Во всем виновата книга – 2 Джордж Элизабет
– Закари, как у тебя дела?
– Ну… утро выдалось интересное, – громким шепотом отвечает Закари, повернувшись в сторону. Телефонные разговоры в читальном зале наверняка не поощряются.
– Ты знаешь, какова моя основная работа. Я пинатель. Как там продолжение, мистер З.?
Он не может сдержать раздосадованного стона:
– Элеанор, я уже говорил. Я пишу не продолжение. Мне на груди это вытатуировать, чтобы ты поверила?
– Закари, я перезвоню попозже? У тебя, похоже, неудачный день.
– Неудачный день? Я прячусь в библиотеке от парня, который гнался за мной по улице. Говорит, я украл у него мою книгу.
– З., у всех бывают проблемы. Знаешь, какая проблема у меня? Заставить тебя написать продолжение.
– Элеанор, я тебя умоляю…
– Как по-твоему, почему тебе так трудно взяться за новую книгу? Вот почему: твои читатели хотят еще одну книгу о Говарде Страйвере, и ты это знаешь. Закари, почему ты сопротивляешься?
– Это я уже проходил. Слышала такую фразу? – Закари вздыхает. – Не хочу, чтобы меня знали как человека, который пишет о Говарде Страйвере. Хочу быть известным как писатель. Точка.
– Упрямство, сплошное упрямство. Давай посмотрим с другой стороны, хорошо?
– Как скажешь.
– З., давай подумаем о деньгах. Деньги ты любишь, так? Я знаю, вы с Кристен только что вернулись с острова Парадайз, из «Оушен клаб». Нехилый такой курортик. Хорошо там было?
– Ну да, неплохо. Но у нас родился ребенок, и…
– Закари, напиши книгу о Страйвере, и я буду подкидывать тебе по миллиону долларов за каждую книгу после этой. Я серьезно. Сделай сиквел. Следующая книга – сразу чек на миллион долларов. Представляешь себе это?
– Конечно. Не разговаривай со мной как с младенцем.
Женщина с журналом «Пипл» поворачивает к Закари голову и прищуривается. Он отворачивается от нее и сгибается еще сильнее, прячась за экраном ноутбука.
– Как же мне с тобой разговаривать, если ты ведешь себя как упрямый ребенок? Кстати, подумай о своем ребенке. Подумай, сколько пюре из зеленого горошка можно купить на миллион долларов, – смеется она. – Из экологически чистого, фермерского, местного зеленого горошка, слышишь?
Закари не отвечает.
– Еще одна, последняя, мысль, и-и-и – я уйду. Подумай, сколько новых мыслительных способностей может обрести Говард. Подумай, сколько ресурсов мозга ты еще не задействовал. Это же сотня перспективных поворотов сюжета!
– Ну…
– Подумай о поворотах сюжета. А потом представь себе чек на миллион долларов. Договорились?
Закари слышит свой ответ так, словно его произносит кто-то другой:
– Ладно, Элеанор. Я подумаю.
Закари думает о своем первом романе «Синдроме мозжечка» – научно-фантастическом триллере. Немного от Майкла Крайтона, немного от «Идентификации Борна», с налетом фантастики, которую жадно поглощал Закари-подросток.
Говард Страйвер – блестящий нейрохирург, проводящий операции на мозге, и исследователь нейрологических явлений. Захваченный мыслью о том, что три четверти клеток человеческого мозга бездействуют, он решает найти способ стимулировать неиспользуемые части мозжечка.
Не найдя добровольцев, доктор Страйвер проводит эксперименты на своем мозге – и наделяет себя уникальными мыслительными способностями. Его расширенная память, новоприобретенные физические возможности, умение держать в голове энциклопедические объемы информации превращают его в могущественного супергероя-мыслителя.
Правительства трех стран, включая его собственную, отправляют агентов, чтобы выкрасть Страйвера. Им не терпится изучить его мозг и выяснить, как можно использовать приобретенные Страйвером способности для военных целей. Но тот вновь и вновь ускользает – увлекательный сюжет с множеством сцен погони.
Но даже когда Говард Страйвер скрывается от преследователей, он продолжает эксперименты. Он знает, что заходит слишком далеко, слишком быстро наращивает свои способности и не успевает проанализировать, чего он добился.
