Дань псам. Том 1 Эриксон Стивен
– Назамка? – переспросил Лефф у Ожога.
Тот лишь беспомощно пожал плечами.
– Не слышал про такого. А ты?
– Нет, конечно. Я бы запомнил.
– Почему?
– По Худову кочану! Ты что, совсем кретин?
– Зачем мы сюда пришли, Лефф?
– Торвальд наотрез отказался с нами работать, забыл? Он теперь нам не ровня. А мы хотим ему доказать, что он не прав. Мы наймемся стражниками в усадьбу. Будем носить мундиры с полированными пряжками и плетеной перевязью. А он пускай корит себя, что отрекся от нас, что не захотел быть другом или партнером. Из-за бабы, уверен. Мы ей никогда не нравились, особенно ты, Ожог. Ты во всем виноват, и не думай, что я об этом забуду.
Завидев, что десятник возвращается, Лефф закрыл рот и вытянулся в струнку. Рядом с десятником семенила фигура, с ног до головы закутанная в бинты. На каждый размашистый шаг старика приходилось три шажка мумии. Маленькие ступни, тоже замотанные, вполне могли быть раздвоенными копытами. Лицо спутника скрывал капюшон, из-под которого виднелось нечто вроде маски. Руки его были воздеты вверх, как у богомола; сравнение сначала пришло в голову Леффу и чуть позже – Ожогу. И если это и правда управляющий усадьбой, то что-то с миром определенно не так, но понять, что именно, Леффу с Ожогом было не под силу.
– Вот они, господин, – сказал десятник.
Есть ли прорези для глаз в тканевой маске? Есть ли под ними глаза? Кто же разберет… Однако мумия повернула голову, и по множеству паучьих лапок, побежавших по позвоночнику, Лефф с Ожогом заключили, что их рассматривают.
– Воистину.
В голосе управляющего Леффу послышался скрип гравия под ногами, а Ожог подумал, что во всякой стае есть чайка, которая задирает всех остальных, и если бы остальные собрались кучей дать ей отпор, то свобода и равенство восторжествовали бы!
– Воистину, – повторил управляющий (наверное, все-таки мужчина, раз десятник назвал его «господином»). – Нам действительно требуются стражники. Госпожа сегодня прибывает издалека. Нужно организовать достойную встречу.
Управляющий наклонился вперед всем телом, и в прорезях маски сверкнули красным нечеловеческие глаза.
– Начнем с тебя, – обратился он к Леффу. – Как тебя зовут?
– Меня зовут Лефф Бахан, э-э… сударь.
– Ты ел сырых озерных улиток?
– Что? Ел, но, э-э… не сегодня.
Управляющий воздел замотанный палец и медленно покачал им.
– Рискованно. А ну-ка открой рот и высунь язык.
– Что? А… Вот так?
– Да, вот так, хорошо. – Управляющий выпрямился. – Ясно, в тебе завелись гревские черви. На языке сыпь. Небось еще и из носа течет? Веки чешутся? Это личинки. Черви выводятся из них и потом выползают через уголки глаз. Сырые улитки, ай-яй-яй.
Лефф вцепился себе в лицо.
– Боги, мне нужно к целителю! Я сейчас…
– Нет нужды. Я с радостью сам займусь твоим недомоганием. Вы должны предстать перед госпожой как подобает: при полном параде, с румяными лицами и без паразитов. Казарму почти приготовили. Осталось набрать еще по меньшей мере троих. У вас есть надежные друзья, которые годились бы для такой работы?
– Это… – подал голос Ожог, когда стало ясно, что Лефф утратил дар речи. – Я могу пойти поискать…
– Превосходно. А тебя как зовут?
– Ожог. У нас, это, есть рекомендации…
– Нет нужды. Я прекрасно разбираюсь в людях и могу заключить, что вы двое, пускай и не обладаете обширным умом, тем не менее готовы демонстрировать верность. Уверен, эта работа – шаг вперед по сравнению с вашим прежним родом занятий, а тайный страх, будто вы решили прыгнуть выше головы, еще более подстегнет вас к усердию. Прекрасно, прекрасно. Кроме того, рад заметить, что у тебя, Ожог, вредных и неприятных паразитов нет. Отправляйся на поиски и приведи нам еще одного, двух или трех стражников. А я пока займусь с Леффом Баханом.
