Во всем виновата книга – 2 Джордж Элизабет

Она порылась в сумке с крупной надписью «Привет из Диснейленда!» и вытащила потрепанный блокнот с привязанной к нему шариковой ручкой.

– Пишите. Здесь, – сказала она. – Кстати. Меня. Зовут. Милдред. Бэнфри. А. Вас?

Аннапурна написала свое имя и принялась строчить в блокноте. Есть ли у Милдред Бэнфри документальное подтверждение того факта, что она проживает в округе Айленд на постоянной основе? Конечно есть! Она принесла с собой счет за электричество – настолько скромный, что Аннапурна задумалась, есть ли у нее холодильник и включает ли она вообще свет, – и выписку с банковского счета. Выписка не годилась для подтверждения, но счета за электричество было вполне достаточно. Аннапурна начала собирать все необходимое, чтобы выдать Милдред читательский билет.

Именно в этот, крайне неподходящий момент Мони Рирдон-Пиллертон выплыла из кладовки. К ее запястью был привязан причальный трос, а туфли она сняла – для удобства и чтобы не запачкать упомянутое выше лоскутное одеяло. Поэтому Мони выглядела весьма оригинально – тем более что, как читатель, вероятно, помнит, для Лэнгли, штат Вашингтон, она была одета довольно необычно. Конечно, не так уж необычно, учитывая, что в одной из комнат заседали Дамы в красных шляпах, а в другой находилась Милдред Бэнфри; и все же Мони привлекла внимание Милдред, ведь в провинциальных городках редко можно увидеть старинный наряд. Как и причальный трос, привязанный к запястью.

– Что. Это. Еще. Такое? – взревела Милдред, которая первой увидела Мони. – Что. Здесь. Происходит?

Она с любопытством посмотрела на Аннапурну. Затем на Мони Рирдон-Пиллертон:

– Вы. Здесь. Развлекаетесь. Что. Ли? Поищите. Себе. Более. Укромное. Место.

Аннапурна хотела сказать, что все совсем не так, как выглядит, но она не вполне понимала, как именно все выглядит. К ее ужасу, в этот момент несколько Дам в красных шляпах встали с таким видом, словно у библиотечной стойки намечалась драка.

– Я сейчас приду, – поспешно сказала она Мони.

– Поскорее, – попросила Мони. В ее голосе звучало искреннее желание. – Аннапурна, у меня очень мало времени.

Разумеется, ее слова можно было истолковать по-разному, и Милдред Бэнфри, похоже, истолковала их самым превратным образом.

– А. Ты. Темная. Лошадка, – сказала она Аннапурне.

Это было ужасно несправедливо: они только что познакомились и Милдред не имела права делать выводы о ее масти в метафорическом смысле.

– Это не то, что вы думаете, – глупо ответила она.

Милдред ухмыльнулась:

– Ну. Конечно. Же. Нет.

К счастью, их разговор сошел на нет, когда Мони заявила, что подождет там, где они договорились, а Милдред сообщила, хотя ее никто не спрашивал, что, пожалуй, вернется за литературным советом библиотекаря, когда та будет не так занята.

Милдред сунула блокнот обратно в сумку «Привет из Диснейленда!» и зашагала прочь. Аннапурна смотрела ей вслед. Оставалось надеяться, что Милдред не из тех, кто делится с другими своими абсолютно неверными выводами. В конце концов, Аннапурна не хотела остаться без места.

Она вернулась в кладовку. Мони лежала на спине, как полагается, положив на грудь раскрытый потрепанный томик «Ребекки». Она призналась, что и в самом деле хочет наблюдать за первой брачной ночью Максима де Винтера и его смущенной невесты, но Аннапурна возразила, что, если ее интересуют такие темы, лучше выбрать современный любовный роман. В библиотеке завалялось несколько штук. Мони ответила, что у нее сейчас нет времени рыться в любовных романах и предложение руки и сердца со стороны Максима вполне подойдет. Она призналась, что в этот миг предвкушения даже не помнит, поцеловал ли Максим объект своих матримониальных намерений, после того как сделал предложение. Аннапурна могла бы сказать ей, что не надо, что лучше выбрать сцену мучительного признания Максима – насчет пули, пронзившей черное сердце Ребекки, – если Мони хочется увидеть, как он сжимает в объятиях свою добродетельную жену, которая очень скоро устанет от жизни, и прижимает свои губы к ее губам.

Мони со счастливым видом поерзала, устраиваясь поудобнее, и заявила, что готова. Аннапурна напомнила, что много лет не отправляла никого в литературное путешествие – и не совершала их сама, – а потому не уверена, что сможет это сделать. Но Мони верила в нее. К тому же у Мони была хорошая память.

– Надо сказать: «Прими меня, прими меня в свои объятия» и так далее, – сообщила она, закрыла глаза и сложила руки на «Ребекке».

Привязав канат к ручке двери – с запасом длины, чтобы можно было выскользнуть в библиотеку и встать за стойку, – она положила ладонь на руку Мони, закрыла глаза и произнесла нужные слова. Мони почти мгновенно унеслась прочь, и, когда Аннапурна открыла глаза, на лице отключившейся подруги играла улыбка, означавшая, что желанное путешествие в Монте-Карло осуществилось и в эту минуту она наблюдает за наименее романтичным, как считала Аннапурна, предложением руки и сердца в истории литературы. Но ведь есть еще Мандерли, подумала она. Рассказчица могла хотя бы предвкушать встречу с ним, когда Максим объявил о намерении прижать ее к своей мужественной груди, пусть и фигурально.

Она посмотрела на часы. Максим позавтракал, прежде чем делать предложение, завтрак нужно было прожевать и проглотить. К тому же в те дни люди умели вести себя за столом, и, по ее прикидкам, ему понадобилось бы не меньше пятнадцати минут, чтобы добраться до сути дела. Из-за этого, а также из-за того, что от стойки донесся возглас: «Эй! Кто-нибудь, помогите!» – Аннапурна сочла возможным ненадолго оставить Мони, пребывавшую в Монте-Карло, и посмотреть, что творится в недрах библиотеки.

Оказалось, что пользователь Интернета столкнулся с трудностями. Он заявил, что компьютер заглох, или помер, или сбился, или что там делают компьютеры, когда «на экране все замирает». Он как раз планировал отпуск на Новой Гвинее – Аннапурна не сдержала удивления, узнав, что кому-то хочется отдыхать на Новой Гвинее, – когда «вся эта ерунда полетела к чертям собачьим». Теперь он не знает, что делать, потому что номер его кредитки наверняка болтается где-то в киберпространстве и этот номер «позарез нужно вернуть, пока всякая шушера не заполучила его и не заказала круиз в Антарктику». Вообще-то, он сказал «Анартику», но Аннапурна решила не поправлять. Она поспешила к нему на помощь, чтобы разобраться с компьютером, бормоча о том, что это очень неосмотрительно – вводить данные своей кредитки на общедоступном компьютере. Хищение личных данных, знаете ли. Он пообещал «надрать жирную задницу любому, кто попробует провернуть со мной этот трюк, Богом клянусь».

