Во всем виновата книга – 2 Джордж Элизабет

– Парень, у тебя провалы в памяти?

Хавьер поставил поднос с завтраком на стол. На круглый столик у окна.

– Ешьте яичницу, мистер Коннорс. Кофе пейте, пока горячий.

– Кого мне нужно убить, чтобы выбраться отсюда?

– Мистер Коннорс, вы опять странно себя ведете.

– Как типичный Джек Бенни[103], – ответил он. – Ты знаешь, кто это?

Хавьер ушел, оставив яичницу, кофе и тост без масла.

День он провел с книгой. С бывшим киллером и старухой, серийной убийцей.

Они вместе поймали такси и поехали в центр, к книжному, в котором работала его дочь. Прошли мимо книжного, заглянув в витрину.

– Она хорошенькая.

– Брюнетка, как ее мать.

– Я там видела только блондинку.

– Да, это она.

– Как ее зовут?

– Это что, экзамен? Мне надо вспомнить все имена?

– Не злись.

– А кто злится? Ты злых не видела.

Их первая крупная ссора.

Какое-то время они идут молча. Она рассержена. Он рассержен и обижен.

На углу, то есть в конце улицы, рядом с Сохо, она ловит такси и уезжает. Даже не оборачивается.

– Вот дерьмо! – выругался он. – Оставила меня на холоде. Черт знает где. Дерьмовое дерьмо!

Он швырнул книгой в дверь.

Хавьер проверяет его. Интересуется, из-за чего шум. Почему книга валяется на полу.

– Я в порядке. Это книга ненормальная, а я в порядке.

– Вы побледнели.

– Она бросила парня – просто уехала, оставив его на тротуаре. Эту часть города я знаю плохо. Холодно, морозно, а она уехала. Бумажника у меня с собой нет, такси не поймать. И никто мне его не остановит.

– Сейчас лето, мистер Коннорс. У вас под окном цветы цветут.

– Я о книге, идиот ты эдакий! На улице подмораживает. Она бросила меня и уехала. У нас и ссора-то несерьезная. Пустяковая.

– В этой книге написано про вас? – Хавьер поднял книгу, которую он швырнул в дверь.

– Говорю тебе, я потерялся, я не знаю что и где, а она просто ушла. Сердце мне разбила. Разбила вдребезги и обоссала осколки.

Хавьер ушел. Приехала дочь.

– Пап, ты опять вещи бросаешь. Здесь так нельзя.

– Что они сделают? Выгонят меня?

– Если будешь вести себя по-детски, то да, могут и выгнать.

– Виноваты чертовы книги, которые ты привозишь! Ты хочешь свести меня с ума. Сердце мне разбиваешь. Заставляешь карабкаться в гору: я поднимаюсь на вершину, а там какой-то осел надо мной стебется. Говорит, расплатишься по дороге вниз. Словно все это прикол, а я не в курсе.

– Пап, если не прекратишь швырять вещи, тебя отсюда выгонят.

– Не таскай больше этих хреновых книг, слышишь? Мне и без них есть чем заняться. Не нужны мне книги, которые терзают меня сутки напролет. Ясно тебе?

Дело было в другой день или в тот же самый день, но позднее. В туманный день. Он взял книгу и нашел место, на котором остановился. Это легче легкого: бросаешь книгу, та открывается – и вот тебе место.

Он снова на ледяной улице, такси уезжает, сердце болит так, словно в нем пуля. Три в голову, одна в сердце. Его девиз. Его визитная карточка. Он высматривает название улицы и не знает, в какой стороне нужный район, в какой стороне его отель или его квартира.

Подъезжает такси, открывается дверца.

Это она! Серийная убийца, которая разбила ему сердце, а потом взяла и уехала.

– Ты еще злишься на меня?

– Я вообще не злился. Ты злых не видела.

– Ты старый ворчун.

– Ты за мной приехала или стебаться?

Они уезжают. Темнокожий таксист поглядывает на них в зеркало, словно никогда раньше не видел старых пердунов-убийц.

– К тебе или ко мне?

– Разве тебе есть куда ехать? – спрашивает она так, словно шутит.

– Тогда к тебе, – говорит он. – Уверен, постель у тебя из розовых лепестков.

– Откуда вдруг поэзия? Она должна меня покорить?

– Поэзия? Да вы поэзию не видели. – Это Хавьер снова принес таблетки.

– У меня есть цель. Ну, боевая задача или миссия. Хочешь в ней участвовать?

