Университеты Панфилов Василий
Извозчики так и вовсе, смотрели как на классовых врагов, чувствуя близкую смерть профессии. Но правда, дорогу перегородить пытались редко.
Слуга отворил кованые ворота, и автомобили въехали на усыпанную гравием дорожку, вкусно похрустывая шинами. Остановились у самого крыльца…
… или как это называется, когда ступеньки занимают больше площади, чем хорошая деревенская изба, и колоннада с портиками? Мраморными! Зар-раза… одно к одному всё! С навесом.
Подскочившие лакеи спешно отворили дверцы, и фырчащие машины, чадящие газолином, тронулись в сторонку с достоинством императорских яхт. Там, под навесом, уже стояло несколько авто, и усатые шофёры, затянутые в кожу и футуристического вида очки, курили с видом дипломатов.
Позабавила избыточность кожи вообще, и её неуместность в данное время. Середина сентября в Париже, время достаточно тёплое, и таскать, не снимая, кожаные куртки, шлемы и кожаные же перчатки, это перебор! Курят с усталым видом, сняв едва одну перчатку, и выглядят так, будто шофёрская их спецодежда – рыцарские латы, а бессмысленное бдение их у автомобилей едва ли не равнозначно бдению в храме при посвящении в рыцари.
– Месье… – прошелестел лакей, и я, оглянувшись ещё раз на автомобили и компанию шофёров, поспешил в дом.
– А ты переживал, – пробурчал Илья получасом позже, дефилируя по гостиной с бокалом.
– Вино? – приподнял я бровь, зная его отношение к алкоголю.
– Квас, – усмехнулся помор, салютуя бокалом.
– Однако… – изрядно удивился я.
– А я о чём?! Мы им нужны как бы не поболе, чем наоборот! – тихохонько засмеялся Военгский, – Вчера тебе весь вечор о том твердил, да и севодня о том же… Чево нервничать-то? Хоть с какой стороны посмотри, но здесь и сейчас мы представляем, пусть и метафорически, шахты и рудники Русских Кантонов.
– Будущие, – уточнил я, немножечко успокаиваясь.
– И што? От этого желание урвать чево, да подешевше, у них куда-то пропадёт?
– Ну да, и то верно, – отпиваю наконец глоток выдохшегося шампанского, просто чтобы смочить пересохшее горло, – квас, значица… сподобились, а?!
Стеснение в груди начало проходить, и я вдохнул полной грудью, отчего толи хрустнули рёбра, толи затрещала материя. Приём, который не вполне приём, а как бы дружеская небольшая вечеринка… хе!
А ведь правду Илья сказал, мы им как бы не больше нужны, чем наоборот! Шахты и рудники, да… а ещё мои летадлы и дальнейшие инженерные перспективы. Есть, есть идеи! Времени не хватает, и отчасти – статуса. Не хватало. Теперь попроще станет, можно будет и попробовать некоторые задумки!
Закончится только Выставка, и…
… да, я в Париже точно надолго. Буду, наверное, курсировать между Парижем и Дурбаном, ибо по большей части интересы мои в Африке. А вот интересы Кантонов требуют, чтобы я проводил больше времени в Париже!
Снять мастерскую, нанять сотрудников, а может быть, влиться самому в какую-нибудь фирму «с именем»? Не на жаловании, понятно, а как акционер… или самому? Это надо как следует обдумать!
– О чём задумался, Георг? – поинтересовался негромко подошедший Вильбуа-Марейль.
– О возможности открыть во Франции производство, – отвечаю честно.
– Н-да? – растопорщил усы генерал, – Георг… вы, кажется, передали права на летадлу Южно-Африканскому Союзу?
– У меня ещё много идей, – жму плечами с самым независимым видом.
– Летательные аппараты? Ещё? – оттянув ворот, Вильбуа-Марейль глянул куда-то в сторону, и через несколько секунд рядом появилась группа поддержки.