Аннапурна склонилась над компьютером джентльмена, пытаясь понять, как тот умудрился добиться его зависания во время простого поиска информации, – и тут Мони начала издавать звуки. Поначалу она тихо подвывала, чего никто не заметил бы, если бы не знал, что происходит в кладовке, затем вскрикнула несколько раз и наконец отчетливо произнесла: «Но она не хотела! Она не знала! Ее обманули!» – и эти слова были слышны очень хорошо. Похоже, путешествие Мони в Монте-Карло пошло не по плану.

Аннапурна торопливо сделала вид, будто пытается починить старенький компьютер, и сказала, что ей нужно на секунду отойти.

– А моя кредитка? – возмутился джентльмен.

– У меня есть куда более… – начала Аннапурна, но тут же осеклась.

Нужно добраться до Мони, пока Дамы в красных шляпах в своем возмущении не выступили единым фронтом. Они бывали на редкость несдержанными, когда дело касалось Книжного клуба, и не любили, когда их прерывали, а уж если отвлекали… Недаром большинство их были учительницами на пенсии.

Аннапурна распахнула дверь кладовки, не задумываясь о том, что этим резко разорвет литературный контакт между Мони, Максимом и его новой возлюбленной. Испуганный крик Мони, которая перенеслась из Монте-Карло в Лэнгли, штат Вашингтон, мгновенно наэлектризовал атмосферу в библиотеке. Мони еще больше накалила ситуацию, разразившись причитаниями:

– Это было так ужасно! Так унизительно! Как она смогла это пережить?

Аннапурна начала догадываться, что произошла большая неприятность, и попыталась утихомирить Мони. Мони не желала утихомириваться. Аннапурна попыталась успокоить ее. Мони не желала успокаиваться. Аннапурна попыталась запереть подругу в кладовке, пока та не возьмет себя в руки, но из этого тоже ничего не вышло, поскольку Дамы в красных шляпах, компьютерный джентльмен и – господи помилуй – Милдред Бэнфри (оказалось, она забыла на стойке счет за электричество) бросились к двери кладовки, по которой Мони принялась молотить что есть силы.

– Это миссис Дэнверс предложила ей одеться Каролиной де Винтер, и он просто идиот, что не понял этого! – завопила она. – Аннапурна, выпусти меня! Отправь меня обратно! Я ей глаза выцарапаю!

Аннапурна мгновенно поняла, что случилось, но не знала, что делать. Подруга умудрилась открыть роман не на той странице и вместо предложения руки и сердца застряла в сцене унижения безымянной героини на балу в Мандерли. Конечно, рассказчица вовсе не хотела мучить своего мужа, нарядившись так же, как его бывшая вероломная супруга несколько лет назад. Ей подсказала злобная миссис Дэнверс. Нечистая совесть и недостаток здравого смысла не дали Максиму понять это. Но если бы он понял, не было бы драматической сцены. Как и в случае вмешательства Мони, если бы ее отправили обратно.

Так или иначе, это было невозможно – Аннапурне предстояло многое объяснить. Она постаралась внушить окружающим, что ее старая подруга задремала и увидела кошмар, но поверили явно не все. Все же ей удалось убедить Дам в красных шляпах вернуться к своей дискуссии, а компьютерного джентльмена – к изучению Новой Гвинеи. Увы, Аннапурна не заметила Милдред Бэнфри, и это стало поворотным моментом.

Мони была безутешна. Когда открылась дверь кладовки, ее подруга переключилась с миссис Дэнверс на бедную Аннапурну. Она так рассчитывала на долгожданное бегство от буйных детей и мужа, который, скажем прямо, обладал темпераментом и воображением техасского слепня в разгар лета! Мони нашла свободное время, оделась в стиле той эпохи, потратила много сил, чтобы все перестирать, прибраться в туалетах, погладить белье, испечь пирожные брауни для приходского кружка, и так далее и тому подобное… и вот ее бегство обернулось мучительным созерцанием этой ужасной сцены…

Аннапурна терпеливо ее выслушала, хотя ей очень хотелось шваркнуть на грудь Мони Рирдон-Пиллертон «Архипелаг ГУЛАГ» и заявить: «Интересуешься ужасами? Я покажу тебе настоящие ужасы!» Но она лишь сказала:

– Мони, милая, все дело в странице. Надо было открыть книгу на нужной странице.

– Ты должна все исправить, – ответила Мони. – Я не могу вернуться домой в расстроенных чувствах, зная, каково это было. Я своими глазами видела ее безграничное унижение, а он не проявил ни капли понимания, Аннапурна! Неужели он действительно считал ее такой бессердечной? Знал ли он ее по-настоящему?

«Нет, не знал, ведь они всего лишь покатались пару дней по Монако, прежде чем он сделал предложение» – вот что хотела сказать Аннапурна. Но Мони была разгневана, обижена и разочарована, и Аннапурна решила, что нужно побыстрее завести ее обратно в кладовку и отправить на ту террасу ресторана в Монте-Карло, где было сделано предложение руки и сердца.

Она завела Мони в кладовку. Зашла следом. Уложила подругу на кушетку. Убедилась, что роман точно раскрыт на нужном месте («Через пять минут он вышел из ванной. „Пойдем вниз. Побудьте со мной, пока я завтракаю“»[27].), положила книгу на грудь Мони, накрыла ее руками, пробормотала заклинание и взмолилась о том, чтобы путешествие вышло приятным и недолгим. И снова Мони мгновенно унеслась прочь, но на этот раз Аннапурна осталась рядом с подругой.

Черты лица Мони разгладились. Она тихонько вздохнула. Томно изогнулась на кушетке. Причмокнула. Еще раз вздохнула. Аннапурна поглядывала на часы и отсчитывала время. Она пыталась мысленно восстановить ход событий, но не могла припомнить ничего, кроме бритья, завтрака на террасе и какого-то разговора об апельсинах. Поэтому она дала Мони пять минут, затем десять и, когда та заворковала, решила, что на этом все. Продолжать не стоит: в следующей сцене миссис ван Хоппер, кажется, отпускает нелестные комментарии насчет причин интереса Максима к рассказчице, и Мони совершенно ни к чему это видеть.

Аннапурна осторожно потянула за канат, чтобы вернуть Мони в кладовку. После этого она даже посидела с подругой, выслушивая ее восторги по поводу пейзажей, ароматов, мужественной красоты Максима и волос рассказчицы, которые вовсе не были мышиного цвета, а просто нуждались в хорошем шампуне для блеска, – жаль, нельзя вернуться и подсунуть ей флакон «John Frieda», этого хватило бы.

Мони со слезами на глазах поблагодарила Аннапурну, крепко обняла ее и назвала своей лучшей подругой. Затем она поправила одежду и вышла из кладовки настолько незаметно, насколько это возможно для женщины в странном наряде. Аннапурна последовала за ней, глубоко дыша, чтобы немного успокоиться после волнующего путешествия Мони.

– Ну. И. Что. Это. Было?

«О боже!» – подумала Аннапурна. Она совсем забыла о Милдред Бэнфри. Милдред все еще стояла по ту сторону стойки – и на том спасибо – и сжимала в кулаке, возвещавшем о праведном возмущении, забытый счет за электричество.

– Чем. Вы. Двое. Там. Занимались? – спросила Милдред, снова привлекая внимание Дам в красных шляпах. – Не. Пытайтесь. Заткнуть. Мне. Рот.