– Смотря, что за миссия.

– Участвуешь или нет? Решай, и поскорее.

Откуда эти слова? Из книги того парня Хиггинса?[104] Это имя он помнил. Парни болтают – вот и весь сюжет. Болтают и болтают о том о сем – обычная городская история. Наводят порядок, поступают просто и ясно.

– Вы ведь хотите отсюда выбраться?

Порой молчать лучше. Порой молчать – мудрее.

– Могу помочь вам, если хотите, – проговорил в тишине Хавьер.

Он подождал, пока не сгустится тишина, а Хавьер продолжил:

– Разумеется, не бесплатно. В этом мире нет ничего бесплатного, и вы это знаете. Я могу помочь. Вы мне нравитесь, мистер Коннорс, и видно, что в тюрьме вы задыхаетесь. Я устрою побег. Легко не будет. Здесь камеры, охранники, круглосуточное дежурство. Да, легко не будет, но, если вам интересно, у меня есть вариант.

Да интересно ему, интересно… Вот только тишина работала на него, и нарушить ее было трудно. Он всю жизнь болтал. Всю жизнь глотал дерьмо и скармливал его другим, путался с людьми, заставлял их плясать под свою дудку, засыпал ловкими фразами. Сейчас он видел красоту тишины и ее необузданную мощь.

– Вижу, прямо сейчас вы не хотите об этом говорить. Перед отбоем я загляну к вам, и, если вы захотите обсудить мой план, мы сможем это сделать. Или в любое удобное для вас время. Я готов.

Хавьер ушел.

Он забрался в постель и стал читать. Разумеется, история ждала его. Ждала на том месте, где он закончил. Боже, как трудно сохранить ясность в мыслях! Жизнь трудная, долгая, каждый день по тысяче событий – что-то слышишь, о чем-то читаешь, что-то переживаешь сам, и как понять, что к чему относится, откуда что взялось? Да, у некоторых все по полочкам. Некоторые могут сказать: это отсюда, а это оттуда. И вот эти некоторые живут в своем доме, а не в доме престарелых. Так в чем же суть? В понимании того, откуда что берется. Да какая разница, черт подери? У него в голове все путается – половина того, половина сего.

Старуха, серийная убийца, была искусной любовницей, опытной, знающей что и как. И прекрасна в постели, неутомима и прекрасна. Она напоминала ему девушку, с которой он спал в молодости. Мексиканка лет девятнадцати-двадцати, по имени Линда, с блестящими черными волосами и блестящими черными глазами. Или это героиня какой-то книги? Не важно. Ту девушку, Линду Варгас, он любил так же, как любит эту серийную убийцу, – с ног до головы, внутри и снаружи; ее кожу, нежную, как шелк и розовые лепестки, как лунный свет, льющийся сквозь сладкую полуночную дымку.

Он перестал читать.

Когда-нибудь нужно перестать. Проявить дисциплинированность и оставить что-то на завтра. Он закрылся простыней. Рука скользнула под резинку трусов. Его старый дружок! Вместе они прошли огонь, воду и медные трубы, а сейчас дружок отдыхает на скамейке запасных. Но он чуток подергал его, по старой дружбе, и почувствовал, как дружок оживает. Наполовину оживает. Полужизнь сейчас – абсолютный максимум. Полужизнь сейчас – очень много.

Он заснул.

Если есть цель, боевая задача, миссия, то главное – двигаться вперед. К меняющимся обстоятельствам можно приспособиться, главное – идти к цели, иначе что тебе останется? Останется древнегреческий парень, катящий в гору камень, который неизменно срывается с вершины. Останется вереница туманных дней, без надежды и намека на перемены.

Хавьер принес глазунью.

– Хорошо выспались?

– Может, и выспался. Не знаю. Как это определить в моем нынешнем состоянии?

– Вы обдумали мое предложение?

– Мне нужно знать цену.

– Я размышлял об этом. О деньгах, о том, что значит для вас эта цель; о том, как рискую я. Цену назвать сложно, но раз вы хотите ее узнать, то ладно. Пять тысяч. Я вытаскиваю вас отсюда, везу, куда пожелаете, и оставляю свободным как птица.

– Пять тысяч баксов.

– Американских долларов. Я вывезу вас отсюда первым классом.

– Хави, я тебе не доверяю.