Пару минут спустя светский трёп ни о чём закончился, и мы, расположившись на диванах и креслах, от разговоров абстрактных перешли к конкретным. Народу сравнительно немного, вместе с нами всего шестнадцать человек, так что расселись мы довольно-таки компактно.
– … то есть… это, как вы говорите, колыбель авиации? – похоронным голосом поинтересовался долговязый, подтянутый майор, ещё недавно смеявшийся над Санькиными шаржами.
– Колыбель и есть, – в очередной раз жму плечами, взглядом выискивая лакея и не вполне понимая, чего это волнуется майор. Пузырики шампанского приятно били в нос и щекотали нёбо… да где там лакей!?
– Месье… – задумчиво сказал Вильбуа-Марейль, – а ведь мы сами виноваты. Строить планы на авиацию, не посоветовавшись с её создателем!?
– И правда, – дребезжащим голосом сказал майор, – сами же критиковали Луи Андре[53], а как дошло до дела, продемонстрировали всю ту же неуместную кастовость и желание решать все вопросы кулуарно. Что же вы предлагает, Георг?
– Я? Ничего! Право слово, это ваша и только ваша задача!
– Простите, Георг. И всё же… Допустим, мы, группа единомышленников с… некоторыми возможностями в армии, производстве и политике, возьмёмся протежировать вашим начинаниям. Всемерно! А вы… делитесь с нами своим виденьем будущего авиации…
– Хм… – чуть склонив голову, окидываю взглядом самого графа и его немногочисленных, но весьма влиятельных друзей. В большинстве своём они не самоценны, но выражают интересы неких семей, политических и промышленных групп, и они предлагают мне…
Короткие переглядки… Мишка еле заметно опускает глаза, Илья кивает, Адамусь – тоже, но после короткой паузы, как бы нехотя.
– Союз? – спрашиваю я.
– Союз, – подтверждает Вильбуа-Марейль, протягивая руку с бокалом.
– Не слишком ли многочести, Жорж? – залпом допив шампанское, поинтересовался однокашник генерала по Сен-Сиру, оставивший армию ради предприятий отца.
– Авиационная промышленность и капиталы староверов, – ответил тот, – а в будущем – парламент Кантонов! Наш!
– Куш, – кривовато усмехнулся промышленник, склоняя голову, – Что ж, ради этого я буду им улыбаться очень… очень искренне!
– Пузырики! – выговаривал мне Мишка, умывая меня холодной водой, – Нашёл отраду! Да ещё и коньяком сверху… как только продержался?! В подъезд строевым, и тут же – нате, развезло! Хорошо ещё, не встретился никто, а то стыдобушки бы хватили…
– Всё… всё! Отошёл мал-мал… – вытерев физиономию докрасна, поворачиваюсь к нему, – Виноват! Но тут такое дело… мы пока ехали, я тут подумал…
– Боже… – закатил Мишка глаза, а Чиж захихикал, делая в блокноте зарисовки.
– … да нормально подумал! Слушай… Бляйшман же теперь де-юре – вассал Кайзера, как и вся их Иудея?
– Ну, – осторожно кивнул брат.
– Помнишь меч…
– А это причём тут?! – удивился Мишка.
– Ну так… – я покрутил пальцами, – намётки пока… с символизмами. Наш меч, мы, рыцарское посвящение позагадочней придумать за-ради дяди Фимы… я же обещал жидо-масонский заговор?
– Свят-свят-свят… – закрестился Мишка, а Санька залился беззвучным смехом, – ты што…
– Ага! Вилли мистику любит… а? И пусть потом ищут то, чево нет!
Глава 24
– Хе! – сев на постели, я мотнул головой, выбрасывая армады тряпошных самолётов из головы, и выключая жестяно дребезжащий будильник.
– Хотя… – задумавшись, я отбросил одеяло и встал, нашаривая босыми ногами тапки. Ах да… штаны не забыть! А то опять мудями через всю квартиру просвечу. Не то штобы мужикам такое в диковинку, но и, чай, не баня!