Чтобы ему не мешали преследователи, он прячется внутри собственного разума. И с тех пор живет исключительно в неисследованных пространствах своего мозга. Он скрывается, преобразуя внешнюю реальность во внутреннюю, созданную им самим.
Таков ход событий в первой книге. Можно ли сделать на этой основе сиквел?
Дома, погрузившись в размышления, Закари расхаживает по кабинету, держа на руках свою маленькую дочку Эмили. Эмили выглядит серьезной и внимательной, словно видит смятение в его уме. Эмили издает булькающий звук. Закари хочется думать, что она пытается его утешить.
Закари подносит ее голову к своему лицу и долго нюхает. Ничто не пахнет так приятно, как кожа младенца. Он осторожно проводит пальцем у нее под подбородком, слегка щекоча.
– Эмили, ты мое сокровище, – говорит ей Закари. – Как думаешь, может, не писать ничего нового? Написать продолжение? Ради тебя?
Ее розовый ротик кривится. Она плачет, суча ручками.
Закари возвращает ее няне.
«Надо уходить отсюда. Надо начать писать. И думать».
Закари берет ноутбук, выходит с ним на улицу, спускается по ступеням парадного крыльца. Он решает вернуться в читальный зал маленькой библиотеки на Амстердам-роуд. Тихо и почти пусто. Можно сесть сзади и начать набрасывать сюжетные линии. Но не успевает он пройти и полквартала, как замечает грузного мужчину, опирающегося о синий почтовый ящик на углу. Кардоса. Он подходит к Закари и идет рядом, подстраиваясь под его быстрые и широкие шаги.
– Мистер Голд, вам придется обратить на меня внимание, – говорит он.
Его взгляд устремлен вперед. Увертываясь от мальчика на серебристом скутере и стараясь не отстать от Закари, он слегка взмахивает большими руками:
– Так просто вы не отделаетесь. Вы украли мою книгу.
Закари пытается говорить как ни в чем не бывало. Но голос звучит пронзительно и вдруг срывается:
– Кардоса, у вас психическое расстройство. Пожалуйста, не вынуждайте меня звонить в полицию.
– Это был бы очень плохой план, – отвечает Кардоса, продолжая смотреть вперед и идя рядом с Закари в ногу. – Вам не стоит лишний раз светиться. У вас всего одна репутация, и ее надо беречь.
– Я уже объяснил, что никогда прежде вас не видел. Моя работа… это моя собственная работа.
Закари останавливается, когда зажигается красный сигнал «Стой». К обочине подъезжает желтое такси и высаживает пассажира. Закари отступает назад и наконец поворачивается лицом к своему обличителю.
Но Кардоса исчез.
Закари оглядывается, потом смотрит вдоль улицы в одну и другую сторону. Человека словно не бывало. Закари ощущает, как выступает испарина на лбу. Чувство вины здесь ни при чем. Он знает, что не воровал плодов чужого труда.
Это все от невозмутимой, зловещей ухмылки на лице Кардосы. Уверенность психически больного человека.
«Он знает, где я живу. Он меня ждал».
В читальном зале многолюднее, чем накануне. Люди сидят за столами и в креслах. Один посетитель разложил бумаги по всему столу, заняв не менее шести мест.
Закари оглядывается. Несмотря на большой размер, помещение вдруг кажется ему не таким уж надежным. Если сюда ворвется Кардоса, будет негде спрятаться, некуда бежать.
Зажав ноутбук под мышкой, Закари идет по проходу до конца зала. Видит все тех же двух бородатых азиатских мужчин и развернутые перед ними китайские газеты. Широкая лестница ведет вниз. Ступени раскрашены в яркие цвета: желтый, красный и синий. Нарисованная от руки обезьянка на плакате показывает вниз. Надпись в облачке у нее над головой гласит: «РЕБЯТА, ВАМ ТУДА!»
Закари оказывается в детском зале. Полки вдоль трех стен плотно заставлены книгами. На низком круглом столике, окруженном крошечными деревянными стульчиками, разбросаны книжки с картинками. Как стражники, стоят высокие картонные фигуры персонажей. Ярко-синее существо из книг Доктора Сьюза. Фея Динь-Динь, одетая диснеевской принцессой. Дроид из «Звездных войн».
