Сновидец. Призови сокола Стивотер Мэгги
Потому что Джордан, конечно, была хороша. Лучше Хеннесси. Лучше всех.
Лучший друг Хеннесси.
Придуманный друг.
Опал пригнулась так низко, что коснулась щекой уха Хеннесси. Она ласково прошептала:
– Что-нибудь небольшое.
Хеннесси закрыла глаза и опустила руки на грудь. Она сложила их чашей, вспомнив про огоньки, которые сыпались дождем. Такие добрые, прекрасные, невинные, изящные. Уже давно эти эпитеты не применялись к Хеннесси.
– Хеннесси, – сказал Ронан, – пожалуйста, не позволяй мне быть единственным.
Первая брешь в его броне.
– Что-то небольшое, – повторила Хеннесси. И разомкнула ладони.
Из них медленно выплыл крошечный золотистый огонек. Если смотреть краем глаза, это был просто огонек. Но если приглядеться внимательно, он горел крохотным, почти незаметным чувством – надеждой.
Она это сделала. Попроси – и получишь.
У Ронана зазвонил телефон.
73
В Линденмере не всегда работали телефоны. Линденмер одновременно использовал энергию силовой линии – и источал энергию сна; это, очевидно, как-то влияло на телефонную связь, а иногда ей питалось. Чаще питалось. И вдобавок в Линденмере время текло иначе, чем в остальном мире; минута здесь могла оказаться двумя часами, ну или два часа могли оказаться минутой. Учитывая всё это, было удивительно, что звонок вообще прошел.
Но он прошел.
– Я не в настроении ссориться, – предупредил Ронан.
– Ронан, – произнес Диклан. – Ты в городе?
– Я в Линденмере.
Вздох, который испустил Диклан, был самым ужасным звуком из всех, что Ронан слышал от брата.
– А что?
– Тебя ищут, – сказал Диклан. – Едут к нам домой. Чтобы убить тебя. Мэтью не отвечает.
На несколько секунд мозг Ронана перестал выдавать мысли и слова. Потом он спросил:
– Ты где?
– Застрял в пробке, – горестно ответил Диклан. – Пытаюсь выбраться, но деваться вообще никуда. Я позвонил в полицию.
Хеннесси пыталась сесть и собраться с силами. Очевидно, она слышала слова Диклана. И Линденмер тоже, потому что на землю посыпались крупные капли дождя – беспокойное небо горевало.
Ронан спросил:
– Ты далеко?
– Настолько, что не могу выйти и побежать, если ты об этом, – огрызнулся Диклан. – Он не берет трубку, Ронан. Возможно, они уже там. Я… слушай, они уже добрались… Джордан…
Когда он замолчал, Ронан закрыл глаза.
Думай. ДУМАЙ. Он обладал огромной силой, особенно здесь, в Линденмере, но вся она была бесполезна. Он не мог телепортироваться. Не мог заставить Мэтью взять трубку. Он мог управлять всем, чем вздумается, в своем лесу, но не за его пределами. И даже если бы он спал, как он мог помешать неизвестному убийце, который находился в двух часах езды на восток?
Он умел делать безделушки и приборчики. Бесполезные. Бессмысленные.
Хеннесси смотрела на него. Она слышала, как Диклан сказал «Джордан», но у Ронана не было времени с этим разбираться.
– Я попытаюсь, – проговорил он.
– Как? – спросил Диклан.
– Не знаю. Не знаю.
Он отключился. Надо было подумать… надо было…
Вокруг слышался шепот Линденмера. Деревья переговаривались.
«Грейуорен, – говорили они. – Мы сделаем то, что тебе нужно».
– Я не знаю, что мне нужно, Линденмер, – сказал Ронан. Он пытался прийти к какому-то решению. – Я не успею попасть туда вовремя. Мне нужно то, что УСПЕЕТ. Что-то тайное. Я тебе доверяю. Создай то, что я хочу.
«Что-то опасное, как ты, Линденмер», – подумал он.
«И как ты», – шепотом ответил лес.
Маленький светящийся шарик надежды по-прежнему висел на поляне, между дождевых капель.
Линденмер принялся за дело.