Последняя реплика только усилила их недовольство. Мони витала в облаках и не обращала внимания на Милдред с ее счетом за электричество, на Милдред с ее громогласными вопросами, на Дам в красных шляпах, недовольных очередным перерывом в обсуждении никчемного отрывка довольно-таки порнографического фанфика, опубликованного никчемной графоманкой на никчемном сайте, достойном всяческого осуждения, – о чем Аннапурне было прекрасно известно. «Как будто им нужна тишина, чтобы сосредоточиться на дискуссии!» – подумала Аннапурна, но, будучи библиотекарем, не могла этого сказать. Вместо этого она сказала:

– Дурной сон и колики в животе.

Она понятия не имела, с чего вдруг придумала колики. Наверное, ее вдохновил вид Мони, которая прижимала «Ребекку» к животу, словно этого было достаточно, чтобы вернуться в роман (нет, не было).

Милдред, однако, не поверила ни в дурные сны, ни в колики, особенно когда выхватила «Ребекку» из потных ладошек Мони и уставилась на заголовок. Затем она озвучила то, чего Аннапурна надеялась никогда не услышать после своего возвращения на Уидби:

– Постойте! Кажется. Я. Знаю. Кто. Вы. Та. Самая. Дженет. Шор. Вы. Водили. Детей. На. Кладбище. И…

– Понятия не имею, о чем вы говорите, миз Бэнфри, – заявила Аннапурна, но это не помогло.

– Не. Называйте. Меня. Этим. Дурацким. Словом. «Миз».

Аннапурна могла бы прочесть неверующей Милдред краткую лекцию о равноправии женщин, если бы та не продолжила:

– И. Не. Смейте. Отрицать. Потому. Что. Ваша. Сестра. Все. Мне. Рассказала.

Мони одними губами прошептала Аннапурне: «Извини» – и показала на часы в знак того, что ей надо, очень надо уйти. На путешествия в «Ребекку» ушло все свободное время, которого у нее почти не было, а теперь нужно достать брауни из противня и полить глазурью каждое пирожное в отдельности, чтобы вечером отвезти на встречу приходского женского кружка… Ей пора.

В результате Аннапурна осталась с Милдред Бэнфри наедине, насколько это было возможно в общественной библиотеке; в укромном – увы, недостаточно – уголке пожилые дамы, хихикая, обсуждали полупорнографический роман. Пожилой джентльмен с компьютерными проблемами давно ушел: не то смирился с утечкой данных своей кредитки – это ж надо, покупать что-то по кредитке с общедоступного компьютера! – не то отчаялся привлечь внимание библиотекаря, которая в этот момент не сводила глаз с Милдред Бэнфри.

– Моя сестра? – спросила Аннапурна, потому что не смогла придумать ничего лучше.

Оказалось, что Джинни Шор-Хеггенес – третья по старшинству из выводка Шоров, шестью годами старше Аннапурны – не только училась в одном классе с Милдред Бэнфри в средней школе Саут-Уидби, но и в один прекрасный день действительно рассказала Милдред о предполагаемом даре юной Дженет Шор, когда обе курили марихуану на пляже Дабл-Блафф, прячась в хижине, искусно сложенной из плавника. Очевидно, Джинни узнала об этом от своего парня, звезды команды по борьбе, а тот – от товарища по команде, которому обо всем поведала его маленькая сестра. Аннапурна могла бы и сама догадаться, что сестрой была Мони Рирдон-Пиллертон – в то время, разумеется, просто Мони Рирдон.

От этой новости у Аннапурны зачесались кулаки, но она давно поняла, что насилием ничего не исправить. В конце концов, она сама виновата. Если бы не ее упрямое желание доказать Мони, что Страшила Рэдли, а вовсе не Боб Юэл стал причиной смерти последнего под дубом в канун Дня Всех Святых и тем самым спас Джима и Глазастика Финча от заклятого врага их отца! Если бы она просто отступилась и позволила Мони верить, во что ей вздумается… Но она не сдержалась, и болтливый язык Мони нанес ей очередной удар через столько лет.

– Это обычный гипноз, – объяснила Аннапурна.

Чтобы избавиться от Милдред и ее зычного голоса, она предложила проклятой бабе выпить кофе «как-нибудь при случае» и объяснить что да как, если ей интересно. Сказала, что это было ее хобби. Она давно его забросила и не собиралась к этому возвращаться, но Мони, ее лучшая подруга, стала умолять ее, в память о прошлом… Милдред должна ее понять.

В то позднее утро роковыми, конечно же, стали слова «как-нибудь при случае» – Милдред Бэнфри никогда не полагалась на случай. Не отходя от стойки, она выудила из сумки «Привет из Диснейленда!» потрепанный настенный календарь Общества защиты животных и без промедления открыла его на нужном месяце.

– Сейчас. Гляну. Что. У. Меня. Со. Временем, – произнесла она на полной громкости «без слухового аппарата». – Следующий. Вторник. Десять. Утра.

Разумеется, это было невозможно: долг повелевал Аннапурне находиться в это время в общественной библиотеке, и нигде более. Она как можно отчетливее сообщила об этом Милдред, чтобы невыносимая женщина могла прочесть по губам.

– Нет. Проблем.

Милдред сощурилась, глядя на календарь. Аннапурна подумала, что ей нужны не только новые батарейки для слухового аппарата, но и подходящие очки.

– Когда. Вы. Заканчиваете. Работать? Вот. Что. Давайте. Встретимся. За. Бокалом. Вина. Я. Люблю. Вино. А. Вы? На. Фест-стрит. Есть. Отличный…

– Ладно-ладно, хорошо, – сказала Аннапурна.

А что ей оставалось делать? С каждым мгновением становилось все понятнее, что избавиться от этой женщины можно только одним способом: согласиться на вино, кофе, жирные чизбургеры, молочные коктейли, что угодно, лишь бы ее необъятный зад выплыл за дверь библиотеки.

Вот как вышло, что Аннапурна встретилась с Милдред Бэнфри за бокалом вина в уютном полумраке «Дегустационного зала Лэнгли» на Фест-стрит с видом на пролив Саратога, глубокие сверкающие воды которого в это время года порой давали приют серым китам, плывущим на Аляску. Для разнообразия Аннапурне на этот раз повезло. Не считая ее самой и Милдред Бэнфри, в винном баре не было никого, кроме взволнованного хозяина. Он остро нуждался в клиентах, и разве его можно винить, ведь в это время года – будь прокляты серые киты за то, что они делают так мало для туризма, – владелец каждого заведения в городке был поглощен борьбой за выживание.

Поэтому хозяин был полон решимости как следует обслужить Милдред Бэнфри и Аннапурну. Решимость эта выражалась в том, что он не отходил от женщин: совершенно неприемлемое поведение. Милдред избавилась от него, купив целую бутылку вина на двоих и согласившись на тарелку сыра с крекерами, а также на порцию оливок. Аннапурна еще не подозревала, что Милдред согласится и на то, чтобы ее собеседница оплатила внушительный счет – Милдред питала склонность к довольно дорогому темпранильо, – но это было впереди.

– Итак… – начала Милдред. – Расскажите мне все.