За ними Закари замечает длинный стол из темного дерева. Рассчитанный на взрослых. Вдоль обеих сторон стоят стулья. Закари располагается позади картонных персонажей. Опускает на стол ноутбук. Никого нет, даже библиотекаря. Все дети в школе.
Тихо. Воздух слишком теплый, чуть спертый и сухой. Но укрытое от мира место прекрасно подходит для работы.
Закари переводит дух. Осматривает развешенные по стенам книжные плакаты в рамках. Все – про сказки. «Рапунцель»… «Белоснежка и Алоцветик»… «Гензель и Гретель»…
Отвратительные, мрачные истории, думает Закари.
Он открывает ноутбук и запускает «Ворд». Новую книгу хочется начать с бессвязных заметок. Сюжетных замыслов. С персонажей, которыми он населит роман. С внезапных поворотов повествования. Мыслей, образующих поток сознания. Потом придет очередь поиска материала.
Когда он писал первую книгу, пришлось узнать о мозге и его функциях примерно столько же, сколько Страйверу. Закари набирает имя: «Говард Страйвер». А потом – «Книга вторая».
«Неужели я и впрямь пишу продолжение?»
Он оставил доктора Страйвера внутри его собственного мозга. Страйвер в достаточной мере расширил сознание, чтобы его внутренний мир стал просторным и интересным для жизни без всяких внешних стимулов.
Но сиквел не может происходить в голове Страйвера. Слишком много ограничений даже для самого умного, самого одаренного писателя.
«Как вернуть Страйвера? Как вытащить доктора из вселенной его собственных мыслей в мир, где он снова может взаимодействовать с людьми?
А когда он вернется, какую миссию возложить на него?»
Закари знает, что по линии «правительственные агенты собираются захватить мозг Страйвера» он продвинулся до самого конца. Вновь ступив на этот путь, он напишет точно такую же книгу.
«Какие умственные способности я могу ему дать?
Путешествия во времени?
Может быть, тайна путешествий во времени кроется в мозге человека и ее лишь нужно раскрыть?»
– Слишком бредово, – бормочет Закари себе под нос. – Какая-то фантастика получается. Скукота-а.
Он набирает: «Хочу ли я на самом деле написать продолжение? Может, я сопротивляюсь потому, что знаю: оно недотянет до первой книги?»
Наверху раздаются голоса. Смеется какая-то женщина. По полу скребут отодвигаемые стулья. В узкие, высокие окна первого этажа больше не льется свет. На стол ложится косая серая тень.
Закари берет телефон и смотрит, сколько времени. Прошло два часа. Он торчит здесь уже два часа, и все напрасно. На экране – ничего. В голове – ни одной идеи.
«Стану, как Джек Николсон в „Сиянии“. Сойду с ума. Буду все время печатать одну и ту же фразу. Все лучше, чем пустой экран».
Он внезапно чувствует усталость, прикрывает глаза и трет веки.
Открыв глаза, он видит, что напротив него сидит прекрасная молодая женщина.
Круглые синие глаза, нереально синие. Полные красные губы. Волнистые черные волосы ниспадают ниже плеч, обтянутых бледно-голубой блузкой.
Она дотрагивается до его руки, лежащей на столе:
– Я могу чем-нибудь помочь?
«Библиотекарш нынче делают симпатичных, не то что раньше», – думает Закари.
– Извините, если я сел не туда, – сказал он. – Просто искал место потише, чтобы можно было писать.
– Я не библиотекарь, – улыбается она.
Голос бархатный и тихий, чуть громче шепота.
Он глядит на нее в ответ. Женщина источает свет. Высокие скулы модели. Он даже обращает внимание на ее кремовую кожу, нежную, как у младенца. Косметики на ней нет.
Женщина невозмутима.
– Я иногда помогаю писателям, – говорит она.
– Помогаете? Что вы имеете в виду?
Ее щеки темнеют, становясь розовыми. Алые губы приоткрываются.
– Я… делаю для них разные вещи.
«Дразнит меня. Заигрывает?»
Женщина снова похлопывает его по руке:
– Закари, я вас узнала. Мне очень понравилась ваша книга.