Дождь ушел в землю.
С недоверчивым криком, негромко шумя крыльями, появилась Бензопила. Она села на руку Ронана, и перья у нее на шее встали дыбом. Бензопила защелкала клювом и крепче сжала когти; там, где запястье не было защищено кожаными браслетами, показалась кровь.
Хеннесси прикрыла голову, когда с земли взметнулись листья. Заодно с листьями закружились птицы. Земля загудела. Глубоко внизу почва отделялась от корней. Этот низкий гул прокатился по лесу, становясь всё выше и громче, пока не превратился в чистую призывную ноту, звенящую в воздухе, целеустремленную и абсолютно ясную версию испуганного крика Адама. Звук, который означал, что он живой, абсолютно живой, а не наоборот. Листья застыли в полете. Птицы тоже. Эта нота удержала всех.
Между деревьями завертелись и замелькали огни. Свет собирал вокруг себя тьму, как будто наматывал пряжу на катушку. Темнота обладала весом, плотностью, формой. Это и было то, что Линденмер создавал для Ронана – с помощью Ронана.
Новые темные силуэты не издавали никаких звуков, только сухие листья шуршали от движений, пока темнота продолжала наматываться новыми слоями поверх света, скрывая его внутри.
Потом зависшие в воздухе листья упали; птицы улетели.
Стая была готова.
Они двинулись к Ронану и Хеннесси – существа без названия.
Вскрикнув, Опал попросилась на руки, и Ронан подхватил ее, как только существа приблизились.
Он видел, что это собаки – или волки. Угольно-черные, они сливались друг с другом, но не как отдельные животные – скорее, как клубящийся дым. Их глаза горели бело-рыжим огнем; когда они дышали, внутри пастей виднелось ослепительное пламя.
«Солнечные псы быстры, как солнечные лучи, – шепнули деревья. – Они голодны. Потуши их водой».
– Они страшные, – прохныкала Опал.
– В том-то и суть, – сказал Ронан.
«Скажи им, что делать», – произнесли деревья.
Солнечные псы кружились перед ним, прикусив черные языки черными зубами. От них поднимался дым.
Ронан велел стае:
– Спасите моего брата.
74
Братья Линч, братья Линч. Некоторым образом, братья Линч всегда были основным содержанием семьи. Ниалл вечно отсутствовал, Аврора присутствовала, но неопределенно. В детстве все трое болтались по лесам и полям вокруг Амбаров, поджигали что попало, копали ямы, боролись. Секреты связывали их теснее, чем любая дружба; даже уехав в школу, они остались братьями Линч. Даже когда Ниалл умер, а Ронан с Дикланом целый год ссорились, они были неразрывно связаны, ибо ненависть скрепляет так же прочно, как любовь. Братья Линч, братья Линч.
Ронан не знал, кем был бы без них.
Он гнал как черт.
Не только в Линденмере время творило странные вещи. У Ронана и Хеннесси ушел час тридцать восемь минут, чтобы добраться до Александрии – подвиг, возможный лишь благодаря противозаконной скорости и совершенно наплевательскому отношению к последствиям. Но никогда час и тридцать восемь минут не тянулись так долго. Каждая секунда была минутой, днем, неделей, месяцем, годом. Требовалась целая жизнь, чтобы проехать милю.
И Ронан не узнал бы, добрались ли солнечные псы до места вовремя, пока сам бы не доехал.
Он позвонил братьям. Они не отвечали.
– Ну же, – пробормотала Хеннесси, сидевшая на пассажирском месте.
Именно Ронан всегда находил мертвыми членов своей семьи. Это казалось несправедливым. Нет, он не хотел, чтобы именно его братья пережили эмоциональную травму, обнаружив трупы. Он просто предпочел бы, чтобы это не выпадало на долю ему. Ронан нашел тело отца на подъездной дорожке возле фермы, с пробитым монтировкой черепом. Он нашел тело матери – раздавленный сон – в умирающих руинах Кабесуотера. Эти образы навсегда остались с ним. Победителю – награду, первооткрывателю – воспоминание…
Он позвонил Адаму. Адам не отвечал.
