Тени сгущаются Шваб Виктория

– Я прихвачу твое знамя. Которое с рыбой, верно?

– Ха-ха.

– Удачи.

Лайла вошла в свой отсек, украшенный черным флагом со скрещенными ножами, и расстегнула шлем. Дьявольская челюсть запуталась в волосах. Лайла выругалась, подняла голову и застыла. Комната – простая и элегантная, с мягкими диванами, столами, полотнищами ткани – была не пуста.

В ее центре стояла женщина в бело-золотом платье и держала поднос с чаем. Лайла отскочила, подавив желание выхватить нож.

– Керс ла? – рявкнула она, все еще не сняв шлем.

Женщина едва заметно нахмурилась:

– Ан тас аренсор. «Я ваша служанка».

– Мне не нужна служанка, – ответила Лайла по-арнезийски, сражаясь с шлемом.

Женщина поставила поднос, подошла и одним движением освободила Лайлу из зубастых челюстей. Потом положила шлем на стол.

Лайла решила не благодарить ее за непрошеную помощь, но слова благодарности вырвались сами собой.

– Не за что, – ответила женщина.

– Вы мне не нужны, – повторила Лайла.

Но женщина возразила:

– Каждому участнику состязаний положена помощница.

– Я вас отпускаю, – заявила Лайла.

– Это не в вашей власти.

Лайла потерла шею.

– Вы говорите на королевском языке?

Женщина легко перешла на английский.

– Это соответствует моему статусу.

– Служанки?

Женщина едва заметно улыбнулась.

– Жрицы.

Ну конечно, подумала Лайла. Мастер Тирен лично отбирает участников. Неудивительно, что он и слуг к ним приставляет.

– Принц настаивал, чтобы у каждого участника был помощник, который сможет удовлетворить любые потребности.

– Какие именно? – приподняла бровь Лайла.

Женщина указала на кресло.

Лайла отпрянула. В нем лежало тело. Без головы.

Женщина подошла к креслу, и Лайла поняла: никакой это не безголовый труп, а доспехи, не блестящие, как у стражников, а простые, белые. Она невольно потянулась к ним. Взяла в руки одну деталь и удивилась: какая же она легкая. Похоже, от такой защиты проку немного. Бросила деталь обратно в кресло, но служанка поймала ее на лету.

– Осторожнее, – сказала она. – Пластины очень хрупкие.

– А что толку в хрупких доспехах? – спросила Лайла. Женщина удивленно посмотрела на нее, будто говоря: что за глупый вопрос?! Лайла такие взгляды терпеть не могла.

– Это ваши первые Эссен Таш, – уверенно сказала служанка. Не дожидаясь подтверждения, она достала запасную пластину. Показала Лайле, затем бросила оземь. Пластина раскололась, ярко вспыхнув. Лайла зажмурилась. Когда вспышка погасла, деталь была уже не белой, а темно-серой.

– Так ведется счет, – объяснила жрица. – Доспехи состоят из двадцати восьми пластин. Победит тот, кто первый разобьет десять пластин противника.

Лайла подняла разбитую пластину.

– Что еще мне нужно знать? – спросила она.

– Еще, – сказала жрица, – вы не имеете права наносить удары своим телом, только стихиями. Но это вы наверняка и сами знаете.

Лайла не знала. Зазвучали фанфары, отмечая начало первого поединка.

– Как тебя зовут? – спросила она, протягивая жрице пластину.

– Истер.

– Знаешь, Истер… – Лайла попятилась к занавесям. – Можно, ты… побудешь здесь, пока не понадобишься?

Женщина улыбнулась и достала из кармана книгу.

– Я пока почитаю.

– Наверное, религиозные тексты?

– Не угадали. – Истер села на кушетку. – Роман про пиратов.

Лайла улыбнулась. Жрица начинала ей нравиться.

– Я ничего не скажу авен эссену, – заверила ее Лайла.

Улыбка Истер стала еще лукавее.