– Сон дурацкий, – бубнил я, возясь с кофемолкой, – но што-то этакое в нём есть! Понять бы, што именно! Вот же ж…
Зевнув душераздирающе, наконец поджёг спиртовку, и вскоре по квартире начал расползаться запах кофе, будя жильцов лучше будильника.
– Утречка! – зевая, прошлёпал мимо меня растрёпанный Санька, направляясь в ванную.
– А што на завтрак? – поинтересовался он пять минут спустя, усевшись за стол.
– Што приготовишь.
– А?
– У меня думка, – поясняю брату, – вползло што-то в голову тараканом, вот боюсь упустить.
– А… о чём хоть твои тараканы нашептали? – зевнув, поинтересовался он, умащивая зад на стуле и подпирая тяжёлую поутру голову рукой, облокоченной о стол.
– Да так, бред всякий! Авиация и наши летадлы, как основа армии. Наземные силы защищают границы, флот – берега, а стратегические задачи решает авиация.
– А што не так? – не понял Санька, – Сверху-то… ого! Ого-го даже. Хоть бомбами сыпь, хоть пулемётами строчи.
В дискуссию включился сперва подошедший Мишка, а потом и пилоты.
– Авиация, как ни крути, а основа-основ выходит! – горячился Адамусь, возясь у плиты со сложносочинённой яишницей, – Да вот взять мосты, к примеру! Хоть разбомбить сверху, а хоть бы и сесть неподалёку, высадить пару подготовленных ребят из коммандо, и дальше они сами, хех!
– Гладко выходит, – задумчиво сказал непроснувшийся ещё толком Мишка, нарезая хлеб толстыми ломтями, – но чую подвох.
– Не без этого, – киваю, пока Адамусь наваливает мне яишенки с чуть колыхнувшимся желтком, – в общем, вроде и неглупая тема выходит, но именно что вроде.
– А! Плацдарм не считается захваченным, пока яйца твоих пехотинцев не повиснут над вражескими окопами! – отозвался Мишка, – Так?
– Угу. Резкий перекос в военной доктрине опасен, хотя и выглядеть может соблазнительно. Нет опыта массового применения, а это значит, что вся теория – пшик!
– Ага… – Мишка завис ненадолго, – высокотехнологичное производство способно съесть огромные ресурсы, а на выходе…
– Ага, – он сощурился, – подкинуть яичко кукушье хочешь? И кому?
– Не знаю пока, – ковырнув кусок яишницы, пережёвываю, – так-то соблазнительно, но и подводных камней много. Нам, то бишь мне и интересантам, может большой кусок пирога отломиться. А в целом… не знаю, Миш, здесь думать надо. Как на Кантонах скажется, на России, на Британии… ну и вообще.
– Ага… – повторил он, цепко щурясь, и я сразу подобрался, – и как видишь?
– Видишь… – хмыкаю смущённо, – веришь ли, не знаю пока! Приснилось, а потом уже, вроде как по горячим следам. Такие, знаешь… армады тряпошные, навроде наших.
– Тряпошные?! – вскинулся Илья, – Да это…
– Годика через три-четыре увидишь, – улыбаюсь ему, и помор кивает, запоминая обещание.
– Тряпошные, да… – вздыхаю я, – это всё пока так, макет летающий. Пулемёт приспособить нормально, да бомб побольше, да возможность перевозить грузы… Вот уже са-авсем другая машинерия выходит! Не рейки и ткани, а… ну не знаю… фанера, што ли! А можно ещё на поплавки и по воде…
– Та-ак… – Мишка странно булькнул горлом, – по воде, говоришь?
– Ну… – такой его физиономии я даже малость испугался, – технически это несложно. Как, примерно уже представляю, а дальше расчёты и эксперименты. При наличии денег – полгода максимум. А што?
– Да много чего, – не сразу ответил брат, – и так-то не мелочь, а при вдумчивом использовании это такой козырь, что и туза побьёт! Ты вот што… штоб ни словом, ни полслова! Ясно?