– Ответь, – взмолилась Хеннесси.
Время тянулось долго, странно, бесконечно, ночь не заканчивалась, и город не становился ближе.
Ронан еще раз попытался позвонить братьям.
Они по-прежнему не отвечали.
– Кто-нибудь, ответьте… – Хеннесси прижала ладони к лицу.
Наконец они въехали в спокойный, стерильный квартал, где жили Диклан и Мэтью. Там, казалось, было тихо и обычно, на дорожках спали машины, фонари гудели, успокаивая сами себя, декоративные голые деревца дрожали во сне.
Дверь дома Диклана была приоткрыта.
Ронан обнаружил в себе не тревогу, не грусть, не волнение – только мертвую, спокойную пустоту. «Кончено», – подумал он. Он посмотрел на темную улицу за спиной – там никого не было. Потом он толкнул дверь. Хеннесси ковыляла за ним.
Внутри они обнаружили разгром. Не просто разгром – всё было намеренно разрушено. Ронану пришлось перешагнуть через микроволновку, которую бросили посреди прихожей. Картины, сброшенные со стен, валялись на лестнице, как будто их застрелили во время бегства. Ящики стола кто-то вытащил и разбил об стену. Свет везде горел.
Ронан снова обратился к себе в поисках чувств. Те еще не вернулись. Тогда он сказал Бензопиле:
– Ищи.
Птица молча снялась с места, облетела лампу и вспорхнула вверх по лестнице.
Последнее, что Мэтью сказал ему, – это что он обманщик.
Ронан закрыл входную дверь и пошел по комнатам первого этажа; Хеннесси, как не в себе, следовала за ним. Комнаты были неузнаваемы. Ронан не сразу понял, что некоторых вещей недостает – ламп, статуэток, предметов мебели. А кое-что, как микроволновка, лежало не на своих местах.
В кушетке он увидел дырки от пуль.
Он
ничего
не чувствовал
– Мэтью, – негромко позвал Ронан. – Диклан.
На первом этаже было пусто. Ронан понял, что ему не хочется идти наверх. Внутри по-прежнему царила неясная тишина, чувства отсутствовали, но, кроме того, Ронан отстраненно думал: если они лежат там, наверху, это – последняя минута, перед тем как образ их мертвых тел прибавится к остальным.
– Керау, – позвала сверху Бензопила.
«Так. Иди».
Ронан поднялся. На верху лестницы он обнаружил слова, написанные на стене, где раньше висели семейные фотографии.
ПЕРЕСТАНЬ ГРЕЗИТЬ
Цветные носки Мэтью необъяснимо валялись в центре комнаты. Изображенные на них бигли уставились на Ронана. Тот уставился на них.
Из спальни донесся шорох. Было непонятно, откуда он исходил. Но звучал он деловито.
– Ронан? – шепнула Хеннесси.
Ее голос звучал непривычно.
– Оставайся внизу, – шепотом отозвался Ронан. Он знал, что и его голос звучит незнакомо.
– Керау, – настоятельно повторила в спальне Бензопила.
Ронан рискнул.
– Диклан? Мэтью?
– Ронан! Мы тут, наверху!
Голос Мэтью и все чувства, которые Ронан не испытывал последние пять минут, нахлынули на него одновременно.
Ему пришлось на мгновение присесть возле носков и уцепиться за ковер, обычно безупречно чистый, а теперь весь в брызгах засохшей краски. «Боже, боже, боже». Это была одновременно благодарственная молитва и просьба.
– Ты прислал сюда этих чудовищ? – спросил Диклан.
Да, да, он.
Туман рассеялся; Ронан сумел выпрямиться и двинуться дальше, в спальню.
Ее наполняли солнечные псы. Их всеприсутствие не имело никакого смысла, если думать о них как о своре собак, зато имело несомненный смысл, если думать о них как об облаке дыма. Они, как газ, расширялись сообразно размерам помещения. Они обтекали Ронана, разинув жаркие пасти, пока он заглядывал во все комнаты.
– Где вы, ребята?
– Здесь, наверху, – недовольно отозвался Диклан.
Ронан поднял голову. Голос исходил из-за маленькой дверцы в потолке, которая вела на чердак.