– Как вы думаете, кто мне ее дал? – Она перевернула страницу. – Ваш поединок в четыре, мастер Стейсен. Не опаздывайте.

Едва Келл переступил порог шатра, его приветствовал знакомый голос:

– Мастер Камероу!

– А, Гастра.

Доспехи и плащ юного стражника исчезли, их сменила простая белая туника с золотой каймой. Шарф с такой же золотой каймой скрывал все лицо, кроме орлиного носа и теплых карих глаз. Стражник сдвинул шарф на шею, и стало ясно, что он улыбается.

Боже, он отлично выглядел в роли молодого послушника из святилища.

Келл не стал снимать шлем. Слишком опасно, и не только потому, что его могут узнать. Маска была постоянным напоминанием. Без нее он мог забыть, кто он такой на самом деле.

Он неохотно сбросил на кресло серебристый плащ, и Гастра – пластина за пластиной – помог ему надеть доспехи поверх туники.

Вдалеке зазвучали фанфары. Вот-вот начнутся первые три поединка. Невозможно сказать, сколько они продлятся. Бывало, они затягивались на час, а иногда заканчивались за пару минут. Поединок Келла был третьим на западной арене. Первым его противником был фароанский маг ветра по имени Ост-ра-Нес.

Келл перебирал в памяти эти детали, а Гастра тем временем закончил надевать на него доспехи. Он и не заметил этого, пока не услышал голос юного стражника:

– Вы готовы, сэр?

У задрапированной стены стояло зеркало. Келл окинул себя взглядом, и сердце его забилось быстрее. «Радуетесь, наверное», – сказал недавно Гастра и угадал. Сначала он решил, что это безумие, – и, если хорошенько подумать, так оно и есть, – но остановиться уже не мог. К черту логику, к черту мудрость, он действительно рад.

– Сюда, – Гастра указал на вторую занавешенную дверь с внешней стороны шатра. Можно подумать, она придумана специально для тайной игры, которую затеял Келл. А может, так и есть. Ну и ну. Давно ли Рай все это запланировал? Пожалуй, Келл недооценивает своего непутевого братца. Или просто обращает на него слишком мало внимания. Проводит слишком много времени у себя в комнате или в Цистерне, считает, что если он чувствует тело Рая, то, значит, может читать и его мысли. Выходит, это не так.

«С каких это пор ты стал интересоваться политикой?»

«Я интересуюсь своим королевством, брат».

Келл действительно заметил, что Рай стал другим. Но замечал лишь переменчивое настроение брата, видел, как тот мрачнеет по ночам. Но сейчас дело в другом. В том, что Рай поумнел.

На всякий случай Келл взял нож, отброшенный вместе с плащом, и отодвинул один из шатровых гобеленов. На глазах у Гастры надрезал нежную кожу запястья, обмакнул палец в выступившую кровь и нарисовал на брезентовой стене небольшой символ – вертикальную линию, один горизонтальный штрих наверху указывает вправо, другой внизу, – влево. Подул на метку, чтобы высохла, и опустил занавесь на место, скрыв за ней символ.

Гастра ничего не спросил, лишь пожелал удачи. Когда Келл ушел, он остался в шатре. В нескольких шагах за Келлом следовал другой королевский стражник – Стафф. Они молча шли по улицам, и толпа – те, кого привлекают не столько состязания, сколько празднества, – расступалась перед ними. Тут и там дети размахивали флажками, и среди прочих символов Келл разглядел сцепившихся львов.

– Камероу! – крикнул кто-то, и толпа подхватила, затянув нараспев: – Камероу! Камероу! Камероу!

Это имя тянулось за ним, как шлейф.

– Алукард! Алукард! Алукард! – скандировала толпа.

Лайла пропустила начало боя, но это не имело значения: ее капитан выигрывал.