Единственное, что было хорошего в этих четырех словах, – громкость. В сей знаменательный день Милдред Бэнфри ходила на задних лапках перед Аннапурной, надев слуховой аппарат. Поэтому она говорила нормально, и Аннапурна утешалась тем, что все сказанное останется между ними, если Милдред поклянется молчать.

Как оказалось позже, клятва была для Милдред Бэнфри пустым звуком, хотя она об этом умолчала. Она охотно поклялась: «Ну конечно, конечно! За кого вы меня принимаете? Я не выбалтываю доверенных мне секретов всем подряд. Благодарю покорно!» Казалось бы, это определенно означало, что Милдред Бэнфри сохранит признание Аннапурны в тайне. Но Аннапурна не знала, что в игру вступили могущественные силы, мешавшие Милдред поклясться со всей искренностью. Тем не менее она заверила Аннапурну, что будет нема как рыба, что ей просто интересно, что она лишь хочет удовлетворить обычное женское любопытство. Кстати, это было чистой правдой. Милдред не собиралась немедленно использовать новое знание.

И Аннапурна поведала ей о своем скромном даре, всячески постаравшись преуменьшить его. «Просто игра для развлечения школьных друзей» – так выразилась она, не став особо распространяться о речитативе «прими меня», благодаря которому ее товарищи переносились в литературный мир, обыкновенно доступный лишь воображению.

– То есть это и правда работает? – спросила Милдред в кульминационный момент рассказа Аннапурны, который та сократила, насколько сумела. – Вы хотите сказать, что я могу… Любая сцена из книги, и вы можете это сделать? А как насчет… к примеру… пьесы? Какой-нибудь… ну не знаю… может быть, Шекспира? Как насчет Теннесси Уильямса? «Трамвай „Желание“» и все такое прочее. Ваши жертвы…

– Я попрошу! – перебила Аннапурна.

Ей и в голову не приходило считать своих литературных путешественников жертвами чего-нибудь другого, кроме своего желания пожить на страницах любимых книг.

– Извините, – торопливо поправилась Милдред. – То есть ваши… пациенты…

– Я не врач. Они… Наверное, их можно назвать клиентами. Они были моими клиентами.

– Они вам платили?

– Разумеется, нет!

Аннапурна была шокирована. Она никогда не брала с друзей ни гроша за доставленное им удовольствие. Сама книга, пережитый опыт, то, что она поощряла своих товарищей читать больше, читать чаще, читать, ради всего святого, что-нибудь приличное, – вот чем руководствовалась Аннапурна. Она попыталась объяснить это Милдред, но, по правде говоря, поставила под сомнение свою былую щедрость, встретив потрясенный, недоверчивый взгляд женщины.

– Знаете, вы могли заработать кучу денег, – сказала Милдред и добавила четыре слова, благодаря которым Аннапурна, подобно леди Макбет, мгновенно узрела будущее, – и все еще можете.

Разумеется, в тот момент Аннапурна не собиралась зарабатывать на своем даре. Более того, сама мысль об этом казалась ей кощунством. Но вскоре она обнаружила, что Милдред Бэнфри имела в виду вовсе не подношения – скорее направление средств нуждающимся.

Так Аннапурна узнала, что женщина, разделившая с ней вино, сыр и оливки, собирает деньги для семнадцати из трехсот пятидесяти двух благотворительных организаций, которые обосновались на южной оконечности острова Уидби. Пока Аннапурна жила на материке своей жизнью, превращалась в Аннапурну и всеми силами пыталась забыть Чедборна Хинтон-Гловера и зло, которое он причинил, сокрушив ее дух, остров Уидби стал благотворительной Меккой. У каждого здания, которое собирались сносить, леса, которому был нужен присмотр, старого дерева, которому требовалась защита, фермерского пастбища, которому угрожал экскаватор застройщика, ребенка, нуждавшегося в репетиторе по математике, оркестра, который искал желающих приобрести инструменты для музыкантов, каждой молодой матери, готовой броситься в море вместе с младенцем, каждой внеклассной программы, способной уберечь подростков от наркотиков и увести младших школьников с улиц, была своя благотворительная организация, вечно искавшая средства.

– Только представьте, что вы могли бы сделать для Саут-Уидби, – пропела Милдред Бэнфри. – Можно было бы устроить целый фестиваль, посвященный вашим книжным путешествиям. Вы могли бы стать… Моя дорогая Аннапурна, вы могли бы стать Риком Стивсом[28] воображения!

Разумеется, читатель не должен думать, что Аннапурна немедленно вскочила на подножку неуправляемого поезда материальных устремлений Милдред Бэнфри, высказанных в тот день в «Дегустационном зале Лэнгли» на Фест-стрит. Вовсе нет. По правде говоря, ей требовалась своего рода продолжительная остановка на станции собственной нерешительности. Перспектива вернуться к тому, что заставило ее так недооценивать исходящее от мужчин зло – под мужчинами, конечно, надо понимать Чедборна Хинтон-Гловера, – породила в ней сомнение насчет способности людей верно судить о низменной стороне своих ближних. Но Милдред не признавала отказов.

– Подумайте о деревьях! – воскликнула она и тут же потребовала подумать о природе, о пастбищах, о молодых матерях, которым не хватает свободы, о подростках-наркоманах, снятых с иглы, и младших школьниках со скейтбордами, которые не разобьют себе головы на неровной мостовой крутого спуска с Саратога-роуд на Секонд-стрит. – В вашей власти изменить все это, – с нажимом произнесла Милдред. – И к тому же вы можете в любой момент все прекратить, если события выйдут из-под контроля. В детстве вы так и сделали.

Втайне Милдред не допускала и мысли о том, что события могут выйти из-под контроля, поскольку считала себя гениальным организатором. Аннапурна, в свою очередь, втайне думала, что заработать на этом вряд ли получится. Люди тонут в море развлечений, большей частью электронных, и мало кто знает о литературе достаточно, чтобы пожелать перенестись в сцену из книги. К тому же гаджеты, например электронные читалки, не дадут ей проявить свой дар. Нужно, чтобы читатель захотел нырнуть в настоящую книгу, которую – гений Милдред заработал во всю мощь – необходимо приобрести в независимом книжном магазине (никаких amazon.com, боже упаси!), предъявив при этом чек.

Этот довод оказался самым веским: в Лэнгли был независимый книжный магазин, дышавший на ладан. Он продержался на плаву полвека – поразительное достижение, – но каждую неделю сталкивался с новыми финансовыми трудностями и интернет-угрозами. Вот почему Аннапурна согласилась на план Милдред Бэнфри. Вот почему ей очень скоро пришлось бросить работу в библиотеке и принимать толпы людей, которые – к ее немалому удивлению – хотели совершить «самое невероятное путешествие в своей жизни», как гласило рекламное объявление Милдред Бэнфри. Та оказалась настоящим гением маркетинга. Интервью с Мони Рирдон-Пиллертон, проиллюстрированное фотографиями самой Мони, ее малопривлекательных отпрысков, висевших на ней гроздьями, и ее мужа, которому явно захотелось утопиться при виде журналиста на своем заднем дворе, было напечатано в «Саут-Уидби рекорд» и опубликовано в Интернете на потеху публике – и этого оказалось достаточно, чтобы бизнес по сбору средств начал процветать.