– Какого черта вы все еще там сидите?
– Твои звери пытались убить и нас, – сообщил Мэтью; впрочем, его голос звучал довольно бодро.
Дверца чердака скрипнула. Внезапно все солнечные псы собрались у ног Ронана. Громоздясь друг на друга, они пытались выстроить пирамиду, чтобы дотянуться до потолка, и за короткое время достигли внушительных результатов.
– Эй, эй, перестаньте, – велел Ронан. – Лежать!
Но псы не слушали.
– Ронан, – предостерегающим тоном произнес Диклан.
– Подождите, подождите, – сказал Ронан, пытаясь разобраться.
Ему на память пришли слова Линденмера. Он нашел спортивную бутылку с водой, закатившуюся под кровать. «Потуши их водой», – сказал Линденмер. Бутылки явно было мало, чтобы залить всех псов, но, по крайней мере, ее хватило бы для проверки.
Однако, к удивлению Ронана, всё произошло иначе.
Он открыл бутылку.
И внезапно солнечные псы влились в нее.
Только что комната была полна ими; движущиеся призрачные тела покрывали пол. В следующую секунду бутылка потемнела, и ее содержимое закружилось, а затем вновь стало прозрачным. Единственным доказательством, что солнечные псы по-прежнему там, служил маленький темный завиток, который не растворился до конца, как капля нефти.
Ронан закрутил крышку.
– Все чисто. Хеннесси, все чисто!
С чердака спустились его братья – сначала Мэтью, затем Диклан. Потом Джордан.
Она бросилась через комнату и обняла Хеннесси так бурно, что та пошатнулась и схватилась за косяк.
– Я думала, ты погибла, – слабо произнесла Джордан.
– Они мертвы, – прошептала Хеннесси. – Они все мертвы.
Мэтью подошел к Ронану и позволил обнять себя за голову, как в детстве. Ронан крепко прижал его к себе.
– Прости, что соврал, – сказал он брату.
Диклан и Ронан посмотрели друг на друга поверх золотых кудрей Мэтью. И в этом взгляде Ронан прочел то, на что и так намекал разгромленный дом: дело скверное.
Диклан сказал:
– Если бы не твои звери, нас бы убили. Они…
Ронан потряс бутылку с водой.
– Они здесь? – уточнил Диклан.
Ронан протянул ее Мэтью, который высвободился из его объятий, сел на постель и принялся изучать содержимое.
– Держи, пацан, и не говори, что я никогда ничего тебе не дарил.
Диклан выхватил у Мэтью бутылку.
– Это же все равно что дать пистолет ребенку. Ты знаешь, на что они способны? Ты их вообще видел, прежде чем отправил сюда?
Ронан покачал головой.
Диклан крепко держал бутылку в руках.
– Я поставлю ее на полку повыше. А ты загляни за кровать.
Ронан пересек комнату и обнаружил, что между кроватью и окном валяется чья-то рука, а еще там много крови, которая, очевидно, вытекла из руки. Он повернулся, чтобы убедиться, что она не принадлежала Мэтью или Диклану. Ронан порылся в себе в поисках сожаления, но ничего не нашел. Он поискал страх, но обнаружил только огненную ярость.
– Нам надо поговорить, – сказал Диклан, с усилием отводя взгляд от Джордан и Хеннесси. – Потому что они вернутся.
75
Повидав атаку на Зета, Провидцы неизменно сдавали назад. Лок к этому привык. Встретившись с Модераторами, они горели желанием бороться за правое дело, а потом, узнав, что для этого требуется, сразу трусили. Некоторое время Лок думал, что нужно просто по возможности держать их подальше от операций, но потом понял, что это пустая трата сил. В конце концов, операции являлись им в видениях, поэтому, так или иначе, момент расплаты всегда наставал.
И Лилиана не была исключением. Лок поселился в том же отеле, что и Фарух-Лейн и Рамси; когда он увидел Лилиану с Кармен в вестибюле, то понял, что это отнюдь не человек с железными нервами. Скорее, плаксивая бесплотная вегетарианка. Люди, которые так выглядели, обычно хотели сделать мир лучше, но редко могли понять, каким образом мир сделают лучше подростки, убитые выстрелом в голову или в живот.
И потому, еще прежде чем они отправились в путь, он понял, что после возвращения понадобятся уговоры.
А когда с делом покончили, он понял, что из кожи вон вылезет, потому что голова у Лилианы была золотая.
Разумеется, получился бардак. Беллос лишился руки. Рамси получил пулю в ту же руку, в которую его пырнули распятием, поэтому, считай, тоже остался с одной рукой, но, по крайней мере, она была на месте. Николенко – с ума сойти! – укусили в шею. Неопределенное количество снов ускользнуло. Никто не мог определить, была ли среди убитых настоящая Джордан Хеннесси. Ронана Линча найти не удалось.
Но Лилиана была тут ни при чем. Она предоставила точные данные. Подробную, яркую, конкретную информацию о двух разных Зетах в двух разных местах.
Провидец, в котором они нуждались. Лок никогда не видел ничего подобного.
Он начал думать, что проблему, возможно, и в самом деле получится решить (под проблемой понимался апокалипсис).
Вот и хорошо. Он соскучился по своей собаке.
Многие люди не сочли бы занятие Лока синекурой; человек, возглавляющий подпольную (по большей части) опергруппу, не удостаивается публичных похвал и получает меньше, чем те, кто работает в частном бизнесе. Но Лок работал не ради похвал и денег, он трудился ради цели, ради репутации, ради итогового воздвижения пирамиды людей, которые знают, что он с первого раза сделает все как надо. Он полагал, что в конце концов – если мир будет спасен – он обменяет этот запас на неопределенные развлечения и награды.
Лок подошел к Фарух-Лейн в баре отеля.
– Как она там?
– Хочет уйти, – прошипела Фарух-Лейн.
Лок никогда еще не видел ее в таком гневе. Это выглядело так же неуместно, как горе после смерти брата. Хотелось чем-нибудь закрыть лицо Фарух-Лейн и подождать, пока к ней не вернется чувство собственного достоинства.
– Догадываешься, почему? Возьми Рамси на поводок или хотя бы вели ему молчать.
– Думаешь, если мы заменим Рамси, этого хватит, чтобы она передумала?
– Этого, возможно, не хватит, чтобы передумала я, – сказала Фарух-Лейн.
Лок взглянул на нее. Он ничего не сказал, но его взгляд был красноречив. Он намекал: запомни этот разговор. Он намекал: запомни, мы не до конца уверены, что ты понятия не имела о преступлениях своего брата. Он намекал: запомни, мы всегда можем начать длинное и неприятное публичное расследование, чтобы выяснить, не замешана ли в них ты. Он намекал: ты останешься. Он намекал: и, кстати, мы тут спасаем мир – неужели ты откажешься?
Фарух-Лейн отвела глаза. Она сказала:
– Пожалуй, понадобится нечто большее.
Лок спросил:
– В каком она номере?
– Двести пятнадцать. Пока что.
– Иди спать, Кармен, – сказал Лок. – Нам нужно, чтобы твой удивительный разум сохранял остроту. Ты на этой неделе очень хорошо поработала.
Он поднялся на лифте на второй этаж и пошел по коридору. Лилиану поселили в люксе – но Лок знал, что, тем не менее, если она еще не научилась обращать видения внутрь, погибнут постояльцы как минимум из десяти соседних номеров. Господи, он даже не представлял, как хороши могут оказаться ее видения, если она научится направлять их внутрь. Проблема завершится, не начавшись. У Зетов не будет шанса.
Лок постучал в дверь. Два раза, властно. Первый раз гласил: открой. Второй раз гласил: дверь.
Лилиана открыла.
– Можно войти? – спросил Лок.
Нос и глаза у нее покраснели от слез. Она впустила его.
Он сел на край кушетки и похлопал по ней, предлагая Лилиане уравновесить противоположный край. Она повиновалась.
– Я понимаю, что сегодня вам было очень неприятно, – сказал Лок, – потому что это и БЫЛО очень неприятно.
Он давно понял, что нет смысла ходить вокруг да около. Нет смысла замазывать неприятную правду – она уже была запечатлена в их мозгу.