– Вас, мужики, – повернулся он к Илье и Адамусю, – это тоже касается. А с этой… фанерой твоей, как?
– Посложней чуть, но не критично, – пожимаю плечами, – Тоже ни слова ни полслова?
– Угум, – кивнул Пономарёнок, кусая губу, – Тряпошные, как ты говоришь… долго им ещё в этой нише расти?
– Может, лет десять, но не поручусь. А может и больше, тут не угадаешь.
– Ну и не надо пока, – постановил Мишка, – мы всё равно пока не потянем… я ведь правильно понял, што технологии там посложнее будут?
– В разы, – киваю, вцепившись в табуретку ступнями, и вытирая ломтем хлеба тарелку, – не паровозный уровень, но где-то рядом. Металлургия мощная не нужна, а вот хорошую – вынь да положь! Станочный парк неплохой, и лучше бы – отличный. Ну и по мелочи – фанера качественная, что между нами, не так-то просто. Лаки-краски-смазки и прочая химия. Навскидку, так-то наверняка ещё несколько позиций накидать можно.
– Накидай, – постановил Стратег, – только в голове!
– Я тут подумал… – начал было Санька, – да вот же ж падлюки! Умею я думать, умею! Хватит рожи корчить!
– Ладно, ладно… – погасив усмешку, похлопываю его по предплечью, – што надумал-то, философ?
– Продать твою идею можно, – снова заулыбался Чиж, – а значит, и нужно! Погоди! Дай договорить! Ежели, допустим, ты сливаешь её французам, как своё виденье будущего авиации. Дядя Фима немцам, а… ну и так далее!
– Дядя Фима, это да, – соглашаюсь я, переглядываясь с Мишкой, – он под это дело себе титул выбьет, он такой! Ну то есть, если МЫ решим пускать эту идею в массы.
– Сделать контролируемую утечку, – подхватил Адамусь, ставя тарелки в мойку, – так можно и не только немцам слить! А… да всем, пожалуй. Всем крупным игрокам. Подвести нужных людей под целевую вербовку… потянем?
– Должны, – отозвался я за Мишку, снова переглянувшись с ним, – шпиЁнов к нам засылают и будут засылать, и если можно сделать резидентуры на родимой сторонушке насквозь своими и просвечиваемыми, то значит – нужно!
– Вы в деле, – приказным тоном сказал Стратег, строго глядя на пилотов. Илья только кивнул равнодушно, а Ивашкевич оскалился предвкушающе. Азартен!
– Ох и навертелось же клубочком! – мотаю башкой, – А всего-то – сон!
Женщины истекали потом и миррой, улыбаясь так фальшиво и старательно, как только могут лучшие подруги, когда у одной из них сильно да, а у остальных – как обычно. Вот бывают же такие гадины, которые сперва ухватывают интересного мущщину, а он, подлец, оказывается ещё и успешным!
– Не знаю, шо и делать, – вздыхала Эстер Бляйшман, и бриллиантовое колье на полной её груди колыхалось в такт, – Фима пишет, шо скучает за мине…
Она выразительно колыхнула грудью, разбрасывая бриллиантовые искорки, и скрежет зубовный стал воистину библейским, а губы подруг раздвинулись ещё сильней, демонстрируя уже не зубы, а дёсны.
– … и понимаю его, как никто! – продолжила Эстер, удовлетворённая реакцией подруг до подмокших панталон и женского счастья, – Это же Фима! Стоило отпустить его в Африку, где он пообещался немножечко поприключаться, и подарить себе немножечко бизнеса, а мине интересное колье к годовщине, так шо ви думаете?
Бляйшман выразительно посмотрела на подруг, дожидаясь ответной реакции, и таки продолжила, жмурясь нашкодившей сытой кошкой.
– Фима, этот султан моево сердца, решил на сдачу от бизнеса взять целую страну! Такие хлопоты…
Эстер выдохнула печально и опустила глаза.
– … ну ви мине понимаете!