Милдред окрестила его одним словом – «Грандиозно!» – начертанном на матовой стеклянной двери невероятно дорогого четырехкомнатного офиса, прямо напротив деревенского кафе-мороженого. В центре офисного комплекса был очаровательный садик. Дома стояли на Секонд-стрит, довольно далеко от упомянутого крутого склона; одна из комнат служила приемной, остальные три позволяли Аннапурне испытывать судьбу, отправляя в литературные путешествия несколько человек одновременно.

Люди платили за выбранную продолжительность путешествия или заранее определенную длительность сцены. Очевидно, что бальная сцена, обнаруживающая истинный характер Элтон, когда тот отвергает милую, но довольно простодушную Харриет Смит, занимает чуть больше времени, чем драматический эпизод, в котором Алый Первоцвет открывается своей жене. Цену устанавливала Милдред: как правило, она листала страницы нужной книги и подсчитывала количество слов в эпизоде. «Это стоит пятьдесят два доллара и двадцать пять центов», – рявкала она. Или: «Тут дел на пять минут, так что двадцатки хватит». Как-то раз, просматривая «Дальние шатры», она воскликнула: «Вы уверены? В жизни не встречала такой длинной батальной сцены! Если действительно хотите ее пережить, это обойдется вам в шестьсот двадцать пять долларов». Женщина, без ума от романтической линии этой книги, охотно согласилась уплатить такую сумму за путешествие своего мужа, который постоянно возмущался, что она погружена в чтение и не исполняет его бесчисленных прихотей.

Стоит ли упоминать, что дело процветало? Первые два месяца со всем этим удавалось справляться, и, хотя Аннапурна безостановочно сновала между клиентами, отправляя их в самые разные книги, от «Да здравствует фикус!» до «Илиады», литературные путешественники были счастливы и довольны. Разумеется, некоторые пожелания экс-библиотекарша наотрез отказывалась выполнять. Первым номером в ее черном списке стояли «Пятьдесят оттенков серого». Милдред Бэнфри умоляла напарницу передумать: «У нас двести тридцать девять телефонных звонков насчет этой книги! Анна-Пи, – так она стала ее звать, – и охота тебе смотреть в зубы дареному коню?» – но Аннапурна была непреклонна. Любые произведения Даниэлы Стил немедленно отвергались, а если кто-то хотел посмотреть на нелепого монаха-альбиноса из «Кода да Винчи» – «Вы вообще представляете, как выглядит альбинос?» – Аннапурна бесцеремонно указывала ему на дверь.

При этом она охотно давала рекомендации. Хотите немного сами знаете чего? Нет проблем. Вам подойдут леди Чаттерлей и ее лесник. Хотите увидеть эпическое противостояние героя и злодея? «Граф Монте-Кристо» подарит вам незабываемые впечатления под освященными сводами «Грандиозно!». Есть только один вампир, и Брэм Стокер – его гениальный создатель. Мечтаете увидеть, как творится волшебство? Нет ничего проще – отправляйтесь в страну Оз.

Аннапурна установила правило: «Никакого мусора». Милдред знала, когда можно нарушать его, а когда нет, и смирилась. Поначалу она ворчала, но потом осознала, что «Никакого мусора» – это некий намек, некий ракурс, обладающий большим маркетинговым потенциалом. По мнению Милдред, в этом правиле звучал притягательный вызов. Он побуждал к спорам – разве мусор для одного не может быть сокровищем для другого? Насколько знала Милдред, споры повышают продажи, если правильно их преподнести.

Вскоре – особенно после того, как тщательно продуманные пресс-релизы были отправлены в тщательно подобранные редакции, – все крупные новостные агентства из Сиэтла навестили остров Уидби. Общенациональные новостные службы Эн-пи-ар, Пи-би-эс и – mirabile dictu[29] – лично Андерсон Купер[30] ухватились за историю и поспешно спикировали на крошечный Лэнгли. Вскоре все гостиницы в радиусе двадцати миль от Секонд-стрит были забронированы на год вперед, а «Инн» в Лэнгли – когда-то входивший в список десяти лучших мест для целования в Америке – трещал под напором желающих поселиться в непомерно дорогих номерах с видом на море, невзирая ни на что. Кассовые аппараты кофеен, кафе, деревенского паба, трех дегустационных залов и двух ресторанов Лэнгли ломились от наличных, излишки которых приходилось относить в банк дважды в день. Полки сувенирных магазинов, бутиков и деревенской антикварной лавки регулярно опустошались, а четыре художественные галереи не поспевали за спросом на картины, которые местные художники раньше не могли продать десятилетиями. «Дела пошли в гору» – эти слова даже приблизительно не описывают того, что произошло с деревней. На острове Уидби началась новая золотая лихорадка.

Разумеется, успех вызвал и трудности, особенно если учесть, что за этим бумом стояла одна-единственная женщина, с ее талантом, усердием и готовностью служить другим. Кроме того, не всем понравились нашествие автомобилей и неумолчный шум. Необходимость бронировать столики в кафе – и даже в пиццерии! – также стала неприятным новшеством. Даже в лавке подержанных вещей, господи ты боже мой, было не протолкнуться, потому что толпы людей хотели «взять с собой немного Лэнгли». Уплатив, как мы уже знаем, до шестисот двадцати пяти долларов за счастье наблюдать в «Далеких шатрах» величайшую из батальных сцен, некоторые гости могли приобрести разве что дешевый стакан для воды. Часы работы «Грандиозно!» продлили, чтобы обслужить всех желающих. Нужно было давать интервью, чтобы гладить по шерстке видных журналистов, благостные статьи которых, в свою очередь, способствовали бы развитию бизнеса. Видео на YouTube, твиты, лайки в Facebook, селфи в Instagram – «Я готова отправиться в Пемберли!» – породили сенсацию мирового масштаба. Через десять месяцев Аннапурна начала чувствовать себя учеником чародея, который рубит в щепки метлы с ведрами, затопившие пол мастерской его наставника.

Милдред тоже начала тяготиться своим предприятием. Конечно, успех был сногсшибательным. Все благотворительные фонды, для которых она собирала средства, купались в деньгах. Но хотя она бывала исключительно упрямой, придумав верный способ делать деньги – как в случае с талантом Аннапурны, – она вовсе не была бессердечной. Она видела, что Аннапурна выглядит все более изможденной. Дар Аннапурны эксплуатировался так часто, что вместо регулярной, здоровой еды она питалась арахисовым драже «Эм-энд-Эмс» или вообще голодала и к тому же забыла, когда в последний раз спала больше четырех часов. Что до такой простой роскоши, как своевременный визит в парикмахерскую… Об этом оставалось лишь вспоминать с тоской. Аннапурне приходилось быть на месте, чтобы отправлять сорящих деньгами клиентов в путешествия, выбора не оставалось. Если она откажется, может запросто случиться бунт. В городе всего двое полицейских, так что придется держаться изо всех сил.