– Думаете, я возьму деньги и подведу вас? Я что, дурак? Думаете, я рискну, зная, кто вы такой, чем вы занимались и чем зарабатывали до приезда сюда? Думаете, я рискну поссориться с таким, как вы?

– Я стар. Мысли порой путаются. Обмануть меня несложно.

– Я знаю, что вы явитесь за мной. Знаю, что выследите меня, где бы я ни прятался. От таких, как вы, не спрячешься. От профессионалов. Я это знаю. Поэтому доверьтесь мне, мистер Коннорс. Я не настолько глуп, чтобы взять ваши деньги и сбежать.

– Завтра я достану тебе пятеру.

Назад, назад к книге той писательницы.

События накаляются. Старуха, серийная убийца, – зовут ее Варла, очень красиво, на польский, цыганский или еще какой-то манер, – решает убрать молодую женщину из книжного. Та сделала плохо ее новому бойфренду, Крохе Мо Коннорсу, профессиональному киллеру на пенсии.

– Она моя дочь, моя плоть и кровь. Не убивай ее.

– Это единственный способ вытащить тебя из дома престарелых. Она мешает. Как только ее не станет, ты освободишься.

– Неужели?

– Я оказываю тебе услугу.

Они устроились напротив книжного. Там итальянский ресторан, по летнему времени столики вынесли на улицу. Два старых киллера сели за столик и принялись следить за книжным. Близилось время ланча, ресторан наполнялся посетителями, и им пришлось сделать заказ. Феттучини «Альфредо» – для нее, тортеллини – для него.

– У меня подскочит сахар в крови, – предрек он. – Ну и черт с ним! Плевать на сахар в крови!

– Вон она, выходит через переднюю дверь.

– Боже, она идет сюда! Она нас увидит. Она догадается, что мы затеяли. Нужно уходить.

Варла опустила руку под стол и коснулась его бедра. Кайф! Такого он много лет не испытывал.

– Папа, чем ты занимаешься?

– Книгу читаю. Чем же еще?

– Той писательницы! Я же говорила, что она тебе понравится. Как раз для тебя!

– Я хочу отсюда выбраться, – заявил он дочери. – Цель моей жизни – выбраться из этой дыры.

– Пап, это чудесное место. Кормят хорошо, медперсонал тебя обожает. Я говорила с Хавьером, так он без умолку трещал о том, какой ты смешной, какие истории ты ему рассказываешь.

– Он пичкает меня таблетками.

– Пап, это лекарство от давления. Если не пить таблетки, может случиться инфаркт.

– Кого мне убить, чтобы выбраться из этой дыры?

– Я привезла новые книги. Одна – той самой писательницы. Я рада, что она тебе понравилась. Мне сразу подумалось, что она в твоем вкусе.

– Я тут кое с кем познакомился. Ее зовут Варла.

Дочь улыбнулась:

– Хавьер сказал мне. Похоже, она замечательная. Когда я ее увижу?

– Кого?

– Варлу, твою подругу.

Он наболтал лишнего, выдал секрет! Это все туман: путает мысли, дурит голову. Непонятно, с кем он разговаривает и зачем. Непонятно, что за фигня вспоминается – сделанная, сказанная или совсем другая. Фигня, которую он выдумал, сидя у окна и глядя на снег и пальмы? Он замолчал. Не сказал больше ни словечка.

Дочь уехала. Скатертью дорога.

В поисках пистолета он перерыл комнату – вытащил каждую футболку, каждую пару белья, отодвинул комод от стены, простучал половицы на предмет тайника, нычки, вроде тех, где он в свое время прятал пушки. Киллеры бросают пушки с мостов в реки. Чушь, книжная чушь. Покупать новую пушку – сущая морока, вот он и не заморачивался, берег старые. Заявится коп, заберет пушку и проведет баллистическую экспертизу? Ну и что? Его посадят в тюрьму. Подумаешь! Да он и так в тюрьме. Все твердят, что здесь здорово и хорошо кормят, будто это главное. Будто его комната – не коробка с одним крошечным оконцем.

Пушка не нашлась. Но она точно здесь. Он устал искать.

Он надел пижаму и забрался в постель с книгой. День клонился к вечеру. Падал крупный снег, белый, как птицы на лужайке. Он раскрыл книгу и нашел место, на котором остановился.

Варла и Кроха Мо из койки так и не выбрались. Все послеобеденное время они занимались любовью, а теперь курили и дымили в потолок.

– Как самочувствие? – спросила Варла.