– Спасибо. Я…
– Жду не дождусь продолжения! – Тряхнув головой, она откидывает назад черные волосы.
– Не уверен, что продолжение будет, – пожимает плечами Закари.
Она дуется.
Закари чуть было не рассмеялся: таким детским стало ее лицо.
– Послушайте, я уже два часа тут сижу, размышляю о продолжении и… Скажем так: вдохновение что-то не приходит.
– Я могу вам помочь, – говорит она. – Серьезно. Я люблю помогать писателям.
– Хотите написать за меня? – поддразнивает он.
Но женщина не улыбается в ответ.
– Может быть. – Она тянет его за руку и встает. – Вы очень зажаты. Идемте. Следуйте за мной. Я вам помогу.
Снаружи – полуденное солнце, стоящее высоко в небе. Две вишни на противоположной стороне улицы раскрыли розово-белые цветки. В воздухе сладко пахнет весной.
Женщина более миниатюрна, чем он думал. Не больше пяти футов и пяти дюймов. Джинсы в облипку подчеркивают мальчишескую фигуру. Хорошо бы уметь угадывать женский возраст, но Закари понятия не имеет, сколько ей лет. Может, восемнадцать; может, тридцать.
Ему нравится, как она шагает – широко, гордо и уверенно; волосы покачиваются у нее за спиной.
Женщина приводит его к «Пивному крану» на углу. Сломанная неоновая вывеска обещает стейки и отбивные. Но еду в этом месте не подавали уже лет тридцать.
Солнечный свет исчезает, как только Закари входит в длинный темный бар, а аромат весны сменяется пивными парами. У стойки восседают двое мужчин в синих рабочих комбинезонах, перед ними стоят бутылки с «Бадом». Посетители спорят, рубя ладонями воздух и говоря одновременно. Небольшой телевизор на стене показывает футбольный матч, звук выключен.
За бармена здесь женщина средних лет, краснощекая, под глазами – мешки. Крашенные хной волосы перехвачены красной банданой. Поверх желтой футболки с надписью «Я (сердечко) пиво» надет длинный белый фартук. Барменша привалилась спиной к стойке и, подняв глаза к телевизору, следит за матчем.
Закари и его новая подруга залезают в полукабинет в конце зала, с красными диванами, обитыми искусственной кожей. Закари кладет ноутбук на диван рядом с собой и разглядывает винтажный логотип «Миллер хай-лайф» над головой женщины.
– Я, пожалуй, буду только кофе, – сообщает он ей. – Рановато еще…
– Ты забавный, – говорит она. Лишь через несколько секунд он понимает, что это ирония. – Знаешь, что у меня было на завтрак? Водка и яичница-болтунья. Завтрак царей.
– Серьезно?
Барменша появляется раньше, чем она успевает ответить.
– Что будете пить?
Женщина просит водку с тоником. Закари, слегка задетый ее ироничным тоном, заказывает «Хейнекен». Потом вдруг вспоминает:
– Я еще не обедал.
– Значит, это обед, – улыбается она.
Двое сидевших у стойки мужчин выходят на улицу, не прекращая спорить.
– Закари, это замечательно! Мы здесь вдвоем. – Она встряхивает узкими плечами, изображая радостный трепет. «Фанатка? Бегает за писателями?» – Расскажи о своей новой книге.
– Я тебе уже говорил. Книги нет. Нет даже обрывка замысла. Это не ступор, ничего такого. По крайней мере, мне так кажется. Просто у меня очень двойственное отношение к сиквелам. Думаю, я сам возвожу барьеры перед собой.
Барменша ставит напитки на стол:
– Орешков, еще чего-нибудь?
– Спасибо, не нужно, – отвечает он.
Барменша возвращается к стойке, скрипя половицами.
Закари и его спутница чокаются, он – бутылкой, она – бокалом.
О чем они говорят дальше?
Здесь происходит провал во времени. Закари ничего не может вспомнить. Да, он помнит еще одно пиво. Нет. После того было еще одно.
Раньше он не слишком увлекался выпивкой.
Он запомнил улыбку ее ярко-красных губ и то, как ее глаза проникали в мозг, словно лазеры, словно он был один на планете и она ни в коем случае не хотела его потерять.
Но о чем же они разговаривали?