О том, что предел достигнут, догадалась Мони Рирдон-Пиллертон. Она пришла к этому выводу однажды днем, обнаружив, что сможет попасть в кафе-мороженое лишь через полтора часа, – снаружи тянулась длинная очередь. Мони обещала купить двум младшим по рожку с кокосовым джелато, а взамен те согласились на давно назревшую чистку зубов у стоматолога. Дети возмущенно взвыли, несмотря на ее извинения и клятвенное обещание проехать семь миль до ближайшего продуктового и купить им по батончику «Дав», – и Мони окончательно укрепилась в своем решении. Нужно было что-нибудь предпринять, и когда на другой день она встретила, впервые за три месяца, бедную осунувшуюся Аннапурну, то дала слово спасти ее.

На следующее утро Мони устроила засаду. Заметив, что Милдред Бэнфри идет от почты к «Грандиозно!», чтобы продолжать грести деньги лопатой, она коршуном налетела на нее и быстро и ловко затащила Милдред в женский туалет в «Юзлесс бэй кофе-хаус». Надо сказать, что Милдред, видя, что происходит, и в глубине души понимая, что любые слова Мони будут истинной правдой, не стала возражать и говорить: «Отпусти меня, женщина!» – после того как та прошипела: «Ты только посмотри на нее, бесстыжая корова!»

Милдред не обиделась, хотя «корова» резанула ей ухо. «На нее» значило, конечно же, «на Аннапурну», и, как говорилось выше, к тому времени Милдред уже посмотрела на Аннапурну. Она провела не одну бессонную ночь, переживая из-за своей компаньонки по «Грандиозно!», и в эти часы думала большей частью о том, как облегчить жизнь Аннапурне. Впрочем, дальше вопроса: «Нельзя ли пробудить этот талант в ком-нибудь еще?» – она не продвинулась. Поэтому она была готова не только простить грубое обращение, но и поговорить о том, как вернуть контроль над ситуацией и восстановить здоровье Аннапурны, чтобы их бизнес продолжал процветать, пусть и в уменьшенном масштабе.

– Этот поезд уже ушел, – раздраженно отрезала Мони. – Думаешь, можно просто сказать: «Извините, ребята, теперь не больше восьми путешествий в день»? Если так, ты поехала головой еще сильнее, чем кажется.

Милдред, полная решимости не отвлекаться на возмутительные замечания, лишь вдохнула поглубже и спросила:

– А может, выходной?.. В казино «Тулалип» за городом есть спа. Я в нем никогда не была… представляешь меня в спа? Ха-ха! Пара дней там – и она встанет на ноги.

– А дальше что? – спросила Мони Рирдон-Пиллертон. – Я скажу тебе: все начнется сначала. И ты вправду считаешь, что никто не потащится за ней в казино? Кто-нибудь заявится в Лэнгли, страстно мечтая… ну, не знаю… поохотиться на собаку Баскервилей…

«Неплохая идея, – подумала Милдред. – И прекрасная замена для бабулек, которые хотят расследовать преступления вместе с этими законченными олухами Пуаро и Марпл. В „Шерлоке Холмсе“ нет открытого насилия и, уж конечно, нет секса, который может оскорбить…»

– Милдред, ты меня слушаешь?

– Само собой! – заверила ее Милдред и подумала: не стоит расстраиваться из-за того, что ее мысли мгновенно съезжают на бизнес. Так уж она устроена. – Ты говорила, что за ней потащатся.

– Фанатки-путешественницы, которым не терпится залить селфи со смартфона в Интернет. Мы с Аннапурной в Лэнгли. Мы с Аннапурной на причале. Мы с Аннапурной на пароме. Мы с Аннапурной ждем массажа в спа «Тулалип». «Кстати, Аннапурна, ты не могла бы отправить меня в Венецию, пока ждешь массажа? Хочу посмотреть, как карлица – или кто это был? – зарезала бедного рассказчика, который всего лишь хотел вернуть к жизни свою маленькую дочку»!

– «Не оглядывайся»? – спросила Милдред. – Кстати, отличная замена для этого скучного «Есть, молиться, блевать», или как его там? Ну ты знаешь, о чем я. Эта, как ее, путешествует по разным экзотическим местам, чтобы исцелить разбитое сердце, и случайно встречает очередного мужчину, который его разобьет. Полная чушь!

– Прекрати! Мы говорим об Аннапурне. О том, чтобы у нее была личная жизнь. О том, чтобы спасти ей жизнь. А для этого тебе надо хоть на минуту оторваться от кассового аппарата.

Печальная истина заключалась в том, что, несмотря на лучшие намерения, Милдред Бэнфри не могла этого сделать. Мони Рирдон-Пиллертон поняла это вскоре после начала их бесплодного разговора – когда в дверь туалета начала ломиться женщина, которой было невтерпеж. Еще Мони поняла: она лично отвечает за то, что случилось с ее давней подругой и со всей деревней. Если бы она всеми силами не упрашивала Аннапурну подарить ей несколько минут наедине с Максом де Винтером и навеки безымянной рассказчицей, ничего не случилось бы. А значит, она должна как следует постараться и вернуть все на место.

Мони решила, что единственный выход – изобрести что-то вроде программы защиты свидетелей. Нужно поселить Аннапурну подальше от острова Уидби, под новым именем. Только с исчезновением Аннапурны Лэнгли и весь Саут-Уидби опять станут тихим, милым сельским уголком. Провернуть такое нелегко, но вполне возможно. В мире хватает мест, куда может скрыться Аннапурна: от Бозмена, штат Монтана, до Бангладеша. Нужны только ночной мрак и содействие Аннапурны.

С последним, увы, не сложилось. Хотя Аннапурна была совершенно согласна с выводом Мони о том, что оглушительный успех «Грандиозно!» убьет ее, она не собиралась начинать новую жизнь, став чужачкой в чужой стране. Здесь ее семья – возглас «Да ты же с ними не видишься!» ничуть не поколебал ее решимости – и друзья – восклицание «Я твоя единственная подруга!» не убедило ее в своей способности завести друзей где-либо еще. И когда Аннапурна заявила об этом, кротко, но ядовито добавив: «Давай не будем забывать, с чего все началось», – Мони поняла, что нужен другой план.

Как говорится, джинна нельзя загнать обратно в бутылку, но Мони и Аннапурна все же попытались – разумеется, с согласия Милдред. Впрочем, быстро выяснилось, что сокращение рабочего дня не остужает пыла желающих увидеть дистикомбы и песчаных червей Дюны, а введение выходного дня не слишком-то порадовало очень настойчивых пожилых женщин, которые восхищались мисс Хэвишем и не желали ничего слушать, поскольку приехали на Уидби аж из Форт-Лодердейла, заказав «страшно дорогую экскурсию». Они, как и другие, непременно добьются своего, а если им откажут… что ж, владельцам «Грандиозно!» наверняка известно, что Американская ассоциация пенсионеров регулярно выигрывает дела о недобросовестной рекламе.

Короче говоря, Мони и Аннапурна уяснили, что она не может уйти, не может остаться и не может выкроить ни минутки для себя. А значит, она либо скоро отбросит коньки – хотя Аннапурна не каталась на коньках из-за больных ног, которые нуждались в хирургическом вмешательстве, – либо исчезнет. И поскольку она отказывалась исчезать в неведомых краях, придется провернуть это прямо на острове Уидби, надо только придумать, как именно.