Восточная арена была заполнена до отказа, передние ряды стояли плечом к плечу, а сверху было не так хорошо видно, зато больше воздуха. Лайла выбрала один из самых верхних уровней: ей, конечно, хотелось видеть поединок во всех подробностях, но следовало оставаться неузнанной. Надвинув на лоб черную шляпу Эльсора, она облокотилась на поручни и смотрела, как вокруг пальцев Алукарда клубится темная земля. Лайле чудилось, что даже с такой высоты она различает его улыбку.

Несколько минут назад появился принц Рай, его щеки разрумянились после пробежки с одного стадиона на другой. Он стоял на королевском балконе и внимательно следил за матчем. Рядом с ним стоял фароанский дворянин с суровым лицом.

Над королевским помостом высились два шеста, на них реяли знамена участников. У Алукарда на синем фоне белело серебристое перо, а может, язычок пламени. Она держала в руке его копию. Другое знамя изображало три белых треугольника один над другим на зеленом, как листва, фоне. Соперник Алукарда, вескиец по имени Отто, был в шлеме старинного стиля с носовой пластиной и круглым навершием.

Отто выбрал огонь, Алукард – землю. Противники кружили по арене, уклоняясь от ударов. Гладкий каменный пол был усеян препятствиями, грудами камней, которые могли как служить укрытием, так и дать противнику шанс устроить засаду. Но Алукард ни разу не стронул их с места.

Отто оказался на удивление проворен для человека, в котором семь футов роста, но в бою явно полагался на грубую силу. А Алукард был легок на руку – по-другому Лайла назвать это не могла. Почти все маги, как и обычные бойцы, при атаке направляют магию туда, куда движется их тело. Но Алукард мог стоять неподвижно, повелевая стихиями, или же уклоняться в одну сторону, посылая удар в другую, и таким простым, но эффективным способом разбил на Отто восемь пластин, сам потеряв лишь две.

Алукард был хвастун, любил показать себя во всей красе. Лайла наблюдала это много раз и поэтому сразу поняла, что он играет с вескийцем, делает вид, будто ушел в оборону, чтобы продлить бой и порадовать публику.

С западной арены донеслись аплодисменты – это Кисмайра вышла на ринг против своего протеже Лозена. Через несколько мгновений имя Лозена исчезло с магических досок, а имя Кисмайры переместилось в список победителей. А внизу, на арене, над кулаками Отто плясало пламя. В магии огня самое трудное – вложить в пламя силу, придать ему не только жар, но и вес. Вескиец же не использовал силу огня, а вкладывал в удары всю свою массу.

«Магия подобна океану, – говорил ей на первых уроках Алукард. – Когда волны бегут одна за другой, они нарастают. Когда сталкиваются, теряют силу. Если встанешь на пути у магии, прервешь ее полет. Двигайся вместе с ней, и…»

Воздух вокруг Лайлы приятно задрожал.

– Мастер Тирен, – сказала она, не оборачиваясь.

Рядом с ней и впрямь стоял авен эссен.

– Мастер Стейсен, – произнес он как ни в чем не бывало, – разве вам не надо готовиться к бою?

– Моя очередь последняя, – ответила она, метнув на него взгляд. – Мне хотелось посмотреть, как дерется Алукард.

– Болеете за друзей?

Она пожала плечами:

– Изучаю противников.

– Понятно…

Тирен окинул ее оценивающим взглядом. А может, неодобрительным. Разгадать его было нелегко, но Лайле он нравился. И не только потому, что не пытался ее остановить; она могла задавать ему сколько угодно вопросов, а он не держал ее в неведении. Однажды он доверил ей важную задачу, два раза сохранил ее секреты и на каждом повороте разрешал выбрать собственный путь.

Лайла кивнула в сторону королевской ложи.

– Принц внимательно следит за этим матчем, – решилась она. На арене Отто едва увернулся от удара. – А кто этот фароанец рядом с ним?

– Лорд Сол-ин-Ар, – ответил Тирен. – Старший брат короля.

– Но разве старший брат не должен был сам взойти на трон? – не поняла Лайла.