И как очутились в этой розовой, игривой квартире-студии в Ист-Сайде? Совершенно девчоночья квартира, с розовыми ковриками на полу, с пошлыми картинами на стенах – дети с огромными глазами, – с полками, уставленными фигурками единорогов, с целой горой плюшевых зверей, большей частью мишек и леопардов.
Закари не помнит, приехали они на такси или пришли через парк. Чувствует он себя нормально, нет опьянения, нет тошноты, как бывало раньше после трех-четырех кружек пива.
Он сидит на краю розового с белым покрывала. Женщина тянется к нему и начинает стаскивать через голову его рубашку.
Когда она успела раздеться?
На ней только синие стринги. Какая мягкая у нее кожа… Когда она принимается за его рубашку, маленькие безупречные грудки склоняются к нему.
Теперь она целует ему грудь. Полные красные губы движутся вниз по его коже, испуская электрические разряды. Она целует его. Лижет. Ее лицо опускается, губы скользят вниз по его телу.
«Это все на самом деле? О боже! И впрямь!»
Когда все заканчивается, Закари натягивает одежду. Смотрит в телефон. Он уже задержался. Кристен на конференции, ее нет в городе. Он должен вернуться домой и отпустить няню. У него кружится голова. Девчоночья комната покачивается и вращается. Он будто внутри розово-белого глазированного торта.
«Никогда еще не изменял жене».
Женщина смотрит на него с кровати, натянув стеганое покрывало до подбородка. Черные волосы разметались по подушке. Какое у нее странное выражение лица – озорное?
«Это лицо я держал в ладонях, когда мы занимались любовью».
– Закари, дорогой мой, теперь я – твоя муза. Нет. Я больше чем муза. Я напишу за тебя эту книгу. Можешь на меня положиться.
Слова сталкиваются и грохочут у него в мозгу, как игральные кости. Он не может выстроить их в нужном порядке, чтобы понять смысл. Неужели его так развезло от трех кружек пива? Может, их все же было четыре?
Почему она говорит о его несуществующей книге? Не думает же она поработать литературным негром и написать продолжение.
– Конечно, придется кое-что заплатить, – продолжает она. – За все ведь надо платить, правда, Закари?
Он согласно кивает.
– Ладно, – говорит он. – Пиши.
Позже он понимает, что его мысли были не такими бредовыми, как поступки. Ему просто не хотелось признавать, что он совершил все это на самом деле.
И не хотелось осознавать, на что он давал ей разрешение.
– Да. Ну хорошо, хорошо. Напиши за меня книгу. Я ее писать не хочу. А ты напишешь.
– Ты понимаешь, что это не бесплатно?
– Да. Пиши.
Он говорит себе, что с легкостью возьмет свое обещание назад, ведь ее рукопись окажется ниже всякой критики. Ну а во время работы ей придется быть рядом с ним. Да, он хочет снова ее увидеть!
«Никогда еще не изменял жене».
Закари садится на краешек кровати – завязать кеды. В комнате вдруг становится влажно и вязко. Покалывает кожу.
Он встает и собирается уходить. Держится он нетвердо, но не настолько нетвердо, как ему бы хотелось. Хорошо бы свалить свои неудачные решения на дурноту. Маленькие единороги смотрят на него, подняв головы.
Как она прекрасна! Она не заколдовала его, хотя могла. Он попал под действие какой-то магии – просто оттого, что оказался рядом с таким совершенным созданием.
Она не поднимает голову с подушки. Лежит и наблюдает за ним, не поправляя рассыпавшихся волос.
– Поцелуй меня, – говорит она просящим и дразнящим голосом.
Закари наклоняется, чтобы поцеловать ее. Она обвивает руки вокруг его шеи и притягивает к себе, даря долгий, волнующий поцелуй.
– Увидимся в библиотеке, – говорит она, когда наконец отпускает Закари.
Выйдя из ее квартиры, он немного приходит в себя. Ранневечерний воздух холодит разгоряченное лицо. Солнце медленно опускается за высокие дома на другой стороне улицы, длинные синие тени косо падают на тротуар.
Где он? Закари не узнает местности. Он проходит пару кварталов, минует супермаркет «Гристидес», аптеку «Дуэйн Рид», обувную мастерскую и наконец добирается до уличного указателя. И с удивлением обнаруживает, что он на Второй авеню. Угол Второй авеню и 83-й улицы?