Подруги закивали отчаянно, шо они таки понимают!
– Это немножечко похоже на бакалейные лавки, как у твоего мужа, Идочка, – ласково улыбнулась Эстер носатой четвероюродной сестре, мстя за прошлые годы, когда та – да и хвасталась, а Фима – по-всякому, – Только вместо двух… трёх? Вместо трёх лавочек – целая страна! Ой, даже не знаю…
Бляйшман попустила голову, трогая колье.
– … ведь он, султан моево сердца, себе взял страну, а мине подарил алмазные шахты.
Пота, мирры и фальши стало источаться ещё больше, а зависть стала осязаемой, придавив подруг тяжким гнётом понимания, шо им таки достались не те мужья!
– Фимочка сказал, шо ево любовь к мине не влезет в одно колье, – продолжила Эстер, – потому каждый камешек в нём, это одна алмазная шахта из моих!
Ида задышала предобморочно, глядя на колье выпученными глазами, а Ракель, Сарра и Дебора, часто моргали, пытаясь перевести количество камней в шахты, а шахты в деньги. Не получалось от слова «совсем», потому шо такие цифры, они только в сказках, и немножечко у русского царя!
– Пишет и пишет… – вздохнула Эстер, – ой… ви би знали, шо он такое пишет!
Бляйшман схватилась за покрасневшие щёки, и прекрасные глаза её затуманились долгим отсутствием мужчины.
– Песнь песней[54], только ещё немножечко и Камасутра! – горлицей проворковала она, смущая подруг, которые в последние годы если и да, то только с мужьями, неинтересно и под одеялом.
– Надо ехать, – как бы нехотя постановила Бляйшман, снова вздыхая, – а то ведь боюсь оставить одного.
– Уведут? – с робкой надёждой спросила Ида.
– Фиму? У мине? – высокомерно улыбнулась Эстер, и всем сразу стало ясно, шо та, которая четвероюродная Ида – точно дура, и это по другой линии!
– Присмотреть за ним надо, – снизошла женщина, забрасывая в рот несколько зёрнышек граната, – потому как с государством он справиться и без мине, но он же затеял строить дом, и даже два! А как такое, и мужчине?!
Сарра закивала, и пользуясь снисходительным молчанием Эстер, рассказала, как её муж купил интересное для дома, и без неё! Получилось, разумеется, как всегда – дорого и со скандалом. Но сюрприз удался, это да!
– Вот и я думаю – надо ехать! – постановила Бляйшман, – Но с другой стороны – Ёся!
– А шо Ёся? – робко поинтересовалась молчавшая доселе Дебора.
– Как?! – всплеснула руками Эстер, – Ви не знаете? Ёсю хотят сделать послом через консульство!
– В России? – невпопад удивилась Ида, и все на неё посмотрели так, шо она таки и сама поняла, шо дура!
– В Константинополе, – со вкусом выговорила Эстер, – но это потом! Он пока в Дурбане самый главный. Ну то есть на бумагах это другие, уважаемые кем-то люди, но ви же понимаете, шо если мальчик отвечает за финансы и имущество, то на бумаги – тьфу!
– Ёсечке жениться пора, – осторожно вставила Дебора.
– И это ой! – всплеснула руками Эстер, демонстрируя их белизну, холёность, и самое главное – дорогие перстни в больших количествах, – Хоть пополам! С одной стороны – Фима и дома, а с другой – Ёся и всякие вертихвостки! Окрутит ещё какая-нибудь… какая мине не понравится, и шо?!
Подруги переглянулись, и в глазах у них возник козырный интерес до сибе, и наоборот до подруг. Если даже они сами и не слишком да замужем, то кто им мешает облагодетельствовать Ёсика своими дочами, племянницами и прочими кровиночками! А если нет совсем, то по крайней мере, они будут первые, которые об этом да!
Заулыбавшись хозяйке дома ещё слаще, они замёдоточили комплиментами ей, мужу, которому здоровья побольше, и Ёсику, этому золотому мальчику! В воздухе запахло золотом, кровью и женской дружбой.