– В Фаро порядок наследования определяется не очередностью рождения, а решением жрецов, – объяснил Тирен. – Лорд Сол-ин-Ар не имеет способностей к магии. Поэтому он не может быть королем.

Лайла уловила в голосе авен эссена неодобрение и поняла, что оно направлено не против Сол-ин-Ара, а против жрецов, разрушивших жизнь достойного человека.

Она ни в грош не ставила всю эту чепуху насчет того, что магия отличает слабых от сильных. Это слишком походило на волю судьбы, а Лайла в нее не верила. Человек сам выбирает свой путь. Или прокладывает новый.

– Откуда вы так много знаете? – спросила она.

– Я изучаю магию всю свою жизнь.

– Сдается мне, мы говорим не о магии.

– Мы говорим о людях, – ответил он, не спуская глаз с арены. – А люди – самый важный и самый переменчивый элемент магического уравнения. Магия сама по себе – величина постоянная, чистый спокойный источник, как вода. А люди и мир, который они строят, – это проводники магии, они определяют ее природу, окрашивают ее энергию, как краска окрашивает воду. Из всех людей именно ты должна бы понимать, что магия в руках человека меняется. Она – стихия, которой можно придать форму. Что же касается моего интереса к Фаро и Веску… Арнезийская империя обширна. Она, однако, занимает не весь мир, и в своем последнем путешествии я убедился, что магия существует и за ее пределами. Я одобряю Эссен Таш хотя бы потому, что они напоминают об этом. И дают нам возможность увидеть, как обращаются с магией жители других стран.

– Надеюсь, вы это где-нибудь записываете, – поддела она. – Для вечности и потомков.

– Я держу это в надежном месте, – он постучал себя по голове. Лайла фыркнула. Ее внимание переключилось на Сол-ин-Ара. Люди всегда любят поболтать, а уж в море – тем более.

– А правду говорят, что…

– Откуда мне знать, мастер Эльсор. Я им не судья.

Да он вполовину не так наивен, как прикидывается, подумала Лайла.

– Что Сол-ин-Ар хочет свергнуть брата и начать войну?

Тирен положил руку ей на плечо и сжал с неожиданной силой.

– Держи язык за зубами. Даже у стен есть уши.

Остаток боя они досмотрели в полном молчании. Финал не заставил себя долго ждать.

Алукард вихрем кружился вокруг валуна. Лайла как зачарованная смотрела на его сверкающий шлем. Он поднял руки, и земля рядом с ним метнулась вперед.

Отто окружил себя огнем, как скорлупой. Заслонился со всех сторон. Все бы хорошо, но сквозь этот сияющий панцирь он ничего не видел. И потому не заметил, как земля взмыла в воздух, сбилась в комья и со страшной силой обрушилась на него. Публика ахнула, вескиец поднял глаза и вскинул руки. Огонь устремился вверх, но слишком медленно: три снаряда попали в цель. Комья земли ударили его в плечо, в руку и в колено, раздробив пластины.

Вспыхнул свет. Матч закончился.

Распорядитель – жрец в белой мантии – поднес к губам золотое кольцо и провозгласил:

– Победил Алукард Эмери!

Публика взорвалась аплодисментами. Лайла подняла глаза на королевскую платформу, но принца там уже не было. Она оглянулась, зная, что Тирен тоже исчез. Над центральной ареной затрубили фанфары. Победил Джиннар. Лайла поглядела в таблицу. Кто следующий выйдет на центральную арену?

Тас-он-Мир, прочитала она верхнее имя. Под ним значилось: Камероу.

В крови у Келла пела магия. Трибуны ревели. Посмотреть на первые поединки собрался весь Красный Лондон.

Навстречу Келлу по коридору прошел Джиннар. После первого матча он, кажется, даже не вспотел.

– Фал чес! – бросил серебряноглазый маг, снимая остатки доспехов. Разбиты были только три пластины.