«Как я досюда добрался?»
Он сходит с тротуара – поймать такси. Несколько машин проезжают мимо, на крыше у них светится надпись: «Конец смены». Время пересменки. Большинство дневных водителей отправляются в гараж. Найти машину, возможно, будет трудно.
Внезапно Закари замечает чей-то силуэт глубоко в тени здания, на следующем перекрестке. Вглядываться нет нужды: он и так знает, что это Кардоса.
Закари охватывает паническая дрожь, сознание моментально проясняется. Все теперь понятно. Вид пугающего преследователя встряхивает Закари, каждый мускул напрягается, готовый к действию.
«Караулит меня. Решил запугать».
Закари видит, что Кардоса вразвалочку двинулся к нему. Великан сжимает и разжимает кулаки, не поднимая рук, словно разминается перед дракой.
Закари поворачивается, рассчитывая бежать. Но бежать не нужно. К тротуару подъезжает такси.
Он бросается к машине, открывает дверцу и ныряет внутрь.
Едва дыша, он называет водителю адрес. Такси трясется по Второй авеню. Закари оборачивается и вглядывается в заднее стекло. Кардоса остался стоять, уперев мясистые руки в боки, неподвижный, как статуя, и смотрит… смотрит, как удаляется Закари.
Закари обмяк на сиденье, стараясь восстановить дыхание, замедлить лихорадочное, как взмахи крыльев колибри, сердцебиение. Кто-то оставил на полу бутылку из-под воды. Она бьет Закари по ногам. Тот даже не пытается откинуть ее в сторону.
«Караулил меня».
Что он сделал, почему эти два незнакомых человека вошли в его жизнь? Один обвиняет Закари в краже книги. Другая хочет написать следующую книгу за него.
Закари оборачивается и снова смотрит сквозь заднее стекло. Надо убедиться, что он оторвался от Кардосы. Удовлетворенно думая о том, что спасся, Закари поворачивается обратно, поудобнее устраивается на сиденье – и ахает.
Он хлопает по сиденью. Изогнувшись, смотрит за спину.
Нету. Нет ноутбука.
Нет. Здесь его нет.
Остался у нее в квартире.
– Алло?
– Мистер З., как продвигается работа?
– А у тебя как дела, Элеанор? Как прошел день?
– Закари, я надеюсь, что мой день украсишь ты. Мне нужен от тебя ответ «да».
– Элеанор, ты хоть иногда становишься живым человеком? Бывает так, что ты не работаешь?
Одной рукой Закари держит младенца, стараясь его не уронить, в другой руке – телефон. Эмили удобно разместилась на нем. Он обожает ее легкость, обожает чувствовать круглую безволосую головку у себя на плече.
– Не работать? Думаю, это будет нечестно по отношению к моим клиентам.
– Это просто фигура речи, – смеется Закари. – Ты всегда переходишь прямо к делу. Иногда я задумываюсь, есть ли у тебя своя жизнь.
– З., моя жизнь – это ты. Но хватит обо мне. Давай поговорим о новом Говарде Страйвере. Мне нужно от тебя твердое «да», причем сегодня. Насчет миллиона долларов я не шутила.
– Да, – говорит Закари.
– Да? Ты только что сказал «да»?
– Да. Я сочиню продолжение.
На другом конце провода – тишина. Впервые в жизни Элеанор лишилась дара речи. Закари буквально видит изумление на ее лице.
– Э-э-э… Хорошо… – наконец произносит она. – Я им сообщу. Можем встретиться, пообедать, обсудить сроки и так далее.
Эмили принимается плакать, тихие всхлипы переходят в бурные порывы. Закари садится и передвигает ее на колено.
– Элеанор, мне пора. Ребенок плачет. Проголодалась, наверное.
– Мистер З., я уверена, что эта книга станет хитом. А может, сиквел поможет фильму сдвинуться с мертвой точки. Тут никогда не угадаешь.
Поздравляла ли она его с рождением ребенка? Говорила об Эмили что-нибудь хорошее? Он не припоминает, чтобы Элеанор сказала хоть слово об этом прибавлении в его жизни.
«Она и впрямь не человек».