Глава 25
Подпрыгивая от возмущения и по котячьи пуша седые усы, глава округа Менимольтан наскакивал на меня, пытаясь выразить всю глубину своего недоумения, и немножечко, очень аккуратно – возмущения.
– Месье капитан… – в грудь набирался дымно пахнущий городской воздух, после чего следовала новая тирада с петушиным совершенно наскоком, – я не оспариваю ваше право проводить любые конкурсы! Франция – демократическая страна, и если большинство жителей квартала – за, то кто я такой, чтобы говорить против?!
– Месье Лангле, – я с трудом смог вставить своё слов в этот поток возмущённого сознания, – боюсь, я не вполне понимаю суть ваших претензий…
– Какие претензии, месье капитан?! – замахал руками выборный чиновник, разгоняя претензии и любопытных прохожих, – Напротив…
Через несколько минут удалось-таки продраться к сути, и оказалось, что всячески приветствуя художественный конкурс в квартале Бельвиль, Эжен Лангле предлагает…
И немножечко настаивает!
… провести его не в одном только квартале Бельвиль, а в двадцатом округе целиком, обещая поддержку помощь, и при желании – руку и сердце!
Чьё? Неважно, совершенно неважно… можно даже и своё, если месье капитан…
Месье капитан категорически (и даже с некоторым испугом) отказался, и чиновник выдохнул не без облегчения, но…
– … зараза такая! – рассказывал я Саньке часом позже, когда мы встретились в условленном ресторанчике пообедать, – Смутил так, что согласился со всего размаху, и ни времени на подумать, ни… тфу ты!
– Силён! – подхихикивал брат, утирая выступившие от смеха слёзы, – Говоришь, готов был жопку свою подставить, лишь бы продавить нужное для округа решение?
– Жены, дочерей, свою… – кивнул я, поёжившись, и заново переживая тот… не то штобы ужас, но всё-таки – шок.
Подошёл официант с переменой блюд, и мы замолчали, только Санька всё не прекращал хихикать.
– А что, – прожевав, поинтересовался он, – по деньгам сильно накладно?
– Да нет… по большому счёту, провести конкурс можно на средства горожан. Отчасти, как минимум. Проблема именно в организации. Такое дело… – замолкнув, я попытался подобрать подходящие сравнения, – Если грубо, то это как после роты на хозяйство в полку встать. Вроде бы четыре квартала вместо одного, а ворох проблем и проблемок не в четыре раза увеличивается, а минимум в шестнадцать. Скорее даже больше.
– В основном документация чего стоит, – вот чую, морду у меня в этот момент знатно покорёжило! – внутри квартала всё едва ли не кулуарно решается, а на уровне округа, это уже на мэрию выходить надо, что значит – совсем другой пакет документов. Ну и организационно-хозяйственные вопросы, куда ж без них!
– Угу, угу… – закивал брат с набитым ртом, и проглотив, выпалил:
– Это как с маршем, да?! Вести отделение вёрст по сорок – тьфу! Следи только, штоб портянки как следует намотали, да вода с запасом была. А рота, это уже извини-подвинься! Имущество ротное, полевая кухня, фельдшер и прочее всё! Так?
– Ага, – выдохнул я, – только с бюрократией… Ладно, прорвёмся. Загвоздка больше не в самом проведении конкурса, а в том, чтобы провести его под нашим контролем, силами наших людей.
– Та-ак… – посерьёзнел брат, – перехватывают?
– А кто бы и не да?! – развёл я руками, – Здесь и сейчас – Выставка, да африканские головокружительные миражи, да личный наш авторитет. Громко можно сделать, ярко! Лучшие художники, газеты Европы… а если удастся сделать конкурс повторяемым, то и вообще здорово! Ему, Лангле, за это памятник поставят!
– Вот падла! – Санька в сердцах звякнул вилкой о тарелку и засмущался косых взглядов, суетливо поправляя столовые приборы без нужды.