– Ренса тав, – машинально отозвался Келл. Нервы натянулись, как струна. О чем он только думал? Что здесь делает? Неправильно это все… и тем не менее в мышцах его и костях пылала жажда битвы. Он слышал, как публика скандирует: «Камероу! Камероу! Камероу!» – и, хоть имя было не его, он почувствовал, как по его жилам струился огонь.

Ноги сами несли его к выходу из коридора. Там у стола ждали двое слуг.

– Вам объяснили правила? – спросил первый.

– Вы готовы, желаете и способны выйти на арену? – спросил второй.

Келл кивнул. Он видел много турниров и знал правила, а Рай на всякий случай заставил повторить их от начала до конца. По ходу турнира правила будут меняться, чтобы схватки становились дольше и зрелищнее. Тогда Эссен Таш станут намного опаснее, и для Келла, и для Рая. Но начальные поединки – это просто отсев хороших в пользу лучших.

– Ваша стихия? – спросил первый слуга.

На столе выстроились стеклянные шары, примерно такие же, на каких Келл обучал магии Рая. В них лежали стихии: темная земля, подкрашенная вода, разноцветная пыль, призванная придавать форму ветру, а для огня – горючее масло. Келл провел рукой над шарами, раздумывая. Он, антари, мог повелевать всеми. Но Камероу должен был выбрать только одну. Рука остановилась над шаром с водой, окрашенной в ярко-голубой цвет, чтобы зрителям было лучше видно.

Слуги поклонились, Келл вышел на арену, навстречу крикам публики, и невольно сощурился. День был зимний, морозный, но солнце светило очень ярко, поблескивало на конструкциях арены и металлических нитях знамен. Со всех концов арены сияли львы на знаменах Келла, а на серебристо-голубом фоне знамен Тас-он-Мир темнела черная спираль. (У ее сестры-близнеца, Тос-ан-Мир, спираль, наоборот, была серебристо-голубая на черном фоне.)

Если смотреть издалека, драматизм зрелища терялся. Но сейчас, стоя на арене, а не на трибунах, Келл чувствовал, как состязание затягивает его. В приветственных криках толпы кипела сила, бурлила магия. Сердце колотилось, тело рвалось в бой. Он поднял глаза – на королевском помосте рядом с Максимом стоял Рай и глядел вниз. Их глаза встретились, и, хоть Рай вряд ли мог различить взгляд Келла под маской, все же между братьями словно натянулась струна.

«Постарайся, чтобы мы оба не погибли».

Рай едва заметно кивнул ему, и Келл, петляя между грудами камней, пошел к середине арены.

Тас-он-Мир уже вышла в центр. По фароанской моде она была замотана в один длинный кусок материи, скрытый под доспехами. Простой шлем скорее обрамлял, чем закрывал лицо, и серебристо-голубые камни на лбу и щеках блестели, как капельки пота. В одной руке она держала шар с красной пылью. Магия ветра. Келл быстро думал. Воздух – это стихия, управлять которой легко, а использовать в сражении трудно. Сила со временем приходит, а вот добиться точности сложнее.

На балконе нижнего уровня стоял жрец в белой мантии – распорядитель турнира. По его знаку бойцы вышли вперед, поклонились королевской семье и встали лицом к лицу. В шаре Тас-он-Мир закружился песок, у Келла лениво плескалась вода.

А потом то ли стадион замолчал, то ли стук сердца заглушил все остальные звуки. В этой тишине упали стеклянные шары, и Келл услышал хрустальный звон осколков.

Кровь в жилах вскипела, время замедлило ход. И вдруг столь же внезапно рванулось вперед. Порыв ветра взметнулся вверх и кольцами обвился вокруг фароанки. А над руками Келла закружилась темная вода.

Фароанка вскинула руку, и красный ветер метнулся, как копье. Келл увернулся от первого удара, но пропустил второй – он пришелся в бок, разбив пластину и озарив арену вспышкой.