Идея поразила Мони словно молния однажды вечером, в «Дегустационном зале Лэнгли» на Фест-стрит во время ежемесячного свидания с Дуэйном Пиллертоном, которое должно было поддерживать в них романтический настрой, помогать прислушиваться друг к другу, вожделеть усталые тела друг друга и так далее. Вечером, особенно в дни свиданий, им обычно хотелось одного: спать. Но они знали, что бывает, если отпустить свой брак на волю волн, и хотя оба втайне надеялись, что другой отменит свидание, этого ни разу не случилось.

В «Дегустационном зале Лэнгли» на Фест-стрит было полно народу. Мони и Дуэйн жались друг к другу за крошечным столиком размером с бутылочную пробку. Из-за наплыва посетителей двадцать таких столиков поставили вместо прежних, нормальных. Дуэйн с печалью отметил, что их милая деревушка уже не та, что прежде, и Мони незамедлительно сообщила ему, что намерена все исправить.

Ни к чему было выбирать слова или понижать голос. Народу в винном баре было как селедок в бочке, и шум стоял такой, что приходилось почти кричать. Мони видела, что Дуэйн слушает ее вполуха, но разве его можно было винить? Все вокруг громко восторгались недавними волшебными путешествиями, и сложно было не обращать на них внимания. Воздух полнился фразами вроде: «Скажите ей, чтобы сержант Хейверс встретилась с Сальваторе Ло Бьянко!.. Рекомендую сцену, где Марико пробирается в его комнату под покровом ночи!.. Она ведь отправляет к Томми и Таппенс?.. Когда Альберт Кэмпион понял, что любит Аманду, я едва не умерла от восторга!» Становилось ясно, что в деревне поселилось настоящее чудовище.

Разумеется, Дуэйн знал, что всему виной «Грандиозно!», но не знал, какую роль сыграла Мони в создании чудовища. Она не спешила сообщать ему о том, что находилась в номере Максима де Винтера во время его утренних омовений, хоть и с самыми невинными намерениями, поскольку и без того терзалась угрызениями совести. В конце концов, Дуэйн – человек приземленный. Он впитал с молоком баптистки-матери убеждение в том, что мир воображения – царство дьявола и лучше его избегать.

– Нужно вытащить Аннапурну из Лэнгли, – сказала Мони мужу. – «Грандиозно!» ее убивает.

– Монро – неплохой городок, – глубокомысленно посоветовал он. – И там есть «Лоуз».

Мони пала духом. Монро? Серьезно? Там же нет ничего интересного, а если бы и было – он и вправду верит, что пригород в часе езды от парома на остров Уидби может подойти? В любом случае речь не об отъезде Аннапурны из Уидби. Аннапурна сказала, что никуда не поедет. О чем Мони и сообщила.

– Тогда Оук-Харбор, – предложил Дуэйн. Уже лучше: Оук-Харбор, в тридцати с лишним милях к северу от Лэнгли, был достаточно крупным городом, чтобы можно было затеряться в нем. – Там есть «Уолмарт». И «Хоум депот».

– Да при чем тут гипермаркеты! – воскликнула Мони. – Ты правда думаешь, что Аннапурне есть дело до гипермаркетов?

– Там есть авиабаза военного флота. Она может познакомиться с офицером и влюбиться.

– О господи! Ты… ты невыносим. Я не могу придумать, куда ее спрятать, но если ты считаешь, что она согласится жить в каком-то… каком-то совершенно бездушном месте, то…

«Как бы я хотела остаться там навсегда! – воскликнула женщина, и Мони прекратила думать вслух. – А что такого? Почему нет? Видели бы вы особняк! А горы еды, а куча бутылок шампанского!.. А бассейн! Зуб даю, вы бы тоже захотели остаться!» Услышав это, Мони, изо всех сил стараясь не смотреть с осуждением на необъятную задницу рассказчицы, села на стуле прямо – вечная поза подслушивающих – и разобрала продолжение: «Он бы у меня мигом забыл о Дейзи Бьюкенен!» Сначала Мони подумала о Джее Гэтсби, а затем пришла к изумительному, очевидному решению.

Ей не терпелось поскорее поговорить с Аннапурной. Притворившись, что у нее болит голова, она попросила Дуэйна отвезти ее домой. Там она приняла напроксен, чтобы Дуэйн знал: жена твердо намерена избавиться от головной боли до того, как они встретятся во время обязательной кульминации романтического вечера. Затем Мони заперлась в спальне со словами: «Дай мне полчаса, чтобы прийти в себя, милый» – и схватила телефон.

Сначала она позвонила Аннапурне и спросила:

– Приключения, тайна, преступление или любовь?

– В смысле?

– Просто отвечай. Не думай. Размышления все осложняют. Быстро ответь: приключения, тайна, преступление или любовь?

– Кто это? Моего номера нет в телефонной книге.

– Аннапурна, а ты сама как думаешь? Спорим, ты сто лет не разговаривала с братьями, сестрами или родителями?!

– А! Мони.

– Вот именно «А! Мони». Сегодня у нас с мужем свидание. У меня полчаса до секса с Дуэйном. Давай ближе к делу. Приключения, тайна, преступление или любовь? Я имею в виду книги. Выбирай.

– Это не так просто.

– Почему?

– Я бы назвала не меньше двух.

– Ладно. Хорошо. Придумаем что-нибудь. Говори.

– Наверное, тайна и любовь. Они ведь часто идут рука об руку.

– Главный герой женат или нет?

– Разве это важно?

– В нашем случае да. Важно. Довольно важно.

– Тогда женат. Если не с самого начала, то под конец. Почему бы не попробовать что-нибудь новенькое?

– Наши дни?

Аннапурна на мгновение задумалась.

– Я всегда была неравнодушна к эпохе между мировыми войнами. Удивительное чувство стиля, настоящий взрыв энергии, счастье выжить и так далее.

– Ты уверена? А как же Великая депрессия?

– Тогда двадцатые. Или тридцатые в обществе человека, который не вкладывал деньги в ценные бумаги.

– Страна?

– Мне нравится Англия.

– Ты там бывала?

– Только в книгах, конечно. На какие шиши? Но я уже сто лет там не была. Ты же знаешь, я больше не путешествую.

– Правда? Какая жалость! Но это не важно. Пора приступать к делу. Встретимся на нашем старом месте. Ты знаешь где. Заведи будильник и приходи к пяти утра. Мы разберемся с «Грандиозно!» раз и навсегда.

– Но Милдред…

– О Милдред я позабочусь потом. Она заработала кучу денег, так что может закрыть лавочку и жить припеваючи до конца жизни. Просто приходи на встречу к пяти, зная, куда ты хочешь отправиться.

– Я не уверена, что могу…

– Так! Послушай меня, Дженет Шор. Разве ты не устала? Разве тебе не надоело уговаривать Томов, Диков, Джемайм и Одри выбирать «Холодную гору» вместо «Унесенных ветром»? Хоть кто-нибудь просил «Холодную гору» сам, без подсказки? Можешь не отвечать.

– Одна женщина попросила отправить ее в книгу «Последняя оставшаяся в живых вдова конфедератов рассказывает все».

– Прекрасно. Чудесно. Надо все это отметить. Увидимся в пять. Не опаздывай.

Затем Мони позвонила Милдред – на мобильный, потому что не хотела с ней разговаривать. Час был поздний, и она ничуть не сомневалась, что Милдред давно легла в кроватку и наслаждается сном, в котором отказывала бедной Аннапурне.