– Я кончил три раза подряд, как же мне себя чувствовать? Прекрасно, просто прекрасно.

– Я имела в виду, как самочувствие после убийства твоей малышки, твоей кровиночки.

– Мерзковато. Но выбора-то не было, так ведь?

– Не было.

– Все равно мерзковато.

– Для тебя она какая по счету?

– В смысле?

– Какая по счету зарубка на рукояти твоей пушки?

– Я давно бросил считать. Это же просто число.

– Я пока на шестнадцати, но скоро завяжу. Кайф уже не тот.

– А я кайфа никогда не ловил. Это просто работа. Заработок.

– Так тебе это вообще не нравилось?

– Это ненормально.

– Ты называешь меня ненормальной?

– Кайф от убийств – это ненормально. Не принимай на свой счет.

– Как же мне это принимать?

Варла выбралась из постели. Грудь обвисшая, половина волос на лобке выпала, но Кроха Мо все равно считал ее сексапильной.

– У нас снова ссора?

– Отношения становятся слишком бурными. Не факт, что мне такие нужны.

В дверь постучали.

– Это копы, – сказал Кроха Мо. – Нас арестуют за шумный секс.

В дверь стучали не копы, а Хавьер. Он не поднимал глаз, не смотрел на наготу Варлы.

– Мистер Коннорс, миссис Харди, извините, что беспокою. Случилось нечто ужасное. У меня для вас плохие новости.

– Его дочь погибла, – вмешалась Варла. – Мисс Жеманность застрелили. Продавала книги со сценами насилия, и ей аукнулось.

– Откуда вы знаете? Вам кто-то позвонил?

– Давай, Кроха Мо, колись! Признайся Хавьеру в содеянном.

Кроха Мо не знал, что сказать. Он никогда ни в чем не признавался. Его так научили адвокаты. «Держи рот на замке, используй пятую поправку[105], говорить буду я».

Хавьер поднял книгу с пола и поставил ее на прикроватную тумбочку.

– Мистер Коннорс, вы снова кидаетесь книгами. Ваша дочь просила сообщить ей, если это повторится. Еще мне придется доложить старшей медсестре.

– Зачем тебе на меня стучать?

– Вы могли навредить себе или другим. Книги-то в твердом переплете. Такой и с ног сбить можно.

– У книг в мягкой обложке шрифт слишком мелкий.

– Тогда, может, стоит взять книгу, которая не взволнует вас так сильно?

– Что? Взять скучную книгу? Это ты мне советуешь? Если я начну читать скучные книги, ты разрешишь мне остаться в этой дыре?

– Мистер Коннорс, пора пить лекарство.

– Конечно пора. Если держать меня обдолбанным, я не смогу читать, не смогу вообще ничего делать – только смотреть в окно на пальмы.

– Мистер Коннорс, с вами не соскучишься! Всегда с шуточками.

Он выпил таблетки. Обошел комнату. Остановился. Прижал ухо к двери.

В коридоре тихо. Он выглянул за дверь. В коридоре – ни души. Он выскользнул из комнаты и двинулся по коридору, прочь от вестибюля, от комнаты для игр, от комнаты для физкультуры, от комнаты для просмотра телевизора.

Не нужна ему пушка тридцать восьмого калибра. Он и прежде убивал без пушки. Сейчас сила уже не та, но сноровка осталась. Нож к горлу, выдавить глаза, сбить с ног, сжать коленями грудь и сломать трахею. Так он убрал Дядю Марвина Шустера. Так, голыми руками, он расправился с Биллом Шейпли и с Шибзиком Крампом. Его прошлое, его победы, жуткая сила, авторитет, которым он пользовался, – все вспоминалось, пробиваясь сквозь туман. Он не как чистые-аккуратные киллеры из книжек, нет, Кроха Мо – жуткий говнюк, он был весь в слюнях и кровавых соплях, когда молотил жертв, когда выбивал дух из разных тварей. И еще эти его железные нервы.

– Мистер Коннорс, как ваши дела?

Это Варла Харди. В цветастой фланелевой ночнушке. Волосы убраны под сетку. Очки заляпаны.

– Я выбираюсь отсюда. Хочешь со мной?

– Куда мы отправимся?

– Да куда угодно.

– На улице ночью холодно.

– Я думал, ты авантюристка. Думал, ты сильнее быка и не уступаешь мне ни в чем.

– Вы опять книг начитались?

– И что?

– Книги морочат вам голову. Подкидывают мысли. Сбивают с толку. Телик куда лучше.