– Да, так точно! Приступаю!
Десятник, стоявший рядом, скривился в ухмылке. Ни Ожог, ни тем более ошеломленный Лефф этой мелочи не заметили – а стоило бы!
– У женщины должны быть свои секреты, – сказала Тисерра, поднимая с прилавка тончайшую фарфоровую чашку и разглядывая ее на просвет. – Прекрасная работа. Безупречно.
Карга-продавщица радостно закивала, Торвальд тоже.
– Разве не здорово? – спросил он, облизнув губы. – Изящная посуда для новой кухни, вычурная четырехногая печь. Настоящие шторы. Мебель с обивкой. Разноцветные ковры. Можем даже разобрать сарай и построить новый – больше, крепче…
Тисерра поставила чашку и встала нос к носу с Торвальдом.
– Муж.
– Что?
– Не перебарщивай.
– Почему? Я вернулся домой, хожу с тобой за покупками, обустраиваю наш дом. Честное слово, мне по-прежнему кажется, что это сон.
– Ой, да не в том дело, – отмахнулась жена. – Ты ведь уже скучаешь, Торвальд Ном. Тебе нужно придумать другое занятие, кроме как таскаться за мной. Да и деньги когда-нибудь кончатся. Беру свидетеля, нас обоих мне в одиночку не прокормить.
– Иными словами, ты хочешь, чтобы я нашел себе работу.
– Рассказать тебе один секрет? И да, не забывай, что у женщин их немало. Я сегодня в настроении, поэтому слушай внимательно. Когда у женщины есть мужчина, она счастлива. Мужчина для нее вроде острова – надежный и постоянный. Но иногда ей хочется уплыть куда-нибудь подальше от берега, может, нырнуть на дно пособирать красивых ракушек. Как накупается – вернется обратно на остров. Это я к тому, дорогой муж, что для женщины главное, чтобы остров никуда не делся, а поплавать она любит в одиночестве.
Торвальд слушал с широко раскрытыми глазами, потом нахмурился.
– Иными словами, ты хочешь, чтобы я проваливал.
– Дорогой, дай мне поболтаться по рынку в одиночестве. Уверена, у тебя своих дел хватает – например, заглянуть в ближайшую таверну. А вечером встретимся дома.
– Как пожелаешь, дорогая. Оставлю тебя в покое, а сам и правда поброжу… У мужчин, между прочим, тоже есть секреты!
– Еще бы. – Тисерра улыбнулась. – Главное, чтобы за такие секреты мне не пришлось тебя убить.
Торвальд сглотнул.
– Ну что ты, ничего подобного!
– Вот и славно. Тогда до вечера!
Храбрый мужчина и счастливый (более или менее) муж, Торвальд Ном радостно оставил жену, как свойственно всем без исключения храбрым мужчинам и счастливым мужьям. Дорогая, я пойду вспашу поле за рощей. Пора ставить сети. Обстругать ту столешницу. Милая, мне нужно кого-нибудь ограбить. Что ж, у мужчин свои дела, у женщин – свои, равно таинственные и труднообъяснимые.
Так, погруженный в мысли, Торвальд Ном забрел в таверну «Феникс». Более неподходящего места для поиска работы представить трудно.
Почти вслед за ним в таверну заглянул Ожог. На его лице паника боролась с гордостью, но, когда он увидел сидящего за столиком Торвальда Нома, победила гордость.
Назамок отвел Леффа в пристройку, где хранились ящики, набитые соломой. Порывшись в них, управляющий извлек небольшой флакон и протянул Леффу.
– По две капли на каждый глаз. Еще две на язык. Сегодня два раза, затем три раза в день, пока жидкость не кончится.
– И тогда черви у меня в голове сдохнут?
– Гревские – да. За остальных поручиться не могу.
– А что, там есть и другие?
– Откуда мне знать? У тебя мысли шевелятся?
– Бывает, да! Нижние боги…
– Вероятных причин две: это либо черви сомнения, либо черви стыда.
Лефф застонал.
– Хочешь сказать, что стыд и сомнения возникают из-за червей? Никогда о таком не слыхал.
– Тебя порой гложут сомнения? В твоем мозгу прорастают идеи? Просачиваются в голову странные мысли? Испытываешь ли ты безотчетный страх при виде рыболовных крючков?
– Ты что, занимаешься целительством?
– Я занимаюсь тем, чем нужно в данный момент. Пошли, подберем тебе обмундирование.
Торвальд Ном придумывал, что скажет жене, тщательно подыскивая слова и репетируя беззаботный тон, необходимый, чтобы избежать расспросов, касающихся подробностей своего нового рода занятий.
– Как здорово снова работать вместе! – говорил Ожог, весело шагая рядом с Торвальдом. – Охрана усадьбы, это тебе не хухры-мухры. Больше не выколачивать долги и не выслеживать неудачников для кровожадных акул. Больше не…
– А про жалованье управляющий говорил?
– Чего? А, нет. Но платить должны хорошо. Работенка-то серьезная…
– Ожог, судя по твоим словам, «серьезной» я бы ее точно не назвал. Наше дело – не пропускать воров, а поскольку каждый из нас успел побывать вором, справляться мы должны на ура. Иначе нас быстро вышвырнут.
– Он просил найти троих. Про тебя я вспомнил – и все. Не знаешь, где взять еще парочку?
– Не знаю. А что за фамилия?
– Ты о чем?
– Об этой «госпоже». Из какого она рода?
– Не знаю.
– А зовут ее как?
– Без понятия.
– Она не городская?
– Пожалуй, да.
– Из благородных никто в последнее время не помирал? В смысле, с наследниками?
– Откуда я знаю? Здесь такая прорва народа, думаешь, мне интересно, кто там умер или не умер? Им нет до меня дела, а мне до них подавно.
– Надо было спросить Круппа: он точно знает.
– Ну не спросили, и что? Какая разница? Главное – у нас троих появилась законная работа. Мы теперь, можно сказать, законопослушные граждане, а ты своей въедливостью все портишь!
– Что плохого в нескольких вполне разумных вопросах?
– Они меня раздражают, – сказал Ожог. – А, и кстати, управляющего ты не увидишь.
– Как это? А с кем мне тогда договариваться о найме?
– Нет, не в том смысле. Просто он с ног до головы закутан в тряпье, а в придачу носит капюшон, маску и перчатки. Поэтому его не увидишь. Да, кстати, имя у него Назамок.
– Ты шутишь?
– А что такого? Имя как имя.
– То есть тебе не показалось странным общаться с мумией?
– Может, ему вредно бывать на солнце. Ничего подозрительного тут нет. Хочешь сказать, Тор, тебе ни разу в жизни не встречались странные люди?
Торвальд Ном открыл было рот, но понял, что ответить на этот вопрос не сможет.
– Вижу, ты привел еще одного кандидата, – сказал Назамок. – Превосходно, он очень подходит. Думаю, вполне годится на капитана домовой стражи.
Торвальд оторопел.
– Я не успел слова сказать, а меня уже повысили?
– Зрительное сравнение позволяет мне быть уверенным в своей оценке. Твое имя?
– Торвальд Ном.
– Из Номов, значит. Это не создаст конфликта интересов?
– Какого конфликта? Почему?
– Моя госпожа намерена занять освободившееся место в Совете.
– А, не стоит беспокоиться. В делах своей фамилии я не имею почти никакого веса. В городе под сотню Номов, и их связи простираются повсюду, даже за пределы материка. Но я ни к чему из этого не причастен.
– Тебя изгнали?
– Нет, конечно, не так, э-э… круто. Тут скорее вопрос… интересов.
– Ты слишком скромен?
– Именно.
– Прекрасный маникюр, Торвальд Ном.
– Э… Благодарю. Могу посоветовать… – Но на этих словах он осекся и старательно отвел взгляд от забинтованных пальцев управляющего.
Из-за угла усадьбы появился Лефф. Губы и глаза у него были ярко-оранжевые.
Ожог гоготнул.
– Эй, Лефф, помнишь, как ты в баре однажды на кота сел?
– И что?
– Да ничего, просто вспомнил, как у того глаза выпучило.
– Это ты сейчас к чему?
– Да ни к чему. Вот, погляди, я привел Тора.
– Спасибо, а то я не вижу! – рявкнул Лефф.
– Что у тебя с глазами? – спросил Торвальд.
– Это от тинктуры, которая выводит гревских червей.
Торвальд нахмурился.
– У людей гревские черви не заводятся. Они бывают у рыб, которые питаются озерными улитками.
Оранжевые глаза Леффа выпучились еще сильнее, и он повернулся к управляющему.
Тот лишь пожал плечами.
– Тогда, может, журбенские черви?
Торвальд усмехнулся.
– Так эти вообще живут в пещерах, где ямы с зеленым газом. По толщине и длине они с человеческую ногу.
Управляющий вздохнул.
– Увы, всем нам свойственно ошибаться с диагнозом. Прошу простить, Лефф. Возможно, твое состояние – признак иной болезни. Ничего страшного, через месяц-другой тинктура выйдет из организма.
– То есть мне так и ходить с выпученными, как у раздавленного кота, глазами?
– Все же лучше, чем с гревскими червями. Что ж, господа, а теперь давайте поищем портного. На вас нужно скроить форму: черную с золотым шитьем, я думаю. Родовые цвета и все такое. После этого я вкратце расскажу вам про ваши обязанности, смены, отпуск и прочее.
– И про жалованье? – спросил Торвальд Ном.
– Конечно. Тебе, Ном, как капитану, положено двадцать серебряных советов в неделю, Ожогу и Леффу как стражникам – пятнадцать. Годится?
Все трое живо закивали.
Ноги держали его нетвердо, но Мурильо знал, что слабость вызвана не остаточными последствиями ранения, а проистекает из души. Старость как будто вскочила ему на спину и вцепилась когтями в суставы, с каждым мгновением становясь все тяжелее. Мурильо шел ссутулившись; это было непривычно, хотя, возможно, он всегда так ходил, просто лишь теперь заметил.
Клинок в руках пьяного щенка пронзил нечто жизненно важное внутри Мурильо, и ни малазанский, ни какой-либо другой целитель не мог его вылечить.
Он шел по людной улице, стараясь держаться уверенно, но получалось с трудом. Пьяный, со спущенными штанами. Искренние извинения за ночной переполох. Вдова Сефарла, протрезвев и поняв, что случилось, плевалась ядом – и плюется, видимо, до сих пор. Что-то случилось, да. С ее дочерью. Нет, изнасилованием это не было – слишком уж победоносно горели девичьи глаза. Зато уж как она просияла лицом, когда кавалер бросился защищать ее честь! После того как прошел испуг, конечно. Ох, не надо мне было возвращаться и все объяснять…
Но то вчерашний кошмар – семейная сцена, где упреки перемежались с беспокойством и заботой, где уклончивыми замечаниями старались залепить трещины, будто тыкая кистью со штукатуркой.
А чего он ожидал? Зачем он туда вообще пошел? За сочувствием?
Наверное. И кисть с собой принес.
Раньше он бы с легкостью все уладил. Шепнуть пару слов, обменяться взглядами, едва ощутимо прикоснуться рукой… С другой стороны, раньше ничего подобного и не случилось бы. Кретин пьяный!
О, как часто это ругательство звучало у него в голове. Но относилось ли оно к тому юнцу с мечом или к самому Мурильо?
Ворота дуэльной школы были широко распахнуты. Мурильо шагнул внутрь и оказался на открытой тренировочной площадке под солнцем. Пара десятков потных, упитанных учеников бились друг с другом на песке под стук деревянных клинков. Во многих сразу бросалось в глаза отсутствие агрессии, инстинкта убийцы. Они плясали вокруг противника, вяло выставив перед собой палки. С шагами дело обстояло вообще ужасно.
Наставница скрывалась в тени аркадного пролета и даже не смотрела за бардаком, что творился на площадке. Ее больше занимал разошедшийся шов или прореха на кожаной рукавице.
Обойдя толпу, скрытую за пылевой завесой, Мурильо подошел к наставнице. Она бросила на него мимолетный взгляд, затем снова занялась рукавицей.
– Прошу прощения, – сказал Мурильо, привлекая к себе внимание. – Вы – хозяйка этой школы?
– Ну да, – ответила она, не поднимая головы; среди учеников тем временем завязалась пара настоящих драк. – Как, довольны увиденным?
Мурильо взглянул на свалку.
– С какой стороны посмотреть.
Наставница хмыкнула.
– Хороший ответ. Чем могу служить? Хотите запихнуть сюда внука или внучку? Наряд у вас дорогой… был когда-то. Я бы сказала, что обучение здесь вам не по карману. Конечно, если вы не из тех баснословных богачей, которые нарочно одеваются как бродяги. Старые капиталы и все такое.
– Хорошая реклама, – заметил Мурильо. – И как, работает?
– Свободных мест нет, запись на несколько месяцев вперед.
– Я вообще-то хотел предложить свои услуги. Могу преподавать азы фехтования.
– И у кого же ты учился?
– У Карпалы.
Наставница хмыкнула снова.
– Он брал всего одного ученика раз в три года.
– Да, это так.
Теперь она подняла глаза на Мурильо и смотрела на него очень внимательно.
– Если не ошибаюсь, в городе осталось всего семь его учеников.
– Точнее, пять. Федел упал с лестницы и сломал шею. Спьяну. А Сантбала…
– А Сантбалу заколол в сердце Горлас Видикас. Первая серьезная победа юного выскочки.
Мурильо скривился.
– Я бы ту схватку даже дуэлью не назвал. Сантбала к тому времени уже почти ослеп, но не признавал этого. Гордость не позволяла. Для победы Горласу было достаточно распороть ему запястье.
– Молодые предпочитают не ранить жертву, а убить.
– Да, теперь это называется дуэлированием. К счастью, твои ученики скорее подрежут себя, чем противника, а такие раны редко бывают смертельными.
– Как тебя зовут?
– Мурильо.
Наставница кивнула, словно уже сама догадалась.
– И ты хочешь заняться преподаванием. Приди тебе в голову такая мысль при живом Карпале…
– Он бы выследил меня и убил, верно. Он терпеть не мог школы, да и фехтование, честно говоря, тоже. По его словам, учить человека дуэлировать все равно что вложить ему в руку ядовитую змею. Преподавать Карпале не нравилось, и он не удивлялся, когда чуть ли не каждый его лично выпестованный ученик либо погибал на дуэли, либо спивался – в общем, плохо кончал.
– Не твой случай, насколько я погляжу.
– Нет, и мой тоже. Просто я стал гоняться за женщинами.
– А что же теперь? Не можешь поймать?
– Вроде того.
– Меня зовут Скалла Менакис. Школу я открыла, чтобы разбогатеть. Сработало. Скажи, Мурильо, ты разделяешь нелюбовь Карпалы к преподаванию?
– Не так рьяно, думаю. Навряд мне это доставит удовольствие, но работать я буду как полагается.
– Тогда займешься ногами.
Мурильо кивнул.
– Ногами, хорошо. Отступление и бегство, шаги, защитная стойка – все то, что может спасти жизнь. Контратаки по запястью, колену, ступне.
– Несмертельные?
– Нет, чтобы остановить противника.
Скалла вздохнула.
– Что ж, хорошо. Надеюсь, я потяну твои услуги.
– Не сомневаюсь.
Она загадочно посмотрела на Мурильо и добавила:
– И да, кстати, даже не думай за мной гоняться.
– Я решил с этим завязать. Точнее, был вынужден так решить.
– Вот и…
В это мгновение оба заметили, что к ним спешит женщина.
– Мирла? Что случилось? – вдруг изменившимся голосом спросила Скалла.
– Я ищу Остряка…
– Этот дурень связался с тригалльцами… Я его отговаривала, а он все равно сунул голову в петлю!
– Да?… Просто, понимаешь, Драсти…
– Что с ним?
Женщина уворачивалась от слов Скаллы, как от ударов. Впрочем, неудивительно, от такого тона Мурильо и сам шарахнулся бы.
– Он пропал.
– Как – пропал? Когда?
– Снелл говорит, видел его два дня назад. На пристани. Тогда-то он и не пришел домой… ему всего пять…
– Два дня?!