– Лавочка на завтра закрывается, – сказала она в трубку, услышав сигнал автоответчика. – Я забираю Аннапурну с острова на весь день. Ей нужно отдохнуть. Можешь не утруждать себя звонками и спорами. Когда ты получишь это сообщение, мы уже уедем.

На этом подготовка была завершена. Остаток ночи Мони посвятила Дуэйну. К счастью, много времени ему не потребовалось. Он всегда быстро делал свое дело и засыпал. Как правило, ему хватало десяти минут, чтобы скатиться с жены и захрапеть, как умирающий гладиатор.

Она вылезла из кровати, отправилась на кухню и приготовила обеды детям. Ее не будет дома, когда они отправятся в школу, и приготовить им завтрак она тоже не сможет. Она достала овсянку моментального приготовления, орехи пекан и банку меда. Очистила от листьев клубнику, наполнила ею большую корзинку, налила молоко в кувшин и поставила на лед. Написала каждому ребенку записку с сердечками, приветиками и поцелуями. Пообещала, что будет дома, когда они вернутся из школы. Затем собрала обед для мужа и написала ему примерно то же самое. В конце концов, у нее есть обязанности, как бы она ни мечтала от них избавиться. Она сделала выбор и должна с ним жить. Она лишь надеялась, что Аннапурна наконец сделает свой.

Без пятнадцати пять она погрузила в машину все необходимое и поехала на кладбище Лэнгли, осторожно пробираясь меж холмистых полей старой городской фермы и высматривая завтракающих оленей. Было еще темно, но рассвета оставалось ждать недолго. Небо над Каскадными горами за проливом уже прочертили абрикосовые полосы, когда Мони вырулила с подъездной дорожки на улицу. Она припарковалась как можно ближе к мемориальному саду, разбитому в честь кремированных жителей Лэнгли, взяла с собой все необходимое и собиралась направиться к старому сараю для садового инвентаря, когда огни фар повернули с Аль-Андерсон-роуд и машина проехала мимо старого кирпичного столба у входа на кладбище. Через несколько мгновений Аннапурна присоединилась к Мони.

За долгую ночь, прошедшую после звонка Мони, Аннапурна сообразила, к чему та клонит. Она отнюдь не была идиоткой, а вопросы Мони очень напоминали те, которые она задавала клиентам «Грандиозно!», не знавшим, что к визиту надо готовиться. Поэтому, выйдя из машины, Аннапурна немедленно запротестовала. Но прежде чем она успела перейти от возражений к советам, торгу или отрицанию, Мони произнесла:

– Дженет, послушай. Это единственный выход. И ты ведь до сих пор Дженет Шор? Под всем этим маскарадом Аннапурны. Ты знаешь, что это так, и… Послушай, я уверена, что ты должна произнести это вслух. Иначе… Вряд ли я смогу тебе помочь так, как хочу. Не знаю почему, но совершенно в этом уверена. Ты должна это произнести.

– Я Дженет, – сказала она. – Но это не значит…

– Прекрасно, – перебила Мони. – Идем. У нас мало времени. Что ты решила?

Аннапурна помолчала, и в течение этого невыносимо долгого мгновения Мони Рирдон-Пиллертон начала думать, что ее давняя подруга не очень-то готова отказаться от «Грандиозно!» и жизни, которую ей навязала Милдред Бэнфри. Но вот Дженет вдохнула поглубже и достала из саквояжа книгу в твердой обложке.

– Между прочим, это первое издание, – сообщила она. – Даже не спрашивай, сколько стоило.

– И оно отвечает всем условиям?

– То, что доктор прописал. Англия между мировыми войнами, тайна и любовь.

– А деньги?

– Он второй сын герцога.

Мони задумалась. Она смотрела телесериал «Гордость и предубеждение» и знала о материальном положении полковника Фицуильяма.

– Но разве вторые сыновья не прозябали в нищете? Не шли в армию?

– Этот – нет.

– Что «нет»? Не пошел в солдаты?

– Не прозябал в нищете.

– Ты уверена?

Новообретенная Дженет кивнула:

– У него есть слуга, и он ездит на «даймлере». Это машина вроде «ягуара». Он пьет дорогой портвейн. И он влюблен в женщину, у которой нет ни гроша за душой, так что он не ищет богатую женушку…

– О боже! Он влюблен? Аннапурна… Дженет, ничего не выйдет!

– Они не женаты. Он предлагал ей руку и сердце два или три раза, но она отказывалась. Они познакомились одиннадцать лет назад, но она все еще говорит «нет». Она скажет «да» в конце этой книги, но книга очень толстая. У меня будет достаточно времени.

Ее слова пролились бальзамом на душу Мони и наполнили ее неизъяснимой радостью.

– Так ты согласна? – прерывающимся голосом спросила она. – Правда? Честно? Окончательно?

Дженет огляделась по сторонам.

– Я устала, – сказала она. – Так больше продолжаться не может. Да. Я согласна, и время настало.

Так Мони Рирдон-Пиллертон вошла со своей старой подругой Дженет Шор в темный сарайчик, где они провели столько блаженных часов в дни юности. Они вместе расстелили одеяло, которое захватила Мони, а Дженет запалила свечу и накрыла ее стеклянным колпаком, как много лет назад. Затем она села и начала листать книгу. Нужно войти в историю где-то в начале. И надо полагать, ей придется полюбить дорогой портвейн, как только она туда попадет.

Мони ждала. Надо сказать, она нервничала все сильнее. У нее не было никакой уверенности в успехе, но Дженет согласилась сотрудничать, и это казалось добрым предзнаменованием.

Мони достала шерстяную нить – совсем тонкую, но в этом-то и смысл! Дженет выудила из саквояжа пуховую подушку и большой шерстяной шарф, чтобы не замерзнуть, а Мони завязала на конце нити скользящую петлю. Когда все было готово, Дженет легла на одеяло и в последний раз проверила, ту ли страницу открыла. Не хватало только оказаться в лодке, когда герой прочел на расслабленном лице героини, что она любит его! Это будет ужасно. Нет, надо появиться раньше и помочь этой женщине остаться холодной, бесчувственной, равнодушной и независимой… «То, что надо», – подумала Дженет. Остальное окажется делом техники, ведь герой этой книги – не какой-нибудь там Чедборн Хинтон-Гловер. Это настоящий джентльмен, который за одиннадцать лет даже ни разу не прижался губами к руке своей дамы сердца. Поэтому между ними нет ни обязательств, ни взаимопонимания, ни обещаний, хотя его влечет к ней – что греха таить, скорее в умственном, чем в телесном, отношении.

– Я готова, – сказала она Мони Рирдон-Пиллертон. – Ты поймешь по изменению дыхания.

Мони кивнула, и Дженет медленно произнесла слова из своего детства, смежив веки, не видя ни затянутого паутиной потолка сарая, ни своей давней подруги. Вместо этого она представила себя в оксфордском колледже Шрусбери – в Новом дворе, где должны были торжественно открыть подаренные колледжу часы. Выпускницы и живущие при колледже профессора в черных церемониальных мантиях еще только собирались. Стоял необычайный галдеж, ведь они не виделись много лет.

– Видели Триммер в этом ужасном канареечном абажуре?