– Да нет… всё он правильно делает! Кварталу и округу это на пользу, а мы… так, дополнительный штришок к красивой городской легенде. Нормальный чиновник, толковый! Даже, пожалуй… слишком. Вот никогда бы не подумал, что такое скажу!
Хмыкнув, Санька замолк, и некоторое время мы ели молча, пережёвывая пищу и мысли.
– А нам оно надо? – поинтересовался он чуть погодя, подбирая остатки еды на тарелке.
– Надо, – киваю со вздохом, – причём как лично, так и Кантонам. Это долгоиграющая политика, ещё одна ниточка, протянутая от твоей… ну то бишь моей руки, к Парижу. Здесь по чуть, там… глядишь, и нас уже воспринимают иначе, как почти своих. Какое-то политическое решение продавить проще, да и… хм, экономическое. Да хоть с заводом!
Брат откинулся назад, взмахом руки подзывая гарсона и заказывая ему сладкое.
– Понимаю, – сказал он после ухода официанта, расковыривая пирожное, – Если ты затеешь строить здесь завод, то хорошее отношение как жителей округа в целом, так и будущих работников в частности, это да…
– А ведь можем, – не слишком внятно пробубнил он, роясь в карманах в поисках блокнота, – ах ты ж… забыл, в кои-то веки!
– Гляди, – Санька начал рисовать прямо на льняной салфетке, – схемка вырисовывается в общем-то реальная. Потом, канешна, править и править… но вчерне так.
– Ты… – ткнул он карандашом, – глава конкурса вообще, я – твой зам по искусству. Цепляем кого-нибудь похозяйственней из русской фракции.
– Да… – брат почесал карандашом наморщенный лоб, – здесь не просто хозяйственного надо, а штоб с интересами в Париже. Есть такие?
– Найдём! Сам не соображу, так с Мишкой посоветуемся, он-то точно знает!
– Ага… сюда же можно дядю Фиму прицепить, но неофициально… или советником каким-нибудь? С правом голоса? Всё-таки глава полугосударства, лишним не будет…
– … или будет? – засомневался он.
– Это уже мелочи, – отмахиваюсь я, – давай дальше, раз накатило!
Суть я уловил, но Санька нечасто радует стратегическими озарениями, так почему бы и не подыграть немножечко?
– Снимана можно, – продолжает он, выводя на салфетке имя, – каким-нибудь почётным сопредседателем. Ну и дальше…
Карандаш чертит линии и квадратики, но даже и они выстраиваются так, что сразу видно – Искусство! Сейчас только понимаю, насколько Чиж вырос как художник, и даже оторопь берёт…
… и немножечко – злость! Сколько таких Санек по деревням и городским трущобам? Без малейшей возможности вырваться из затхлого, полуголодного существования, и не понимая даже, что живут они – в аду!
– … дробим на кварталы и далее. Да! Желательно помельче! Нам надо впихнуть невпихуемое… да чево ржёшь-то!
– Впихивай! – замахал я на него руками, зажимая рот, – Всё, всё…
– Тебе хаханьки, – наставительно сказал Чиж, – а тут стратегия! Во-первых, мы так всех наших со всеми ихними перезнакамливаем! Вплоть до мельчайших чиновников и всяких там… этих, активистов. Возможность пообщаться лично, познакомиться, подружиться… Скажешь не надо?!
– Надо! – отвечаю задумчиво, – Формальные контакты, плавно переходящие в неформальные, это да… сильный ход. Не ожидал. А ведь казалось бы, на виду…
– Так-то! Делегация у нас большая, – продолжил брат, – и стал быть, народу хватит. Вся русская фракция должна хотя бы формально быть представлена на этом… хм, празднике урбанистического пейзажа.
– Эк!
– А то! – выпрямился он, улыбаясь жизнерадостно, – Годится название?
– Ещё как!
– Во-от… можно впихнуть ещё и представителей нейтралов и всяких там дружественных фракций… но это уже к Мишке.
– Угу. Ну-ка… – я отобрал салфетку с каракулями, пряча её в карман, – сделаем так, и пла-авненько подведём это как мероприятие, проводимое Русскими Кантонами.
– От нас – организация, деньги, краски… – откинулся Санька на спинку стула, – а этому… Лангле? Штоб не обидеть?
– Хм… задачка! – задумываюсь, и подзываю гарсона, заказывая кофе, – Совсем в сторону отодвигать не будем, а… да пожалуй, всячески подчеркнём, что идея провести конкурс в двадцатом округе, а не только в квартале Бельвиль, это идея замечательного человека Эжена Лангле! А я, дескать, напуганный предложением… хм, руки, сердца и волосатой жопы, развил столь бурную деятельность.
– Такую бурную, што и на долю чиновников почти ничего не осталось, – подхватил брат, – перестарался!
– Сложно, – тут же спохватился он, озабоченно подёргав себя за мочку уха, – То есть сыграть такой при разовой встрече – ерунда! А тоньше…
– … справлюсь, – сощурился я, вспоминая ипостась Дашеньки. Если уж девкой несколько недель прожил, то это – тфу! Нужно только образ правильный подобрать, реплики расписать, да отрепетировать мал-мала…
– А… раскрыл было рот Санька, но захмыкал, – да, ты справишься! Давай только для полноты образа этих твоих…
Он сморщился.
– … жопошников из богемы подключим? Сценку сыграть, а?! Смотри…
Отобрав назад исписанную салфетку, Санька перевернул её, и по извечной своей привычке, снова принялся разрисовывать.
– Продумать… – вывел он каллиграфическим почерком, и разыграть сценку. Можно даже и… хм, о жопе чиновничьей сказать.
Я заржал до икоты, давясь смехом и попытками запить его водой.
– Са-ань… – простонал я, – как наяву, представляешь?! Будто вбегаю к…
– Жопошникам, – непримиримо подсказал Санька, после того памятного разговора глядевший на представителей богемы с нешуточной опаской, стараясь прижимать тыл к стене или предмету мебели. А жопошники они там или нет, дело десятое…
– К ним, – снова смеюсь, – и вроде как – свести! А?
Засмеялся уже Санька, зажимая рот рукой и сдавленно хрюкая.
– То есть… ты вроде как не понял этого Лангле, и не понял настолько?!
– Агась! Мы люди дикие, гимназиев не кончали, язык хранцузский до полутонов не знаем!
– А ведь ярко выходит, – признал брат, довольно щурясь, – и хоть как! Если прокатит недопонимание, то и хорошо, а нет – так предупреждение всем прочим… Лангле. Дескать, не давите! А то будет вам… всякое. Отыграем?
– Отыграем, Сань!
Посидели ещё с полчасика, обговаривая детали, раз уж так в мозги вдохновение попёрло. Обговорили…
… да и разошлись. В Париже у нас всё как-то вразнобой и не синхронно выходит. Раскадровка какая-то. Только с утра вместе и собираемся, если железно.
А никак иначе! У военных порядок, и можно работать с самого утра, но не везде и не со всеми. Иные генералы имеют привычку приходить после обеда и сидеть в расположении до упора. Или не сидеть, а обходить и объезжать, а ты лови их… если не хочешь, чтобы какая-то мелочь затянулась на три недели!
В каждой избушке, свои, мать их, погремушки! Гражданские чиновник, дипломаты… у всех свои особенности, которые надо учитывать и понимать. И география, да… по всему Парижу мотает. Благо, всё больше по центральной части города. Но при здешних пробках из-за чортовой этой выставки, што на трамвае или извозчике, что пешком, одинаково порой выходит.
Более-менее стабильный график у Саньки с пилотами, которых Вильбуа-Марейль выпросил инструкторами в нарождающуюся аэрошколу в Ле-Бурже. Встали с утра, уместили жопы на сиденья служебного авто, и в аэрошколу до вечера!