От удара у Келла перехватило дыхание. Он покосился на Рая – тот стиснул зубы и вцепился в кресло. Стороннему глазу могло показаться, что принц с головой ушел в зрелище, но Келл понимал: это отзвук его собственной боли. Он мысленно попросил прощения и нырнул за ближайшую груду камней – еще один удар прошел мимо. Келл вскочил, радуясь, что пластины реагируют только на внешнюю силу, а не на ту, что распирала его изнутри.

Рай сверху испепелил его взглядом.

Келл посмотрел на два водяных шара, до сих пор парящих над его руками, и представил в порывах ветра насмешливый голос Холланда.

«Дерись!»

Скрытый за камнями, он поднял руки, одна из водяных сфер разделилась на два потока, затем на четыре, на восемь. Водные жгуты окружили арену, они становились все тоньше и тоньше, превратились в ленты, потом в нити, в волокна, сплелись в паутину.

В ответ красный ветер тоже разделился на дюжину воздушных клинков. Тас-он-Мир надавила всей силой. Ветер коснулся его щеки. Голос противницы доносился вместе с ветром со всех сторон. Зрителям казалось, что Келл сражается вслепую, но он чувствовал фароанку – слышал кипение магии у нее в крови, чувствовал, как натягиваются водяные нити. Где же… где же… вот. Он метнулся, но не вбок, а вверх. Вскочил на валун, в тот же миг заморозил второй шар и метнул. Тот разделился на лету, но Тас-он-Мир успела выставить воздушный щит, и осколки льда ударили в него. Но она так увлеклась отражением атаки, что забыла о водяной паутине; та в мгновение ока слилась в глыбу льда и ударила в спину, разбив сразу три пластины.

Публика взорвалась аплодисментами. Фароанка упала ничком, а вода плавно заструилась к Келлу и окутала его руки.

Похожим приемом Келл некогда поразил Холланда. Но, в отличие от антари, Тас-он-Мир не осталась лежать. Она вскочила на ноги, и красный ветер взметнулся рядом с ней, как хлыст, отметая обломки.

Три есть, подумал Келл. Осталось еще семь.

Он улыбнулся под маской, и противники сплелись в вихре света, ветра, льда.

Рай стиснул подлокотники.

На арене Келл ловко уворачивался от ударов.

Даже в роли Камероу он был невероятен. Порхал над ареной, едва касаясь земли. До сих пор Рай видел, как брат дерется, только в мелких потасовках. Интересно, а в битве с Холландом он был таким же? Или с Атосом Даном? Или это результат долгих тренировок в Цистерне, когда он многие месяцы боролся там со своими демонами?

Келл нанес еще один удар, и Рай подавил невольный смех – над всем этим, над абсурдностью своей затеи, над совершенно реальной болью в боку, над тем, что при всем желании не может это остановить. Да и не стал бы, даже если бы мог. Не мешать – это тоже проявление власти.

– Наши маги в этом году сильны, – сказал он отцу.

– Сильны, но, к счастью, не чрезмерно, – отозвался король. – Тирен хорошо выбрал бойцов. Будем надеяться, что жрецы из Фаро и Веска тоже постарались.

Брови Рая удивленно поползли вверх.

– Мне казалось, весь смысл в том, чтобы показать нашу мощь.

Отец бросил на него укоризненный взгляд.

– Не забывай, Рай, что это всего лишь игра. Состязание между тремя сильными, но равными игроками.

– А что, если когда-нибудь Веск или Фаро будут по-настоящему рваться к победе?

– Тогда мы поймем.

– Что поймем?

Король перевел взгляд на арену.

– Что война близко.

Внизу, на арене, Келл перекатился и встал. Вокруг него бурлила темная вода. Поток обогнул воздушную стену фароанки и ударил ее в грудь. Вспышка света, доспех разбился, публика зааплодировала.

Лицо Келла было скрыто, но Рай знал, что он улыбается.

«Позер», – подумал Рай, и в тот же миг Келл не успел увернуться. Порыв ветра, как нож, ударил его в ребра. У Рая искры из глаз посыпались. Тело обожгла боль, и он постарался думать, что отводит ее от Келла и прячет в себе.

– Что-то ты побледнел, – заметил король.

Рай опустился обратно в кресло.

– Все хорошо. – И это было правдой. Ощутив боль, он почувствовал себя живым. Его сердце билось в такт с сердцем брата.

Король Максим встал и огляделся.

– Где же Келл? – Его голос стал таким жестким, что Рай вздрогнул.

– Где-нибудь поблизости, – отозвался он, не сводя глаз с бойцов на арене. – Ему не терпелось посмотреть турнир. Кроме того, с ним Стафф и Гастра.

– Они в последнее время не слишком усердны на службе.

– Ну когда ты перестанешь к нему цепляться? – огрызнулся Рай. – Не он один во всем виноват.

Глаза Максима потемнели.

– И не ему предстоит стать королем.

– А это тут при чем?

– При всем, – отозвался отец и понизил голос. – Ты думаешь, я это делаю со зла? Из вредности? Нет, Рай, это урок. Если ошибешься ты, страдать будет народ, а если ошибется народ, страдать будешь ты.

– Поверь, я и так страдаю, – ответил Рай и незаметно потер ребра.

На арене Келл пригнулся и отскочил. Рай видел, что схватка идет к концу. Фароанка уступала, это было ясно с самого начала, ее движения стали медленнее, а Келл, наоборот, двигался все быстрее и увереннее.

– Ты всерьез думаешь, что его жизнь в опасности?

– Меня беспокоит не его жизнь, – ответил король. Но Рай знал, что это не так. Не совсем так. Магия сделала Келла мишенью. Веск и Фаро считали его бриллиантом арнезийской короны, источником силы, питающим империю. Рай был уверен, что арнезийский королевский дом сознательно поддерживает этот миф, но у легенд есть опасное свойство – некоторые в них верят. Те, кто считает Келла хранителем империи, могут решить, что, устранив его, подчинят себе королевство. А другим покажется, что, похитив его, они заполучат всю силу Арнса.

Но Келл не талисман, правда?

В детстве Рай считал Келла только братом, не более. Но с возрастом его мнение изменилось. Иногда он видел в нем тьму. В другие дни считал божеством. Но никогда не говорил ему об этом. Знал – брату неприятно, что его считают избранным.

Но Рай понимал, что это не самая худшая роль.

На арене Келл пропустил еще один удар, и руку Рая пронзила боль.

– С тобой точно все в порядке? – переспросил король, и Рай только сейчас заметил, что пальцы, сжимавшие подлокотник, побелели.

– Вполне, – заверил он, скрывая боль. Келл нанес два финальных удара, и матч закончился. Публика взорвалась аплодисментами. Фароанка с трудом встала, кивнула победителю и, шатаясь, побрела с ринга.

Келл повернулся к королевскому балкону и отвесил глубокий поклон.

Рай поднял руку, приветствуя победителя, и серебристо-белая фигура скрылась в коридоре.

– Отец, – сказал Рай, – если ты не простишь Келла, ты его потеряешь.

Ответа не было.

Рай обернулся – и увидел, что король уже ушел.

Говорят, нет ничего хуже, чем ждать. И Лайла была с этим согласна. Поэтому старалась не попадать в такие ситуации. Когда ждешь, появляется время для вопросов, для сомнений. Решимость слабеет. Наверное, поэтому, стоя в коридоре у западной арены, она все больше убеждалась, что сделала глупость.

Это опасно.

Безрассудно.

Безумно.

Глупо.

Хор сомнений звучал так громко, что ноги сами собой сделали шаг назад.

На другой арене публика шумно радовалась победе арнезийца.

Лайла отступила еще на шаг.

Потом увидела на флагштоке вымпел – свой вымпел – и остановилась.

«Я Дилайла Бард, – сказала она себе. – Пиратка, воровка, волшебница».

Кончики пальцев начали отбивать ритм.