– Не стану говорить вам, зачем мы это делаем, потому что вы и сами всё понимаете. Это неприятная задача, в которой мы просто не можем обойтись без вас.
Следующим шагом было напомнить Провидцу о том, почему он вообще согласился помогать.
– Я не буду спорить, если вы решите нас покинуть. Но я попрошу вас помочь нам найти другого Провидца, который займет ваше место, прежде чем вы уйдете.
Лок знал: важно показать Провидцу, что он не в плену. Загнанные в угол существа совершают отчаянные поступки, поэтому стоит напомнить им, что окно открыто, даже если они не смогут вылететь на свободу, не почувствовав себя полным дерьмом.
– Но если вы таки останетесь с нами, обещаю, мы постараемся, чтобы ваши усилия окупились.
Наконец, Лок знал: важно в первые несколько минут разговора с новым Провидцем выяснить, чего он хочет больше всего на свете, и понять, в твоих ли силах предложить ему это. Люди обычно незамысловаты. Секс, оружие, деньги и так далее.
Лок посмотрел на плачущую рыжеволосую девушку, и прочитал ее жесты, и угадал, чего она хотела.
– Если вы останетесь с нами, вот что мы сделаем – заберем вас из этого отеля, отвезем в съемный домик, где вы сможете жить в перерывах между поездками, а в каждом новом месте ненадолго будем снимать жилье, чтобы вы чувствовали себя спокойно. С вами будет Модератор, чтобы доставать все необходимое из еды и одежды.
Он угадал, что этому Провидцу нужна стабильность. Место, где можно жить, не боясь, что невинные люди разлетятся на кусочки. Место, где не придется каждый вечер упаковывать зубную щетку. Вещей, впрочем, у Лилианы не было. Вероятно, ей понадобился бы и он, но Лок решил не торопиться.
Лилиана опустила ресницы, такие же рыжие, как волосы на голове. Она была просто очаровательна, но в такой преувеличенной мере, что Лок понял: очевидно, в этом отражался ее дар. Все Провидцы обладали какой-нибудь странной чертой, которая необычными способами воздействовала на настоящее. Красота, очевидно, была фишкой Лилианы.
Она размышляла.
Лилиана прикусила губу, а затем решилась.
– А Фарух-Лейн может остаться со мной?
76
И мир распался.
Мир распался, и Диклан сомневался, что мог это как-то предотвратить. Он не знал, почему к нему в дом вломились – то ли потому что он не был достаточно осторожен, то ли потому что привлек к себе внимание, то ли потому что позвонил по бостонскому номеру насчет «Темной леди», то ли потому что заинтересовался Боудиккой. Или вообще ни по одной из перечисленных причин.
Он просто знал, что мир рухнул, и все его братья в опасности.
ПЕРЕСТАНЬ ГРЕЗИТЬ
Они сидели в кафе «Шенандоа». Оно находилось на некотором расстоянии от дома Диклана (важный фактор), было общественным местом (очень важный фактор) и работало круглосуточно по выходным (очень, ОЧЕНЬ важный фактор).
Они почти не разговаривали. Наверно, надо было поговорить, но после первоначального обмена новостями все замолчали. Хеннесси положила голову на плечо Джордан – вид у нее был измученный, обессиленный и несчастный; она радовалась, что плечо Джордан здесь и к нему можно прислониться. Джордан рассматривала какие-то безделушки на стене. Не сонно – скорее, загнанно. Мэтью смотрел на Джордан, но почему бы и нет? Первый живой сон, который он увидел с тех пор, как узнал правду о себе. Ронан сжимал и разжимал кулак на столе, глядя сквозь входную дверь на обе машины, стоявшие на парковке. Он продолжал смотреть на телефон – там было сообщение Адаму, оставшееся без ответа. Диклан тоже ждал реакции телефона. Он диктовал Мэтью эсэмэски и письма по пути сюда, звонил и оставлял голосовые сообщения, связываясь со всеми, кто мог знать об охотниках за сновидцами в округе Колумбия.
Их официантка, Венди, поставила на стол огромное блюдо.