– Телик – это когда в одно ухо влетает, в другое вылетает.

– В этом и суть. Так лучше. Книжные истории оседают в голове и меняют человека. Они опасны.

– Я и так опасен. Я был наемным убийцей. Кому нужно было убрать человека, тот обращался к Крохе Мо Коннорсу.

– Ах, Мо, мне не нравится, когда вы так разговариваете. Вы меня пугаете! – Варла подалась вперед и зашептала ему на ухо: – Хавьер подслушивает под дверью. Этот спектакль – для него.

Он кивнул, на цыпочках подкрался к двери Варлиной комнаты и распахнул ее.

Хавьер отскочил назад:

– Мистер Коннорс, в приемной полиция. Они хотят с вами побеседовать. В чем дело, я не знаю.

– Все в порядке, Хави. Я готов с ними побеседовать.

Он повернулся к Варле:

– Не волнуйся, милая. Я тебя прикрою.

В комнату Крохи Мо вошли двое полицейских, мужчина и женщина.

– Мистер Коннорс, думаю, вам лучше сесть.

– Я вас не трону, – заверил он. – Мог бы, но не стану.

Женщина-коп фигурой напоминала гоночную яхту. Изящная, с аппетитными формами и быстрыми глазами. На такую Мо Коннорс мог глазеть часами, ни разу не моргнув.

– Мистер Коннорс, ваша дочь Дженнифер стала жертвой зверского нападения.

Он кивнул. Копы так и действуют – оглоушат кирпичом и, пока человек корчится от боли, наносят смертельный удар. Ублюдки подлые!

– Ее убили при ограблении книжного, в котором она работала.

– Книжный, – произнес Мо. – Я знаю это место. Я читаю их книги. Дочь привозит мне по три-четыре книги в неделю. Она хорошая дочь. Нас с ней объединяют книги. И преступления.

– Да, сэр, – кивнул мужчина-коп, потный толстяк с тонкими усиками.

– Книжный в центре города. Двое преступников ворвались в магазин, связали владельца, другого продавца и напали на вашу дочь. Она героически сопротивлялась. Это видно по ее ранам. Вы должны гордиться ее отвагой. Но раны оказались слишком тяжелыми, и она погибла. Нам очень жаль, сэр.

Он сказал, что хотел бы лечь, если можно. Он устал. За день случилось многое, и не только хорошее.

Копы поняли намек и собрались уйти, когда мужчина-коп сказал:

– Эй, а я вас знаю!

– Неужели?

– Вы Кроха Мо. Работали с тем говнюком, Ловкачом Дики Скарлини.

– Да, работал, и что?

– Трудно поверить, что этот старик был лучшим инфорсером[106] Скарлини, – сказал мужчина-коп сослуживице.

– Мне казалось, тот парень, инфорсер, сидит в тюрьме.

– Ага, а почему вы не в тюрьме после всех гадостей, которые наделали?

– Да вы оглянитесь по сторонам: разве это не тюрьма?

– Да уж, – кивнул мужчина-коп.

– Вашу дочь очень жаль, – сказала женщина-коп. – С другой стороны, свершилось поэтическое правосудие, если вы понимаете, о чем я. Кармическое возмездие за все совершенное вами зло.

После ухода копов он забрался в постель, взял книгу с тумбочки и снова нашел место, на котором остановился. Хорошо, что книга нравится ему, что в ней можно спрятаться от сумбура уходящего дня. От боли за бессмысленно погибшую дочь. Он любил ее. Он надеялся, что она погибла не от его руки. Он надеялся, что это убийство не на его совести. Оно ведь так и будет камнем лежать на совести, даже если забудется. Как крошечная ярко-красная родинка: сегодня ты едва ее замечаешь, а завтра она превратится в разъедающий тело рак.

Книга попалась хорошая, с приличным сюжетом. Он следил за его развитием, и все дерьмо, навалившееся сегодня, в предыдущие дни и месяцы, его не волновало, пока он читал, пока перемещался в более осмысленное место, пока туман рассеивался, пока у него было занятие.

Хави принес глазунью из двух яиц, тост и очередной грейпфрут, уже разделенный на дольки, – оставалось только выскрести мякоть ложкой. В общем, еда здесь хорошая, но ему все равно хотелось выбраться. Теперь дочери нет и ничто его не останавливает.

Хави поставил бумажный стакан с таблетками на поднос и сказал: