Харассмент Ярмыш Кира

Она начала впадать в отчаяние. План явно не складывался. Во всех схемах был какой-то изъян. Даже если пренебречь ее собственной брезгливостью, физической слабостью и отсутствием инструментов, оставалась главная проблема: как подобраться к Илье достаточно близко, чтобы убить? Где Инга подкараулит его, чтобы подстрелить или зарезать? Как заманит его в воду, чтобы утопить? Откуда столкнет, если они вместе нигде не бывают? Да и возвращаясь к идее с ядом – куда бы она его подсыпала? С той ночи в беседке они с Ильей виделись только в офисе и ни секунды не оставались наедине.

Не стоило к тому же забывать, что убить Илью – это полдела. Жажда мести не настолько застилала Инге глаза, чтобы не думать о последствиях. Нужно было еще и отвести от себя подозрения. Все варианты вроде принести ему отравленный кофе или сбросить в реку, катаясь на кораблике, отвергались. Во-первых, Илья на такое никогда не купится, а во-вторых, Инге в этом случае никогда не уйти. Если он умрет, она и так наверняка станет главной подозреваемой, но подставляться и облегчать полиции задачу в ее планы не входило.

Инге казалось, что она вертится на крохотном пятачке, со всех сторон натыкаясь на препятствия: уличные камеры, банковские выписки, мобильные операторы, ведущие учет звонков и сообщений. Спланировать идеальное убийство в современном мире было невероятной задачей. Любое действие фиксировалось сотней способов, о части из которых, с содроганием думала Инга, она наверняка даже не подозревает, – и это в дополнение к прочим сложностям.

Очевидных способов избежать наказания было два. Илья должен был умереть естественной смертью, или Инга в момент убийства не должна была оказаться рядом. Совместные поездки, прогулки, обеды, приход в гости таким образом исключались. Она еще могла бы, пожалуй, подстеречь его в темном переулке, но для этого нужно было удостовериться, что в нем нет камер и Илья точно пойдет определенным маршрутом. Кроме того, даже в этом случае Инге требовалось железобетонное алиби. После их скандала ей мало было просто остаться незамеченной, для доказательства своей невиновности она нуждалась в чем-то посущественней.

Все это были не бог весть какие открытия, но Инга, деморализованная внезапными трудностями, окончательно впала в ступор. Выходило, что с убийством невозможно совсем уж отделаться от подозрений. Сама насильственная смерть недвусмысленно намекает на постороннее вмешательство. Стоит только начаться расследованию, как обязательно найдется какая-нибудь позабытая мелочь – и пиши пропало. В детективах всегда так случалось. Инга не слишком верила в способности российских полицейских, но все же не стоило совсем сбрасывать их со счетов.

Несколько дней она провела в напряженных раздумьях. В офисе она по-прежнему пожирала глазами Илью, но теперь в надежде, что случайная деталь наведет ее на мысль. С досадой она поняла, что спустя три месяца после их расставания уже не так хорошо представляет его распорядок дня. Ходит ли он по-прежнему в спортзал, в каких ресторанах чаще бывает, куда направляется после работы? Конечно, все это можно было выяснить, проследить, в конце концов, но Инге такие усилия казались опереточной пошлостью. Она воображала себя в темных очках и с поднятым воротником, шмыгающей за Ильей по городу, и кривилась. Речь все же шла о настоящем убийстве, а не о шпионском романе.

Чтобы расшевелить воображение, она попробовала читать криминальную хронику. Воображение и правда расшевелилось, только не так, как хотелось бы Инге, – свежих идей не прибавилось, зато ее вера в человечество заметно пошла на спад. Люди зарубали соседей топором, заживо сжигали немощных родителей, ели собственных детей. Какая-то женщина заперла мужа в подвале и заморила голодом – смерть мучительная, но, впрочем, хотя бы не кровавая. Однако главным недостатком этих новостей был их скупой слог: о методе убийства сообщалось одной строчкой, без деталей планирования и реализации. Как Инга ни старалась применить все это к своим обстоятельствам, вертя возможности и так и эдак, ничего не получалось.

В конце концов она решила, что ломать голову бесполезно. Чем изощреннее стратегию она придумает, тем вероятнее где-нибудь ошибется. Надо просто запастись терпением, и план сложится сам собой, простой и изящный, как решение математической задачи.

Чутье Ингу не подвело.

Мать в очередной раз позвала ее в гости – такая настойчивость с ее стороны была даже странной, и Инга со смесью удовлетворения и неизменного раскаяния подумала, что та, возможно, хочет загладить свою вину. Ей не хотелось, чтобы мать чувствовала себя виноватой, ей вообще не хотелось, чтобы мать испытывала из-за нее что-то дурное и тяжелое. Это бремя в их отношениях по негласному договору полностью лежало на Инге.

Она уже почти согласилась, тем более что была вовсе не прочь съездить на дачу – погода стояла отличная, лето вообще удалось в этом году, однако тут выяснилось, что мать зовет ее в гости в московскую квартиру. За город она на этих выходных даже не собирается, дела. Инга обрадовалась и сказала, что заглянет, а заодно возьмет ключи – раз мать не едет на дачу, поедет она.

Максим вновь оказался свободен на выходных. Недавно он объявил Инге, что ему пора сделать перерыв в тиндер-свиданиях, потому что он выбрал уже всех симпатичных геев в городе и теперь «шкрябает по дну». К радости Инги, в отсутствие новых онлайн-знакомств он был ничем особо не занят и легко согласился составить ей компанию. Рано утром в субботу он заехал за ней на машине, и они вместе отправились на дачу.

По пути они обсуждали все тот же тиндер, благо у Инги с ее поддельным аккаунтом теперь было много новых тем для шуток. Она пересказывала Максиму свои последние онлайн-похождения, а он смеялся, но предостерегал, что это рано или поздно выльется у Инги в зависимость. «Нет, серьезно, – настаивал Максим, – я офигел, когда увидел отчет айфона о том, сколько экранного времени там трачу. Четыре часа в день! Ты представляешь, сколько это в месяц? Да я вообще телефон из рук не выпускаю, только свободная минута – сразу лезу проверять. Не будь как я!» Инга тоже смеялась и отмахивалась: ну какая зависимость, это развлечение.

Когда они приехали на дачу, день уже разгорелся, но продолжал наливаться огненным жаром. Густо пахло соснами, синие гроздья дельфиниума, росшего вдоль забора, подрагивали от кружащих вокруг пчел. В доме стояла прохлада и сумрак. После уличной жары Инге всегда казалось, что она как будто входит в пещеру. Она распахнула везде окна, чтобы воздух здесь тоже пропитался теплом, хотя знала, что только комары налетят.

Они с Максимом мгновенно переоделись и ринулись на Волгу. Их маленький пляжик был переполнен людьми, на мелководье плескались и верещали дети, по реке, пуская на берег волны, проплывали баржи. Вода была холодная, и Максим заходил в нее медленно, подолгу стоя на одном месте и привыкая к температуре. Инга, наоборот, разбежавшись, стрелой влетела в реку, окатив тучей брызг какого-то дедушку с ребенком.

Это было ее первое купание за год, и она плавала с наслаждением, ныряла, изо всех сил бултыхала ногами и руками, пока вспененная вода не начинала приятно щекотать тело. Максим уже давно вылез и обсыхал на берегу, а Инга все не могла наплаваться. Вот чего ей не хватало последние недели! В воде Инга ощущала себя легкой, как перышко, гибкой и сильной, такой уверенной в себе, что сейчас казалось – ей все по плечу.

Когда она упала рядом с Максимом на расстеленное полотенце, он, уже разомлевший на солнце, слегка отодвинулся. Поэтому Инга специально положила ледяную ладонь ему на живот, а потом и вовсе прижалась к его боку. Максим с притворным гневом отбивался, Инга хохотала и одновременно думала, что со стороны они наверняка выглядят влюбленной парой. Ей это нравилось. Водить людей за нос было чистейшим удовольствием.

Они вернулись в дом, достали из-под навеса мангал и стали жарить шашлыки. Пить начали сразу, и к шести вечера Ингино сознание восхитительно затуманилось. Дневной свет стал мягче, стволы сосен в нем казались розоватыми. Инга полулежала в полотняном кресле, Максим рядом – в точно таком же. Они неспешно разговаривали, и Инга чувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Она словно покачивалась на невидимых волнах. Все вокруг казалось ей сказочным: высоченные деревья, вздымавшиеся над ее головой, отцовский дом, похожий на замок, пульсация жара в глубине прогоревших до белизны углей.

Максим пошел в сарай, чтобы принести еще дров, а Инга открыла тиндер и начала лениво смахивать анкеты. Она сразу вспомнила предостережение Максима, но только улыбнулась себе под нос. Впрочем, сейчас что угодно вызывало у нее улыбку. Так она листала некоторое время, а потом замерла. С экрана на нее смотрел Илья.

Не было ничего особенного в том, что она наткнулась на анкету Ильи. Она ведь и раньше ее видела в тиндере, много месяцев назад, сидя здесь же, на даче. Тем не менее сейчас Ингу это совершенно потрясло. От разморенной идиллии, в которой она купалась, разом не осталось и следа, словно Ингу со всей силы выбросило на берег. Она разглядывала фотографию Ильи как какое-то откровение. Его анкета не изменилась: те же снимки, та же подпись про Сартра и Рассела. Шагов Максима Инга не услышала.

– Да, вино хорошо пошло, – сообщил он, ссыпая поленья на землю и отряхиваясь. – Я там в сарае пару раз чуть не навернулся. Много у нас его осталось?

Инга подняла на него глаза, но ничего не ответила. Максим, только что такой благодушный, изменился в лице:

– Что случилось? У тебя такой вид…

– Ничего, – моргнув, после паузы ответила Инга.

Она не знала, говорить ли Максиму про Илью. В последнее время по негласному правилу они больше не обсуждали ни его, ни Ингину работу в целом. Да и что тут скажешь? Ну выпал ей его аккаунт, что тут такого.

Тем не менее, поколебавшись, Инга все же вручила Максиму телефон.

– А-а… – протянул он с разочарованием и облегчением одновременно. Листнул экран несколько раз, рассматривая фотки. – И это оно тебя так поразило?

– Да просто не ожидала. Что-то так хорошо было, а тут он.

– Понимаю. Представляешь, если бы он замэтчился тут с тобой? Ну, не с «тобой», а с какой-нибудь из твоих подставных баб? Было бы смешно. Так что там вино, осталось же?

– Что ты сказал?

– Вино, говорю…

– Да нет, про баб?

Максим, казалось, смутился.

– Да я пошутил. Плохо вышло. Ну просто решил, что это было бы забавно, если бы он повелся на эту липу. Но я просто не подумал, вообще ни разу не забавно, пусть держится подальше. – Он наконец-то рассмеялся и протянул Инге телефон. – Тиндер – зло, я же говорю. Лучше удали его.

– Я за вином.

Однако, когда Инга вошла на кухню, она не двинулась к холодильнику, а замерла, прислонившись к стене так, чтобы Максим с улицы ее не видел. Ей нужно было остаться одной и подумать.

Она заманит Илью в ловушку с помощью тиндера. Эта идея не подлежала сомнению. Инга точно знала, что это то самое, зацепка, которую она так долго ждала. Она понятия не имела, что и как именно она сделает, но начинать надо было здесь. Как на рыбалке, когда видишь, как поплавок резко ныряет в воду, леска натягивается и в руках образуется легкая приятная тяжесть. Надо еще дернуть удочку в сторону, подсечь, потом тащить изо всех сил, преодолевая сопротивление, и это может длиться долго, и рыба может сорваться, но ты уже точно знаешь, что это она, рыба, а не какой-то комок водорослей. И она на крючке.

Когда Инга спустя несколько минут появилась на пороге дома, победно держа над головой по бутылке в каждой руке, к ней вернулось ее прежнее настроение. Но мягкой обволакивающей сонливости она больше не чувствовала – теперь это была полноценная радость, настоящая эйфория. Максим рассказывал о том, как недавно подавал документы на загранпаспорт, а Инга заливалась смехом от переполнявшего ее ликования. Она знала, что на правильном пути.

Одним из безусловных плюсов дачи было отсутствие похмелья – то ли свежий воздух так действовал, то ли смена обстановки. Инга проснулась радостная и полная сил и сначала даже не поняла, что ее так окрылило, но потом вспомнила. Она тут же схватилась за телефон и зашла в тиндер. Профиль Ильи за ночь куда-то пропал, но Инга не расстроилась. Ее нынешним персонажем была юная анимешница с ярко-розовыми волосами, настолько лубочная, что Илья просто не мог на такое клюнуть. Уж для него Инга расстарается, придумает самую сложную личность, правдоподобную, но интересную, буквальное воплощение его вкусов.

Ингин теперешний азарт не имел ничего общего с ее главной целью – убийством. О нем она даже не думала. Создать совершенный образ, подманить Илью, обмануть – вот что захватило ее воображение. Инга вообще как будто забыла, для чего она все это делает.

Утро было раннее и Максим еще спал, поэтому Инга отправилась на Волгу одна. Пляж пустовал и выглядел как разоренная кухня после попойки – все передвинуто, испачкано и брошено где попало. Полуразрушенные замки, обертки на песке, бревно, криво лежащее у воды, следы костра. Если вчера вода казалась холодной, то сейчас она была просто ледяной, но Инга все равно сразу нырнула. Кожу защипало, как будто в нее вонзили иголки, – было не холодно даже, а почти больно, но Инге нравилось и так. Ей хорошо думалось. В голове, как слайды в проекторе, сменялись имена ее новой героини. Инга хотела выбрать самое лучшее, самое верное.

Имя пришло к ней, когда она выбралась на берег. Агата. Илья как-то сказал, что так звали его одноклассницу в начальной школе, в которую он был влюблен, и не в последнюю очередь из-за имени. Оно казалось ему исключительным, драгоценным, под стать объекту любви.

Такое имя требовало особенной внешности, и Инга, сев на бревно, стала вспоминать все, что Илья когда-то говорил ей о своих предпочтениях. Как-то они составляли списки из трех самых привлекательных актеров и актрис. Инга помнила, что у Ильи в топ-три входила Эмма Стоун. Она загуглила ее и рассмотрела фотки. Что ж, по крайней мере, есть с чем работать.

Максим не переставал отпускать едкие замечания, пока они возвращались в город: Инга то и дело утыкалась в телефон.

– Я говорил тебе, это зависимость, – зловеще каркал он.

– Да не в тиндере я сижу, – отбивалась Инга. – Вот, актрис рассматриваю.

– Ты рассматриваешь актрис вместо того, чтобы разговаривать со мной?!

Максим притворно хватался за сердце, Инга смеялась и убирала телефон. Эти задержки даже радовали ее – они помогали продлить радостное предвкушение.

Два дня ушло у Инги на поиски фотографий – она начала, как и раньше, с обычной выдачи гугла, переходила по новым и новым ссылкам, забредала в невероятную глушь, так что потом и сама не смогла бы повторить пройденный путь, и в конце концов нашла то, что искала. Те самые снимки обнаружились в недрах инстаграма какого-то начинающего румынского фотографа, живущего в Португалии, у которого было всего восемьсот подписчиков. Она как будто сама влюбилась, но дело, конечно, было не в любви, а в поразившем ее узнавании – вот что она искала. На одной фотографии девушка в черном белье и наброшенном на плечи плаще сидела на диване, расставив ноги, на второй она же стояла, опираясь туфлей на голову какой-то античной статуи. Ничего выдающегося в этих снимках не было, но сумма важных только для Инги мелочей делала их идеальными: размытый фон, универсальная обстановка – они могли быть сняты где угодно; цветовая гамма – коричнево-черно-белая, тревожная, но неяркая, а главное, сама девушка, ее фигура, лицо, даже позы. Эмму Стоун она, впрочем, ничем не напоминала, разве что глаза были похожи – широко посаженные, большие и бледные, обведенные угольно-черной подводкой; но то, как она смотрела в камеру, как держалась, – вот отчего мороз шел по коже. Вокруг нее, казалось, концентрировалась энергия, какое-то темное марево из похоти, властности и силы, как солнце, на которое смотришь сквозь закопченное стекло. И оттого что чувственность она не изображала – сидела на диване, словно ей просто было так удобно, на гипсовую голову опиралась, как будто не замечая ее, – эффект усиливался многократно. Злое божество, порочное и могущественное настолько, что не нуждается в притворстве.

Инге нравилось и то, что девушка не была эталонно красивой – глаза эти расставленные, одна бровь как будто чуть выше другой. Атрибуты ее доминирования тоже были явными, но ненавязчивыми – черное белье, кожаный диван, валяющаяся мужская голова. Она поискала ее инстаграм. На фотографиях модель отмечена не была, свои снимки не комментировала. Инге пришлось просмотреть все подписки румынского фотографа, пока она все же ее не отыскала. В аккаунте у девушки подписчиков было и того меньше, среди них – ни одного русского, и сама страница на португальском. Там были и студийные кадры, в частности, на одном она позировала в корсете. Это, хоть и обрадовало Ингу точным попаданием в запросы Ильи, понравилось ей гораздо меньше – слишком топорно. Нашлось несколько полуобнаженных селфи и фотографий в зеркале. Выражение у нее на всех снимках оставалось таким же, как на первых, поразивших Ингу, – волевое и таинственное. Обладательнице такого лица можно было приписать что угодно: ум, глупость, страстность, холодность. Впрочем, ограниченный эмоциональный диапазон, видимо, и стал причиной того, что карьера у модели не пошла, а когда Инга среди ранних фотографий наткнулась на те, где девушка улыбается, даже расстроилась. Ни следа темной магии.

Звали ее Виктория, но Агата подходило гораздо больше.

Инга удалила розовую девочку-анимешницу и создала профиль Агаты. Долго думала над описанием. Не указывать же там «люблю розы, запах ванили и Нью-Йорк». Агата должна быть выше таких пошлостей, любых пошлостей – все провокационные фразы с сексуальным подтекстом Инга решительно отмела. В поисках вдохновения перебрала увлечения Ильи. Он говорил, что его любимый фильм – «Криминальное чтиво», и Инга загуглила цитаты оттуда. Одна заставила ее криво усмехнуться: «Как только человек признает, что он не прав, то ему сразу прощается все, что он неправильно сделал». Илья определенно взял эту мудрость на вооружение. Впрочем, и Инге фраза вполне подходила. Она была псевдоглубокомысленная – в самый раз для тиндера, ровным счетом ничего не сообщала об Агате, но при этом обладала скрытым потенциалом. Если Илья узнает цитату, то разговор наверняка завяжется. Была не была. Инга опубликовала профиль, настроила возраст желаемых партнеров, чтобы он в точности соответствовал Илье, сузила расстояние поиска – сейчас они оба были в офисе – и принялась листать. К ее удивлению, даже при таких условиях ей потребовалось время на поиск, но наконец тиндер выплюнул нужную анкету. Инга поставила Илье «суперлайк» (приложение уверяло, что так ее шансы на мэтч повышаются!) и принялась ждать.

Пуш о том, что у них образовалась пара, пришел Инге через несколько часов, уже дома. Она ощутила, как кровь сразу ударила в голову, – когда она открывала приложение, у нее даже руки немного тряслись. Она помедлила, любуясь экраном, на котором под фотографией Ильи переливалось золотое сердечко, и ей тут же пришло сообщение:

«Привет. Смотрю, ты любишь Тарантино)».

Сердце у Инги подпрыгнуло и затрепетало где-то у самого горла. Как легко ей удалась эта хитрость, чистый блеск!

«Привет. Это мой любимый фильм. А ты, видимо, тоже фанат, раз узнал цитату?»

«Обожаю «Криминальное чтиво». Смотрел его раз десять и знаю наизусть. А что еще у Тарантино тебе нравится?»

Инга судорожно перебрала в голове все, что Илья когда-либо о нем говорил. Ей вспомнилась пластинка с саундтреком из «Убить Билла» у него в квартире.

««Убить Билла» люблю. Особенно за музыку. А тебе?»

«Да почти всё. «Бешеные псы», «Бесславные ублюдки». Музыка у него везде хороша. Кстати, саундтрек к «Убить Билла» есть у меня дома на виниле».

«Зовешь послушать?)»

«Почему бы и нет».

Инга замерла с пальцем над клавиатурой. Это было не просто быстро – стремительно, сверхзвуково, и главное, совершенно некстати. Зачем она это ляпнула и как теперь выворачиваться?

«Может быть, я и приду. Но для этого тебе придется постараться», – наконец высокомерно ответила она.

«Приличные девушки не ходят к мужчинам в гости так быстро?) Тогда бар? Ты когда свободна?»

«Понятия не имею, что делают приличные девушки. Но чтобы я с тобой встретилась, нужно это заслужить».

«И как же».

Даже без вопросительного знака. Изображает безразличие. Инга написала:

«Расскажи мне что-нибудь, чего никто о тебе не знает».

Илья молчал так долго, что Инга, устав ждать, отложила телефон. Она уже решила, что ее задумка сорвалась, и страшно разозлилась на себя за поспешность, но тут ей пришел пуш:

«Когда я не могу заснуть, представляю, что бы я делал, если бы попал в прошлое».

Инга уставилась на сообщение. Ее поразило то, что Илья, по всей видимости, воспринял вопрос серьезно и размышлял над ответом, но еще больше – что именно он сказал. Они встречались полгода, а это была такая милая деталь, которыми влюбленные обычно делятся, и вот незнакомая девушка Агата удостоилась ее в первые пять минут разговора, а она, Инга, – никогда.

«В далекое прошлое?» – спросила она, потому что неожиданно в самом деле заинтересовалась.

«В далекое. В Средние века. Я думаю, какие мои современные знания и навыки могли бы пригодиться там для выживания».

«И что придумал?»

«Да школьная программа по химии и физике, думаю, сойдет. А еще было бы полезно знать, например, где расположены золотые месторождения, и открывать их случайно)».

Ингу посетило странное чувство, словно она переписывается не с Ильей. Или, вернее, не она переписывается с ним. Его сообщения не соответствовали тому, что она про него знала и думала, и это будто в самом деле превращало ее саму в другого человека, который вел разговор, в то время как прежняя Инга следила за ним со стороны.

«Теперь ты расскажи такое, о чем никому не говорила», – потребовал Илья.

«Первый раз я испытала сексуальное возбуждение, когда увидела, как на улице громко ругаются мужчина и женщина, – с ходу написала Инга. Это было неправдой, но выскочило само собой. – Она на него кричала, а потом дала пощечину, и мне это понравилось».

Илья снова долго не отвечал, и Инга в очередной раз подумала, что испугала его, поторопившись. Не выдержав, через несколько минут она все же спросила:

«Тебя это шокирует?»

«Нет, – тут же ответил Илья. – И что, с тех пор ты любишь кричать на мужчин во время секса?)»

«Я никогда не кричу. Меня слушаются и так».

«По тебе заметно. Хочешь сказать, что никому об этом не рассказывала?»

«До тебя – никому».

«Уверен, что это твой отрепетированный разговор, и что ты никому об этом не рассказывала, ты тоже говоришь каждый раз».

«Нет. Я люблю задавать странные вопросы, но смотрю на ответы. Мне понравилось, что ты написал правду, поэтому и я написала правду. Продолжим?»

«Может, все-таки увидимся? Намного проще задавать вопросы лично».

«Зато отвечать сложнее. На мои, по крайней мере».

«Я вижу, ты любишь играть в игры».

«Ты даже не представляешь насколько», – плотоядно написала Инга, на секунду словно вывалившись из образа Агаты и перехватив управление телефоном.

«Ну ладно. Спрашивай».

Они переписывались до поздней ночи. Из тиндеровского мессенджера быстро перешли в телеграм, который Инга, надеясь на такое развитие событий, заранее создала. Она бомбардировала Илью самыми разными вопросами: твоя любимая группа? лучший подарок, который ты получал на день рождения? твой первый секс? в каком городе ты хотел бы жить? поступок, которого ты больше всего стыдишься? Она старалась чередовать по-настоящему интимные вопросы с более традиционными, чтобы не спугнуть Илью, и задавала первые всегда неожиданно, когда ей казалось, что пора подпустить жару. Какое порно тебе нравится? Ты бы хотел заняться сексом в публичном месте? Что бы ты сказал, если бы я тебя связала?

Илья поначалу отвечал уклончиво, а то и откровенно врал – кое-что о нем Инга все же знала; но чем глубже становилась ночь, тем он делался откровеннее. Это ночное свойство Ингу неизменно поражало. Темнота за окном и окружающая тишина как будто пьянили сами по себе, так что наутро иногда бывало стыдно, хоть ты и не пил ни капли. Она и на себе ощущала этот эффект: вопросы ее становились все смелее, при этом она все меньше переживала, что Илья взбрыкнет и закончит разговор.

Он, разумеется, спрашивал что-то в ответ, иногда даже перехватывал инициативу и пускал беседу по другому руслу. Инга милостиво позволяла ему это делать, чтобы укрепить доверие, но обычно держалась строго, повелительно и слегка надменно. Ей давалось это без труда. У нее в голове жил образ несуществующей девушки, основанный исключительно на звучном имени и чужих фотографиях, а точнее, на ее впечатлении от них. Инга уже не слишком хорошо помнила, как выглядит неведомая португалка Виктория. Память рисовала черные волосы, густо накрашенные глаза, но главное – ощущение несомненного превосходства, темного владычества, которое от нее исходило. Воплотить это в реальной жизни Инга никогда бы не смогла. Она до сих пор с содроганием вспоминала мольбы Ильи быть с ним пожестче. Тогда это тяготило ее, жало, как неудобные туфли, и она мечтала только доковылять и сбросить их поскорее. Пару раз ей все же удавалось поймать удовольствие от процесса, но длилось это недолго – ровно до тех пор, пока Инга не вспоминала, кто она на самом деле, что любит, к чему привыкла, и тогда все происходящее опять представлялось ей отвратительным, а она сама – несчастной жертвой обстоятельств.

Но теперь все было по-другому. Надежный заслон из экранчика телефона позволял ей быть кем угодно. Невидимость делала Ингу свободной. Когда она случайно ловила свое отражение в оконном стекле, то в первую секунду испытывала оторопь оттого, что выглядит совсем не так, как Агата.

За ночь переписки она узнала об Илье больше, чем за предыдущие несколько месяцев. Например, с Ингой его интересы ограничивались работой, вином и не самой изысканной музыкой, а Агате он рассказывал, что в детстве играл в футбол, но бросил из-за травмы, что увлекался астрономией и на первые заработанные деньги купил телескоп, что одно время коллекционировал билеты в кино. С Ингой он избегал разговоров о родителях, даже несмотря на ее расспросы, а Агате сам признался, что с отцом почти не общается, а мать умерла, когда ему было четырнадцать. Он даже сказал как: выбросилась из окна под Новый год. У нее была шизофрения.

Последнее поразило Ингу до глубины души. Ей Илья просто говорил, что не любит новогоднюю истерию, а оказывается, за этим скрывалась целая драма. Даже, пожалуй, слишком большая – такая скорее годилась для кино. К своему неудовольствию, Инга опять почувствовала, что это ее задевает. Она допускала, что Илья врет, что он хочет произвести впечатление на незнакомую девушку своей трудной судьбой, но разочарование от этого не становилось меньше. На нее-то, когда они встречались, он не хотел произвести впечатление! Это было обидно.

Впрочем, существовало нечто, о чем Агата пока не подозревала, зато Инга имела исчерпывающее представление. Секс. Илья ни намеком не обмолвился о том, что ему нравится на самом деле. На вопросы он отвечал с готовностью, но нечестно. Самый нестандартный сексуальный опыт – с двумя девушками. Самая сокровенная сексуальная фантазия – заняться этим при свидетелях. Ни слова про плетки, наручники и кляпы. Инга поначалу думала, что стоит ей чуть-чуть поднажать, и Илья выложит все начистоту, но чем настойчивее она подталкивала его к признанию, тем надежнее он держал оборону. «Что бы ты сказал, если бы я тебя связала?» – «Я бы сказал: почеши мне, пожалуйста, нос, а то у меня руки заняты».

При этом ему, очевидно, нравилась Агата, нравился ее надменный властный образ. Он легко шел у нее на поводу: менял тему, если Инга приказывала, не задавал вопросов, если она запрещала, а когда она резко пресекла очередные попытки договориться о встрече, больше не предлагал. Но все это можно было объяснить вежливостью, в самом крайнем случае – природной застенчивостью. Если бы Инга не знала, каков Илья на самом деле, она бы даже не придала этому значения.

На следующий день они продолжили переписываться с самого утра. Инга еле продрала глаза, поняла, что опаздывает, и сломя голову бросилась в офис. Сообщение Ильи застало ее, когда она поднималась на лифте. Сам Илья уже сидел в своем аквариуме. Инга чуть не свернула шею, разглядывая его сквозь стеклянную перегородку, пока бежала к своему месту. Ей казалось, что стоит Илье посмотреть на нее в ответ, как он моментально поймет, что она и есть та самая таинственная Агата, с которой он переписывался ночью, но даже это не могло заставить ее отвести взгляд.

«Я проснулся сегодня и первым делом подумал о тебе. Но специально выждал еще два часа, прежде чем написать. Чтобы не выглядеть сумасшедшим. Но теперь я все равно выгляжу сумасшедшим, да?» – гласило его сообщение.

Инга рухнула в кресло и вытянула ноги. Она не понимала, что улыбается, пока Галушкин не сказал:

– Только не говори, что ты там очередной пост настрочила.

– Что?

– Улыбаешься так, как будто опять задумала какую-то фигню.

– Отстань от нее, Паша, – оборвала его Алевтина.

Инга насупилась и включила компьютер. Илье она написала:

«Ничего банальнее придумать не смог? И что, девушки обычно ведутся на это?»

«Пощади! Я совершенно честно говорю. Давно не получал такого удовольствия от переписки».

Как ни странно, Инга тоже получала удовольствие. Они перебрасывались сообщениями весь день, и она каждый раз с искренним интересом ждала ответа. Впрочем, то, что собеседником Илья мог быть приятным и умным, нисколько не меняло ее мнения о нем в целом. Таким он был в параллельной вселенной, с мифической Агатой. В реальной жизни, Инга знала, он был эгоистичным, подлым человеком, который в одних ситуациях держался самоуверенно и нахально, а в других мог лебезить и пресмыкаться. Пожалуй, даже не сами эти крайности, а огромный зазор между ними и отталкивал Ингу – она не могла искренне привязаться к человеку, которого не понимала. На работе с подчиненными он был одним, с начальством – другим, с официантами в ресторанах – третьим, он, даже оставаясь с ней наедине, отличался в зависимости от ситуации. Но несуществующая Агата не видела всех этих оттенков, сталкиваясь с Ильей только в окошке телеграма, из которого он казался одинаковым – открытым, ироничным и уступчивым, что не раздражало, а, наоборот, казалось пикантной особенностью.

Инга изо всех сил старалась вести себя так, чтобы интерес Ильи к ней не ослабевал. Она с легкостью «угадывала» его предпочтения и присваивала их себе – любимое блюдо, идеальный отпуск, отношение к детям, религии, политике. Все, что Илья когда-то рассказывал ей, шло в ход. Сначала он просто приятно удивлялся: ты тоже любишь виски? И я, именно шотландский дымный. Ты хочешь проехать через всю Америку на машине? Это моя давняя мечта. Самый красивый город России – Владивосток? Я там родился! Постепенно его удивление приобрело оттенок мистического трепета. Обилие совпадений между ними становилось настолько невероятным, что он стал видеть в этом руку судьбы – так прямо и говорил.

Инга боялась перегнуть палку, поэтому то и дело осаживала себя. Она не хотела, чтобы Илья заподозрил неладное. Но он, по всей видимости, был так захвачен их душевным родством, а еще больше – безусловным принятием, с которым Агата встречала любую его точку зрения, что ничего не замечал.

Однако Инга не только симулировала близость и расточала комплименты. Пряник без кнута не работал. Вечером она решила «наказать» Илью – перестала ему отвечать. Просто для острастки, чтобы он не расслаблялся и не думал, будто она все время на связи, ждет, что он напишет. За час молчания, который Инга себе наметила, Илья прислал восемь сообщений. Из последнего было видно, что он изрядно испуган.

Однако Инга понимала, что долго так продолжаться не может. Переписываться с Ильей было весело, и она получала особое, вывихнутое наслаждение от того, что могла наблюдать за ним исподтишка, пока он, сидя в своем кабинете, строчил сообщения «Агате», не догадываясь, что они оседают в телефоне на дне Ингиной сумки. Но затевалось-то все не ради розыгрыша. Нужно было торопиться, чтобы эти усилия не сошли на нет.

В среду утром Илья опять попросил ее о встрече, и она опять категорически отказала, а потом в отместку на некоторое время пропала со связи. Илья обещал больше не поднимать эту тему, пока она сама не захочет, но Инга понимала: рано или поздно он потеряет терпение. Ей нужно было дать ему что-то более осязаемое, чем вопросы на экране.

То, что Илья сам так истово напрашивался на свидание, было удачей. Это избавляло Ингу хотя бы от одной проблемы: как выманить его на место, не оставив своих настоящих следов. Ничто не связывало ее с таинственной Агатой, кроме телефона, который она, конечно, сразу выбросит. Вот только другие проблемы никуда не девались. Куда она собирается его выманивать? На окраину города? На последний этаж небоскреба? На Москву-реку? Ответа Инга не знала, потому что по-прежнему не могла решить, как именно его убьет. Без этого головоломка не складывалась.

Да и согласится ли Илья на встречу в каком-нибудь подозрительном месте? Конечно, он вряд ли ждал того, что она на самом деле ему готовила, но идти на свидание с незнакомой девушкой в глухой темный лес вряд ли захочет. А главное – что толку в глухом и темном лесу, если Инга все равно не сможет показаться Илье во плоти, то есть подобраться близко? Она могла убить его только на расстоянии или из засады, в крайнем случае – понадеявшись на эффект неожиданности, но вариант с несчастным случаем на прогулке по краю обрыва (если бы в Москве еще были подходящие обрывы!) исключался полностью.

Ситуация была тупиковая. Пока Инга не определится со способом убийства, она не определится с местом. Пока она не определится с местом, заманивать Илью некуда. Пока его некуда заманивать, их переписка при всей своей увлекательности остается бесполезной, а дальше день ото дня будет только скучнеть. Драгоценное время уходило на глазах.

Обо всем Инга размышляла, сидя в среду на планерке и время от времени поглядывая на Илью, словно очередной брошенный ею взгляд мог выхватить в его облике какую-то зацепку, недостающую деталь, без которой план не складывался. Илья выглядел раздраженным, и только, – незадолго до планерки он снова предложил Агате встретиться, после чего та пропала с радаров. Вопреки собственным правилам он несколько раз проверял телефон во время совещания и хмурился. Инга, несмотря на свое беспокойство, едва сдерживала усмешку.

Как было бы здорово, мечтательно думала она, залезть в его телефон. Уж наверняка бы там нашлось что-то интересное, что пришпорило бы ее воображение. Или в компьютер. Не в этот, рабочий, а в тот ноутбук, что Илья хранил дома. Как славно было бы вообще оказаться у него дома и тщательно все обыскать.

– Про встречу с «Перекрестком» ты не забыл? – спросила Алевтина, когда они уже выходили из кабинета.

Илья поморщился и заглянул в блокнот, лежащий на столе.

– Когда она?

– Завтра в девятнадцать. У них.

– Черт. Хорошо, что напомнила, а то у меня уже другие планы были. Ладно, перенесу. – Илья чиркнул ручкой.

Или вот заглянуть в этот блокнот, а лучше – в стол, продолжала размышлять Инга, возвращаясь на свое место. Конечно, Илья не хранит там ничего личного, но, впрочем, лежит же у него в ящике фотография с Алевтиной. Может, там найдется и кое-что еще.

В обед Инга спустилась за кофе и, стоя в очереди, рассматривала видимый ей отсюда холл бизнес-центра. Ее взгляд бесцельно блуждал по людям, пальмам в кадках, бурлящей воде в фонтане, пока не наткнулся на какую-то фигуру, которая показалась отдаленно знакомой. Инга пригляделась. Клетчатая рубашка, заправленная в джинсы, темные волосы. Артур, тот охранник! Наверняка Инга и прежде сто раз его видела, но с того раза, когда он настойчиво звал ее на кофе, больше не замечала.

В голове полыхнула идея, и раньше, чем она успела ее толком осознать, Инга сказала:

– Два кофе, пожалуйста.

Когда она подошла, Артур что-то объяснял какой-то женщине.

– Нет, здесь нет такого офиса. Вы точно не перепутали здание?

– Ну как же, мне сказали: дом девятнадцать.

– А это дом девятнадцать а. Вам нужно выйти, повернуть налево, пройти сто метров, и вы увидите вход.

Заметив Ингу, он вроде бы удивился – по крайней мере, брови на его лице совершили поистине акробатический трюк.

Инга подошла ближе и молча протянула ему стаканчик с кофе. Артур машинально принял его. Женщина что-то пробормотала и направилась к выходу.

– Я бы хотела извиниться, – выпалила Инга. Артур продолжал с изумлением на нее смотреть. – Ты звал меня на кофе, а я повела себя ужасно. Прости.

Она чокнулась с ним стаканчиком, как будто это были бокалы с вином, и сделала крохотный глоток, чтобы не обжечься.

– У меня смена сейчас, – неуверенно сказал Артур.

– Да я так, ненадолго. Сделаем вид, что ты мне тоже объясняешь дорогу. Просто я что-то все не могла заставить себя подойти, а сейчас увидела тебя и подумала: сколько можно ждать? Так чем вы тут обычно занимаетесь?

Артур пригубил кофе с некоторой опаской, словно все еще ждал подвоха. Отставив стаканчик на стойку ресепшен, он пожал плечами:

– Да так, ничем особенным. Охраняем.

– И часто случаются какие-нибудь происшествия?

– Да какие тут происшествия. – Артур наконец улыбнулся. Его брови расползлись в стороны. – Ну, бывает, какой-нибудь странный дед забредет, не прогонишь. Да и то, это в основном когда у них осеннее обострение.

– И ты вот так целый день сидишь и смотришь на камеры? – Инга кивнула на монитор, видимый из-за стойки. Монитор был разбит на шестнадцать маленьких черно-белых квадратиков. В некоторых, как муравьи, копошились люди, в некоторых ничего не происходило.

Артур проследил за ее взглядом и скривился:

– Да не. Ну то есть как, смотрю вообще-то. Но что толку, если за всем бизнес-центром все равно не уследишь. Записи сохраняются, надо будет, всегда можно проверить.

– И сколько их хранят? – беззаботно спросила Инга и сделала еще один маленький глоток.

– Да дней десять вроде. Ты тогда уж про себя расскажи. Ты чем занимаешься?

– Мне вообще-то надо бежать. – Инга обворожительно улыбнулась. – Прости, я так, на минутку подошла. Извиниться. Еще увидимся!

Она снова просияла улыбкой, глядя, как непонимание обозначается на лице Артура ползущими по лбу бровями, и зашагала к лифту.

Десять дней – это ерунда. Пока непохоже (Инга вздохнула), что она приведет свой план в исполнение за десять дней. А даже если так – еще менее вероятно, что кому-то понадобится смотреть камеры видеонаблюдения из их офиса. Тем не менее она хотела все сделать чисто. «Не наследить», как говорили в детективных сериалах.

Этот разговор с Артуром пробудил в Инге азарт. Вот как ловко она все у него выведала! Настоящая шпионка. Теперь с той же ловкостью ей надо обыскать кабинет Ильи. Дело плевое – дождаться, пока все уйдут, зайти и проверить его ящики. Она ведь даже уже делала это однажды, хоть в тот раз и с его разрешения. Все равно тогда никто ничего не заметил.

Остаток дня Инга провела в приятном возбуждении. То, что она будет рыться в вещах Ильи, ни на сантиметр не приближало ее к придумыванию плана, но ценность заключалась в самой преступности этого действия. Инге казалось, что это станет для нее своеобразным обрядом инициации – не безобидный флирт в тиндере, а обыск кабинета, поступок, несомненно, наказуемый. Она пройдет через этот обряд и из обычной Инги станет нарушительницей, и тут уж все начнет развиваться по совсем иным, неведомым ей пока законам. Может, и особая злодейская удача ей улыбнется.

Пока, однако, удача от нее только отворачивалась: в шесть вечера весь офис сидел на месте как приклеенный. В семь ушло не больше половины. Обычно к этому времени этаж пустел, но, как назло, не сегодня. Сам Илья тоже по-прежнему восседал в своем кабинете. Чтобы развлечься, Инга вела с ним переписку от лица Агаты, но нервничала все больше.

Наконец в семь тридцать ушел Илья. Без десяти восемь домой засобиралась Алевтина, последняя из их отдела. Тем не менее Инге пришлось просидеть до девяти, пока не ушла и Самойлова из маркетинга. Инга встала со стула и оглядела опенспейс, потом прошлась по нему, заглядывая во все закутки и переговорки. Никого.

Ее охватил мандраж. А вдруг кто-нибудь вернется? А вдруг уборщица? А вдруг ее все-таки увидит по камере какой-нибудь охранник и прибежит проверять, что она тут делает? Хоть Артур и сказал, что они редко смотрят в монитор, везение могло подвести.

Инга вернулась к своему столу и некоторое время постояла возле него, покачиваясь с носка на пятку, словно готовилась к прыжку. Сейчас или никогда. Еще раз качнувшись назад, она развернулась на каблуках и зашагала к кабинету Ильи. Ковролин скрадывал ее шаги.

Черный блокнот Ильи лежал точно по центру стола, словно ждал ее. Инга приблизилась и открыла его дрожащими пальцами, точно от одного ее прикосновения в кабинете могла взвыть сирена.

Последней записью там была одна перечеркнутая фамилия – «Лазерсон», а потом было написано: «Пер.» Видимо, «Перекресток».

Никакого Лазерсона Инга не знала. Она стала листать блокнот в обратную сторону. Невразумительные сокращения, цифры, имена коллег. Через несколько страниц Инге снова попался Лазерсон. Потом еще раз. Кто бы это ни был, Илья встречался с ним регулярно. Из любопытства Инга пролистала блокнот почти до самого начала. По датам это был март, тогда они с Ингой еще были вместе. Фамилией Лазерсон страницы пестрели и тут. Странно, при ней Илья никогда не упоминал этого человека.

Инга отложила блокнот и выдвинула верхний ящик стола. Бумажки, чеки, счета. Россыпь визиток. Инга открыла второй ящик. То же самое. Третий был вообще пуст. Когда Инга потянула за него, по дну с дробным перестуком прокатился карандаш.

Четвертый ящик оказался снова забит документами. Инга встала перед ним на колени и начала извлекать листок за листком. Отчет. Программа какой-то выставки за прошлый год. Счета, счета, счета. Фотография с Алевтиной.

На этаже хлопнула дверь. Инга приросла к полу.

– Да, – услышала она отчетливый голос Самойловой. – Я зарядку забыла. Уже почти до метро дошла, но пришлось возвращаться, а то она у меня одна. Опоздаю немного.

Шагов не было слышно. Проклятый ковролин! Инга втянула голову в плечи и даже перестала дышать, пытаясь угадать, куда Самойлова направилась. Если она дойдет только до своего стола и сразу повернет назад, то еще ничего – оттуда ей кабинет Ильи не увидеть. Но если решит пройтись по офису – все пропало.

В тишине Инга услышала, как клацнула зарядка, выдираемая из розетки.

– Блин, ну хоть бы свет за собой выключали, – недовольно сказала Самойлова, причем так громко, как будто обращалась к собеседнику. Может быть, она все еще говорила по телефону.

Инга попыталась вспомнить, где остался включенным свет, и помертвела. Свет горел только в кабинете Ильи. Она включила его, когда вошла.

Тишина, в которой к ней неумолимо приближалась Самойлова, была ужаснее самого душераздирающего рева.

Не понимая, что делает, Инга привстала на корточки и с прытью, которой эта поза никак не предполагала, бросилась за диван. Между углом дивана и стеной был небольшой зазор. Рухнув там на колени, Инга уткнулась лбом в пол и крепко зажмурилась. Она не сомневалась, что, когда она рванула к дивану, Самойлова как раз проходила мимо стеклянной стены и видела ее маневр. Каждую секунду она ждала окрика и жмурилась все сильнее, как будто это могло помочь ей стать незаметной.

Щелкнул выключатель, и даже сквозь зажмуренные веки Инга почувствовала, что наступила темнота.

– Да не выключают свет никогда, – снова недовольно сказала Самойлова. – Все, я бегу. Жди.

Инга просидела, съежившись в комочек, пока не услышала, как опять хлопнула дверь. Она выждала еще минуту, а потом очень медленно разогнулась. От напряжения у нее страшно ныли все мышцы, и даже зубы болели от того, как крепко она их сжимала.

Инга с трудом встала и доковыляла до стола. На улице еще не совсем стемнело, и в кабинете стоял синий полумрак. Открытый ящик напоминал отвисшую губу, из которой торчала, наполовину вывалившись, стопка бумаг. Инга даже не помнила, как запихивала ее туда. Самойлова только чудом могла этого не заметить.

Инга присела на дрожащих ногах и стала аккуратно складывать документы, прежде чем убрать их обратно в ящик. Руки у нее тоже отчаянно тряслись. Нет, со всей этой преступностью явно пора заканчивать. Это точно не для нее.

Фотографию Ильи с Алевтиной она хотела засунуть в самую глубину, чтобы он не догадался, что кто-то лазил в его столе. Инга в последний раз на нее взглянула, повернув в сторону окна. Сейчас она увидела, что на стене позади Ильи висит плакат, на который она не обратила внимание раньше. Плакат был похож на киноафишу, но названия не разглядеть. Только рисунок: белая нога в черной туфле на высоченной шпильке раздавливала валяющиеся на земле очки.

Инга закрыла ящик и поднялась.

Она выходила из кабинета Ильи осторожно, ожидая, что сейчас на нее из-за угла выскочит толпа людей, которые все это время караулили ее, чтобы поймать с поличным. Разумеется, в опенспейсе никого не было. Но Инга все равно чувствовала себя особенно заметной, мозолящей глаз камеры в углу. Она торопливо побросала свои вещи в сумку и стремглав выскочила из офиса. Спустившись на первый этаж, она удостоверилась, что Артура нигде поблизости не видно – меньше всего ей сейчас хотелось столкнуться с ним, – и прошмыгнула сквозь крутящуюся дверь.

Стоило Инге оказаться на улице, где вокруг гудели машины, горели вывески, спешили прохожие, как она испытала огромное облегчение, но уже в следующую секунду – еще больший ужас от того, как близко подобралась к краю пропасти. Она же висела на волоске! Как только Самойлова ее не увидела? Как ей самой хватило смекалки и храбрости нырнуть за диван? Инга не сомневалась, что второй раз ей бы никогда это не удалось. Наверное, и правда, в минуты опасности в человеке разверзаются потаенные глубины. Разве не сумасшествие, что она вообще решилась проникнуть к Илье в кабинет и рыться в его вещах?

Однако пока она шла к метро, все прочие чувства в ней постепенно вытесняла злость. Она ничего не узнала! Натерпелась такого страху – и все напрасно! Инга была недовольна бесплодностью своих усилий, Ильей, поскольку он по-прежнему оставался недосягаем, и ситуацией в целом. Она с раздражением думала о своих первых фейсбучных постах, последовавшей проверке и разразившемся скандале, как будто сам его факт, а не ее жажда мести, толкал ее на преступление. И ладно бы на преступление – на преступление, которое не складывалось!

Инга с угрюмым видом вошла в вагон. Ей надо перестать мучить себя. Разве можно вообще сокрушаться о несбывшемся убийстве? Инга хотела было воззвать к своему разуму, но сама же от себя отмахнулась. Дело было вовсе не в убийстве. Пока она планировала только подобраться к Илье ближе, залезть ему в голову, раскусить его. Неудача приводила ее в ярость.

Инга достала телефон и без всякой надежды написала в поисковике слово «Лазерсон». Первой ссылкой ей выпал какой-то шеф-повар, потом ресторан, где он работал. Третьей был инстаграм, наверняка его же. Инга ткнула на инстаграм. Маловероятно, чтобы Илья по расписанию ходил ужинать, но кто знает.

Это оказался не повар. В профиле у этого Лазерсона было написано: «психотерапевт в Mental Health Center».

Инга без особого интереса пролистала его фотографии. Представить, что Илья ходит к психотерапевту, было невозможно. Они с Ингой ни разу об этом не говорили, но она и так знала: он был слишком скрытен и слишком надменен, чтобы позволить постороннему человеку копаться у себя в мозгах.

Судя по фотографиям, самым примечательным в Лазерсоне была его фамилия – она хотя бы запоминалась. Лицо у него было настолько обычным, что Инга бы никогда не обратила на него внимания, а познакомившись, через пять минут уже бы не узнала. Инстаграм он вел исправно, но публиковал там в основном не свои снимки, а коллажи, фотографии знаменитостей и кадры из фильмов, сопровождая их глубокомысленными психотерапевтическими постами.

Инга быстро пролистала его ленту, не задерживая ни на чем взгляд, пока в глаза ей не бросился какой-то ярко-красный рисунок. Цвет был таким сочным, что она невольно пригляделась и в ту же секунду обомлела: на алом фоне была изображена женская нога, каблуком туфли раздавливающая очки.

Поезд тряхнуло, и в нем мигнул свет, но Инга даже не заметила: она не могла отвести взгляд от картинки. Это было настолько сверхъестественным совпадением, что кожа покрылась мурашками. Инга приблизила фотографию и прочитала надпись на ней: «La Vnus la fourrure». В посте было всего три строчки: «Фильм культового режиссера Романа Полански «Венера в мехах» о психологической дуэли между мужчиной и женщиной. Кто на самом деле охотник, а кто жертва? Сегодня в 20:00 проведу прямой эфир, подключайтесь». Фотография была опубликована почти год назад, никакого эфира, конечно, не сохранилось.

Женский голос объявил, что поезд прибывает на станцию «Сокол», и Инга подскочила: она и не заметила, как пропустила свою остановку. Пришлось перейти платформу и ехать в обратную сторону.

Всю оставшуюся дорогу до дома Инга пребывала в волнении. В голове теснились обрывки мыслей, ни одну из которых она не могла додумать до конца. Что это за фильм? Знаком ли Илья с этим Лазерсоном? Одинаковая киноафиша – случайное совпадение, которое она наделила излишним смыслом, или и правда знак?

Оказавшись в квартире, она швырнула сумку на пол, забралась с ногами в кресло и открыла ноутбук. Трепеща, загуглила словосочетание «Венера в мехах» и обнаружила, что фильм выпадал только второй ссылкой – первой шла какая-то книга. Автор – Леопольд фон Захер-Мазох. Ингиной эрудиции хватило, чтобы, глядя на фамилию, почуять зарытый клад.

«Главный герой по имени Северин одержим эротической фантазией о женщине, которая будет его унижать», – прочла Инга. Если это и случайность, то калибром не меньше божественного провидения.

Спустя два часа, изучив краткое содержание, статьи в «Википедии», рецензии и посмотрев фильм, Инга резко захлопнула крышку ноутбука. Несколько секунд она созерцала стену напротив, а потом вскочила и принялась ходить по комнате.

Фильм ее поразил – всего два героя, и такой простор! И такая красивая актриса! Герой Инге совсем не понравился – самовлюбленный жалкий подкаблучник. Как Илья.

Сходство ее вдохновляло. Мужчина мечтал, чтобы его стегали плеткой, а женщина ловко им манипулировала. Инга видела в этом руководство к действию. Она должна так же вертеть Ильей. Все сходится.

Ее азарт был похож на взболтанную газировку – бурный, шипучий, приторно-сладкий. Шатаясь по квартире как пьяная, Инга пыталась придумать, как ей подобраться к Илье теперь, как заставить его подчиняться. Он наверняка знал про фильм, не мог не знать, если его афиша висела у него за спиной на той фотографии. Но как вынудить его признаться? Агате он об этих увлечениях не говорил!

Инга снова вспомнила про таинственного Лазерсона. Неужели это действительно психолог Ильи? Впрочем, даже если нет, то он точно разбирался в теме – делал же он эфир по «Венере в мехах». Вдруг он сможет навести Ингу на мысль? Она посмотрела на часы. Было десять вечера, звонить в медицинский центр, указанный у него в инстаграме, поздно. Значит, завтра с утра. Инга снова села за ноутбук и зашла на сайт клиники. Она открывалась в девять.

– Mental Health Center, меня зовут Сергей, чем могу помочь?

Инга удивилась, что ей ответил мужчина. В ее представлении в регистратуре работали только женщины.

– Я бы хотела записаться на консультацию.