем, мы сидели под ним, пока белка не убралась. После её лая мне было худо – хорошо, что на Хэрта она не подействовала. Мы стали карабкаться по Иггдрасилю…
«Нас хотел съесть лось», – показал на языке жестов Хэртстоун.
– Пардон? – не понял я. – Лось?
Хэрт раздражённо крякнул и показал по буквам: «О-Л-Е-Н-Ь. Животных два, знак один».
– А, так уже понятнее, – сказал я. – Вас хотел сожрать олень.
– Да, – подтвердила Самира. – Даин или Дунейр – в общем, один из оленей, которые бродят по Мировому Древу. Мы удрали от него, но свернули не туда и попали в Альвхейм.
Хэртстоун содрогнулся и показал: «Ненавижу».
– И вот мы здесь, – закончила Самира и повернулась к Блитцену, который так и сидел, как пыльным мешком пристукнутый. – А что у вас происходит?
Я коротко рассказал им о том, как мы побывали у Фрейи и о чём поговорили с Младшим. Услышав это, Хэртстоун одной рукой опёрся о стойку, а второй показал по буквам «М-а-с-т-е-р-и-т-ь?» и отчаянно замотал головой.
– В смысле «мастерить»? – переспросил я.
– Гномы состязаются в том, – объяснил Блитцен, – кто лучше мастерит вещи. Выигрывает более искусный мастер.
Сэм задумчиво побарабанила пальцами по своему боевому топору:
– Судя по твоему лицу, похоже, в своём мастерстве ты не уверен.
– Мастерить – это вообще не моё, – сказал Блитцен.
«Неправда», – возразил Хэрт.
– Хэртстоун, – сказал Блитцен, – даже если бы я здорово умел делать разные штуки, Младший – самый искусный мастер среди ныне живущих гномов. Он от меня мокрого места не оставит.
– Да брось, – сказал я. – Ты справишься. А если вдруг нет, мы придумаем другой способ, как заполучить эти путы.
Блитцен посмотрел на меня с тоской:
– Всё куда хуже, малыш. Если я проиграю, мне придётся заплатить головой. Такова традиционная ставка.
Глава 42. Мы устраиваем предсмертную вечеринку с яичными рулетами
НОЧЁВКА ДОМА У БЛИТЦЕНА стала лучшим моментом в этом путешествии. Хотя ничего особенного в его квартире не было.
Блитцен снимал третий этаж таунхауса. На другой стороне улицы был «Свартальв-март» (ага, и такое бывает). Для человека, то есть гнома, которому на следующий день предстоит лишиться головы, Блитцен проявил чудеса гостеприимства. Он извинился, что у него не прибрано (хотя, на мой взгляд, квартира сияла чистотой), разогрел в микроволновке яичные рулеты, намешал литр безалкогольного коктейля «Сержант Пеппер» и притащил упаковку «Пенного мёда от Фьялара» (шесть совершенно разных бутылок, любовно изготовленных вручную из разноцветного стекла).
Мебели в квартире было не так много, зато выглядела она стильно: угловой диван и два футуристических кресла. Наверное, их как-то звали, и возможно, они даже славились чем-то среди мягкой мебели, однако Блитцен не удосужился нас познакомить. На кофейном столике было аккуратно разложено множество журналов о гномьей мужской моде и интерьерном дизайне.
Сэм и Хэрт сидели рядом с Блитценом, пытаясь его утешить, а я мерил шагами гостиную. Я злился и чувствовал себя виноватым: ведь это из-за меня Блитцену теперь грозит смерть. А он и так немало рисковал ради меня. И два года жил на улицах Бостона, приглядывая за мной, хотя мог бы сидеть тут и закусывать пенный мёд яичными рулетами. Пытаясь защитить меня, он бросился на повелителя огненных великанов, вооружившись игрушечным дорожным знаком. А теперь ему светит лишиться головы в жёстких ремесленных состязаниях со злобным пенсионером.
И при всём при этом мне не давали покоя мысли о гномьем подходе к ремеслу и его плодам. У нас в Мидгарде большинство вещей – сущий хлам, они постоянно ломаются, и люди покупают новые. Этот хлам позволял мне выжить целых два года: я копался в выброшенных вещах, выискивая, что можно использовать, продать или, на худой конец, бросить в костёр, чтобы согреться.
Интересно, думал я, каково жить в Нидавеллире, где каждый предмет, вплоть до последней чашки или стула, создан на века. Возможно, меня бы достало каждое утро припоминать все достижения моих башмаков, прежде чем обуться – зато я был бы уверен, что это замечательные башмаки.
И тут я подумал о Мече Лета. Фрейя советовала мне подружиться с ним. Она явно считала, что у этого оружия есть мысли и чувства.
«У каждой созданной мастером вещи есть душа», – сказал Блитцен.
Может быть, я не представился мечу как полагается… Может быть, надо относиться к нему, как к одному из моих товарищей…
– Блитцен, у тебя же должна быть какая-то специализация, – тем временем говорила Самира. – Что ты изучал в ремесленном училище?
– Дизайн одежды, – шмыгнул носом Блитц. – Я сам разработал свою программу обучения. Но пошив одежды так официально и не признали ремеслом. Они хотят, чтобы я обстукивал молотом раскалённые чушки или клепал механизмы! А я это толком не умею.
«Умеешь», – жестом показал Хэрт.
– Но не когда на меня давят! – заявил Блитцен.
– Я не догоняю, – вмешался я. – Почему проигравший должен умереть? И кто определяет победителя?
Блитцен таращился на обложку журнала «Ежеквартальный гном»: «Новые образы на весну! 100 способов применения кожи варга в вашем гардеробе».
– Каждый соперник делает по три предмета. Это может быть что угодно. В конце дня судьи оценивают каждый предмет: насколько он полезен, красив, надёжен и так далее. Они могут начислять баллы за что угодно. Побеждает тот, кто набрал больше баллов. Его соперника казнят.
– Должно быть, у вас не часто проводятся такие состязания, – заметил я, – если проигравшему отрубают голову.
– Это традиционная ставка, – пояснил Блитцен. – Сейчас голову редко ставят на кон. Просто Младший старомоден. И к тому же меня ненавидит.
– Это как-то связано с твоим папой и Фенриром?
Хэрт замотал головой, показывая мне, чтобы я заткнулся, но Блитцен похлопал его по колену:
– Всё нормально, дружище. Они имеют право знать.
Блитц откинулся на спинку дивана и вдруг успокоился, словно неотвратимо надвигающаяся гибель перестала его волновать. Мне стало не по себе. Если бы он бегал по стенкам, было бы не так тревожно.
– Помнишь, я говорил, что гномы делают вещи на века? – начал он. – На самом деле гномы и живут много веков.
Я внимательно оглядел бороду Блитцена. Интересно, он её красит, чтобы скрыть седину?
– Сколько тебе лет?
– Двадцать, – ответил Блитцен. – Но Младшему… ему скоро стукнет пять сотен. Его отец Эйтри был одним из самых прославленных мастеров в истории гномьего народа. Он прожил больше тысячи лет и создал много значимых вещей для богов.
– Даже я о нем слышала, – сказала Самира, надкусив яичный рулет. – Он вошёл в легенды. Это он сделал молот Тора.
Блитц кивнул:
– Как бы там ни было, Глейпнир, возможно, самая важная его работа, важнее даже молота Тора. Эти путы удерживают Фенрира Волка, и тем самым защищают миры от гибели.
– Пока всё понятно, – сказал я.
– Штука в том, что Глейпнир делали в спешке. Боги потребовали срочно помочь им. Они уже пытались связать Фенрира двумя крепчайшими цепями. Окно возможностей закрывалось, а Волк с каждым днём набирал силу. Ещё немного – и уже ничто не смогло бы остановить его. И Эйтри… в общем, он сделал, что мог. По-видимому, путы пока выполняют свою задачу. Но тысяча лет – долгий срок, даже для гномьей работы. А ведь эти путы днём и ночью дёргает и растягивает самый сильный волк во Вселенной. Мой отец Били был великим мастером по созданию верёвок и канатов. Долгие годы он пытался убедить Младшего, что Глейпнир надо заменить. Младший не желал ничего слышать – он утверждал, что время от времени наведывается на остров, где связан волк, чтобы проверить путы, и клялся, что с Глейпнир, мол, всё в полном порядке. Он думал, что мой отец просто хочет испортить репутацию его семьи. В конце концов папа… – Голос Блитцена надломился.
Хэртстоун сказал жестами: «Ты не обязан рассказывать».
– Ничего. – Блитцен прокашлялся. – Младший использовал всё своё влияние, чтобы настроить других гномов против отца. Наша семья потеряла бизнес. Никто не покупал то, что создавал Били. И тогда папа сам отправился на остров Лингви. Он хотел проверить путы и доказать, что их нужно заменить. Но так и не вернулся. А несколько месяцев спустя гномий патруль нашёл… – Он закрыл глаза и покачал головой.
Хэрт знаками показал: «Одежду. Разорванную. Вынесло волнами на берег».
То ли Самира научилась немного понимать язык жестов, то ли просто уловила общую идею, но она в ужасе прижала кончики пальцев к губам:
– Блитц, я так тебе сочувствую!
– Ну вот, – сказал он. – Теперь вы знаете. А Младший затаил обиду. Мало ему, что папа умер. Он и меня хочет опозорить и убить.
Я поставил свой стакан на кофейный столик:
– Блитц, думаю, все со мной согласятся, если я скажу, что Младший может засунуть свою Бабулю-Шкандыбулю себе в…
– Магнус! – остановила меня Самира.
– А что? Этому старикашке самому надо оторвать голову самым неприятным образом. Как мы можем помочь Блитцену выиграть состязание?
– Спасибо, малыш. – Блитцен медленно поднялся на ноги. – Но тут ничем не поможешь. Я… извините, я пойду… – Он, волоча ноги, ушёл в спальню и закрыл за собой дверь.
Самира задумчиво поджала губы. Из кармана её пальто так и торчала веточка Иггдрасиля.
– Может, этот Младший не так уж и искусен? Он ведь уже очень старый, разве нет?
Хэртстоун размотал свой шарф и швырнул его на диван. В Нидавеллире ему явно приходилось туго. Зелёные жилки на шее выступили резче обычного. Волосы наэлектризовались и стояли дыбом, словно побеги, тянущиеся к солнцу.
«Младший – очень хороший мастер», – показал он. А потом сделал такой жест, как будто разорвал лист бумаги пополам и выкинул клочки на ветер. Это значило «безнадёжно».
Мне захотелось начать швыряться в окно бутылками «Пенного мёда от Фьялара»:
– Но Блитцен ведь тоже кое-что умеет? Или ты просто пытался подбодрить его?
Хэрт встал и подошёл к столу, стоящему у стены столовой. Я до сих пор не обращал на этот предмет особого внимания, но Хэртстоун нажал что-то на его поверхности – похоже, там был замаскированный рычаг, – и столешница поднялась, как створка морской раковины. Под ней оказалась большая световая панель. Она включилась, и от неё разлилось тёплое золотистое сияние.
– Солярий! – Стоило мне это произнести, как я всё понял. – Когда ты впервые попал в Нидавеллир, Блитцен спас тебе жизнь… Так вот как он это сделал! Соорудил эту штуку, чтобы добыть для тебя солнечный свет.
Хэрт кивнул и показал: «Я впервые использовал магию рун. Ошибся. Провалился в Нидавеллир. Чуть не умер. Блитцен может мастерить вещи. Очень умело. Но не в стрессе. Состязание… Нет».
Сэм обхватила руками колени:
– Так что нам делать? Ты можешь использовать магию, чтобы помочь ему?
Хэрт, поколебавшись, ответил: «Кое-что могу. Перед состязанием. Этого мало».
Я перевёл это Самире и спросил:
– Чем я могу помочь?
«Защищай его, – ответил Хэрт. – Младший попытается устроить д-и-в-е-р-с-и-ю».
– Диверсию? – Я нахмурился. – А разве это по правилам?
– Я слышала о таком, – сказала Самира. – В гномьих состязаниях разрешается тайком путать карты сопернику: главное, чтобы тебя не поймали. Вмешательство должно выглядеть как несчастный случай – по крайней мере, у судей не должно быть доказательств, что это подстроил соперник. Но Младшему-то зачем жульничать?
«Он сжульничает. – Хэрт сделал такой жест, будто запирал что-то на крючок. – Из вредности».
– Хорошо, – сказал я. – Буду защищать Блитца.
«Всё равно мало. – Хэрт многозначительно уставился на Самиру. – Единственная надежда – спутать карты Младшему».
Когда я перевёл это Сэм, она сделалась серой, как гном на солнце.
– Нет! – Она погрозила Хэртстоуну пальцем. – Ни за что! Я же тебе говорила!
«Блитц может умереть, – возразил Хэрт. – А тебе не впервой».
– О чём это вы? – спросил я. – Что тебе не впервой?
Самира вскочила на ноги. Напряжение в комнате внезапно повысилось до предела.
– Хэртстоун, ты сказал, что никогда об этом и словом ни обмолвишься. Ты обещал. – Она взглянула на меня так, что у меня мигом пропала охота расспрашивать дальше. – Извините. Мне нужно подышать воздухом. – И выскочила из квартиры.
Я уставился на Хэртстоуна:
– Что это было?
Его плечи поникли. Взгляд сделался тусклым, словно он потерял последнюю надежду.
«Ошибка», – показал Хэрт. А потом залез в свой солярий и подставил лицо свету. Тень, которую он отбрасывал на пол, походила на волка.
Глава 43. Состязание по изготовлению декоративных крякв объявляется открытым
ПЛОЩАДЬ КЕННИНГОВ смахивала на баскетбольную площадку, только без стоек с корзинами. Прямоугольник потрескавшегося асфальта, огороженный проволочной сеткой. С одной стороны – ряд каменных столбов, украшенных резьбой – головами драконов и сколопендр, физиономиями троллей. По другую сторону – трибуны, забитые гномами-зрителями. На самой площадке, там, откуда в баскетболе делаются штрафные броски, располагались две открытые кузницы, готовые к работе. В каждой был горн с мехами для поддержания огня, набор наковален, несколько крепких столов и стойка с инструментами, похожими на пыточные.
Зрители явно нацелились провести на трибунах весь день: они принесли с собой вентиляторы, пледы и корзинки для пикника. Несколько предприимчивых гномов припарковали неподалёку фургоны с едой. На вывеске «Сласти ручной работы от Айри» был изображён вафельный рожок, из которого вырастал трёхэтажный дворец из мороженого. К фургончику с надписью «Буррито Бумбурра для бранча» выстроились в очередь гномов двадцать, и я пожалел, что позавтракал чёрствым пончиком дома у Блитцена.
Когда мы подошли к площади, зрители приветствовали Блитцена жиденькими аплодисментами. Самиры нигде не было видно. Она так и не вернулась ночью в квартиру Блитцена, и я не знал, злиться на неё или начинать волноваться.
Младший уже ждал нас, опираясь на свои позолоченные ходунки. За спиной у него маячили телохранители, одетые, как и их босс, в рабочие комбинезоны и кожаные рукавицы.
– Так-так, Блитцен, – усмехнулся Младший. – Мох уже десять минут как светится. Ты что, решил отоспаться напоследок?
Блитцен выглядел так, будто вообще не спал. Глаза у него были красные и ввалившиеся. Весь последний час перед выходом из дома он мучительно решал, что надеть, и в итоге остановился на прямых серых брюках с чёрными подтяжками, белой сорочке, чёрных остроносых туфлях и шляпе «поркпай»[78]. Как бы ни оценили его работу судьи, в конкурсе на самый стильный наряд для работы в кузнице он бы точно выиграл.
Он рассеянно посмотрел по сторонам:
– Начнём?
Толпа радостно взревела. Хэртстоун отправился с Блитценом в кузницу. После ночи в солярии кожа эльфа сделалась розовой, словно его вымочили в паприке. Перед выходом из дома он использовал руну, чтобы при помощи магии помочь Блитцену почувствовать себя отдохнувшим и сосредоточенным, и в результате сам сделался измотанным и рассеянным. Несмотря на это, Хэртстоун усердно раздувал огонь в горне, пока Блитцен бродил по кузнице в лёгкой оторопи, разглядывая стойки с инструментами и корзины с рудой.
Тем временем Младший бодро ковылял на своих ходунках по кузне и орал на одного из телохранителей, чтобы тот принёс ему железную чушку и мешок костяной стружки. Второй громила остался стоять на страже, готовый пресечь любые попытки помешать боссу работать.
Я же встал на страже Блитца, хотя и сомневался, что могу выглядеть так же устрашающе, как гном-качок в комбинезоне. (Да, эта мысль не радовала.)
Примерно час спустя адреналин в моей крови рассосался, и я начал понимать, почему зрители притащили с собой корзинки для пикника. Состязания в мастерстве – не самый быстрый вид спорта. Изредка зрители аплодировали Младшему или одобрительно бормотали, когда он особенно удачно ударял молотом или с шипением окунал металлическую заготовку в чан с водой. Набби и ещё двое судей расхаживали между кузницами, делая пометки в планшетах. Но я всё утро только тем и занимался, что торчал с Мечом Лета наголо и пытался не выглядеть идиотом.
Пару раз, впрочем, мне нашлась работа. Сначала откуда-то прилетела стрела, явно нацеленная в Блитцена. Я даже понять ещё ничего не успел, а Меч Лета сам взметнулся и разрубил её пополам. Зрители наградили меня аплодисментами, но я бы обрадовался им куда больше, если бы в этом подвиге была хоть какая-то моя заслуга.
Чуть позже на меня из-за границы поля, вращая над головой боевой топор и крича: «УБЬЮ!!!», ринулся какой-то гном. Я треснул его рукоятью меча по макушке. Он рухнул. Зрители снова вежливо поаплодировали.
Младший вовсю колотил молотом по раскалённому докрасна металлическому цилиндру размером с ружейный ствол. Он уже соорудил дюжину механизмов, которые, видимо, собирался как-то подсоединить к этой штуке, но что именно должно получиться в итоге, я не догадывался. Ходунки старику ничуть не мешали. Конечно, ковылял по кузнице он не быстро, зато на месте стоял без проблем. А мышцы на его руках, закалённые веками работы у наковальни, от возраста ничуть не ослабели.
Тем временем Блитцен скорчился над своей наковальней, вооружившись парой щипцов-утконосов, и собирал с их помощью какую-то фигурку из тонких металлических пластинок. Хэртстоун стоял рядом и, истекая потом, качал мехи.
Я изо всех сил старался не волноваться из-за того, что Хэрт выглядит совершенно обессиленным, Самира куда-то пропала, а Блитцен то и дело бросает утконосы и начинает оплакивать свою работу.
Наконец Набби провозгласил:
– Десять минут до утреннего перерыва!
Блитцен всхлипнул и присобачил ещё один кусочек металла к своему изделию. То, что получилось, напоминало утку.
Внимание большинства зрителей было приковано к другой кузне, где Младший приделывал к своему цилиндру разные механизмы. Потом он, хромая, подошёл к горну и раскалил всю конструкцию докрасна. Уверенно держа цилиндр клещами, он очень осторожно положил его на наковальню и занёс молот.
И когда молот опускался, что-то пошло не так. Младший заорал. Удар молота пришёлся совсем не туда, куда надо, и расплющил цилиндр. Приделанные к нему механизмы разлетелись во все стороны. Младший попятился, прижав ладони к лицу.
Телохранители бросились к нему:
– Что?! Что случилось?!
Мне было плохо слышно, о чём они говорили, но, насколько я смог разобрать, какое-то насекомое ужалило Младшего между глаз.
– Ты её прихлопнул? – спросил один из громил.
– Нет! Проклятая тварь улетела! Скорее, пока цилиндр не остыл…
– Время! – объявил Набби.
Младший топнул ногой с досады и выругался. Оглядев своё погубленное творение, он принялся орать на телохранителей.
Я отправился посмотреть, как там Блитцен. Мой друг мешком сидел на краю наковальни, шляпа его съехала на затылок, одна подтяжка сползла.
– Как дела, приятель? – спросил я.
– Ужасно. – Он показал на плод своих трудов. – Я сделал утку.
– Ага… – Я изо всех сил пытался придумать, как бы его похвалить. – Очень миленькая уточка. Это клюв, да? А это крылья?
Хэртстоун сел рядом с нами прямо на асфальт.
«Утки, – сказал он на языке жестов. – Всегда утки».
– Извини, – простонал Блитцен. – Когда я нервничаю, у меня всегда получаются кряквы. Не знаю почему.
– Не переживай, – утешил его я. – Младший всё равно в пролёте. Его первый проект слегка разлетелся вдребезги.
Блитцен попытался отряхнуть сажу с белой рубашки:
– Это меня не спасёт. На первой работе Младший обычно только разогревается. У него осталось ещё два тура, чтобы стереть меня в порошок.
– Эй, ты это брось. – Я порылся в нашем пакете с припасами и достал фляжки с водой и крекеры с арахисовым маслом.
Хэртстоун набросился на еду, как оголодавший эльф. Поев, он сел и направил луч фонарика себе на лицо, пытаясь насытиться его светом. Блитцен едва притронулся к воде.
– Никогда я к этому не стремился, – бормотал он. – Все эти состязания в мастерстве, волшебные вещицы… Я всегда хотел всего лишь разрабатывать модели качественной одежды и продавать их по разумной цене в собственном магазине.
Я уставился на его мокрый от пота воротничок и вспомнил слова Фрейи: «По части тканей и фасонов Блитцен настоящий гений. Другие гномы не ценят его мастерство, но, по-моему, оно выше всех похвал».
– Так вот о чём ты мечтаешь, – понял я. – И вот зачем тебе понадобилось пить из источника Мимира – ты хотел узнать, как открыть собственный магазин?
Блитцен нахмурился:
– Не только. Я хотел идти за своей мечтой. Хотел, чтобы гномы перестали надо мной смеяться. Хотел отомстить за смерть отца и восстановить доброе имя моей семьи! Но нельзя получить всё и сразу. Я отправился к Мимиру за советом.
– И… что он сказал?
Блитцен беспомощно пожал плечами:
– Четыре года службы – такова была плата за право испить из источника. Мимир сказал, что цена знания и есть ответ на мой вопрос. Что, служа ему, я получу желаемое. Вот только ничего я не получил. А теперь скоро умру.
«Нет, – возразил Хэрт на языке жестов. – Однажды твоя мечта сбудется».
– И как же, по-твоему? – спросил Блитцен. – Без головы, знаешь ли, трудновато заниматься кройкой и шитьём.
У меня внутри, где-то под ложечкой, ворочалось несколько раскалённых докрасна идей, оформляясь в заготовку, из которой уже могло что-то получиться. Если, конечно, это была не изжога от крекеров с арахисовым маслом. Я думал о том, что мой меч может превращаться в кулон, а хиджаб Самиры на самом деле представляет собой высокотехнологичный магический камуфляж…
– Блитц, в следующих двух турах ты сделаешь такое, что все ахнут.
– И почему ты так уверен? А вдруг я запаникую и опять сварганю утку?
– Ты хочешь создавать одежду, верно? Вот и займись.
– Малыш, мы в кузнице, а не в ателье. Кроме того, моделирование одежды официально не считается ремеслом.
– А сможешь сделать доспехи?
Читать бесплатно другие книги:
